Призраки. Наследие разведчика

Запах воска, кожи и власти в штабном шатре генерала фон Герцога сменился другим — запахом старой древесины, сырой земли и сквозняка. Нам выделили не барак, а полуразрушенную, заброшенную каменную сторожку на самом краю лагеря, у самой стены частокола.

– Логово Призраков, — мрачно оглядев покосившиеся стропила и заложенные досками окна, проворчал Коршун. Но в этом был свой смысл. Мы были отделены. Не в лучшую, но и не в худшую сторону. Мы были вне общей иерархии. И это нужно было принять.

Официального приказа о моем повышении не последовало. Ни капитанских, ни даже сержантских нашивок. Вместо этого ко мне явился бесстрастный лейтенант-адъютант и вручил лаконичный, отпечатанный на плотной бумаге документ за печатью генерала. В нем значилось: «Рядовому Лирэну. Временному командующему оперативной группой специального назначения («Призраки»). Предоставляются полномочия по формированию, обучению и оперативному планированию в рамках выделенных задач. Подотчетен непосредственно генералу фон Герцогу. Материальное и кадровое обеспечение — по отдельному регламенту.»

«Временный командующий». Звучало как оксюморон, как насмешка и как вызов одновременно. Ни звания, ни полноты власти над ресурсами — только вся полнота ответственности. И право отобрать людей. И генерал дал понять — это право не обсуждается. Но и это можно было использовать в пользу новому отряду и мне, как их командиру.

Первым делом я собрал тех, кто уже был со мной. Не в сторожке, а в лесу, в полукилометре от лагеря, на заброшенной лесосеке, где пни были покрыты мхом, а молодые сосны уже тянулись к небу. Мы стояли крутом: я, Коршун, Сова, Рогар, Крот. И Тень, который, как всегда, устроился поодаль, сливаясь с узором света и тени под деревьями, но его присутствие ощущалось всеми.

— Генерал дал нам имя, — начал я без преамбул. Голос звучал ровно, без пафоса. — «Призраки». И задачу — быть его глазами, ушами и кинжалом там, где армия бессильна. Но мундиры, звания и устав — это клеймо. Оно видно. Оно пахнет системой. Призрак не может пахнуть. Он не может иметь звания, потому что звание — это место в строю. А наш строй — это хаос для врага и абсолютный порядок для нас.

Я посмотрел на каждого.

— Поэтому мой первый приказ по отряду. Единственный, который касается всех и всегда. Забудьте про звания. Выкиньте их из головы. Здесь, в нашем кругу, в наших операциях, их больше нет. Здесь есть я — Командир. Один. Не потому что я лучше или умнее. Потому что кто-то должен принимать финальное решение и нести за него ответ перед генералом. И есть вы. Вы — не сержанты, не рядовые. Вы — Призраки. Ваше имя — ваш навык. Ваша ценность — не в том, сколько лет вы прослужили или сколько врагов убили в честном бою. Ваша ценность — в умении быть невидимым, непредсказуемым и абсолютно эффективным в рамках поставленной задачи. Вы — инструменты особого рода. И я намерен собрать из нас не отряд, а набор таких инструментов, идеально подходящих друг к другу.

Коршун слушал, его единственный глаз был прищурен, лицо непроницаемо. Но я видел, как дрогнул угол его рта. Для него, старого служаки, живущего уставом и субординацией, это была ересь. Но он уже видел эффективность этой ереси. Он был достаточно умен, чтобы понять: в той войне, которую нам теперь предстояло вести, старые правила — смертный приговор.

— Коршун, — обратился я к нему. — Ты — мой заместитель. Но не по званию. По функции. Твоя задача — быть связующим звеном с обычными частями, с интендантами, с тыловиками. Ты говоришь на их языке. Ты знаешь, как выбить лишний паек, как «потерять» ненужную бумажку, как получить информацию из солдатской байки. Ты — наш тыл и наша легальная маска в лагере.

Старый сержант медленно кивнул. «Функция». Ему было понятно это слово.

— Понял, Командир, — произнес он, впервые обращаясь ко мне не по имени и не как к мальчишке. Это было первое признание моего статуса. Сухое, холодное, но признание.

— Сова, — мой взгляд перешел на худощавую фигуру с прозрачными глазами. — Ты — наши Глаза и Уши. И наша игла дальнего укола. Твоя функция — информация и дистанционное устранение ключевых целей. Тебе не придется ходить в разведку в одиночку. Ты будешь учить других видеть то, что видишь ты. И учиться у них тому, чего не умеешь сам.

Сова кивнул, коротко и четко, как всегда.

— Рогар, — силач нахмурился, ожидая. — Ты — наша Сила. Но не тупая мощь. Ты — таран, кувалда, опора. Твоя функция — силовое обеспечение операций там, где хитрость бессильна. Проломить стену, вынести раненого, в рукопашной сметать заслон. И ты будешь нашим инструктором по выживанию.

Рогар хмыкнул, но в его глазах мелькнуло удовлетворение. Его ценность была признана и названа.

— Крот, — следопыт, казалось, и вовсе растворился, пока я говорил с другими. — Ты— тихая смерть под ногами и громкая — в нужный момент. Ловушки, диверсии на коммуникациях. Ты знаешь землю, как свою ладонь. И ты будешь учить нас ее читать. А еще — скрытному передвижению. Ты невидимка от бога. Сделай такими же нас.

Крот лишь моргнул, что было высшей степенью согласия.

— Это ядро, — заключил я. — Но нас мало. Нам нужны другие «инструменты». Генерал дал право отобрать до десяти человек из других подразделений. И мы воспользуемся предложением. Будем отбирать не самых храбрых. Не самых сильных. Самых… странных. Не вписывающихся. Ярких индивидуалистов, одиночек, тех, кого командиры с радостью сплавили бы куда подальше. Мы заберем их. И сделаем из них наше главное оружие.

В течение следующих трех дней я, с одобрения генерала и при поддержке Коршуна, устроил не набор, а скорее, странное турне по лагерю. Мы не искали героев. Мы искали аномалии.

Первой «находкой» стал паренек из обозной службы по кличке Элвин. Худой, жилистый, с вечно бегающим взглядом, он слыл воришкой и непутевым. Но Коршун, покопавшись, выяснил: Элвин мог пробраться куда угодно, его не замечали сторожа, собаки на него не лаяли. Он был не вором, а природным мастером скрытного проникновения. Его функция определилась сразу: курьер-следопыт. Быстрая, незаметная доставка сообщений, проникновение в занятые населенные пункты под видом беженца или юродивого.

Вторым стал молчаливый гигант по имени Бордюр из тылового взвода. Он был невероятно силен, но медлителен и, как считали, туповат. Однако он мог часами, с фантастическим терпением и аккуратностью, разбирать или собирать любую хитрую механическую ловушку, видеть тончайшие различия в натяжении тетивы или проволоки. Его руками можно было ювелирно работать с взрывчаткой. Мы взяли его в пару к Кроту.

Третьей — и самой неожиданной — оказалась девушка. Не солдат, а цирюльница и травница, прикомандированная к лазарету. Звали ее Ильма. Молодая, с острым, умным лицом и спокойными серыми глазами. Она не была воином. Но она знала анатомию лучше любого лекаря, разбиралась в ядах и противоядиях, могла по запаху и виду определить болезнь или отравление. А еще она умела молчать и наблюдать. В ее палатке, как выяснилось, был негласный «штаб» лагерных сплетен — она все знала, но ничего не рассказывала. Ее функция: медик-аналитик. Наш диагност и специалист по «тихим» методам воздействия.

Была конечно опасность нахождения в отряде женщины, но Ильма прекрасно справлялась с особо напористыми и наглыми, своими методами. После таких воздействий, можно было и пятую точку в отхожем месте оставить. Никто не рисковал.

Четвертым стал отчаянный кавалерист по прозвищу Ястреб, чье лихое поведение и постоянные конфликты с начальством уже стоили ему возможности служить в коннице. Но он был гениальным наездником и знал лошадей как никто. В мире, где скорость и мобильность решали все, такой человек был нужен. Его функция: разведка и диверсии на быстром ходу. Он научится действовать не только в седле.

Пятого, и последнего на этот этап, мы нашли практически в карцере. Его звали Финн, бывший монастырский послушник, обвиненный в ереси и сбежавший в армию. Он был грамотен, знал несколько языков, включая старый имперский и наречие горных кланов Фалькенхара. И обладал феноменальной, почти магической памятью. Он мог, пробежав глазами по документу, воспроизвести его слово в слово через неделю. Его функция: переводчик и «Живой архив». Наша память и наш ключ к шифрам и документам. К тому же, на его счет у меня были свои планы. Читать и писать я хоть и научился, но очень слабо. Мне нужны были более глубокие знания. Я планировал использовать Финна для продолжения своего обучения, а заодно и всего отряда.

Когда эта разношерстная компания собралась в нашей сторожке в первый раз, напряжение висело в воздухе почти осязаемо. Элвин ерзал, оглядываясь на дверь. Бордюр сидел, уставившись в пол, его огромные руки сложены на коленях. Ильма стояла у стены, спокойная и наблюдательная. Ястреб с вызовом смотрел на меня и на Коршуна. Финн, бледный и испуганный, старался быть как можно меньше.

Я встал перед ними.

— Вас собрали не для того, чтобы сделать солдатами. Вы ими, скорее всего, никогда и не были. Вас собрали потому, что у каждого из вас есть дар. Дар, который в обычной армии — проклятие. Он мешает в строю, он раздражает начальство, он делает вас изгоями. Здесь, среди «Призраков», этот дар станет вашей силой. Вашим оружием. Вашим спасением и спасением тех, кто рядом с вами.

Я обвел их взглядом.

— Здесь нет устава в привычном смысле. Но есть правила. Первое: беспрекословное подчинение в операции. Второе: абсолютная лояльность своему напарнику и отряду. Вы предадите своего — вас не будет. Третье: умение учиться. Вы будете учиться друг у друга. Сова будет учить Элвина скрытности, Рогар — Бордюра рукопашному бою, Крот — всех нас не оставлять следов, Ильма — основам выживания и медицины, Ястреб — верховой езде и стрельбе на скаку, Финн — языкам и памяти. Я и Коршун будем учить вас думать, как Призрак. Видеть не отдельную цель, а систему. И знать, где нажать, чтобы она рассыпалась.

Я сделал паузу.

— Четвертое, и самое главное. За стенами этой сторожки вы — никто. Вы — призраки. Ваши старые имена, звания, прошлое — мертвы. Здесь вы живы только своей функцией. Понятно?

В ответ было молчание. Их можно было понять. Вчерашний мальчишка, который только переступил порог взросления, стоит и распинается, как заправский вояка. Я бы тоже сомневался. Но, судя по блужданию мыслей на лицах новобранцев, они уже кое-что слышали обо мне.

Потом Бордюр медленно поднял голову и кивнул. За ним — Ильма. Потом — Финн. Элви перестал ерзать, его взгляд стал сосредоточенным. Ястреб перестал скалить зубы, в его глазах вспыхнул азарт.

— Отлично, — сказал я. — Сегодня начинается ваша новая жизнь. И первое, что вы сделаете — забудете, как спать на мягком. Коршун, твое слово.

Сержант шагнул вперед, и его хриплый голос заполнил помещение распорядком на ближайшие три дня: проверка снаряжения, физические тесты, начало кросс-тренировок. Началась ковка новых солдат - Призраков.

А я, оставшись один у щели в стене, слушал, как за перегородкой Рогар начинает объяснять Бордюру основы захватов, а Сова тихо говорит что-то Элвину про углы обзора часовых. На моих плечах лежало бремя. Не погон, которых не было. Бремя доверия генерала. Бремя жизней этих странных, сломанных, но невероятно талантливых людей. Бремя создания оружия, которого этот мир еще не видел.

И где-то снаружи, на крыше сторожки, пригретый последними лучами солнца, лежал Тень. Наш немой страж, наш первый и самый верный «Призрак».