Про черного кота

Вика считала себя современным художником. Проучившись четыре года в «Академии ваяния и зодчества» среди мольбертов и пошарпанных стен, коридоров с копиями античных скульптур, отливающих почему-то лиловатым светом вместо мраморного, она бросила учебу, увлеклась концептуализмом и авангардом, и изобрела собственное направление — «Атматизм», стала тусить с современными художниками, которые выставлялись в подвале старого полуразвалившегося дома эпохи конструктивизма, где на стенах зимой висели огромные сосульки, а внутри коридоров витал запах общежития.

Академики, учившие ее прежде живописи, хватались за головы, новые друзья (часть которых была просто-напросто старыми друзьями) относились настороженно… Работ ее никто не понимал. Ни критики, ни коллеги, правда, на выставки кое-что брали.

То она приклеивала мертвого воробья к холсту и рисовала вокруг квадратики с овалами, то собирала сухие цветы, украшая ими лошадиный череп. Ей казалось, она делает современные яркие и оригинальные вещи, но отклик был совсем слабый.

— Ты идешь по старому пути!!! — говорили одни, — попробуй что-то иное.

— Бред какой-то! — говорили другие, — зачем этот полуавангард-полунепонятно что! Это уже 100 лет назад устарело! У тебя замечательные способности живописца, что-то бы ближе к традиционным формам выражения ты бы делала!!! Китайская живопись сейчас ого-го! Посмотри!

Все ей советовали работать как-то иначе. Но иначе она не могла. Не могла и зарабатывать на искусстве. Ей было интересно делать так, как она делала, и все остальное не приносило ей чувства удовлетворения. Она проводила выставки, но на них почти никто не приходил. Делала накрутку в соцсетях и писала длинные душераздирающие посты, но все равно никто не смотрел. Количество комментариев и лайков было минимальным.

И хотя многие отмечали явный талант или «способности», но большого отклика не было.

Личных отношений у нее тоже не было. Она считала, что человека надо принимать целиком. Он должен понимать тебя полностью, а не частично (со всеми твоими шизофрениями, заебами и ковыряниями в носу).

То есть, если ей, например, захотелось, вдруг, поговорить про черного кота из фильма «Москин токкинс», то надо поддержать тему.

А если о проклятой 9 симфонии Баха — тоже поддержать.

А если ей захотелось ночью выйти и пойти искать дешевое кафе с гамбургерами и апельсиновым соком — надо пойти вместе.

Взамен она готова была на подобные же поступки.

А раз таковых не находилось (кавалеры были либо ленивы, либо туповаты, либо и то и другое, и при общении с Викой начинали через некоторое время крутить пальцем у виска и сливаться…) — то и ладно, наплевать, лучше жить одной.

После работы она приходила домой и до ночи проектировала свои работы, потом засыпала с включенным на столе компом.

Однажды она проснулась от неожиданно муторного беспокойного сна — ей снился некто высокий и черный, в шляпе, некто медленно и неостановимо приближался из тумана и делал это нелепо и поэтапно: рука нога корпус, рука нога корпус, мелькнувший край пальто, ладонь улыбка — он и двигался в мерцающем фиолетовом облаке и расплывчато, и оставался на месте.

А потом этот кто-то внезапно цепко схватил ее за запястье, которое она из-за странного паралича не смогла отдернуть — тут-то она и проснулась — и действительно посмотрела на правую руку, на которой будто краснело пятно от захвата (видимо, отлежала), — потом поднялась и взглянула на шумящий комп — и увидела недавно оставленное сообщение. Кто-то написал ей в ВК часов в пять утра, буквально полчаса назад.

— Дорогая Вика, — писал неизвестный, а Вика читала это сквозь мутную пленку не проснувшихся глаз, — мне очень понравились ваши работы. Я был на всех двадцати ваших выставках, точнее, на 19ти! На одну не успел, потому что болел. Они восхитительны!! Я бы хотел приобрести ваши работы. Но не знаю, сколько они стоят и продаются ли. Может быть, мы встретимся и обсудим это?

Сердце Вики забилось сильнее. Она поднялась не дочитав, зашла в ванную, открыла кран и умылась холодной водой. Потом еще раз умылась. Вода струилась по лбу и щекам, шумно ударяясь о белое внизу. Вика закрыла кран. Потом тщательно вытерлась колким полотенцем, открыла дверь ванной, чтобы выйти, но не перешагнула порог, а так и осталась стоять, замерев, потом тряхнула головой, вернулась к крану, открыла его снова и умылась еще раз. «Ничего себе!» — подумала она. Неужели у меня прошло уже 20 выставок? М-да! И все 20 — ни одного положительного отклика. Так, вялые похлопывания-одобрения (как шлепки друг о друга сонных ладоней) от ближайших друзей и знакомых.

А тут… Может быть, он сумасшедший или маньяк? Она вернулась за комп, кликнула мышкой, зашла на аккаунт писавшего, но там не было фото в аватарке — пустой квадратик, а в ленте только какие-то скучные посты с репостами афоризмов или кадры разных фильмов, современных и не очень.

Ничего нельзя было сказать определенно о человеке, ведущем такой аккаунт, кроме того, что он не очень заморачивается тем, чтобы вести аккаунт. Имя — Алексей Федорович.

Вика немного подумала. Шутка. Розыгрыш? И какую цену назначить за работы, сколько у этого человека денег? Сколько он может потратить, 10 000? 1000? 200 тысяч?

Вика не особо разбиралась в продажах, но знала, что цена зависит только от того, сколько у человека денег.

Скажешь ему 20, а он может потратить только пять, и облом. Скажешь пять — а он готов был выложить 50. Потеряет уважение и тоже сольется.

Некоторые из ее знакомых художников продавали работы и по 100 000 р. и больше. Для Вики эти цифры казались астрономическими.

Или вообще подарить? Вика работала секретарем в фирме. З/п ее в принципе устраивала. А клиент ведь разовый. Подарить — даже интереснее.

— Спасибо! — стала писать она сообщение. — А можно узнать, кто вы и чем занимаетесь? Вас так и зовут Алексей Федорович?

Несколько секунд она смотрела на то, что написала, потом на три мигавшие точки, означавшие, что кто-то по ту сторону сети нажимает на клавиши.

— Да, — написали в ответ, — так и зовут. Приходите сегодня. Кафе «Третья труба» в два часа дня.

Написав это, неизвестный свалил из онлайна и больше не появился. Может, лег спать, или еще что.

«Странный, — подумала она, — даже не спросил, могу ли я в это время».

В три часа она зашла в кафе, за столиками никого не было, кроме парочки целующихся подростков в одном углу и мужчины в возрасте, в сером костюме, в другом.

— Вика!!! — помахал мужчина. — Идите сюда!!! Я вас сразу узнал!!

Это был старик, лет 55–60.

— Ваще пипец, подумала Вика, ну вот… А…

— Алексей Федорович? — сказала она. — Гм… очень любопытно…

— Да, — закивал мужчина, — садитесь сюда! — Подвигаясь и показывая на стул

— Пожалуйста, закажите себе что-нибудь, не стесняйтесь! — Он сунул ей красненькое меню.

— Вы не представляете, как я рад вас видеть!!! Я, знаете, представлял, какая вы в жизни. Ну, конечно, видел на фото, но ведь в жизни все совсем другое, иногда хуже, чем на фото, а вы гораздо интереснее, такая волшебная!!!

Вика испытывала какую-то смесь испуга шока неловкости и интереса. Первым желанием было уйти, но она решила остаться и успокоиться. Потом ей стало даже любопытно.

Он говорил, выглядел и двигался несколько старомодно, как старый патефон из музея, но было в этом что-то необычайно галантное. Он явно к ней подкатывал, и Вика не знала, что делать и как на это реагировать. Мужчины редко к ней приставали, чаще она слышала рассказы подруг, и тогда их откровения казались ей ужасно смешными, но сейчас ей хотелось то ли убежать, то ли закричать.

Она механически открыла меню. Ткнула пальцем в два-три блюда. Есть не хотелось. Пропало настроение.

Они сделали заказ. Старик взял стакан с трубкой и тянул сок со свистом.

— Я бы хотел купить коня с черепом, — сказал он, сделав затяг. — Как она называется, эта работа?

— Х5.

— А почему Х5?

— Потому что Х5.

— Понимаю, — сказал старик

— Вот здесь 15 тыс., — он достал аккуратный белый конверт и передал ей.

— «Время вперед», — сказала Вика.

— Что?

— Другой вариант названия «Время вперед».

— А, — сказал старик, — да-да, конечно.

Можно было вставать и уходить, Вика повернулась, высматривая официанта, чтобы расплатиться за свою часть обеда, и тут в бок ее что-то кольнуло и перехватило дыхание, и все, что было вокруг — белые столики, темная стойка вдали, голос, два подростка, голос Алексея Федоровича, неудобная поза, деньги, картины, лошадиные черепа, сложились в какую-то странную мозаику, которая разлетелась на куски и опять собралась, но уже иначе, и ей показалось, что она уже видела все это, и встречала этого человека, может, когда-то давно, или недавно, может, он правда был на одной ее выставке и примелькался, а может, шел за ней следом. Или они в автобусе сталкивались.

— Поговорим? — спросил старик, — если вы не спешите.

— Поговорим, — сказала Вика, в конце концов, день был свободен, ее никто не ждал.

Они помолчали.

— Вика, мне очень, понравились ваши работы, — снова сказал он.

— Старый пердун ты, — подумала Вика. — Даже сказать тебе нечего! — Ей захотелось ткнуть в него вилкой.

Во сне ей виделся молодой джентльмен в темном плаще. Впрочем, она уже не была уверена в своих фантазиях. Почему молодой, разве они пишут имя отчество и не выкладывают фото в пабликах?

— Расскажите, как вы их создаете? — вдруг нашелся Алексей Федорович.

— Ну, знаете… — Вика наморщила лоб, как будто давала интервью перед камерой модному каналу. Сотни раз она представляла, что ее так спросят, и формулировала будущий ответ, но время шло, ее так никто и не спросил, кроме старика в старом пиджаке, и вот теперь она поняла, что слова разбегаются как тараканы и ей даже сказать нечего.

— Ну, — сказала она, — сперва приходит образ, и это как молния, а потом остается только это сделать. Я, как правило, ничего не меняю, все приходит целиком — образ, картинка. И все, что остается, только это воплотить. Мои коллеги говорят, что так нельзя, что должен быть некий поиск, улучшение, апгрейд, проработка различных вариантов, но я не согласна…

Она осеклась. Она схватила сок и стала пить через трубочку... получилось как-то резко.

Скомкано.

Старик молчал, склонив голову

— Ну и правильно, — сказал он.

— Я с этим согласен.

— У вас очень красивая ладонь, — сказал он.

Он двинул руку вперед. Сейчас он меня коснется! — подумала Вика. Она напряглась, как будто давно этого ожидала и боялась.

Ну вот, началось, подумал она.

Однако он лишь убрал какую-то крошку со стола.

И снова заговорил с ней.

Вика с удивлением обнаружила, что ей с ним приятно. Он был странным, своеобразным, но не противным, и пахло от него как-то нормально, легким тонким одеколоном. Не как от других стариков — чем-то затхлым и давно прошедшим.

Надо сказать, Вика резко чувствовала пошлость, с некоторыми даже сидеть рядом не могла. Это именно поэтому ей было сложно с людьми. Пошлость покрывала почти всех ее знакомых.

Что-то было не так с людьми; они и жили, и одновременно нет. Лгали себе и друг другу. Думали одно, говорили третье, мечтали о десятом. Это было и в детях, и в собаководах, в шоферах на красивых авто, и в супружеских парах, подростках, в стареньких дамочках с сумочками. Вика, возможно, и картины-то делала не из любви к искусству, а потому что они восстанавливали изначально правильный прядок вещей. Без пошлости. Простой и настоящий.

Алексей кашлянул и сказал:

— Я написал стихотворение. Вы меня вдохновили. Позвольте, прочту. Он еще прокашлялся.

Потом достал большую клетчатую тетрадь раскрыл и стал читать.

Я познакомился с чудесным

и мой ребенок плакал…

как будто слышал песни…

и т. д.

Стихи были так себе. Смесь Бальмонта и Брюсова, насколько Вика могла судить вообще о стихах, и все было так себе. Но кафе было неплохо и деньги у него были.

— Так себе… — сказала Вика, — если честно, но некоторые моменты хороши, рифма в паре мест удачная.

Принеси бутылку вина и два бокала. Старик плеснул себе, отпил и сказал.

— Все думаю о ваших работах.

— Вот этот череп, например, с кусками полыни. Это же трагизм и одновременно восторг бытия… А шкура кошки вместе с ромашками — это же метафора нашего постиндустриального существования, когда мы перестаем видеть живое в объектах и все мертвеет. Художники копировали природу, потом они пытались оживить мертвое — машины, заводы, персонифицировать, очеловечить, а теперь мертвая природа пытается имитировать нас, и это… это… тут бы мне не хотелось цитировать Фуко, но до этого он, кажется, даже не додумался, потому что жил в другую эпоху.

— Хорошо говорит, — подумала Вика, удивившись.

— А вы кто по образованию? — спросила Вика.

— Я — электрик.

— Гм… — сказала Вика.

— Ну да… люблю технику, электричество, но читать об искусстве тоже люблю, у меня большая библиотека, репродукций много. Авангард, модернизм, по -арт. Особо не понимаю, если честно, но изучать люблю.

Может, еще что-нибудь купит, подумала Вика, раз уж пошло на то. Надо и правда сделать каталог, а то из телефона не всегда удобно показывать, как-то по-плебейски получается.

Они пошли гулять.

Электрик стал рассказывать о работе.

— А вообще я раньше работал в НИИ. Изобретал разные шутки, некоторые до сих пор используются в военной технике, однако мои взгляды начальству казались слишком абсурдными, невоплотимыми тогда (сейчас до них додумались, через двадцать лет), и я ушел на пенсию, сейчас вот по совместительству.

Они шли по улице. Вике было не очень комфортно, что она идет с ним, она прикрывала лицо. вдруг кто увидит. Кое-кто, похоже, действительно увидел.

— Знаете, первое свое изобретение я совершил в 12 лет, мы с пацанами стащили кучу полуиспорченной техники, моторы всякие старые, и сконструировали летательный аппарат. Мой отец тоже был инженером… И он почти полетел…

— Что значит почти? — спросила Вика.

— Ну, подлетел на два метра, а потом спикировал, я ушиб колено, а мой друг сломал ногу. После этого я немного испугался, но не надолго, в четырнадцать была изобретена-собрана молотилка, потом кофеварка, потом… тут уже обходились без жертв. Бомба для фейерверка… еще было.

Вика слушала вполуха, не все понимая и не зная терминов, однако человек был увлеченный, и это само по себе завораживало.

Они прошли несколько улиц и зашли в еще одно кафе. Потом зашли в еще одно.

Старик хотел ей показать какой-то любопытный музей, но тот оказался закрыт.

— Да-да, я был женат, — сказал он, хотя Вика его не спрашивала ни о чем таком. Но он говорил так, будто она спросила. — Сейчас разведен. У меня пятеро детей. Все они постоянно названивают. Но все уже, если честно, надоели.

— Я, знаете, все пытался найти человека, с которым можно делать что- то интересное, например, забраться на крышу дома, или бродить весь день по ночному городу.

— Или поговорить про черного кота, — сказала Вика.

— Что-что?— спросил он. — Да-да, про черного кота.

— Ну что, — сказал, — тут все кафе закрыты, можно еще посидеть у меня какое-то время. Заодно покажу вам изобретения и посоветуете, куда можно было бы в квартире повесить вашу работу. И возможно какие-то другие работы, которые я чуть позже захочу купить. Я вот в дизайне не разбираюсь совсем.

Вика думала несколько секунд. Ну не изнасилует же он меня, — решила она. А потом ей стало любопытно.

Они поднялись к нему. Это была большая квартира с длинным коридором и множеством комнат, но повсюду здесь лежали разные части механизмов. Инструменты, подшипники, Части шпал. Какие-то моторы механизмы шестеренки и много-много всего еще, названия чего Вика и не знала.

Боже мой!!! — подумала она, — у него не все в порядке с головой. У него дома как у концептуального художника. А я считала, это я ненормальная!!! Она вспомнила одного скульптора, который собирал фигуры животных из таких вот старых и ржавых механизмов и обломков металлолома.

Но безумие нового знакомого, кажется, простиралось куда дальше

— Я, видите, еще слесарь, — и любитель-механик. Очень люблю чинить и проектировать. Несколько моих изобретений были использованы в министерстве трамвайных путей. Я часто им туда пишу, предлагаю нововведения разные, технические решения. Предлагал ведь сделать так, чтобы трамвай не скрипел при развороте, и уменьшить трение об рельсы, чем понизить изнашиваемость колес, это можно было сделать за счет вот такого механизма…

Он подвел ее к столу, на котором было много разных колесиков длинных железок, подшипников. Вика, чуть подумав, поняла, что это сильно уменьшенная и искаженная схема колесного транспорта.

Вика пришла в восторг!

Да он гений!! — подумала Вика.

Алексей повел ее дальше, показывая чертежи, схемы и разные аппараты. Они лежали на полу, шкафах, стульях, диване, были прислонены к стене, маленькие и большие. И вместе с тем выглядели почему-то не анархично, а гармонично.

— Ну как вам?

— Потрясающе! — сказала Вика.

Тут он ее и поцеловал.