А эта история родилась под вдохновением ДнД и песни, что я поставил иллюстрацией.
Святая Инквизиция имеет невероятно скверную репутацию, где-то на уровне с ЦРУ и Гестапо, может, даже на йоту хуже. А на деле во времена работы дознавателей в сутанах большинство преступников старались попасть именно в руки святых отцов, а не к светским властям. Шанс выжить был повыше, да и расследование вели по закону, а не по понятиям. Впрочем, наверняка родственники жертв торквемад остались недовольны и рассказывали за церковной суд всякое.
Это была присказка, а вот и сказка.
Сидел я как-то и цедил бурый эль, трактирщик был удивлён ведь не часто я тут бываю, но накрыл мне в углу зала. И тут подсаживается за стол выпивоха. Дай монетку опохмелиться старому солдату, что потерял ногу, защищая родину. А я и отвечаю: «Раздача денег без работы — это против воли господа нашего Вараввы-карающего». А инвалид решил тогда историей за пиво расплатиться.
Дело было ещё год назад, при Генрихе Первом Боклере [что значит образованный]. В славном городе Колчестере жил человек по имени Дунстан [а это получается тёмный камень] Блу [и это в те времена переводилось - чёрный], и был он местным палачом. В полном соответствии с именами личным и родовым был он мрачным и нелюдимым, ни пивка в пабе с фриманами [в дискурсе английской истории просто горожане, Дюна тут ни при чём] выпить, ни мяч попинать, ни к гулящим бабам в рагу [а так называли бордель] сходить. Да и жены у него не было. Даже слухи блуждали о мастере Блу, мол, как-то, когда он пытал особо опасную ведьму, умудрилась чернокнижница вырваться и отгрызть Дунстану его мужской уд, другие судачили, что и вовсе палач — содомит. Но в лицо ему, конечно, никто такого не говорил, кто же посмеет ссориться с шестифутовой каланчой [в те времена средний рост мужчин был около 165 см].
И хоть характер палача был мерзкий, работу свою он знал на отлично. Надо допросить злодея, но чтоб в ад не сбежал раньше времени? Это можно. Потребно наказать негодяя да страх другим внушить, пусть неповадно будет королевские законы нарушать? Тоже умеем. Желательно предать быстрой смерти? Практикуем, человек вовсе не почувствует, как с душой распрощается.
Говорят, даже Святая Церковь его нанимала для какого-то важного ритуала, привезли, мол, в аббатство святого Иоана, что известен своими переписчиками, женщин, вроде как монахинь, да все немые, и, мол, целый год ходил Дунстан в этот монастырь. Какую только глупость не болтают на рынках. Зачем женщинам быть в мужском монастыре, а главное, для чего? Монахи целибат держат, а палач городской и вовсе, скорее всего, скотоложец. Есть же у него сука [самка собаки], а жены нет.
И смел был палач. Когда поймали разбойников из банды Херварда Уэйка, что называл себя Малиновый Капюшон [в реале Робин Гуд жил в другие времена, но это же сказка], принёс нищий Дунстану бумагу, где грозили Блу смертью лютой, если не откажется головорезов вешать, не испугался палач, свершил правосудие.
И чаще всего защищал он закон при помощи своей любимой секиры, которую в городе так и называли «Палачова жена», и это была ещё одна шутка про Дунстана Блу. Ведь если кого-то боишься и сделать ничего не можешь, шути про человека за его спиной.
Но как-то вернулась в город Ифа, рыжая и конопатая. Бледная, как лягушка, и глаза блёклые, водянистые. Тощая, длинная, угловатая, несуразная, жопы нет, сиськи с комариную письку. Как была в детстве страшненькой, так и выросла уродиной. А по малолетству дружили они с Дунстаном, и даже соседи их в шутку сватали. Но потом она вместе с бабкой уехала куда-то на запад, и не ждали уж девку назад, думали, сгинула. Да вот вернулась. И растопило вроде сердце палачово, гуляет по вечерам под ручку со своей зазнобой, и та душегуба не чурается, не боится. Может, и во грехе жить начали, но никто не видел. Опять же знает весь город, что палач-то после того, как ведьму или лиходейку казнит, то обязательно потом мертвячку насильничает. Зачем ему жива баба?
Но, как бы то ни было, расцвёл экзекутор, работы не бросил, однако поговаривать начали люди, якобы «Жена Палача» ревнует. Было дело руку очередному татю [это вор] рубил — не с одного раза отсёк. Потом четвертовал конокрада, так злодей и вовсе почти сразу и окочурился, не дал народу развлеченья.
А когда женится Дунстан решил на ржавой бабе своей, вообще, говорят, «Миссис Блу» раздухарилась. А дело так было. Прибыли в Колчестер люди из самого Ватикана, мол, расследование важное ведут, ищут языческий культ и всех к нему причастных, и все ниточки сходятся в нашу глухомань, и отряд с ними пять рыцарей-крестоносцев, каждый с копьём [это не только оружие но и бойцы сопровождения, в этом контексте - второй вариант] все из ордена святого Доминика [анахронизм, Доминиканцы появились позднее в нашей вселенной]. И так плотно рыть начали, что аж все в городе затаились со страху. И рагу закрыли, где кот девками торговал у которых ещё женского недуга не было, а самого кота на каторгу отправили. И помещицу, которая баб юных из сервов, резала и в их крови для молодости купалась, сожгли как колдунью, будто бы честная леди не может поступать с рабами как хочет. А уж сколько еретиков да богохульников переловили, да заставили в веригиях ходить, чтоб неповадно было, и не счесть.
А потом оказалось, что Ифа, язычница, на западе в каменных кругах проклятых голая плясала в усладу демона-Кирнана, и под чёрного козла забиралась, и людей — честных варравиан во славу дьяволицы-Арианрод в соломенных чучелах сжигала, да и в город приехала ради книги магической. Поручили Дунстану её смерти предать, потому что знали как он к ведьме относится, и проверить хотели на деле, что мужчина выберет, Святую Церковь или невесту-колдунью. Не подвёл палач и в этот раз, сек злодейку бичом на площади рыночной, толпе на усладу, порол так что мясо со спины слезло, под насмешки и плевки горожан. Радовались честные люди, честные люди всегда радуются, когда не их истязают. И ни жилки у палача Блу не дрогнуло. Кто-то говорил, что слезы катились по лицу, и будто бы сморщилось и постарело оно за один день, но брешут, не бывало такого чтоб человек так быстро состарился. И даже когда аутодафе провёл, ни одного брёвнышка мокрого не положил бывшей невесте своей, и мешочка с порошком что алхимики делают, к шее не повесил. До последнего билась и стенала Ифа на костре. А рядом с помостом «Жена Палача» как всегда стояла, и алые сполохи на лезвии на улыбку довольную походили, или на усмешку.
Ну как тебе моя история, заслужил я пиво? Выложил я серебряный шиллинг на стол перед доходягой, ну а что, не понадобятся мне деньги больше. Старый флаггелянт удовлетворённо кивнул: «Да примет Варавва твою грешную душу». Крепких ребят около входа в пивную я сразу заметил, ещё до того, как одноногий ко мне подсел. Ну, а потом был подвал, и бывшие коллеги трижды ко мне приходили, и трижды это я рассказал им, всё по закону, как полагается. Да, каюсь святой отец, виноват по всем статьям. Готовил я листы для книги чёрной в подвале монастырском, из монахинь, да знал для чего. А книгу Ифа должна была увезти, но как раскрыли её, пожертвовала моя любовь собой, ради дела общего, и чтоб от меня подозренье отвести. Но вы всё нашли, хорошо вы работу знаете, уважаю профессионалов.
А на утро вышел Дунстан-палач, Дунстан-убийца, Дунстан-язычник на площадь. Полетели в него огрызки и объедки, не стал он перед людьми извиняться, каяться, но и не ухмылялся. На колени встал спокойно перед плахой, и «Миссис Блу» самолично, если можно так сказать про топор, осуществила месть за измену, став вдовой.
А вот и сказка закончилась. Ну как тебе моя история, заслужил я лайк?