Случайно тут одному товарищу ответила на вопрос, мол: как же люди в девяностые в городах выживали?
Итак: 1991 год. Мне 15. Маме 36. Бабушке 78.
Всё, нас трое, мужика в семье нет.
Бабушка, ясное дело, на пенсии. Мама воспитателем в садике. Я учусь, чтобы быть умной, как Ленин (это теперь звучит как грустная шутка, а в моём солнечном советском детстве было вполне всерьёз). В 1991 году тезис «умный как Ленин» стал весьма спорным, но было не до того.
Зарплату в детском саду задерживали постоянно, сперва на месяц, потом на два. В пике доходило до шести. Полгода живи, как хочешь и ни в чём себе не отказывай, ладно, хоть бабушке пенсию носили. И даже когда у вас в руках появлялись денежки, вы метались как в жопу, простите, укушенные, потому как купить что-нибудь было настолько проблемно, как будто всё время утро первого января. Ничего нет. Даже если открыто. А если что-то есть – всегда очередь. И стоишь. Терпеливо, иногда несколько часов. Вы знаете как это – стоять четыре часа, чтобы купить сахар. Не больше двух килограмм в одни руки!!! Ладно, не о том…
Через два подъезда от нас жил мамин брат с семьёй. Спасало то, что у тёти Вали с дядь Рашидом была дача. 4 сотки (прописью: четыре). С этого лоскутика земли кормились они со своими тремя детьми и ещё умудрялись подкармливать нас. Родня всё-таки. Эх… спаси их Господь за доброту душевную!
И тут – чудо! – появилась возможность получить участок земли!!! Свой!!!
Громкое слово – ДАЧА! Десять соток леса в семнадцати километрах от города. Иркутск, если интересно.
Автобус ходил редко и, стыдно сказать, денег на проезд не было. Ездили с мамой на велосипедах, в рюкзаках еда, топоры, ещё какая-то мелочь. Таскали туда-сюда – оставить-то всё это где?
Асфальта до наших Жарков-2 не было, была грунтовка, по которой непрерывно шли самосвалы (не знаю, что и куда они в таком количестве везли, но пылища стояла до неба). Чтобы можно было хоть как-то дышать, лица повязывали платками на манер ковбоев, только белыми. Ну, с утра они были ещё белые, потом серые, а вечером после заезда назад – уже чёрные.
А на месте, выделенном под садоводство, был реально лес! Мама радовалась, что при жеребьёвке нам достался участок, на котором было всего две сосны и лиственница, остальное – берёзы и подлесок. С берёзами мы могли как-то справиться вдвоём. Правда, лиственница торчала ровно посреди и была больше метра в диаметре (я клянусь!!!), но это была уже задача второго плана. Перед нами стояла первоочередная цель: кровь из носу подготовить хотя бы клочок земли!
Корчевали вдвоём, как вспомню... Торопились как могли, в первый год расчистили к концу мая полсотки, наверное. Посадили картоху.
А! А семян-то картофельных тоже не было! Посадить цельную магазинскую картошку было непозволительной роскошью (это не сарказм, к сожалению). Бабушка собрала картофельные очистки, те, на которых были глазки́ – вот эту шнягу мы и посадили. Видимо, мама страстно хотела выжить, и эта энергия как-то передалась тоненьким шкуркам, на которых сидели осьминожки картофельных проростков.
Уж как мама над ней тряслась! Я, по юношеской легкомысленности, не очень примеряла на себя истории о том как то у одних, то у других знакомых выкопали поле подчистую. Да! Вот эти бритые быки в спортивных костюмах не брезговали обносить чужие огороды!
Мама даже хотела караулить, поставить палатку, но бабушка не дала. Боялась, что одинокую бабу в лесу прибьют...
И всё-таки нас чудесным образом миновали чёрные копатели – думаю, из-за того, что вокруг стоял лес, дороги внутри садоводства числились чисто формально, и никто наличие огородика не заподозрил.
Земля новая, наросло хорошо, куля четыре или даже пять, не помню.
С этой картошкой выживали.
Такие дела.