Про кукушку

И приснился мне Кутх. Посмотрел сначала правым глазом, потом левым, а затем третьим что посреди лба, да и говорит: "Давно у тебя байка про кукушку в черновиках лежит, однако, выкладывай-выкладывай пока я не расстроился".

Эту сказку тоже рассказала мама. Как ты, наверное, знаешь ей тогда нравились легенды крайнего СевераЪ, и она нам с братьями их пересказывала. К тому моменту Великая Империя рухнула, и мне до сих пор вспоминается фраза матушки: "А теперь мы будем жить при капитализме", а ещё тот ужас, который испытал я при этом. Всё-таки Советская Пропаганда хоть и была слабой и добродушной, но умела сделать достаточно яркую картинку, которая нормально так действовала на детей. Может матушка так же чувствовала этот апокалипсис, и эти эмоции камертонили с Легендами Хлада.

Однажды в тёплом, южном, приморском становище Петрограде, жил злой шаман Керенскигын. И хотел он всех Русских Людей извести на войне, некому тогда было бы Северным Людям привозить табак и патроны, скучно бы стало в Тундре, и опять из луков пришлось бы тюленя бить, и оленей от медведей защищать. Загрустил от мысли такой мудрый вождь Ленин и велел стрелять по чуму Керенскигына с большой лодки Аврора, да такой огромной что старики говорят будто десять охотников с ружьями легко влезть могут. Подсказали злые келе́ [духи] Керенскигыну как спастись от пуль с Авроры, стал он эрккальяольтэ [думаю очевидно], обернулся чайкой и улетел на Аляску в стойбище Новотисолесск [слово Йорк переводится примерно как "место где растут тисы"]. А когда умер злой шаман закопали его в землю, а не сожгли, отчего отравленная радуга по всей Аляске пошла, от реки Юкон до Мексиканского залива.

Это была присказка, а вот и сказка.

Далеко, далеко отсюда. Там, где дальше только стылая вода и лёд, до самого конца Мира. Где дыхание человека осыпается на землю инеем. Там, где зима такая долгая, что даже белые медведи замерзают, оборачиваются Северными Людьми и уходят жить в чумы.

Там живёт смелый и мудрый народ. Из далёкой Аляски привозят они самых красивых девушек на земле, с кожей тёмной как уголь древесный, а самые отважные люди из Северных, могут и вовсе уехать жить на берега Юкона, в дома изо льда. Так устроен Мир. Так сказал Кутх.

И вот ещё до того, как Северные Люди и Русские Люди поссорились и подрались, а потом помирились и опять начали торговать, жила в этом удивительном краю моря и неба женщина по имени Нэсултэ [эта такая южная оранжевая ягода, когда растёт - горькая словно водка, но, если погибнет от мороза - становится слаще оленя]. Не было у её народа газеты с Лениным, не встал великий вождь с бумаги, и не дал сил беднякам, поэтому почти ничего кроме чума, нарт и четырёх детей не было у Нэсултэ. И муж уже умер, а нового не нашла. Ловила она с утра до ночи рыбу, этим и кормились. А дети плохо слушали женщину, потому что не кому было им подзатыльника дать для послушания.

Бегают целый день, ничем бедняжке не помогают, только одежду рвут, да снег в чум заносят на пимах. Приходит мать с рыбалки, поставит соакта-чолони [суп из рыбы и полыни] готовить, а ещё надо убирать в чуме и одежду детскую рваную чинить да сушить.
А пока она работает, съедят уже дети весь суп, только косточки оставят. Очень тяжело Нэсултэ жилось.

Как-то летом, когда совсем тепло было, даже снег таять начал, рыбачила мать на реке, а дети только и делали что бегали и играли, оступилась женщина, и в реку шагнула ногами обеими, и от жизни такой и воды студёной, заболела тяжело Нэсултэ. Вдохнуть не может, в боку болит, сил нет, кашель, голову ломит, и есть ничего не может, всё обратно выходит.

Лежит женщина в чуме, детей кличет, упрашивает:

"Детки, принесите водички. Сухо в горле у меня. Сил нет самой напиться."

И раз попросила, и два, и три. Не идут детишки с питьём.

Старший сын говорит: "Я малицу [это очень тёплая одежда] порвал, зашей."

Второй ребёнок: "Я шапку потерял, а в чужой не пойду, не красивая."

Сестра их отвечает: "А я пимы промочила, заболею как ты, жалеть ведь будешь."

А четвёртый и вовсе промолчал.

Умоляет тогда мать:

"Прошу вас, сынки, дочка, недалече река, и без одежды дойти можно и не замёрзнуть, совсем горло пересохло, пить хочу, мочи нет"

А детишки только рассмеялись и гулять побежали, старший в малице рваной, второй в шапке мамкиной, сестра в пимах Нэсултэ, а четвёртый во всём своём. Долго играли, бегали, смеялись, домой к матери не заглядывали.

И вот захотелось старшему брату поесть, зашёл он в чум. Смотрит и видит, как мать посреди чума встала, малицу одела и камлает, мало у Нэсултэ сил шаманских, четырёх людей уже в мир привела, но келе́ откликнулись, воет в чуме словно ветер в торосах, и покрылась малица перьями серыми. Взяла доску, на которой обычно шкуры оскабливают, ещё раз камлает, и опять келе́ отозвались, звон стоит посреди чума, как в ночь самую холодную, и вместо доски хвост птичий жёсткий. Взяла напёрсток, хороший железный, снова поёт мать, а келе́ знак дают, как будто вода талая летом в ручьях, и обернулся клювом напёрсток, а руки крыльями рябыми. Стала Нэсултэ птицей и полетела на волю из чума.

Закричал тогда старший из детей: "Братья, сестрёнка, улетает наша мамочка, птицей стала."

Бегут ребятишки за мамой свой, кричат на всю тундру: "Мы водицы тебе принесли, мама, мамочка, не улетай."

А мать отвечает: "Лечу я к озёрам тёплым. Вольные воды передо мной, зачем мне ваша вода. Ку-ку! Ку-ку!"

Дети дальше бегут, ковш с водой протягивают, самый младший тут закричал: "Мама, мама, пожалуйста, вот тебе вода как ты просила. Вернись домой."

Отвечает женщина: "Поздно, сынок. Не полечу я обратно. Не нужен мне больше ваш ковшик. Ку-ку! Ку-ку!"

Бежали дети много дней и ночей, по тундре, по болотам, по камням, до леса даже добежали, ноги в кровь сбили, след кровавый за ними стелется.

Не вернулась к ним птица. Так и повелось теперь, что кукушка детей больше своих сама не растит, и гнезда не вьёт. А по болотам можно ягоды найти, красные как кровь, и горькие как детские слёзы.

Закончила мама историю которую до этого узнала, а я тебе её рассказал, потому что это воля Кутха.

А при капиталистах тоже ничёсе так жили, человек животное непривередливое и неприхотливое, везде выживет, если уж во льдах может. Мне даже понравилось. Конечно, когда зимой девушку голую, без сознания, на лестничной площадке нашёл по дороге в школу не очень было, и когда мальчика заживо сожгли на бензозаправке за то, что окна в машинах за деньги на чужой территории мыл, тоже был неприятный инцидент, и когда товарищ по двору с крыши сошёл от жизни такой, опять было немного грустно, одноклассники многие бандитами быть хотели, а одноклассницам некоторым жизнь проститутки идеальной казалась, а так нормуль при капиталистах. А Совковая Пропаганда ни слова про них не обманула, такие дела.