Про отморозка

Эту сказку так же от бабушки Шуры. Как ты уже знаешь, уважаемый читатель, она была максимально предприимчивой женщиной, и она первая дала мне уроки продаж. Бабуля торговала ранней редиской, а рядом пытались продать какие-то сладости люди азиатской внешности, уже не помню откуда они были, бабушка предложила ребятам выкупить весь их товар оптом со скидкой, а потом продавая редис, параллельно продала и эти самые азиатские конфеты, даже не увеличив их цену по сравнению с той розничной ценой, которую ставили изначальные владельцы. Продав всю продукцию мы пошли домой к бабушке, в небольшой домик в городской черте, но с огородом, и чтоб скоротать дорогу бабушка рассказала очередную сказку, конечно же драматическую, с плохим концом, и без капли какой то морали.

Это была присказка, а вот и сказка.
Ой, мороз, мороз — Ансамбль "ВАЛЕНКИ"

Жили в одной деревне, мужик Ваня и баба Маня, осенью только поженились, и потому детей у них ещё не было. Наступила зима, и мужик пошёл рыбы наловить [конечно, имеется в виду подлёдная рыбалка]. Долго его не было, уж и ночь наступила, а Ванька всё домой не идёт. Уж глаза молодая жена проглядела, оделась и пошла его искать на реку, только вышла из дома, а деревенские мужики ей на встречу волочут чего-то, и вокруг бабы идут да причитают, и детишки во круг бегают да лопочут о чём-то. Только дошла до этой процессии - видит - мужа ейного, Ивана волокут, пока рыбачил - упал в прорубь, кричал, кричал, когда докричался - замёрз уже, весь льдом-инеем оброс, дрожит, синий, слова сказать не может.

Занесли его в дом, а за ним бабка-знахарка деревенская зашла. Отвари, говорит в одном ведре картошки, а в другом сельдерея, яблок мочёных натри, воды подогрей но чтоб не кипяток, а так чтоб руке терпеть возможно было, мужа в ушат с водой теплой положи, и полей водой картофельной тудысь в ушат, и водой сельдерейной подлей туда ж, но так чтоб не обварить смотри, да яблоками тёртыми намажь всего, он ото льда то и отойдёт [это методы так называемой народной медицины, естественно не работают ни в такой ситуации, ни в более лёгких случаях, правильнее обратиться к врачу]. Но ежели уж оттает, то всю жизнь хворый да больной будет, ноги ломить у него будут да руки, работать не сможет, но коли любишь оживляй, а я с бабами деревенскими помогу, и воды натаскать, и картошки с сельдереем принесём, и яблок натрём.

А Манька и подумала, я ещё молодая, куда мне всю жисть со слабым да немощным мучится-страдать, пусть уж умирает с концами, а я себе нового жениха, получше найду.

Нет, говорит знахарке, уходите, где это видано чтобы человека картошкой да яблоками обмазывать, к житью выживет, а не к житью Бог дал, Бог взял. Так и не дожил мужик до утра, перед петухами [конечно же тюремный жаргон тут ни при чём, кто хоть немного жил в деревне, знают, что петухи, в смысле птицы, кричат перед рассветом] ужо и отдал душу свою грешную Богу.

Похоронили его в землю стылую, поминки отпраздновали.

Это была одна из любимых шуток бабушки Александры - отпраздновать поминки.

Да разошлись по домам все, много чего хорошего про свежепредставленного сказали, много еды приели, да много горькой выпили. Песен не пели, не положено на поминках петь да веселится.

А на девятый день опять собрались помянуть раба Божиего, как солнце зашло гости и по домам разбрелись, залезла вдова молодая на печь, да и ну спать одна, а в окошко кто-то тихонечко и стучит, тук-постук, кто ночью пришёл, бедную женщину разбудил-растревожил. Протёрла она окошко от наледи, выглянула, а за окном муж ейный покойный стоит, как живой почти только глаза бельмами, да зубы с ногтями выросли, лицо синее да опухшее, изо рта кровь течёт, как есть вурдалаком стал. Пусти, говорит, меня Марьюшка погреться, на дворе так холодно, сугробы намело глубокие, метель дует кусачая, ночь на дворе, пускай жена мужа домой. Испугалась вдова, и дверь не открыла, всю ночь перед иконами молилась, а вурдалак всю ночь войти просил. А как Петя [конечно же петух] загорланил, и растаял Ванька как туман. Хотела Манька в церкву бежать да грехи замаливать, но за ночь метель с дверьми домик замела, и от окошек только чуть-чуть осталось. Мужика в доме нет, не убрать снег Марусе. Суседи к вечору свои дома откопали, к Марии пришли, говорят, тебе делать один ляд не чего, спи себе, вода, еда есть. А завтра и тебя откопаем. Она им и говорит, что вурдалак к ней ночью приходил, схоронится ей надо от него, но суседи ответили, что приснилось всё, если долго о покойном убиваться, то во сне придёт, да и ушли по своим делам.

А ночь наступила, страшно стало вдовушке, и в окошко опять тук-тук, бряк-бряк. Не стала она изморозь оттирать, залезла в угол на печи, и так знает кто за стеклом стоит. А вурдалак и говорит из-за оконца: "Пусти, меня Машенька домой, постель твоя ведь десять дней не грета, дела в доме не сделаны, пропадешь без меня, пусти жена мужа".

"Да как же я тебя впущу то, двери то замело, я бы и не стала мужа за порогом держать" - сказала покойнику заложному, обмануть хотела, а тот рассмеялся, ну раз можно войти, я войду, да на крышу и полез, через трубу хочет в дом войти. Шуршит солома на крыше, в трубу печную сажа сыплется, прогорели уж в печи большие поленья, только угольки чуть тлеют, не остановит их жар покойника. Через трубу мертвец в дом и пролез, но разорвала перед ним Машенька бусы что ей от матери достались, а вурдалаки и начал бусы собирать да считать, и так до утра и считал, пока кочет за окном не прокукарекал. Посмотрел Иван зло, пальцем погрозил, всё равно моей будешь, да и истаял как дым.

Хотела Машка из дому выйти, да опять метель была, ещё пуще прежнего домик замело, уж и окошки и не видно сквозь них ни лучика света. И, как и вчера, себя суседи откопали, а Марьюшке только чуть окошка оставили. Уж и рыдала она, и божилась что мертвец к ней приходит ночами, но и слушать никто не стал, да пошли делами своими.

А к ночи опять в оконце бреньк-бреньк, звяк-звяк, а у вдовушки и сил молится нет после двух ночей бессонных, и покойник в дом уже входил, берегинюшка да домовой не стерегут больше от него, и бус нет чтоб рассыпать, и зерна нет в избе какого мелкого тоже всё истрачено, приедено за два денёчка. Муженёк то окоченелый из-за окна и говорит "Иду к тебе, свет мой Марьюшка, встречай жениха, и сугроб у двери вроде как раскапывает. Одела вдова сарафан подвенечный алый, цветами да птицами расшитый, сняла с головы кокошник, да волосы в косу девичью заплела, теми лентами что Ванюшка дарил украсила. А тут дверь то и распахнулась, да и вошёл мертвец в избу. Тоже нарядный, как жених одет. Взял Машеньку за руку живую да тёплую, своей рукой синей и стылой, да и повёл во двор, а там тройка коней в сани запряжена. Скалятся, глаза как угли горят, бока, истлевшие да сквозь них рёбра проглядывают. Посадил свою невесту в сани, а сам кучером встал, и взлетели лошади мёртвые и понесли по небу мертвеца да живую. Над лесом и полями, холодно Маше, руки ноги выстудились не чуют ничего. Куда мы, Ванюшка? К церкви, Марьюшка. И верно, к церкве летят, да не ко главному входу, а сзади, а там кладбище, и могила разрытая. Коснулись чудо сани земли, и жених еле живую невесту на руках в могилу и отнёс...

Была ранняя весна, и ясный день, я не так давно поступил в школу и во всю постигал светоч знаний, ожившие мертвецы и вурдалаки меня совсем не пугали, ну какие такие страсти могут быть в самой прекрасной, самой сильной, самой лучшей стране на свете. Мы почти дошли до дома, я лопал какую-то вкусняху, купленную бабушкой, а впереди было только прекрасное, не жестокое далёко.