Про принцессу, княжича и дракона

В одном далеком королевстве жил-был король Дальнодуб. Король был мудр, великодушен, с подданными ласков да с врагами справедлив. Да и сам он был ладен: в былые годы все видные невесты за ним толпой ходили, а вельможные особы портреты дочек посылали, вдруг какая да приглянется. Наслышаны они были о короле Дальнодубе и о королевстве его, Далмарии, что процветало и последние двадцать лет войны не знало. Там даже крестьяне — и те довольны были. А что, налоги ежегодно не поднимаются, разоряющих набегов соседи не совершают, а на большие праздники из казны подарки дарят.

Долго король Дальнодуб от женитьбы отнекивался, все делами да делами занимался, но и ему пришла пора королевой да наследником обзавестись. К этому заданию король подошёл как обычно со всем разумением, собрав умных мужей и запершись с ними в покоях, дабы особо ретивые отцы выбору не мешали. Ведь выбирал он не только себе жену, но и будущую опору всего королевства.

Долго ли, коротко ли, но пал королевский выбор не на заморскую красавицу, не на чужестранку-прелестницу, а на герцогиню юную, недавно ко двору представленную. Всем герцогиня ему подходила: и умна была не по годам, и пригожа, и этикету была обучена; а что молода да наивна — так это с опытом приходит.

Все королевство свадьбу короля с герцогиней праздновало. Мёд лился рекой, подарки детворе дарили, а взрослым развлечения. Всем радость была: и простому люду, и вельможам, и более всех королю с молодой королевой. Гуляли неделю, а на восьмой день было объявлено магами, что молодая королева понесла, и через положенное время подарит королевству наследника.

Велика была радость народная, да только недолга: случилась беда с молодой королевой на охоте. Лошадь напуганная бросилась вскачь, скинув наездницу наземь да копытом ударив. Королева лишь чудом живой осталась, потеряв наследника, так и не родив. Бледна была королева, а король и подавно, но поделать ничего было нельзя. Даже самые мудрые маги разводили руками, грустно повесив бороды.

Зима сменилась летом, растаял холодный снег, запели птицы, и вновь было объявлено, что ждет королева ребенка. Снова устроили пышные гуляния, снова трубили весь день и фейерверки пускали, да все напрасно: и этот ребенок был богам неугоден. Королева все больше грустнела, а король гадал, в чем причина божьего гнева? Всех мудрецов созвал в свой замок, сидел с ними дни и ночи, в опочивальню не заглядывая, все бился над загадкой.

Уж сколько ни гадали мудрецы на гуще кофейной, сколько ни читали звезд, а все ответа не сыскалось. Только руками разводили, да советовали богам молиться, чтобы наследнику здоровья даровали, да королеве сил. Послушал король, подумал и в храм пошел, дары возносить и молитвы читать.

И верно: снова понесла королева. Узнав об этой новости светлой, король еще больше в молитвы ударился, приказал целый храм в столице выстроить всебожий, чтобы ни одного бога вниманием не обделить. Целыми днями и ночами молился король Дальнодуб о здоровье наследника, благо делами занимались советники да министры, из верных людей собранные.

И правы были мудрецы, советовавшие молиться богам: родился у короля, только не наследник, а наследница, Дорофеей названная, дарованная богами, значит. Недолга, правда, радость была королевская: о здоровье наследника король Дальнодуб молился, а вот о здоровье королевы позабыл: занемогла молодая королева да и сгорела от лихорадки.

Долго горевал король, любимую потерявши. В дела королевские ударился, в политиках внутренних и внешних разбирался, принцессу Дорофею на нянек и мамок оставив. В воспитании король не силен был, все больше на них полагался, а дочку баловал и роскошью окружал, с тоской королеву вспоминая.

А принцесса росла — загляденье. Лучшее в родителях взяв, была белокожа, черноволоса, губами красна, глазами прекрасна. Люд простой на нее налюбоваться не мог, а что капризна — так мала еще, чтобы этикету следовать да за речью следить.

Учили принцессу всем наукам, языкам заморским, танцам чужестранным, манерам великосветским. А король Дальнодуб, глядя на дочерины успехи, начал задумываться, кого же в мужья ей найти. Королевство их процветало, желающих на руку принцессы целая очередь выстроилась, ведь далеко за моря дошли слухи о красоте ее и мягком веселом нраве. Кому такая королева бы не пригодилась?

Да только не желал король Дальнодуб единственную дочь далеко отпускать. Хотел он породниться с близлежащим королевством, дабы и земли объединить, и дочь под боком оставить, и приданое вернуть в свое владение.

Стукнул принцессе пятнадцатый годок. Гулянья в народе были — не описать. И фейерверки, и карусели, и фокусы магические, и циркачи заморские. К королевскому замку послы приехали, с дарами да предложениями. Столько даров, да таких диковинных, народ не видывал с тех пор, как короля сестру замуж выдавали: и верблюды горбатые, и сундуки камней драгоценных, и ковры, золотыми нитями шитые, и деревья денежные, — и все к ногам принцессы складывали, нижайше кланяясь. А принцесса Дорофея, вежливо улыбаясь, всем отвечала, что молода еще для замужества, да и папенька пока не пускает.

Стукнул принцессе шестнадцатый годок. Гулянья — еще пуще прежнего. И послов больше, а дары — еще диковинней. Да только что принцессе ни подносили, но все ответ один был: молода еще, говорит, для замужества, да и папенька не пускает. Нечего послам делать, кроме как домой с пустыми руками возвращаться, да на следующий год дары готовить.

Уж и молва в народе стала ходить, что сговорили принцессу за принца какого-то, таинственного, неназванного, да только женить раньше времени не хотят, ждут, чувства да слово принцево проверяют. А принцесса Дорофея только краше становится да науками занимается.

Весь год в королевство гонцы ездили, принцевы портреты возили да нахваливали их, мол, и умом не обделенные, и подвигам ратным не чуждые, и в политике разбираются, и пригожи собой. Да только выходили из королевского замка они ни с чем. Принцесса всех принимала, слушала, чаем поила да сластями потчевала, но ни одного принца не осчастливила.

Стукнул, наконец, принцессе семнадцатый год. Послы съехались, вельможи собрались, народ гулять приготовился, да только нет и нет праздника, да и замковые двери не открываются. Потомился немного народ, поволновались послы, но тут вышел на балкон король Дальнодуб. Ахнули женщины от мала до велика: как был король пригож да статен, так и остался, годы только мудрости да величия добавили.

— Подданные мои! — возвестил король, расправив руки над народом. — Беда случилась в нашем королевстве. Залетел на землю нашу могучий злой дракон да украл принцессу нашу, светлую Дорофею.

Как один люд ахнул да загомонил. Дракон — вот ведь дело! Всем известно, что дракона ни магия не берет, ни наука. Уж слишком шкура у него твердая, да камнями драгоценными защищенная. А уж зачем принцесса дракону — так знамо дело! Не сожрать, так золота выручить. Драконы — они до золота жуть охочие.

— Не в силах мы принцессу освободить, — горестно произнес король, складывая руки в скорбном жесте. — Не берет дракона наша рать. А уж золота змеюка требует столько, что во всех королевствах не сыскать. Поэтому решили мы тому, кто светлую принцессу нашу освободит да ящера злючего одолеет, Дорофею в жены отдать.

Пуще прежнего загомонил народ. Вот новость! Дракона-то, всем известно, только принц одолеть и может. Все пророчества, все легенды об этом сказывали. Простому парню даже и соваться нечего: испепелит ящер бедолагу, только и видели.

Послы завозились, засуетились, и только король ушел с балкона богам о скором возвращении дочурки молиться, тут же бросились по королевствам своим, весть нести королям да королевам. Авось и правда одолеет дракона чей-то сын, тогда уж и принцесса отказать не сможет, ведь король Дальнодуб слово свое, королевское, дал.

А народ — что народ. Погудел-погудел, да разошелся. Какие уж тут празднества.

* * *

И было в то время княжество соседнее, Ворочунское, где князья Ворочунские испокон веков престол держали да твердой рукой правили. Княжество было небольшое, но благополучное: войны стороной обходили, поля не беднели, народ не бедствовал. Только жрецов да богов князь Ворочунский не жаловал, сам ни в кого не веровал, а народ свой не стеснял: верьте, в кого хотите, лишь в казну подати платите да бунты не устраивайте. Может быть, поэтому у того князя было восемь детей, и все — мальчики.

Старший уж давно женат, младшие тоже с невестами, один только восьмой сын, Святозар, все никак себе места найти не мог: уж восемнадцатый год ему, молодцу, шел, а невесты не выбрал. И ладно бы ему принцессы с княгинями не по нраву были, так нет. Кому нужен восьмой сын Ворочунского княжества? Править-то будет только старший, да еще двое следующих, если старшему не повезет. А ему, восьмому в очереди, что за собой дать? Только себя и мог.

Сидел он, думу грустную думал, и тут нежданно-негаданно — посол, да еще и из Далмарского королевства! А там — беда! Принцессу Дорофею, невесту завидную да неприступную, дракон, собака, унес. Да в башне запер, чтобы никто к ней не пробрался.

Воспрянул духом Святозар, заиграла кровь молодая да горячая. Уж на что он воин хороший, вызволит несчастную принцессу из плена змеюкиного, а уж там и женится. А что дракон — так он его силушкой да умом возьмет. А в кладовых княжеских и копье есть заговоренное, что цель всегда находит, и латы, закаленные против жаркого пламени. Оставалось только венценосных родителей уговорить.

Долго думали князь с княгиней. Сын пусть и восьмой, но любовью не обделенный. Да еще и умом вышел, и статью. Жалко дракону-то скармливать. Месяц челом бил перед ними Святозар, крепость слова своего доказывая, от пути не отказываясь. Думали князь с княгиней да дали ему свое родительское благословление. Да наказали, что раз хочет Святозар так за принцессой отправиться да из плена ее вызволить, без невесты пусть не возвращается.

До Далмарии путь был не близкий, но и не такой чтоб далекий. Коня своего княжич не гнал, в пену не вгонял, ехал себе потихоньку, селян распугивая. Еще бы, когда они последний раз такое чудо видывали, чтобы ехал верхом на рыжей кобыле молодец в латах да с копьем наперевес. Давно уж не было войн, где простые воины бились, все больше магией разили да заклинаниями.

Ехал Святозар, ехал, все поворотный столб или камень указательный высматривая, да не было ни того, ни другого. Даже волка разумного, и того мимо не пробегало. Последняя деревня давно уж позади осталась, а границы с Далмарией все не видать. Совсем уж отчаялся юный княжич, собрался было назад поворачивать да дорогу поточней разузнать, карту ведь захватить не додумался, как вдруг видит — а на дороге проселочной, что в поле чистом, пыль виднеется. Да не просто пыль, а облако целое, копытами скакуна резвого вызванная. Прищурился Святозар, перехватил копье поудобнее. Экая невидаль может в поле водиться!

Только чем ближе подъезжал он к скакуну незнакомому, тем больше видел и всадника его. Пригляделся и чуть по лбу себя не хлопнул: это ж Тимофей Карякский, соседского князя младший сын!

— Тимоша! — воскликнул обрадованный Святозар, к нему приближаясь. — Неужто и ты к дракону ходил?

— Ходил, Святик, ходил, — понуро сознался Тимофей, коня останавливая.

— И что, и дракона победил? — недоверчиво спросил Святозар. Уж слишком у друга его старинного вид был опечаленный, для победителя-то.

— У-у-у, дракон этот! — в сердцах воскликнул Тимофей и такую тираду выдал, что ни в сказке сказать, ни пером описать, чтобы великого бога Цензурия не прогневать. — Одним словом, гадина! Не ходи ты туда, Святик, целее будешь.

Святозар нахмурился. Уж на что Тимофей был воином, и его ящер запугать сумел. Вроде на друге ни царапинки, ни синячка, а вон, обратно воротился, сражаться не стал.

— А принцессу-то видел?

Тимофей вздохнул, глаза его мечтательно засияли, и понял Святозар: видел, да еще как.

— Из окошка смотрела, спасти просила, — сказал Тимофей, жмурясь счастливо. — А глаза синие, губы червонные, и платье так фигуре ладно!..

— И платье рассмотреть успел? — Святозар аж вперед подался. Интересно ведь, как принцесса поживает, будущая жена все-таки.

Тимофей смутился, румянцем легким покрываясь, а руки, будто невзначай, щит впереди себя положили.

«И что это он, — подумал Святозар удивленно, — не нападу же я на него».

— Успел, — признался он, пуще прежнего краснея. — Краса все-таки принцесса Дорофея, ой краса… Да только не стоит она сражения с той гадиной, — добавил он, вмиг хмурым становясь. — Возвращайся со мной, Святик, вместе путь домой будем держать.

Вздохнул Святозар. Уж сколько дорог ему был друг его детский, уж сколько словам его верил юный княжич, но не мог он Дорофею не попробовать вызволить. Так перед глазами и стоит эта башня, в окошке принцесса с червонными губами, да ящерица проклятущая, огнем вокруг все поливающая.

— Не могу я, Тимоша, просто так сдаться, — твердо сказал Святозар, друга плечо сжимая. — Должен попробовать, не ради себя, ради принцессы несчастной. Томится ведь она в плену невольном.

— Ну, удачи тебе тогда, Святик, — вздохнул Тимофей, руку его пожимая.

На том и расстались.

Повезло Святозару друга встретить: тот сказал, что граница Далмарская уж далеко позади осталась, а до башни драконьей ехать всего ничего. Решил юный княжич на ночлег остановиться, а утром с новыми силами в путь двигаться.

Долго ли, коротко ли, но выехал княжич из чащи лесной на поляну широкую, зеленой травою засаженную. Смотрит — а посреди поляны башня высится, да такая высокая, какой княжич сроду не видывал. И входа в ту башню нет, одно только оконце под крышей.

Тронул он коня осторожно, повел его медленно вокруг поляны. Не видно дракона, будто притаился где. Одни только валуны накиданы, да кустики выглядывают. А башня-то, башня будто магом сложена: ни зацепиться за щели меж камнями, ни входа не найти.

Подождал маленько княжич, но дракона коварного все не было да не было. Ну и вдруг улетел злато свое проверять? Надо пользоваться моментом, раз подвернулся. С мыслью такой набрался Святозар смелости да повел коня через валуны к башне.

— Дорофея! — крикнул он во всю мощь молодецких легких. — Откликнись, прицессушка!

Увидел княжич тень, мелькнувшую в оконце башни, взбодрился, с коня соскочил да на валун поднялся, чтобы к желанной принцессе поближе быть, али не слышит.

— Дорофея! — вновь крикнул он, птиц в округе пугая. — Выгляни в окошко!

— Да чего ты орешь-то как резаный, — раздалось вдруг рядом. — Высоты она боится, вот и не подходит к окну.

Подскочил Святозар, вздрогнул, копьем наугад махнул да чуть с валуна не свалился от неожиданности.

На соседней каменюке, откуда ни возьмись, сидела девица, каких юный княжич еще не видывал: растрепанная, худющая, в один только простой зеленый сарафан одетая, да еще и с голыми ногами, из-под подола торчащими. И смотрела, смотрела так нагло! А глаза — Святозар знаком защитным себя осенил — как у кошки яркие, желтые, со зрачками вытянутыми. Жуть.

Возмутился девкиному бесстыдству Святозар, покраснел да погрузнел весь: то ли дело, чтобы с ним так селянки говорили, да еще и коленками светили! С ним, княжичем Ворочунским, за принцессой плененной пришедшим.

— Я светлый княжич Святозар Ворочунский! А ты кем будешь? — спросил он, подбоченясь да подбородок мужественный задирая.

Девка рассмеялась, неприятно так, с усмешкой в звонком голосе. Святозар пуще прежнего покраснел. Не привык он, грозный, чтобы над ним девки простые смеялись.

— Али не догадался, добрый молодец? — насмешливо спросила та, волосы растрепанные приглаживая да глазюками странными на него поглядывая. — Дракон я, гадина, принцессу в плену удерживающая.

— Да какой из тебя дракон! — фыркнул Святозар, словам девкиным не веря. — Бесстыдница ты голоногая.

Девка почесала маковку, волосы растрепанные еще больше расхристывая, посмотрела на себя недоуменно, а на юного княжича с сомнением в глазах странных.

— И чего это я бесстыдница?

— А то как же, — Святозар перехватил копье поудобнее, а потом и вовсе за спину его повесил. Ну не протыкать же ему наконечником девку глупую, к башне забредшую да сказки рассказывающую. — А волосы почему растрепаны да в косу не убраны? А смотришь чего так беззастенчиво, глазами сверкаешь, будто шутку шутишь? А сарафан-то короткий, лодыжки с коленями торчат. Одно слово — бесстыдница, — краснея, перечислил княжич, стараясь на коленки девки голоногой не глазеть. А ну как принцесса в окошко увидит, как он с девки глупой глаз не сводит, разочаруется ведь в спасителе!

— И правда, — неожиданно девка с ним согласилась, ногами в воздухе болтая. А потом усмехнулась хитро, глазами прищуренными на него глядя: — Только ты, рыцарь, тоже не сильно высоких качеств будешь. Нет-нет, да на ноги мои посмотришь, аж вон коленки углядел.

Пожалел юный княжич, что из дому платочек батистовый не взял, вопреки родительницы наставлениям. От слов наглой девки жарко стало, аж взмок весь. А что красный — так солнышко припекает его латы закаленные, под которыми и рубаха плотная, и подкладка мягкая.

— Да ты сними латы-то, — предложила девка, ножками качая. — Сжаришься ведь.

— Да ты что городишь, глупая, — махнул на нее рукой княжич, от одной только мысли холодом прошибленный. — А ну как дракон заявится!

— Да нужен ты ему, — фыркнула девка. — От тебя пользы-то — во! — девка прищурилась и показала княжичу маленькую крупиночку. — В тебе и мяса-то нет, одни латы да копье.

Возмутился княжич, воспылал негодованием. Ишь ты умная какая, про драконов как про собак домашних говорит, да о воинах, ратными подвигами не обделенных, так неуважительно высказывается.

— Что бы ты понимала, глупая, — заявил княжич, нос свой вельможный к небу синему поднимая. — Да ты думаешь, легко копье держать и латы носить? Тут сила нужна.

— А давай поспорим, что я твое копье одной рукой удержу да кину, — склонила на бок голову девка, глядя на княжича снизу вверх. Ух, хитрые глазюки, да светятся еще так жутковато, да не пристало княжичу девки голоногой бояться. Может, грибочков каких поела нехороших, а может, и эльфы какие-нибудь в родословной отметились. Мало ли, что у них в Далмарии приключилось.

Княжич глянул на девку внимательным взором: тощая, руки-ноги тонкие, словно осинки молодые. Да какое той копье, она даже ветку толстую — и ту от земли оторвать не сможет.

— А давай, — согласился княжич, обдумав предложение. Ну в самом деле, сможет ли девка с ним сравниться? — На что спорить-то будем?

— Если я копье подниму, то ты выполнишь любое мое желание, — хитро глянула на него девка. — А если я не подниму копье, то выполню твое. Согласен?

Княжич призадумался. Уж слишком-то лукаво смотрела на него девка, слишком говорила уверенно да безмятежно. Подозрение в светлую голову княжича стало закрадываться, что не просто так девка с ним спорить вздумала.

— Тебя как зовут-то?

— Злата, — сказала девка и на ноги поднялась, руку княжичу протягивая. — Так согласен иль нет? Иль струсил?

— Я? Да чтоб струсил? — не было меры княжича возмущению. С лицом, пылающим теперь уже от негодования праведного, пожал княжич руку девке, и вдруг словно молния пронзила его с ног до головы от простого рукопожатия. А девка как засмеется, да так громко, что вздрогнул княжич, не сумев сдержаться.

— Боги приняли нашу сделку, — усмехаясь, молвила она. — Ну, добрый молодец, давай мне свое копье.

Побледнел княжич, не думал он, что сами боги за его договоренностью с девкой следить будут. А она все так же хитро смотрела на него, глазюками своими прищуриваясь, будто с самого начала знала, что так будет. Подвох почуял светлый княжич, да поздно: свершилась сделка, теперь ни увернуться, ни соврать. Сами боги засвидетельствовали.

Вздохнул княжич, но копье со спины снял. Помедлил немного, его разглядывая, в руке взвешивая. А потом, решив долго не думать, чтоб больше еще не сомневаться, протянул девке голоногой.

— Лучше двумя руками берись, — не удержавшись, помочь решил той княжич.

Однако не ко двору советы его пришлись. Девка руку протянула, тонкую, Святозар бы ее пальцами одной руки ухватил, да взялась за древко, толстое и тяжелое. Княжич-то его удерживал с трудом, а она взялась и держит, и даже не дрогнет! Тогда княжич копье отпустил, ожидая, что вот-вот и упадет девка, равновесие да силу потеряет, и лови ему тогда копье. И ее, конечно, ведь с рождения княжичу манеры прививали вельможные, а даму подхватить, ежели та чувств лишится — самое вельможное дело.

Но ни сил девка не потеряла, ни копья, ни чувств. Как стояла прямо, словно березка, так и стояла, копье держа играючи, словно и не копье это вовсе, а соломинка, что из стога выпала.

— Вот так диво! — княжич воскликнул, во все глаза на девку глядя. — Да как же это! Кто ты такая? — и, не дожидаясь ответа, добавил: — Ну не может простая девка копье такое удержать!

Злата волосы пригладила и насмешливо улыбнулась.

— Я же сказала уже, — следовал ответ, пока та с копьем игралась: подкидывала, в руках крутила, воздух понарошку колола, — дракон я.

— Да что ты заладила, дракон да дракон, — рассердился княжич, руки на груди складывая. — Не похожа ты на дракона!

Девка голову на бок склонила, княжича разглядывая.

— И каким же дракон должен быть, а? — спрашивала, задумчиво так, будто княжича проверяя. А глаза насмешкой горят, будто больше, чем говорит, знает.

— Ну, дракон — это такая большая ящерица огнедышащая, — сказал княжич, впрочем, не так чтоб уверенно. — И с крыльями — во! — развел он руки широко, будто всю башню обхватить хотел. — И глаза у них горят, словно огненные, и чешуя блестит, и жрут они все, что видят…

Девка засмеялась.

— Да ты хоть раз вживую дракона-то видел?

— На картинках только, — сознался княжич.

— Значит, ящерица огнедышащая да с крыльями и глазами горящими… — пробормотала она, усмехаясь. — Вот такая?

И вдруг как охватит фигурку девкину золотое сияние, как оттолкнет оно княжича в сторону, что он даже с валуна упал, латами оземь стукаясь. Очухался княжич, а из золотистого сияния, крыльями, что два паруса, взмахивая, зеленый дракон взмывает! Огромный, чуть ли не с башню ростом, пасть будто кинжалами утыкана, а глаза горят, разве что фонарем не светят. Фыркнул дракон, по земле потоптался да как раскроет пасть, как выпустит в небо струю огненную, жаром княжича опаляя.

— Батюшки святы! — закричал княжич, совсем не по-вельможьи назад отползая, да копье нашарить пытаясь, только вот копье как было в руках у девки, там у нее и осталось. Не с гадины ж огнедышащей его спрашивать.

А дракон посмотрел на княжича, морду свою низко-низко наклонив, и почудилось Святозару, что в желтых глазах насмешка светится и разум хитрый. Оскалился дракон, но не жутко, а будто улыбаясь и над ним, глупым княжичем, смеясь.

Снова охватило ящерицу золотое сияние, и вот на валуне Злата стоит, еще более растрепанная, чем раньше, да смеется, что мочи есть.

— Ну и лицо у тебя, добрый молодец, животик бы не надорвать! — воскликнула она, заливаясь. — Теперь-то веришь?

— В-верю, — кивнул княжич, глазами, что плошки круглые, на девку таращась. А та уселась обратно на валун, да о коленки голые оперлась, княжича, в очередь свою, разглядывая, будто это он диковинное создание.

— Ну спрашивай, — вздохнула девка. — Вижу же, что вопросами мучаешься.

Много чего спросить хотел княжич, да все никак выбрать не мог. А ну как обидится да отвечать откажется? Он ведь и про чешую, и про пламя спросить хотел, и про то, как это огромная огнедышащая тварина в такой хрупкой девушке помещается.

— А принцесса-то тебе зачем? — не выдержал мучений княжич да и спросил первое, что под язык пришло. — Была б ты мужем, могла бы жениться, а так…

— Да думаю дай развлекусь, на княжичей да принцев хоть погляжу, — отвечала ему Злата насмешливо. Отчего-то думал княжич, что девка знает отлично все, что в головушке его крутится, да с вопросами не торопит.

— А как… — княжич руки в сторону девки вытянул и помахал неопределенно.

— В дракона превращаюсь? — весело продолжила мысль его неоконченную девка. Княжич только кивнул, краснея аки мак в чистом полюшке. — Так магия же. Она, родимая, и в дракона меня превращает, она и силу дает великую. Жаль только, терпения большого не дает, — хмуро добавила девка, на верх башни косясь. — А то с этой даже камни с ума сойдут.

Встрепенулся княжич, про принцессу услышав. Он уже, грешным делом, и позабыть успел, зачем к башне ехал да копье нес. Заболтала его девка, запутала, а ведь принцесса-то вон она, рядышком, в окошко за ним наблюдает… Вот только что-то не укладывалось в светлой голове княжича. Да и не похожа эта голоногая Злата на коварную похитительницу.

— А что так, неужто серчает принцесса на то, что в плену ее держишь? — спросил княжич осторожно.

Злата только рукой махнула, на башню глядя досадливо.

— Да Дорофея эта ваша — та еще стервозина. Все ей не нравится, золотые блюда да кушанья заморские подавай, воду не из графина, а из кубка серебряного пить хочет, да еще чтоб развлекали ее, болезную, днем и ночью. А я, знаешь ли, не аниматор какой-нибудь, и не массовик-затейник.

Подивился княжич словам заморским, непонятным, но уточнять, что значат они, не решился. А ну как слово-то известное, а он себя невеждой выставит. Но за принцессу обиделся да подбоченился, всем ведь известно, что Дорофея кротка как агнец, мягка, как пух лебяжий, и покладиста, словно кобылица объезженная. Никогда никому и слова поперек не сказала, отцу-королю во всем подчиняется.

Высказал это княжич девке-дракону, да на тонах повышенных, да с жаром в глазах и в сердце. Как наяву представил, как щечки принцессины румянец заливает при словах таких, как глаза до полу опускаются, а руки к груди прижимаются. Придало ему это еще больше сил: пусть слышит принцесса, как честь ее княжич защищает, дракона не страшась.

— Ах агнец, значит, — разозлилась Злата, на ноги вскакивая. — Кротка и покладиста, значит! Ну иди, княжич, сам на кобылицу свою погляди, да челюсть подобрать потом не забудь, — воскликнула девка да к башне бросилась.

Оббежала по кругу, подошла к неприметному серому камню, ладошку бледную свою приложила — и вдруг глядит княжич, а там дверь появляется, будто из воздуха. Знамо дело — магия драконья.

Отворила Злата дверь в башню, да рукой сильной впихнула туда княжича, такого коварства не ожидавшего. Делать нечего, да и ноги ведь сами к принцессе рвутся.

Пошел он по лестнице, спиралью по башне закручивавшейся. Ступеньки высокие, широкие, будто не для человека прорубленные. Шел он, запыхиваясь, в латах тяжелых, но не останавливался. Вела его наверх надежда да мечта о встрече с принцессой прекрасной.

Вот и дверь дубовая, с засовом тяжелым, да таким, что ни одна девица не сдвинет. Поднатужился княжич, потянул за засов да сдвинул в сторону. Недаром он добрый молодец. Открылась дверь тяжелая в горницу светлую, окном да свечами освещаемую. Огляделся княжич, внутрь ступая, убранству удивляясь: все новое, диковинное, прежде им не виданное. А несчастная принцесса Дорофея на табурете сидит, в дальнем от окна углу, в руках пряжу со спицами держит. Все, как Тимоша описывал: глаза синие, волосы словно ночь черные, а губы червонны. Только смотрит она как-то недобро, будто коня на базаре выбирает. И руки на груди сложены, да и губы червонные поджаты.

— И что это такое? — спросила она недовольно, княжича взглядом удостаивая. — Я спрашиваю, что это такое?

— Где? — опешил княжич, копье пытаясь нашарить, да забыл, что копье так у Златы и осталось.

— Не где, а кто, — возвела очи к небу принцесса. — Ты что, спасать меня пришел?

— Из плена драконьего вывести, — кивнул княжич, как-то робея сразу.

— М-да, — цокнула принцесса Дорофея языком, совсем не кротко. — Нос картошкой, уши лопоухие, весь в испарине… И что это за старомодная ерунда на тебе, спасатель?

— Латы это старинные, супротив огня драконьего закаленные! — воскликнул княжич, еле желание нос пощупать подавляя. Ну и что, что картошкой? Разве ж за это любят?

— И говоришь еще в придачу как деревенщина, — покачала головой Дорофея, губы червонные кривя. — Нет уж, за «это», — обвела она повелительным жестом княжича, — я замуж не пойду.

— Что? — бедный княжич аж уши потер, опасаясь, что ослышался.

— Гуляй, мальчик, — громко молвила принцесса, к пряже возвращаясь. — Не по тебе цветок мой рос.

— Но я же… — растерянно княжич произнес, — я же тебя спасу от дракона! И король Дальнодуб…

— Папа может говорить все, что хочет, — холодно ему отвечала принцесса. — И вообще. Дракона ты не убил, подарков не принес, даже поклониться и оду моей красоте воздать и то не додумался. Так что проваливай подобру-поздорову, пока я не рассердилась.

Нечего делать было расстроенному княжичу, кроме как повернуться да обратно идти. В голове светлой никак не укладывалось, как же так принцесса его отвергла. Да еще и слово держала не как наследница королевства, а как селянка какая из дальней деревни. Не пристало вельможной девице, даже принцессе, так с княжичами разговаривать, ой не пристало.

Ступени мелькали под ногами расстроенного княжича словно ветром гонимые, и вот уже вышел он на свет яркий солнечный, на воздух свежий. Вдохнул полной грудью, и отступила печаль немного, да не ушла. Что теперь делать ему, княжичу? С позором домой воротиться? Дома ведь князь с княгиней ждут его, горемычного, да не одного, а с невестой. А воротится так, один, — никуда больше и не пустят, да братья смеяться станут, мол, вот вам и добрый молодец.

— Смотрю, понравилась принцессушка, — голос Златы ехидцей сочился. Девка драконья сидела верхом на валуне, снова ногами голыми болтая, его, княжича, совсем не стесняясь. Совсем пригорюнился Святозар. Неужто извели всех скромных да кротких девиц нравы современные?

Не ответил ей княжич, прошел к валуну соседнему да присел, думу думая. И до того мысли хмурые по лицу его бродили, что не выдержало Златкино любопытство.

— Ну чего ты смурной такой, а, болезный?

— Я не болезный, я — разочарованный, — откликнулся ей княжич, взглядом тяжелым на землю глядя. — Неужто все рассказы про принцессу — сказки, королем Дальнодубом придуманные?

— Ну король-то, может, и не надумал ничего, любит доченьку да и не видит ее настоящую совсем, — сощурилась девка драконья, ногой качая. — По крайней мере, до недавнего времени не видел. А как потек ручеек недовольных послов к нему на аудиенцию, так прозрел батюшка-король…

— А как же остальные? — недоумение украсило чело княжича. — Те, кто принцессу из плена вызволить хотели? Они ж так о ее прелести и продолжают говорить!

Перед глазами княжича ясно встало лицо Тимоши, когда тот про принцессу отзывался да про гадину драконью рассказывал. Неужто соврал ему друг старинный?

— А они эту язву венценосную и не видели, — усмехнулась Злата. — Что я, дурная совсем, чтобы каждого встречного-поперечного в башню пускать?

— А меня почему пустила? — удивился Святозар.

— А понравился ты мне, — хитро улыбнулась девка драконья. — В латах этих причудливых да с копьем, что зубочистка…

Вновь подивился княжич слову заморскому, непонятному, но за копье свое на всякий случай обиделся. Пусть и грела его мысль, что он, княжич Святозар, дракону понравился, хотя и верилось, что девка эта тощая да голоногая — настоящий дракон, с трудом, даже превращение увидев.

— Все это, конечно, замечательно, — молвил он, — да только что ж мне теперь делать-то?

— Как что, — пожала Злата плечами. — Домой вертаться да под родительское крылышко. А эту… — бросила она взгляд недобрый на башню, — через годик в монастырь отправят, нрав да дерзость замаливать.

— Да нельзя мне домой без невесты, — вздохнул княжич. — Родители так и сказали: раз отправился в путь дальний принцессу спасать, без невесты не возвращаться.

Помолчала девка драконья, взглядом внимательным обвела княжича, да таким, что тот аж занервничал, пусть и виду не подал. А ну как придумает ему подлянку какую? С этой-то хитрой лисы станется.

Но зря переживал княжич, улыбнулась Злата, да так ярко, что солнце на фоне ее побледнело.

— Но ведь невестой не обязательно эта пигалица капризная быть должна? — спросила она весело.

Совсем не по-княжески рот открыл княжич, на девку глядя. А та вся будто светилась, его разглядывая да глазами посмеиваясь.

— Ты чего это удумала?

— А вот чего: женись на мне! — восклицала Злата, улыбаясь да на княжича глядя. — Мы, драконы, выбираем один раз и на всю жизнь. А ты мне еще и желание должен…

* * *

И был в то время царь драконий в стране далекой, заморской, загадочной. Находилась та страна высоко в горах, там, куда ни один добрый молодец не ходил, где только облака да солнышко. Всякая слава ходила о драконьем царстве: и дурная, и светлая. Много простой люд о драконах не ведал, не знал, но в одном угадывал всегда верно: уж очень хитрые да до богатства охочие драконы были. А что богатствами делиться не хотели — так и не посмеет никто отнять-то. Зато невестами да женихами были видными, а ежели детки получатся, так все равно драконами будут: слишком уж кровь у них была сильная, все побеждала. Да вот только боялись в народе драконов, молву нехорошую вели, сторонились.

И было у того правителя три дочки на выданье: красавицы, умницы, наукам да языкам обученные, по странам путешествовавшие, да злато любящие. Одна беда только в стране драконьей: женихов было мало, а те, что были, дочкам драконьим не по нраву были. Хотелось им чувств настоящих, смелости да доблести людской, да доброты обыкновенной. А драконы пусть и добрые, и любят их искренне, да больше о богатстве будущем думают да о выгоде. А тут гонец от короля Дальнодуба из далекой Далмарии с просьбой о помощи в процессе воспитательном над дочкой строптивою. Все ей мало, все не нравится, только даров да приданого больше подавай, да прихоти все выполняй.

Вот и послал правитель свою старшенькую дочку принцессу капризную охранять да взаперти держать, чтоб одумалась. Глядишь, и согласится принцесса за рыцаря залетного пойти, чтоб из плена вырваться… Да и дочь драконья на ту страну посмотрит, законы изучит, истории расскажет. А оно вон как вышло. Договор заключали на год, а рыцарь за два месяца нашелся, да только не по принцессину руку, а по драконьей дочери сердце.

И ничего, что избранник пока отнекивается да сбежать пытается. Никто еще от дракона не убегал, и этот в конце концов сдастся на милость прекрасной драконьей победительницы.

Король Дальнодуб побеснуется-побеснуется да успокоится и другого дракона попросит, чтоб башню сторожил да недостойных отваживал. А драконий царь только и рад собрату-королю помочь. Принцессу-то можно и дальше в башне держать, а у него еще дочки две осталось, замуж не выданные…