Пробуждение Чернолеса

Ночь над Старым Краем была такая тихая, будто сама земля задержала дыхание. Луна пряталась за тяжёлыми тучами, а в лесу стояла давящая тишина — не скрипнула ни ветка, не вздрогнула ни одна птица. Только туман, белый и живой, полз между стволами, словно искал дорогу к чему-то давно забытому.

Радогост шёл по тропе, привычно ступая так, чтобы не издать лишнего звука.

За плечами — копьё и старый нож отца.

На груди — оберег в виде круга с резными знаками, который нельзя было снимать, даже во сне.

Он чувствовал: что-то не так.

Лес всегда был странным, но этой ночью он будто смотрел ему в спину сотней невидимых глаз. Радогост остановился, прислушался. Тишина давила так, что воздух звенел.

И вдруг земля под ногами дрогнула. Едва заметно — словно огромный зверь перевернулся во сне глубоко под корнями.

Туман рассыпался, как от дыхания чего-то огромного.

Ветви зашевелились… не от ветра.

Старые сосны наклонились, будто кланялись.

— Ты это тоже почувствовал, старый друг? — прошептал Радогост.

Из темноты мягко вышел волк — серый, крупный, с умными глазами. Его звали Грим.

Волк не рычал. Он смотрел вперёд — туда, где туман расползался в стороны, образуя круг. Словно вход в чью-то пасть.

И Радогост понял: то, о чём старики шёпотом говорили у костров, началось.

Сердце Чернолеса пробудилось.

Сначала он услышал шёпот.

Тихий, как дыхание у виска.

Непонятные слова, будто древний язык, которого не знал никто из ныне живущих:

«…вернулся…

…замки ослабли…

…кровь позвала…»

Радогост поднял голову. Небо над ним стало тёмнее — настолько, что даже ночь казалась светлее. И в чёрной толще промелькнул силуэт. Огромный. Нечеловеческий.

Грим завыл — низко, протяжно, почти жалобно.

Земля содрогнулась во второй раз.

Из тьмы раздался звук — будто кто-то провёл когтями по корням леса, заставляя их трескаться.

Радогост прижал ладонь к оберегу.

Он обжёг пальцы — знак древнего света вспыхнул сам по себе, будто пытаясь удержать что-то внутри леса.

Но было поздно.

Из круга тумана вышло первое существо.

Тень, ростом с человека, но не человек.

Сломанная, с перекрученной шеей и пустыми глазницами.

От неё пахло сырой землёй, мхом и смертью.

Голос в темноте произнёс:

— Один… из тридцати двух…

— Проснулся…

Существо посмотрело на Радогоста.

И в этот момент он понял:

чернота, что пробудилась — не одна.

За ней придут все.

Каждый ужас Старого Края.

И если он не разберётся в том, что именно ломается в глубинах земли —

мир, который он знал, перестанет существовать.