Пробуждение Жрицы

Зима в тот год лютовала необычайно. Метель бушевала вторую луну кряду, а мороз крепчал день ото дня, превращая царство нагов в снежную промерзшую пустыню. Дома занесло до самых крыш, и теперь о них напоминали лишь возвышающиеся холмики да печные трубы очагов, коптившие тёмным закручивающимся дымом выцветшие небеса.

В царском дворце стоял жуткий холод: стены огромных коридоров и многочисленных галерей оледенели, а огромные окна и высоченные витражи превратились в причудливые белоснежные полотна в пушистых рамках. Вдыхая стылый воздух, прислуга денно и нощно скармливала вечно голодному огню тонны угля в надежде хоть немного согреться. С шерстяными свитерами и шапками не расставались ни на миг. Сам царь, закутанный в кожаные плащи, подбитые изнутри диковинным мехом янтарного барса с южных островов, ходил по своей большой спальне и впервые в жизни сетовал, что его покои столь непозволительно роскошны. Ревущий камин и принесенная с кухни жаровня не справлялись. Коварные сквозняки упорно пробирались в комнату, заставляя цепенеть от непривычного холода. В отяжелевшую от бесконечных дум и бессонных ночей царскую голову уже не шли никакие здравые мысли. Это был величайший провал царя Ц’хайла за всю историю его правления.

И виной тому были демоны. Царь нагов уже не сомневался в их причастности к начавшейся столь внезапно суровой зиме, подобной которой наги не ведали никогда прежде. Обычно снег выпадал лишь к Чёрному Солнцу, да и то всего на пару дней. В ту пору никто из дома и носа не высовывал, боясь переохладиться и впасть в анабиоз. Теперь же былые страхи сбывались наяву. С начала холодов связь с провинциями стала быстро обрываться, и всего за неделю царь потерял весь север. К сожалению, анабиоз не был столь безобиден. Эта особенность, доставшаяся нагам от их ближайших родственников змей, вполне могла помочь преодолеть тяжелые времена, но слишком низкие температуры способны были насмерть заморозить уснувших собратьев, а тех, кто впал в спячку в змеиной форме, лишить человеческого облика. Что уж говорить о голодном безумии, которое могло постигнуть народ после выхода из анабиоза! Зная всё это, Ц’хайл с ужасом представлял, что его ждёт и сколь рискованно нынешнее промедление.

Демоны Фацуки обладали невероятными силами, особенно главенствующая шестёрка агни. Последние могли высушивать моря и топить континенты. Устроить же засуху, или заковать в ледяной плен неугодную страну было сродни развлечению. Агни боялся весь Союз так же сильно, как и ненавидел. Демоны с удовольствием дёргали за ниточки и вечно что-то затевали. Порой они играли в справедливость и благородство, но ни один из народов Союза не верил в эту показную искренность. Ц’хайл предпочитал держать нейтралитет. Долгие годы ему это хорошо удавалось, пока шестёрка агни не надумала устроить взаимное обучение. Демонам вдруг захотелось, чтобы страны обменялись опытом с будущими наследниками и важными лицами. Стоило признать, эта идея Ц’хайлу не понравилась сразу. Где-то в глубине души он чувствовал подвох и, похоже, дождался. Царство нагов вот уже несколько сотен лет было закрыто от иных народов, не принимая на своих землях ни друзей, ни врагов. Но совсем недавно, ранней осенью, когда листва ещё только подернулась желтизной, демоны начали настаивать, чтобы Ц’хайл принял иностранных гостей. Это неожиданное предложение не подразумевало отказа, однако царь нагов осмелился пойти наперекор. Он слишком хорошо знал подлость демонов, и потому мог с уверенностью заявить, что среди иноземцев, которых пришлют на обучение в змеиное царство, наверняка будет эльф. А «где эльфы, там война», — гласила народная нагская мудрость. История знала не одну сотню войн нагов с эльфами, и Ц’хайл имел честь завершить последнюю из них.

Когда-то в пору его ещё зелёной юности во дворец прибыл посланник Фацуки. И хоть визит демона был тайным, Ц’хайлу случайно удалось увидеть его издалека. Эта встреча оказалась для него незабываемой. До того дня Ц’хайл, будучи младшим сыном и, как он тогда предполагал, будущим учёным, демонов видел лишь на картинках в учебниках, а те никак не могли передать всю выразительность демонического облика. Алые волосы полыхали огнём, глаза цвета крови буквально прожигали насквозь. Само лицо (хотя Ц’хайл тогда уже знал, что демонам не составляет труда менять свои черты) было настолько прекрасным и ужасным одновременно, что невольно хотелось упасть на колени и в благоговейном трепете начать воспевать мантру. К счастью для собственной гордости, Ц’хайл тогда успел ухватиться рукой за выступ, но посланник Фацуки, словно дразня его, удивил своим уходом. Он вдруг рассыпался на тысячи мелких огненных пташек, и те через мгновение растворились в воздухе. Это настолько поразило юного Ц’хайла, что даже сейчас, закрыв глаза, он мог всё так же чётко увидеть происходившее, вот только теперь он испытывал при этом вовсе не восхищение, а приступ безудержного страха. Та жутковатая встреча имела самые трагические последствия. Отец Ц’хайла словно обезумел. Ему, на старости лет, вдруг понадобилось прославиться ещё одним победоносным сражением с эльфами. Однако триумфа не вышло: война была позорно проиграна. Так, за один год наги потеряли множество славных воинов, сотни кораблей, царя и его главного наследника. И, вполне возможно, урон мог быть куда более крупным, если бы Ц’хайл, неожиданно унаследовавший трон, тоже беспокоился о чести больше, чем о жизнях своих подданных. Постыдный договор о ненападении, подписание которого было сродни не одной сотне битв, стал тем самым хлипким миром между нагами и эльфами. Несмотря на всю горечь от бесславной смерти отца и брата, Ц’хайл весьма гордился тем, что вот уже не один десяток лет сохранялось это перемирие. Но… оно было слишком хрупким. Достаточно и одной искры, чтобы заполыхало пламя.

— Проклятье Полоза! — в сердцах воскликнул Ц’хайл, поняв, что едва чувствует кончики своих пальцев.

Мороз всё усиливался. Царская кровать покрылась инеем, а огонь в камине пристыжено гнулся под порывами пробивающегося сквозь стены ледяного ветра. Желание хоть на миг прикрыть глаза стало почти непреодолимым. Ц’хайл ощущал, как с каждым шагом становится всё труднее двигаться, как тяжелеют мышцы, а дыхание замедляется. Ещё чуть-чуть и мир нагов превратится в собрание ледяных скульптур.

«И тогда я проиграю всё!» — промелькнуло в голове царя, и он отчаянно зашевелился.

Переборов себя, Ц’хайл добрался до кровати и стащил с неё толстое шерстяное одеяло. Кое-как укутавшись в него, так, что только осталась прорезь для глаз, он медленно поплёлся к двери. Ему надо было найти демона.

Ц’хайл мысленно назвал свой позорный проигрыш «необходимой уступкой», и это ненадолго придало ему сил. Он, изредка оскальзываясь, довольно бодро добрался до главной лестницы, но, увидев оледенелые ступени, тяжело вздохнул. Надеясь только на везение, Ц’хайл подобрался ближе к поручням, схватившись за которые начал медленно и осторожно спускаться. Цепляясь за обледенелые перила, он позволял ногам прокатиться от одной скользкой ступени до другой, затем отодвигал ступни подальше от опасного края, и только после — судорожно переставлял руки. Каждый шаг был подобен выигранному сражению. Ц’хайл то и дело останавливался, чтобы перевести дух и хоть немного отогреть замерзшие руки. Он тёр ладони о тёплое одеяло, желая вернуть им былую чувствительность. Под конец безумно тяжёлого спуска Ц’хайл уже не чувствовал пальцы на руках, а колени предательски подгибались от напряжения. Он понимал, что выдохся, и лишь его несгибаемая воля и обязательства перед собственным царством всё ещё заставляли двигаться.

На первом этаже было заметно холоднее. Ц’хайл поплотнее укутался в одеяло и тяжёлой поступью направился к выходу в сад. Тяжёлые, украшенные каменной мозаикой, двери не спешили выпускать его. Петли напрочь замёрзли, а к серебряным ручкам, блестевшим от застывшей на них ледяной корки, опасно было прикасаться. Ц’хайл навалился всем весом на одну из створок, но та лишь хрипловато скрипнула. Он попробовал ещё несколько раз, но всё безрезультатно. В тот миг Ц’хайлом овладело отчаяние, и холод, о котором он старался не думать, начал его одолевать. Мороз зло пощипывал кожу под плащом, отчего тело всё больше деревенело. Проклиная демонов, Ц’хайл, уже не веря в удачу, из последних сил бросился на дверь. Раздался оглушительный треск, и, в появившуюся небольшую щель, пролился нестерпимо яркий свет. Ц’хайла охватил ужас. Ослепляющее свечение виделось ему чем-то демоническим и противоестественным.

Они его уже ждали. Он это чувствовал каждой промерзшей клеточкой своего тела. Медлить больше было нельзя! Ц’хайл, которого нешуточно лихорадило, закрыл глаза и ещё сильнее надавил на приоткрывшуюся створку. Через мгновение белоснежное сияние поглотило его. Царапающий морозный воздух застыл куском льда в горле, тело предательски замерло. «Вот и всё», — только и успел подумать Ц’хайл, прежде чем где-то впереди послышалось каркающее «Арг!».

«Это он», — понял царь и, прилагая чудовищные усилия, попытался сделать шаг, но тут же угодил в западню. Его ноги по колено погрузились в холодный снег, и, как ему показалось, мгновенно прилипли. Ц’хайл почувствовал себя парализованным этим всепроникающим холодом. Его голова уже почти ничего не соображала, а глаза склеились ледяной плёнкой. Но где-то внутри всё ещё не утихал жизненный огонь. Оба сердца медленно и гулко бились, толкая вперёд. И Ц’хайл шёл, если это, конечно, можно было назвать шагом. Он переваливался, как косолапый варан, утопая в снегу всё глубже и глубже. Ему пришлось довериться тому неведомому инстинкту, который вопреки всем доводам рассудка и не приспособленной к холодам физиологии нагов, вёл его куда-то, откуда снова донеслось каркающее «Арг!».

Словно в бреду Ц’хайл вспомнил, что видел эту проклятую каркающую тварь. Она появилась три луны назад, когда старое змеиное дерево, украшавшее царский сад, сбросило свою игольчатую листву, став голым и почти безжизненным. Ц’хайл в ту ночь почти не спал, всё переживал за своего посла, которому надлежало выдержать Совет, не уступив демонам. И потому, едва забрезжил рассвет, он поднялся и, ощущая смутную тревогу, подошёл к окну. Диковинная алая птица деловито вышагивала по толстым ветвям, а земля в саду чуть заметно побелела. «Просто заморозки», — опрометчиво заключил тогда Ц’хайл. Потом он ещё долго находил разные объяснения менявшейся на глазах погоде: было и внезапное похолодание, и ранний снег, и разбушевавшийся северный ветер. И лишь алая птица, встречавшая его поутру, не давала покоя. Однако, когда ударил первый мороз, Ц’хайл всерьёз заволновался. Сейчас он, конечно, проклинал своё упрямство. Надо было раньше уступить, сохраняя остатки гордости, а не так, приползая как побитая бэрлокская собака.

— Арг! — раздалось совсем рядом.

Ц’хайл попытался разлепить глаза и приподнять голову. Сквозь узкую щель из-под заледенелых ресниц он с трудом разглядел в ослепительной белизне алое пятно и просипел:

— Бф-ф-ф по-ф-ф-ф-ш-м-м.

Он хотел сказать: «Будь по-вашему», но язык примёрз к нёбу, а губы еле открылись. В ответ птица хрипло и самодовольно рассмеялась. Зашуршали крылья, и последнее, что Ц’хайл запомнил перед тем, как его тело окончательно сдалось, была стремительно приближающаяся тень, а потом болезненный обжигающий удар.

***

— Ц’хайл! — послышалось где-то далеко-далеко, словно отголоски эхо в туманной долине.

Было темно, тепло и как-то по-особенному уютно.

— Ц’хайл! — Голос прозвучал настойчивей.

Внезапно острый терпкий запах хвои заполонил всё вокруг. Ноздри затрепетали, узнавая запах. Кедр. Чуть позже в растелившейся перед глазами темноте запрыгали смутные тени, а затем что-то мягкое коснулось щеки.

«Нэй!» — Прошило осознанием, и нежность разлилась внутри. Это был момент невообразимого, пусть и мимолётного счастья. Всё его существо ликовало: жив! Всё ещё жив!

И он в Храме. Об этом недвусмысленно намекали будоражащий аромат кедра, едва слышимые звенящие отзвуки струн рианты и присутствие Нэйдини — Главной Жрицы Храма Полоза.

«Зима отступает, Всемилостивейший Государь», — мягко и осторожно прозвучал её нежный голос в голове Ц’хайла, вызвав каскад эмоций. Тихую радость от того, что морозный ужас, наконец, миновал. Глубокую боль и ожесточённую ярость от понимания, насколько тяжёлыми будут последствия для народа этой суровой зимы. А ещё бессильную злость и жгучую горечь от собственного поражения. Он так и не смог отвести нависшую над царством новую напасть.

«Не волнуйтесь, мой Государь, Полоз не оставит царство в беде и обязательно поможет», — таинственно прошелестел голос Нэйдини, но эти слова не убедили Ц’хайла. Как бы ни был царь религиозен, он прекрасно понимал, что в важных делах не стоило уповать только на божественную помощь, порой следовало довериться здравому смыслу и рассудку. Однако родившиеся в сознании сомнения сразу же привлекли внимание Главной Жрицы.

«Зимой Полоз всегда слаб, — не без горечи заметила Нэйдини. — Вы и сами прекрасно знаете — до весны все змеи спят. Отсрочьте приезд гостей до лета, и я обещаю, Храм сделает всё, чтобы помочь».

«Боюсь, что в столь сложном деле без вашей помощи нам не обойтись», — печально согласился Ц’хайл.

— Эльфы не демоны, — усмехнулась вслух Нэйдини. — В наших землях им не на что надеяться.

Ц’хайл это прекрасно знал. Эльфы, как, впрочем, и другие народы, ещё никогда не побеждали на землях змеиного царства.

«Главное, чтобы кто-нибудь из Сэйклита не вздумал вмешаться», — с опасением подумал он.

— Сэйлы ничего не должны узнать! — отрезала Нэйдини. — Мы разберёмся сами. Вы, наш посол и я!

На столь запальчивое заявление Ц’хайл слабо улыбнулся. Он очень хотел верить, что они и в самом деле справятся втроём, хотя понимал, что это едва ли возможно. Однако в тот момент ему отчаянно хотелось попробовать. И он уступил.

Нэйдини отправилась за послом Рошем, а Ц’хайл остался отдыхать и набираться сил. Он с удовольствием расслабился (недолгий разговор оказался для него довольно утомительным) и, вдыхая приятный кедровый аромат, прислушался к звукам Храма. Голос рианты стал яснее. Ц’хайл отчётливо слышал причудливую мелодию, но никак не мог её вспомнить. Было в ней что-то давнее, болезненное, заставляющее сжиматься сразу оба сердца. Вслушиваясь всё больше, Ц’хайл почувствовал, как его глаза невольно увлажнились. Это было так странно! Он не ощущал ни скорби, ни боли, напротив, нежный мотив пробуждал в нём надежду и крепкую веру. Полоз не оставит их в беде! Эта мысль успокаивала и утешала. И так, со слезами на глазах, Ц’хайл уснул.

______________________________________________________

сэйл — обращение к высшему сословию.

Сэйклит — собрание сейлов по типу палаты лордов.