Продавец костей

По городу ползли слухи. Словно щупальца гигантского, вылезшего на сушу, черного осьминога они пробирались по улицам, оплетая дома, забираясь внутрь. Они проникали в головы людей, обустраивали себе жилище, росли, меняясь, и снова устремляясь дальше. Еще более черные. Еще более страшные.

Знающие люди говорили, что старая княгиня умерла в своей постели, тихо отойдя в Туманный Сад. Другие, не менее знающие, утверждали, что она была убита в результате заговора, пожертвовав своей жизнью, ради спасения правящего ныне князя. Третьи, знающие еще больше, шепотом и под большим секретом сообщали, что заговор этот устроил сам князь. Но все сходились во мнении: на Княжем Пятачке что-то произошло. Что-то страшное, что-то, что может изменить такую тихую и размеренную жизнь Альдеи.

Иначе, какой Смерти ради, на улицах столько инквизиторов? Эту серую братию не так-то просто заставить шевелиться, тем более, когда на улице лютый холод и проклятущий снегопад. Само их появление не вызвало удивление, а количество — да. Когда же Серые при поддержке Стражи Теней начали проводить аресты, город парализовал страх. Люди запирались в домах, украдкой через щели в ставнях, поглядывая на улицу, ожидая неминуемого прихода Серых. Никто не знал, кого именно и за что арестовывают и неизвестность пугала еще больше.

Люди тихо задавали вопросы, искоса глядя на высящийся над городом холм. Но Княжий Пятачок молчал. Молчал, когда шли аресты. Молчал, когда они прекратились. Молчал, когда с улиц ушли Серые. И лишь когда снег прекратился, над Княжим Пятачком взвился траурный черный стяг.

Слухи развеялись, смерть старой княгини больше не была секретом. По стенам домов заструились тонкие черные полотнища, окна покрылись черной же тканью, одежды потеряли и без того скудные цвета. Лица жителей осунулись, глаза их потеряли блеск. Город погрузился в траур.

Старый инквизитор Мориан Хатт не спешил. Ему некуда торопиться. Смотреть на то, как вокруг умершей княгини будут литься слезы, ему не хотелось. Слишком много за свою долгую жизнь он видел смертей, слишком много похорон. Он бы с удовольствием пропустил это действо, насмотрелся за столько лет службы, но все та же служба заставляла его идти. И он шел, загребая ногами снег, часто останавливаясь, переводя дух, вдыхая морозный зимний воздух.

В глубине души он надеялся, что эти частые остановки позволят ему опоздать. Не позволили. Толпу людей у церкви он заметил еще издали. Усмехнувшись, он представил, как скажет Главе инквизиции, что не смог пробиться. Но, стоило ему приблизится, как стоящий в дверях Фамистер заметил его, замахал руками. Толпа, как могла, расступилась, пропуская инквизитора.

Мориан, вздохнул и протиснулся ко входу.

— Хорошо, что я тебя заметил, — улыбнулся ему Фамистер. — А то ты не попал бы внутрь.

— Спасибо, — сквозь зубы проворчал Мориан.

— Да не за что, — улыбнулся Фамистер, не заметив злости в голосе старика. — Глава спрашивал о тебе.

— Зачем?

Фамистер пожал плечами. Он не знает. Конечно, не знает. Зачем Главе говорить что-то своему секретарю, а возможно и преемнику. Филеро Фамистер был молод. И на взгляд Мориана слишком молод, для той должности, что занял совсем недавно, но даже хитрый разум старого инквизитора не мог найти в нем недостатков кроме этого. Пожалуй, еще излишняя жестокость, хотя с каких пор это качество стало недостатком? Не достоинство точно, но и недостаток. Такие люди как Фамистер, цепкие, умные, изворотливые, умеющие разыграть даже проигрышную комбинацию с пользой для себя, всегда на хорошем счету. Вот и Фамистер занял должность, хотя и не должен был бы.

— Где он? — спросил Мориан.

— Внутри, — нехотя отозвался Фамистер, высматривая кого-то в толпе.

— Ждешь кого?

— Жду, — признался Фамистер и, прищурившись, посмотрел на старика. — Но видимо не дождусь.

— А ты жди усерднее, — хлопнул его по плечу Мориан и шагнул в двери.

Воздуха в небольшой церкви не хватало. Людей в ней набилось столько, что не то чтобы сидеть, встать было негде. И кто только придумал проводить службу именно здесь? Ясно же было, что вся Альдея придет сюда. Придет проводить в последний путь старую княгиню. Ее любили простые люди, за то, что она не скупилась, на свои деньги строила больницы и школы, оплачивала работу докторов и учителей. Ее уважали ремесленники и купцы, первые за то, что платили минимальный налог, вторые за то, что не платили грабительских податей. Ее боялись дворяне, за резкий нрав и скорую расправу. Все помнили, с каким равнодушием она смотрела, как палач отсекает голову ее сыну. И ведь она сама вынесла приговор, сама его подписала. А почему? Да потому что нечего было молодому да дерзкому сынку на мамкин трон покушаться. Но в памяти людей она останется не как мать, убившая собственного сына, а как правительница, всю свою жизнь посвятившая заботе о вверенном ей городе.

Орудуя локтями и коленями, Мориан протолкался к стене и, найдя укромное место, спрятался за колонной. Хотелось верить, что здесь его не заметит Глава.

А вот и он сам. В серой робе инквизитора стоит рядом с правящим князем. Князь, в черном застегнутым под самое горло парадном, военном мундире, выглядел печальным. Не покрытая голова опущена, взгляд следит за медленно поднимающимся по ступеням амвона первосвященником. Правая рука лежит на рукояти прицепленного к поясу бутафорского меча, левая теребит толстую серебряную цепочку на груди. Его губы слегка шевелятся, он что-то говорит сосредоточено смотрящему в пол Главе инквизиции.

Поодаль, в двух шагах от них, застыл верный телохранитель князя — Богере и меч на его поясе отнюдь не бутафорский. Это нарушение всех канонов и правил. Боевое оружие в церкви, неприемлемо! Но ни главный инквизитор, ни покинувший их недавно первосвященник не сделали ему замечания, а значит и Мориану расстраиваться по этому поводу не стоит. Хотя Мориан и не собирался.

По другую руку князя стоит Курт Панле. Он тоже прислушивается к тихим словам, тоже старается не разглядывать висящий на груди князя символ власти, но это у него получается хуже. Начальник Стражи Теней хуже во всех смыслах этого слова. Он не так умен, как хотелось бы, не так статен, как должен быть, не так исполнителен, как полагается. Вечно сомневающийся, считающий, что инквизиторы каждым своим слово покушаются на призраки его власти, он не вызывал в Мориане ничего, кроме раздражения. Но старый инквизитор не мог не признать, что если Панле берется за дело, то делает его великолепно. Вот только за дело он брался редко, предпочитая сваливать все на тех, кого должен был защищать — на инквизиторов.

Князь приложил палец к губам и кивнул в сторону престола, где на небольшом приступке стоял гроб с его недавно умершей тетушкой. Глава ответил кивком, Богере придвинулся ближе, Панле что-то прошептал и, судя по движению его губ, слова эти не должны были звучать в церкви.

Первосвященник поднялся на возвышение, навис над гудящей толпой и поднял руку, призывая к тишине. Мориан поморщился и чихнул. В наступившей тишине его чих прозвучал, словно гром среди ясного неба. Взгляды многих людей устремились на него. Он улыбнулся и поклонился глядящему на него с осуждением первосвященнику Мелискану, тот покачал головой и поднял вторую руку, вновь призывая к тишине.

Мориан повернул голову. Глава, заметин его, поманил. Тихо выругавшись, старый инквизитор вздохнул и вновь включил в работу локти и колени.

— Им удалось договориться? — спросил Мориан, оказавшись за спиной Главы.

— Удалось, — не без радости в голосе отозвался Глава, предусмотрительно отступив на шаг назад, но оставаясь достаточно близко, если князь снова заговорит. — Леди Гарвей оказалась на удивление податливой, — Глава хмыкнул. — Она так же жаждет власти, как наш любимый князь жаждет власть эту потерять. Они договорились.

— Хорошо, — с облегчением выдохнул Мориан.

Он и не сомневался, что правящий князь и дочь умершей княгини сумеют вынести из этой смерти взаимную пользу. И все же червячок сомнений подтачивал его уверенность. Мало ли что взбредет в голову женщине, имеющей права на трон. И пусть права эти сомнительны, после отречения ее матери, но не брать их в расчет нельзя.

— Хорошо, — повторил он, — А то места для знатных мертвецов в катакомбах не осталось.

— Смерть тебе за шиворот, Мориан! — тихо прыснул Глава. — Оставь свои шуточки за порогом церкви. Нам еще резни за трон не хватало.

— О том и говорю.

— Говорит он, — шипел Глава. — Помолчи лучше, старый ты брюзга, послушай проповедь. Мелискан сегодня в ударе.

Первосвященник действительно превзошел себя. Столько сладких слов он не выливал на голову покойника никогда. Он долго и заумно рассказывал обо всех достижениях покойной княгини на ниве укрепления могущества Альдеи. Поднимая руки, словно взывая к самой Смерти, он гневно, разбрызгивая слюну вокруг, обличал некромантов, ввергших город в войну тридцать лет назад. Он со слезами на глазах говорил о женщине, пожертвовавшей любимой дочерью, ради того, чтобы Альдея могла жить и процветать. Успокоившись, он говорил об отречении, о том, чем была занята княгиня в последние годы жизни. О последних ее днях он, конечно же, умолчал. Что ж это разумно. Не стоит почтенным горожанам знать о безумии, поразившем княгиню. Пусть все останется как есть и память о ней сохранит только самые светлые детали ее жизни.

— А где она сама? — спросил Мориан, покрутив головой.

— Я ждал этого, — хмыкнул Глава. — Маразм все же поразил твой старый мозг! Не пора ли тебе на покой, старик?

— Эмм... — не понял Мориан и, не сдержавшись, хлопнул себя по лбу. — Ну, да.

Леди Марбета Гарвей считалась умершей много лет, и, если бы она теперь появилась на похоронах собственной матери, за спокойствие в городе не смог бы поручиться никто. С другой стороны, ее присутствие здесь, ее непринужденная беседа с князем, могли бы снять напряжение вокруг этого большого вопроса. Однако, хотела ли Леди Гарвей воскреснуть, это вопрос еще больший.

— Ну, да, — повторил он громче, чем следовало.

Князь повернул к нему голову, пристально посмотрел на старого инквизитора и, одарив его короткой улыбкой, поманил.

— Мориан Хатт, — спокойный и даже несколько радостный шепот князя успокоил инквизитора. Значит, они действительно смогли договориться. — Рад вас видеть в добром здравии. Как ваш ученик?

— Идет на поправку, — улыбнулся Мориан. — Скоро будет в строю, я надеюсь. А как ваши дела, князь?

— Ты же знаешь все, хитрец, — князю стоило больших усилий не улыбнуться.

— Уже знаю, — признал Мориан. — Но этикет обязывает спросить вас об этом.

— С каких пор ты, старый, хитрый лис, блюдешь этикет? — князь закусил губу, чтобы не улыбнуться.

— С тех самых, как побывал у вас в гостях. Проникся, знаете ли.

— Проникся он, — князь сжал кулаки, но это не помогло, и широкая улыбка на мгновение мелькнула на его лице. — Расскажешь об этом позже. — Не желая испытывать судьбу под взглядами сотен людей, князь отвернулся.

Мелискан продолжал проповедь. Он под завязку набил ее почтением и к умершей, и к ее поступкам. Не забыл он и о церкви, через слово, поминая ту роль, что сыграла вера, и он лично, в войне.

Мориан скучал. Он был готов прямо тут, на полу, улечься и захрапеть под монотонный, навевающий скуку голос первосвященника. От нечего делать, он встал на выступ колоны, обхватил ее саму, поднялся и, оглядывая толпу, по застарелой привычке выискивая тех, кто пришел сюда не просто так. Похороны знатной особы прекрасное место, чтобы резать кошельки. В такой толпе никто не почувствует, как его деньги перейдут другому. Стал бы что-то делать старый инквизитор, если бы заметил вора? Нет, не стал бы. Это скорее тренировка внимательности. Да к тому же, кому из здравомыслящих людей могла бы прийти в голову мысль, пойти на похороны с полным кошельком денег? Ну, а если уж пришел и у тебя его украли, так сам виноват.

Взгляд инквизитора неспешно скользил по толпе, уши инквизитора слушали проповедь первосвященника и тихий разговор князя и Курта Панле. К последнему можно было бы и не прислушиваться, Глава расскажет все интересное после, но старая привычка быть в курсе всего, что происходит, не отпускала ни на мгновение.

Инквизитор замер, всмотрелся в смутно знакомое лицо, протер глаза, словно пытался избавиться от наваждения и вновь уставился на женщину. Толстая морщинистая тетка, в совсем не траурном, расшитым красными и синими полосками платье, приоткрыв рот, слушала проповедь, во все глаза, глядя на первосвященника.

Мориан тихо выругался. Спустился с колонны, не спеша отряхнул рясу, подошел к Главе, тронул за плечо и наклонившись к самому уху его прошептал всего одно слово:

— Каппа!

— А? — позабыв о князе и вещающем что-то Панле, Глава уставился на Мориана. — Что?

— Каппа здесь.

— Какого черта? — вырвалось у Главы. — Где?

— Вот там, у дальней стены. Стоит, слушает проповедь, кивает, и кажется вполне себе довольной и здоровой.

— Ее здоровье волнует меня в самую последнюю очередь. Иди, узнай, что она здесь забыла!

— Я? — удивился Мориан. — А не хочешь ли ты сам пойти? Поздороваешься, вспомнишь прошлое.

— Катись ты к Смерти, — проворчал Глава и сменил тон. — Прошу тебя, сходи, будь любезен, узнай, что ей нужно.

— Хорошо, — не стал упираться Мориан.

Ему и самому было интересно, что забыла здесь женщина, держащая в своих руках все не самые честные дела в порту. С момента их последней встречи прошло уже лет пятнадцать, и тогда она носила иное имя. Она никогда не была красивой, но в молодости была стройна как тростинка и легка как лань. Сейчас же даже широкое платье не могло скрыть тяжелых складок жира, висящих на ее боках. Что ж, жизнь затворника, вечно опасающегося за свою жизнь, наложила на нее отпечаток.

Каппа это не имя, это титул и он же проклятье. Каждый житель портового квартала мечтает когда-нибудь занять ее место, и еще ни один Каппа не уходил в Туманный Сад по естественным причинам. Их травили, сжигали, топили, резали на кусочки, вешали, скармливали собакам или рыбам. Об этом знали все, и все равно мечтали когда-нибудь стать Каппой. В то, что теневая хозяйка порта пришла сюда, лишь для того, чтобы воздать последние почести женщине, что чуть не свела ее в могилу, инквизитор не верил. Как не верил и в то, что она случайно попалась ему на глаза. Ничего не бывает случайно. Особенно, если это касается Каппы.

Мориан закатал рукава, готовясь пробивать себе дорогу.

— Каппа, мать ее, — услышал он за спиной, тихий, полный возмущения голос Главы.

С трудом, но, все же пробившись к ней, он встал у нее за спиной, ощутив уже давно подзабытый аромат пряностей и душистой розовой воды. Когда она была моложе, этот аромат чувствовался издали, но сейчас с возрастом и лишним весом, она научилась его контролировать. Или ему мешал пот, что струился под ее толстым платьем.

— Добрый вам вечер, многоуважаемая Каппа, — тихо произнес он, остановившись у нее за спиной.

— И тебе не хворать, старый развратник, — не поворачиваясь, отозвалась та.

— Ну-ну, что вы. Зачем же так? Я не такой уж и старый.

— Тебя, как всегда, смущает только твой возраст.

— Это единственное, с чем я ничего не могу поделать, — не пытаясь скрыть фальшь в голосе, вздохнул инквизитор. — Что привело вас сюда, Каппа? Только не говорите, что вы скорбите по княгине.

— В аду бы гореть твоей княгине, — усмехнулась женщина. — Я пришла к тебе. Помнится, ты был единственным из Серых, кто не спустил на меня собак. Вот я и решила, что ты выслушаешь меня и, быть может, мне поверишь.

— Я слушаю.

— Ты, старый идиот. Не здесь.

— Тогда где и когда?

— Сейчас, но не здесь. Пошли.

— Я не могу оставить службу, — вяло воспротивился инквизитор.

— Он тебя простит, — Каппа встала на носочки и помахала толстой ручкой кому-то.

Кому она махала, Мориан знал, даже не видя. Вздохнув, он пошел за Каппой.

Словно тяжелый фрегат разбрасывает в стороны утлые лодочки рыбаков, она прорезала толпу, освобождая для Мориана тропу. Инквизитор шел за ней, невольно оглядываясь и наблюдая, как за ним толпа смыкается вновь. Он уже видел такое, лет пятнадцать назад, когда на город обрушился лютый холод и порт замерз. Тогда, все та же Каппа, вывела в море, маленькую утлую лодчонку, наспех сколотив у нее на носу нож из стали и усилив его заклятьями. То действие спасло Альдею от голода и позволило Каппе стать Каппой. Та лодочка так же крошила лед, освобождая корабли из ледяного плена, позволяя им добраться до причалов.

Они сели на лавочку в сотне шагов от церкви. Невдалеке, к стене привалилась пара громил с грозными лицами и не менее грозными дубинками в руках. Мориан покосился на них.

— Это не по твою душу, — правильно поняла его Каппа. — Моя работа обязывает всегда быть осторожной. Всегда, — вздохнула она. — Каждую минуту моей такой славной жизни. Я редко выбираюсь из дома. Не выхожу месяцами. Видишь, что со мной стало?

— Ты не для этого пришла сюда. Не для этого вытащила меня со службы. Я бы хотел дослушать проповедь Мелискана. Она великолепна! Это произведение искусства стоит сунуть в рамку и повесить на стену. А я вынужден пропустить его.

— Никогда не понимала твоего юмора, — покачала головой Каппа. — Но твой энтузиазм мне нравится. Я тоже не слишком горю желанием торчать здесь весь день. Итак, пару дней назад в порт пришел корабль. Не спрашивай, что за корабль и откуда, я тебе не отвечу. Обычная ничем не примечательная шхуна, что сотнями ходят между Свободными Городами. Не имеет значения, что они привезли, не имеет значения, кто сошел на берег. А имеет значение то, что они увезли.

Она замолчала, разглядывая как лучи солнца играют на острых, пропитанных ядом, кончиках ее ногтей.

— И что же они увезли? — подтолкнул ее Мориан.

— Кости, — выдохнула Каппа.

— Что? Кости?

— Именно кости. Человеческие кости. Много костей. Кто-то скупил все амулеты в лавках возле порта.

Мориан пожал плечами. Торговля костями умерших святых, и не очень святых, людей в Альдее не запрещена. По всему городу разбросана десяток сотен лавок, что торгуют амулетами с костями, чем-то отличившихся сограждан. Почти у каждого горожанина на груди болтается амулет с парой костяных крошек оставшихся от родителей. У некоторых так целые ожерелья. Люди верят, что предки защищают их, верят в то, что повесив себе на шею, амулет с костями воина можно стать сильнее, а если раздобыть кости мага, то и магию освоить. Как инквизитор Мориан понимал бредовость этих верований, но как подданный Альдейского княжества не позволял себе в них сомневаться.

— И? — спросил он. — Что тебе показалось странным? Я же помню, как ты носилась с коробочкой, где хранила кусочек черепа матери. Ты верила, что он тебе помогает.

— Верю и сейчас, — Каппа достала закрепленный на шее золотой медальон, приложила его к губам и убрала обратно. — Верю, потому что, если бы не он я бы давно была мертва.

— Так что же тебя так напугало, что ты решилась покинуть свое убежище и поспешить сюда? Ты никогда не любила людей, а сегодня здесь их слишком много. Ты могла бы послать мне письмо с просьбой встретиться.

— И ты бы не пришел, — усмехнулась Каппа. — Я не закончила. Кости в амулетах не страшны, варвары на севере готовы души продать за них. Кости в мешках тоже. Алхимики восточных равнин скупают их сотнями. Но едва только шхуна скрылась за горизонтом...

— Как красиво, — улыбнулся Мориан, Каппа испепелила его взглядом и продолжила.

— Как только шхуна скрылась за горизонтом, ко мне с просьбой пришел один человек. Ты не знал его, он из наших, портовых. Он просил одолжить денег. Я неплохо знала этого человека, не могу сказать, что доверяла ему, но мое убийство он точно не замышлял. Так вот, у этого человека никогда не водилось и гроша за душой, но он приходит ко мне и просит в долг. Он готов дать любую расписку, подписать все, что угодно, готов оставить в залог собственную кровь и душу. Он светится радостью и говорит, что скоро станет очень богатым. Он говорил, что ему предложили дело, которое раз и навсегда решит его денежные проблемы.

— И ты дала ему деньги?

— Зачем? — засмеялась Каппа. — Он бы пропил их в первом попавшемся кабаке. Важно не, что за дело, я не спрашивала, он бы и не сказал, но он сказал другое. Он спросил, нет ли у меня таких связей, чтобы добыть из катакомб кости. Точнее черепа.

— Из катакомб? — удивился Мориан. — Черепа? Зачем?

— Ты инквизитор, тебе виднее, — Каппа и не пыталась скрыть издевку. — Я просто решила, что ты должен об этом знать.

— Просто? — не поверил ей инквизитор.

— Нет, — пухлые пальцы женщины впились в колени. — Не просто. Его, того человека, что просил у меня в долг, нашли мертвым сегодня утром, — тихо произнесла Каппа. — Убийца вырезал ему подъязычную кость.

— Зачем? — снова удивился инквизитор.

Кости черепов ценились, обладая, как считали многие магической силой, впитывая в себя все знания при жизни и имея возможность отдать их после смерти. Кости рук или ног так же, но зачем кому-то понадобилась маленькая ничего не значащая косточка.

— Тебе лучше знать, инквизитор у нас ты, — Каппа поднялась. — Я не прошу тебя расследовать его смерть, мне плевать на него и то, как, почему и за что он умер. Но я помню, ты просил сообщать тебе, если увижу что-то странное, вот я и сообщила.

— Первая странность за пятнадцать лет? — улыбнулся инквизитор.

— Первое, что мне не понятно и с чем я не могу разобраться сама.

— А ты пробовала.

— Пробовала, — лицо Каппы посерело, губы сжались.

Она встала, махнула рукой громилам и, не оборачиваясь, ушла.

Инквизитор еще посидел на лавке, грея старые кости на непривычно теплом зимнем солнце и вздохнув, поплелся в церковь, где первосвященник Мелискан уже должен был окончить проповедь.

Глава встретил его на том же месте и сразу обрушился с вопросом:

— Зачем она приходила?

— Поздоровалась, — хмыкнул Мориан.

— И только?

— Нет, не только. Скажи, ты что-нибудь слышал о подъязычной косточке?

— О чем? Подъязычной косточке? Ты о чем, старик?

— Кто-то убил одного из ее людей и вырезал ему эту самую косточку.

— Зачем?

— А я знаю? Я удивлен не меньше тебя. Даже и не знаю, кому могла понадобиться эта самая косточка.

— И она хотела, чтобы ты нашел убийц?

— Нет, она лишь сообщила об этом и ушла.

— Каппа во всей своей красе, — Глава покачал головой. — Ладно, позже разберемся, что за косточка такая. Посидишь пару дней в библиотеке, пороешься в старых книгах, может чего и найдешь.

— Пыль и клопов я там найду, — прыснул Мориан.

— Значит, допросишь пыль и клопов! — отрезал Глава. — Каппа просто так не придет.

— Ну, да, — произнес старый инквизитор и, припомнив любимую поговорку знакомого похоронщика, добавил: — Ну, да.

Они замолчали, глядя на вспотевшего от натуги Мелискана. И старый инквизитор Мориан Хатт и его бывший ученик, а ныне Глава всей инквизиции понимали, что никто не пойдет в библиотеку, ни сейчас, ни после похорон.

Мелискан закончил проповедь. Устало улыбнулся, вытер платком вспотевший лоб и громко объявил церемонию прощания. Князь дернулся, шагнул вперед, остановился, оглянулся на стоящих рядом инквизиторов и покачал головой. Этот жест остался непонятым ни Главой, ни Морианом. Князь же, в сопровождении верного Богере подошел к гробу, опустился возле него на колени, и некоторое время стоял, низко опустив голову.

Мориан вновь обратил взгляд на толпу. Та пришла в движение, люди перемещались, выстраиваясь в длинную очередь. Ему был интересен и непонятен принцип, по которому люди решали, кто встанет вперед, а кто займет место дальше. Он ожидал толчков, вспышек ярости, гневного шепота, но ничего не последовало. Люди с опущенными, непокрытыми головами покорно отступали, пропуская вперед более значимых по их мнению.

Глава тронул его за локоть и кивком указал на гроб. Мориан сморщился, ему не хотелось подходить к мертвой княгине. Он не испытывал к ней уважения при жизни, не хотел отдавать ей почести и после смерти, но того требовала служба. Вздохнув, он опустил голову и протиснулся к гробу следом за Главой, рассчитывая, что тот задержится у трупа. Глава опустился на колено, наклонился над телом, распрямился и встал.

Мориан, вздохнул, нащупал в кармане робы маленькую баночку и подошел к гробу. Княгиня казалась помолодевшей, такой, какой Мориан ее помнил, когда она занимала трон. От той старой, словно раздавленной тяжелой ношей женщины, которой она была в день их последней встречи, не осталось и следа.

Она лежит в гробу, глаза ее закрыты, губы плотно сжаты и кажется, что она улыбается. Седые волосы собраны под золотой диадемой, шею оплетает аккуратная золотая цепочка, с маленьким медальоном. Она говорила, что в нем все, что осталось от Марбетты. Врала, старая шельма. Ее дочь, Леди Марбета Гарвей жива. Жива и здравствует.

На мгновение старый инквизитор задумался, в его голове разом возникло несколько вопросов. На первый: где именно была Марбета все эти годы, он мог получить ответ, но не слишком хотел. А вот на второй: чьи именно останки в медальоне, он был бы не против получить ответ, но не сможет. Единственный человек, что мог это знать, лежал перед ним в гробу, и это последний раз, когда он ее видит. Инквизитор наклонился над ней, незаметно открыл баночку и дождался, пока две капли упадут на мертвые губы. Глядя, как жидкость становится вязкой и прозрачной, он удовлетворенно кивнул и встал, уступая свое место следующему.

Подойдя к Главе, Мориан коротко улыбнулся, Глава выдохнул и расслабился. Если бы не множество глаз вокруг, он бы, наверное, пустился в пляс, но он лишь коротко кивнул старому инквизитору и отвернулся, скрывая широкую улыбку.

Гроб с телом вынесли из церкви лишь ближе к ночи. Солнечный день уже сменил холодный серый вечер, небо украшали еще редкие яркие звезды. Полная, круглая, похожая на головку сыра, луна медленно поднималась над восточной стеной, сменяя на своем посту яркое, но по-зимнему холодное солнце. Тело погрузили в открытую телегу и процессия, под мерный бой барабанов, двинулась к катакомбам. Люди шли за ней без шапок, низко опустив головы, не обращая внимания на начавший задувать ледяной ветер.

Мориан тоже шел в этой толпе, пытаясь придумать что-то, что позволило бы ему убраться отсюда, но все причины, от старых промерзших костей, до рези в желудке, казались ему не значительными.

Войдя в катакомбы, он бросил быстрый взгляд на нового смотрителя, молодой инквизитор, лет сорока стоял в воротах, придерживая единственной рукой тяжелую створку. Пустой рукав его робы заткнут за пояс, но в нем проглядывают очертании ножа. Мориан невольно бросил взгляд в угол, туда, где у предыдущего хранился запас пустых бутылей, от вина и пива, но не увидел ничего и удовлетворенно кивнул сам себе. Привратник воспринял этот кивок как похвалу и едва заметно улыбнулся.

Простые горожане и мастеровые остались снаружи, их долг на сегодня отдан, конечно, они придут и на проповедь, посвященную княгине, и на поминки, что обязательно будут организованны, но сегодня им здесь больше нечего делать. Мориан пожалел, что он не простой горожанин, вновь постарался придумать веский повод исчезнуть и вновь потерпел неудачу. Вздохнув, он постарался стать как можно менее заметным.

Возле двери усыпальницы княжеской фамилии, Мелискан вновь прочитал проповедь. Не такую длинную и не такую зажигательную, но утомившую всех. Первосвященник словно не чувствовал холода царящего в катакомбах, он жонглировал словами, вновь и вновь восхваляя заслуги княгини и замолк лишь тогда, когда князь устало и очень громко вздохнул.

Первосвященник, словно ребенок, обиженно надул губы и отошел, позволяя Главе инквизиции подойти к двери усыпальницы. Инквизитор замер перед дверью, пожил на нее руку, прочитал формальную короткую молитву, незаметно вжал два крохотных рычажка и вставил ключ в замок. Замок открылся легко. Дверь подалась с трудом, катакомбы наполнились скрипом проржавевшего металла. Тело вынули из гроба. Князь с Богере подняли его на руки и внесли внутрь. За ними вошли первосвященник и Глава инквизиции. Они проводят ее в последний путь именно таким составом. У княгини не осталось больше родственников, сыновей она приказала казнить еще, будучи на троне, а из двух дочерей, одна давно считается мертвой, вторая же на самом деле мертва. И этой второй пышных похорон не видать.

Мориан привалился к стене, глядя на стоящих рядком людей из числа приближенных к княгине. Большую часть их он не знал, некоторых видел мельком, но имен их вспомнить не мог. Лишь трое их них были ему известны, но говорить никто не хотел, и старый инквизитор был этому рад.

Князь вышел первым, он вытер глаза, словно смахивал слезы и, пропустив Богере вперед, решительно направился к выходу из катакомб. За ним, говоря что-то Главе, усыпальницу покинул Мелискан. Замерев в дверях, он что-то сказал внутрь, дождался ответа, гневно глянул на Мориана, получил в ответ лучезарную улыбку, и, подобрав полы рясы, заспешил прочь. За ним потянулись знатные люди. Им здесь тоже больше нечего делать, их ждут мрачные поминки, медленно перетекающие в злую попойку в доме князя.

Мориан дождался, пока Глава подойдет к нему.

— Останься, — произнес Глава, протянув ему руку.

— Это за какой такой Смертью? — опешил Мориан.

— Останься! — требовательно произнес Глава, вкладывая в руку инквизитора ключ от усыпальницы.

— Хорошо, — вздохнул Мориан, зажимая ключ в кулаке, — но, если я слягу с простудой, если мои старые кости станут после этого болеть и я не смогу встать, тебе придется меня развлекать. А ты знаешь, какого рода развлечения я люблю.

— Хали — хорошая девочка, — усмехнулся Глава, — но ее присутствия в Башне я не потерплю.

— И это меня называют развратником, — вздохнул Мориан, устраиваясь на камни. — Я говорил о хорошей еде и приличной выпивке. А еще об историях. Придется тебе пару раз сбегать... — Мориан осекся, вспомнив о разговоре с Каппой и последовавшим за ним приказом Главы, и замолчал.

— Еду и выпивку я тебе обеспечу, — усмехнулся Глава. — А вот истории ты сам себе расскажешь. Ты много их знаешь. Останься. Поверь, ты не пожалеешь.

Он хлопнул старика по плечу и ушел, оставив Мориана одного.

Холод с улицы просачивался сквозь каменные стены катакомб, заставив старого инквизитора подняться и пройтись по подземелью. Он попробовал сделать несколько упражнений, чтобы согреться, но старое тело воспротивилось этому. Подобрав стоящую на полу лампу, инквизитор открыл заслонку и протянул руки к скромному огоньку. Пальцы закололо, Мориан сморщился, поискал глазами на чтобы вылить масло, но кроме камней ничего не нашел. Вернувшись на место, он взгромоздился на уступ и, сжавшись, накрылся собственной робой, обняв лампу.

Тихие шаги он не услышал, его разбудил шепот. Приоткрыв один глаз, он смотрел на стоящих перед ним людей, пока не узнал широкополую шляпу, зажатую в руках Старега. Рядом с ним стояла женщина, в полностью скрывающем ее фигуру плаще. Не было видно ни ее опущенных рук, не скрытого капюшоном лица, но Мориан ее узнал.

— Леди Гарвей, — потянулся инквизитор, разминая затекшие мышцы.

— Вы наблюдательны, как всегда, Мориан, — усмехнулся Старег.

— Работа такая, — поморщился Мориан, спускаясь на пол с уступа. — Не будешь наблюдательным — пропустишь некроманта, — он подмигнул Старегу, тот оценил шутку, и лицо его расплылось в широкой улыбке.

— Я бы хотела, — тихо произнесла Марбета Гарвей, кашлянула, и сказал громче, — я бы хотела проститься с матерью, если это возможно.

— Для вас, миледи, возможно, все, даже если это кажется невозможным, — Мориан выпрямился, хрустнул замерзшими суставами и потянулся, разминая тело. — Дайте мне пару минут, тело мое уже не такое отзывчивое, как в молодости.

Марбета улыбнулась под плащом, отошла и отвернулась, давая инквизитору возможность привести себя в порядок. Старег же не двинулся. Склонив голову, он внимательно смотрел, как старый инквизитор разминает руки и ноги, как делает небольшие наклоны, как скручивает старое тело, заставляя мышцы слушаться.

— Сколько вам лет, Мориан? — спросил он.

— Куда как больше, чем бы мне хотелось, — поморщился инквизитор. — Но я еще способен на небольшую пробежку. Потом, мне будет плохо, но шагов сто я пробегу.

— Могу помочь вам, — сказал Старег, — молодость не верну, но вам станет легче.

— Ой, нет спасибо, не стоит. Я бы хотел уйти на покой тихо. Пока мои старый кости еще могут двигаться, а мои старые мышцы им это позволяют, я, пожалуй, обойдусь без магии. И надеюсь вообще не прибегать к ней. Я слышал, последствия этого ужасны.

— Вам есть что терять? — усмехнулся Старег.

— Туманный Сад не откроет сам себя. Мне бы хотелось открыть дверь в него своими руками. К тому же, кому как не вам, Старег, знать, что человечки этого не любят.

— Человечки? — нахмурился Старег, но тут же сообразил, о чем говорит инквизитор. — Вы правы, они этого не любят. Как же мне надоели их песни.

— Я готов, леди Гарвей! — Мориан подошел к двери, проделал манипуляции с тайным замком и отпер дверь.

— Спасибо! — Марбета дотронулась до его плеча ладонью, но не сжала его. — Спасибо! — повторила она и нырнула внутрь.

Мориан не мог не отметить грацию, с которой она это проделала.

Старег остался снаружи.

— Вы не пойдете? — растерянно спросил Мориан.

— Нет, — пожал плечами Старег. — Зачем? Она была матерью Марбеты, а не моей. Скажите Мориан, как ваш ученик? Мы договаривались с ним о встрече, но события этому помешали.

— Лучше, чем мог бы быть. Сестры говорят он идет на поправку и скоро будет в строю, но я его не видел. Пытался, к нему пройти, но меня не пустили. Даже меня, — он сокрушенно покачал головой.

— Хорошо, — губы Старега улыбнулись, но глаза остались холодными. — Передайте ему при встрече, что мое приглашение еще в силе. Я жду его, тогда, когда он решит, что готов со мной встретиться.

— Хорошо, я передам.

Они замолчали. Мориан прислушивался к тихому голосу Марбеты, раздававшемуся из усыпальницы, но слов разобрать не мог. Старег стоял молча, время от времени зябко дергая плечами. Наконец холод проник в его тело настолько, что он поднял руки и подул на ладони. Не помогло. Покосившись на раскрытую дверь усыпальницы, он вздохнул и сотворил в воздухе огненный шар. Гладя края шара пальцами, он увеличил его и знаком пригласил к Мориана подойти ближе. Тепло исходящее от шара заставило инквизитора вздрогнуть. Сотни маленьких игл впились в протянутые к шару ладони.

— Вот за это спасибо вам, господин Старег, — выдохнул инквизитор, поворачиваясь к шару спиной и приподнимая робу.

— Не стоит, — засмеялся Старег. — И прошу вас, не стесняйтесь, можете снять штаны, если так получите больше тепла.

— От этого я, пожалуй, воздержусь, — отозвался инквизитор, — но зад с вашего позволения погрею. Тут, знаете ли, очень холодные камни.

Они снова замолчали, слушая приглушенный шепот Марбеты в усыпальнице.

Марбета Гарвей покинула усыпальницу только через час. Она вышла, привалилась к дверям, потерла заплаканные красные глаза и удивленно взглянула на тихо спорящих мужчин. Инквизитор и некромант сидели на земле и что-то оживленно обсуждали, изредка хихикая, словно пара задумавших что-то мальчишек. Слов она не слышала, но на ее губах появилась улыбка. Ее мать была мертва, и в смерти этой повинна была она. И пусть ее вина сводилась лишь к тому, что она позволила матери умереть, но мысль о том, что если бы она была рядом, ничего бы этого не случилось вовсе, не покидала ее.

Подойдя ближе, она прислушалась к спору, но не нашла в нем ничего интересного. Слегка кашлянув, она привлекла к себе внимание.

— Я закончила, Мориан. Вы можете запереть дверь. Спасибо вам.

— Не стоит, — подмигнул ей инквизитор. — Это часть моей службы. И это был приказ моего Главы. Скажите, Старег, это вы его уговорили?

— Я подал прошение, он мне не отказал, — улыбнулся Старег.

— Прошение? — нахмурился Мориан. — Не знал, что на такое можно подать прошение. Официальное?

— Конечно! — засмеялся Старег. — Все по положенной форме!

— Я так и подумал. Знаете, вам ведь очень сложно отказать.

— На том и держусь. Ну, Мориан, спасибо вам за это, — Старег кивнул на дверь. — И за беседу тоже спасибо! Не забудьте вашему ученику передать, что я жду его в любое удобное для него время. Намекните, а можете и прямо сказать, что мне есть чему его научить. И точно скажите, что к тем моим способностям, что он уже видел, мои уроки никакого отношения иметь не будут.

— Обязательно передам, — пообещал Мориан. — Обязательно! — и переведя взгляд на Марбету, склонил голову. — Прошу прощения, леди Гарвей, не обижайтесь на мое стариковское любопытство, но у меня к вам несколько вопросов. Не соблаговолите ли вы ответить на них?

— Не обижаюсь, — улыбнулась Марбета. — Вы ведь хотите спросить о тех годах, что я считалась мертвой?

— Именно так.

— И это не простое любопытство?

— А вот тут вы ошибаетесь. Мне просто очень любопытно. Я, знаете ли, люблю самые разные истории и, мне кажется, ваша история будет мне интересна. Обещаю, что все, что вы скажите, навсегда останется в моей старой памяти. И поскольку я уже стар, то пробудет там недолго. Я либо забуду это, либо умру раньше, чем сумею кому-то что-то рассказать.

— Вы? — удивился Старег. — Вы, Мориан Хатт? Вы инквизитор, которого я, еще мальчишкой, видел уже стариком. Вы, умрете? Нет, Марбета, я бы на это не надеялся. Он не умрет никогда. Вот забыть о том, что ты ему расскажешь, он может, но умереть, он не сможет. Поверь мне, он еще на наших могилах отплясывать будет.

— Вы льстите моему здоровью, Старег, — засмеялся Мориан. — Танцы уже сейчас даются мне с трудом. Так, что вы мне ответите, леди Гарвей?

— Хорошо, инквизитор, Мориан Хатт. Я помню вас по прежним временам. Я помню вас еще до войны, помню вас во время войны, и вы, наверное, тот единственный, не считая Старега, кому я могу все рассказать. Но мне бы хотелось сперва немного наладить свою жизнь. Знаете, пробыв мертвой двадцать лет, не так-то просто вернуться к жизни.

— Понимаю, — поклонился Мориан. — Вы знаете, где меня найти. Я не часто бываю в Башне, но даже если весточка от вас меня не застанет, я ее получу. Благодарю вас.

— Это я вас благодарю, — она протянула ему руку и помогла встать.

Мориан удивленно уставился на свою ладонь, ему показалось, что на миг ее окутало тепло. Нежное, ласковое, такое, какое дети чувствуют от матерей. На мгновение пред его взором всплыл образ давно умершей матери. Он посмотрел на Марбету, та улыбнулась.

В ту ночь, старый инквизитор Мориан Хатт спал хорошо. Он помнил, как добрался до башни, как поел остывшую кашу, выпил теплой воды, растворив в ней сахар, помнил, как разделся и лег. Как долго смотрел в потолок, вспоминая теплое прикосновение Марбеты и ее улыбку. Он не помнил, как провалился в сон и впервые за долгое время, проснувшись, не помнил снов.

В прекрасном настроении, отдохнувший, он спустился в столовую, где и встретил Главу. Коротко переговорив с ним и отдав ключ от усыпальницы, он уже собирался уйти к себе в келью, но Глава этого не позволил. Он сообщил, что сегодня ночью, Мориан будет дежурить в городе и дежурить он будет один.

За стенами башни бушевала метель. Ледяной ветер хлестал по ее стенам колючим снегом, и дай то Смерть, это успокоится к вечеру. Хорошее настроение исчезло. Мориан поднялся к себе, заперся в келье и не выходил оттуда пока не стемнело.