Продолжение повести "Муму "

(в стиле И. С. Тургенева)

Прошло уже три месяца с того тяжкого дня, когда Герасим, повинуясь жестокому приказу барыни, утопил любимую Муму. С тех пор не стало в его жизни ни радости, ни покоя. Вернулся он в родную деревню — туда, где когда‑то бегал босоногим мальчишкой по росистой траве, где впервые ощутил силу в своих могучих руках.

Дом его, просторный и крепкий, стоял на краю села. Был он куда больше той каморки, что Герасим занимал в московском доме барыни: семь больших комнат, две средних да пять маленьких. Ему отвели одну из больших — светлую, с тремя окнами, глядевшими на восток. В ней стояла мягкая кровать, добротный шкаф для одежды, а рядом — метла, верный спутник его дворницкой службы.

На верхней полке шкафа, прикрытая лёгкой паутиной времени, хранилась потрёпанная картина. На ней был изображён Герасим, сидящий на полу в той самой московской каморке. А у его колен, свернувшись клубочком, лежала Муму — глаза её светились преданностью, уши настороженно приподняты. Каждый раз, взглянув на этот портрет, Герасим чувствовал, как в груди сжимается тяжёлое, немое горе.

Мать его, Яна, трудилась от зари до зари. Вставала она в три часа утра, а возвращалась порой лишь к полуночи — то по расписанию, то сверх него. Поле требовало неустанной заботы, и женщина, не жалея сил, гнула спину под палящим солнцем.

Отец, Михаил, исполнял работу, что иному показалась бы непосильной. Он, словно лошадь, впрягался в тяжёлую упряжь и тянул плуг по твёрдой земле. Возвращался домой он всегда в том же обличье — в кожаной сбруе, пропитанной потом и пылью, с усталым, но твёрдым взглядом.

А Герасим… Герасим по‑прежнему служил дворником. Руки его, привыкшие к тяжёлому труду, исправно выполняли любую работу: и двор подметали, и дрова кололи, и воду носили. Но в глазах его, прежде ясных и открытых, теперь затаилась глубокая, невысказанная печаль.

В углу его комнаты, на столе, лежали пятнадцать исписанных листов бумаги — попытка излить душу, выразить то, что не могло найти выхода в словах. Рядом с ними — две монеты: две копейки да два рубля. Мало это было для счастья, да и счастье, казалось, навсегда покинуло этот дом.

И всё же, глядя на восходящее солнце, озаряющее родные поля, Герасим чувствовал: жизнь продолжается. Но какой ценой?..