Проект «Anima»

Если однажды горячее солнце

Станет холодным как утренний лед,

Если зима жарким летом вернется,

И на песок белый снег упадет,

Если беда, что ничем не измерить,

Рухнет на землю косою звеня,

Я буду знать, всё равно, что ты веришь.

Я буду знать, что ты любишь меня.

Денис Майданов - Вечная любовь

ПРОЛОГ

Женщина лет сорока на вид, с изумительно густыми золотыми волосами, уложенными в сложную прическу, в бессильной ярости металась по кабинету главного врача самой дорогой клиники их мегаполиса. Красивая некоей утонченно-аристократической красотой, фарфоровой статуэтки, форма которой важнее содержания, Арисса Ветрова являла собой настоящую южную леди. Поэтому она не позволила себе опуститься до банальной истерики.

Длинное черное платье, выгодно подчеркивая стройную фигуру, создавало иллюзию хрупкости, а каблучки-шпильки маленькими молоточками выбивали дробь по дорогому паркетному полу, вызывая у мужчин мигрень. Сам же хозяин кабинета расположился за своим столом и с вялым любопытством наблюдал за маневрами вышеупомянутой дамы и горько жалел, что не распорядился постелить поверх паркета толстый ковер.

Ее супруг Поль Ветров – моложавый, подтянутый мужчина с проседью в черных волосах сидел в кресле для посетителей. Бледный и осунувшийся, он устало смотрел на друга детства.

– Влад, мы его вылечим? – вдруг остановилась и требовательно, спросила женщина. – Ну, скажи, что мы сможем его вылечить! Ты же знаешь, деньги – не проблема.

– Нет, – уже в который раз, устало, ответил врач. – Проблема не в деньгах. Проблема в самом Максиме, и в том, что он не болен.

– Ну, неужели мы ничего не сможем сделать?

Арисса тихо застонала:

– Мой сын смотрит на меня, как на совершенно чужого человека и на шаг не отходит от этой оборванки. А ты говоришь мне такие ужасные вещи. Ты должен, Влад, должен сделать хоть что-нибудь!

Профессор медицины Владислав Макаров лишь тяжело вздохнул. Как объяснить эгоистичной Ариссе, что ее сын здоров? Просто не помнит, ни ее, ни всего того, что с ней связано. Его личные воспоминания, моральные установки, привычки, характер, наконец, были стерты, нарушена эмоционально-волевая сфера. Но при этом Максим стал единственным из двенадцати человек, подвергшихся «Лишению души», процессу, которому дали вполне отражавшее его суть название – «Detrimentum». И только он может продолжать нормальную жизнь.

Макс адекватен, эмоционален, тогда, как остальные стали безразличными ко всему, аморфными созданиями, способные лишь выполнять простейшие указания. Их психическое состояние нельзя было охарактеризовать, как аутизм, олигофрению или амнезия. Оно стало чем-то принципиально новым. И никто не знал, как работать с данными пациентами. Никто не мог дать не только гарантий, но даже делать какие-либо прогнозы врачи опасались. Случай Максима Ветрова стал беспрецедентным. И это давало надежду на возможное выздоровление остальных.

Молодой человек показывал удивительные результаты. Он был абсолютно здоров, как физически, так и психически. Уровень его интеллекта остался примерно таким, как и до «Лишения души». Да, из его памяти стерлись многие академические знания. Но, как бы компенсируя это, уровень бытовых и коммуникативных навыков начал зашкаливать.

Прежний Макс являлся нелюдимым, слегка фанатичным ученым, постоянно балансирующим на грани депрессии и нервного срыва. Нынешний же постоянно находился в центре всеобщего внимания, был знаком с половиной персонала клиники, и мог договориться с кем угодно, о чем угодно, не прикладывая к этому ровным счетом никаких усилий. Он улыбался, травил анекдоты, очаровывал мужчин женщин. Та легкость, с которой когда-то зажатый и весьма застенчивый молодой человек знакомился с новыми людьми и располагал их к себе, скажем так, поражала. Но самым удивительным было то, что ему самому это безумно нравилось. Общение само по себе, казалось, доставляет Максиму больше удовольствия, чем, что бы то ни было. Для каждого у него находились улыбка и доброе слово, дельный совет, или молчаливое сочувствие.

Он, подобно магниту притягивал к себе самых разных людей. И никто не боялся поделиться с ним своими мыслями, чувствами, подчас самыми сокровенными. Никто не отмалчивался, если молодой человек задавал прямой вопрос. Собственно, именно поэтому, Максим и являлся личностью, весьма осведомленной во всех областях его интересующих. Но профессор Макаров, наблюдая за крестником как бы со стороны, замечал, что вся его кажущаяся открытость, не более чем маска. Он слушал чужие истории, но не спешил делиться собственной. А если и делился, то весьма неохотно. Его мысли и чувства были надежно спрятаны под ледяным покровом недоверия к людям и железной выдержки. Но учитывая то, какой была его жизнь последние полгода, в этом не было ничего удивительного.

Приводило же в замешательство консилиум, в который входили лучшие врачи планеты, другое. Максим Ветров в повседневной жизни был независим и от своей подруги и от окружающих. Нет, он явно любит ту девушку, и проявляет к ней сильную привязанность. Но в своих действиях молодой человек руководствуется лишь собственными решениями и не оглядывается на окружающих в поисках одобрения. И проявлял неплохие лидерские способности. По крайней мере, Эмма слушалась его беспрекословно, что этими двумя воспринималось, как нечто само собой разумеющееся. А попытки руководить им, он вежливо, но довольно жестко пресек еще в самом начале работы с ним врачей.

Односложные команды Макс либо игнорировал, либо издевательски смеялся, говоря: «Вы забыли сказать «пожалуйста». Неужели Вас не учили хорошим манерам? Видимо, нет. Ах, какое упущение со стороны Ваших достойных родителей». Молодой человек виртуозно играл словами, не выходя, впрочем, за рамки приличий, но выставляя оппонентов дураками. И никаких прямых оскорблений, ни намека на агрессию. Все до безобразий пристойно, и, как бы в шутку. А на вопросы, где он так научился разговаривать, парень обмолвился, что это дают о себе знать профессиональные навыки. Ведь клиентам грубить нельзя, но некоторых из них ставить на место просто необходимо. И единственное, что остается, это осваивать новую модель речи. Хостесс еще и не такое умеют. А сам Максим в этом деле – еще дилетант. Но он над собой работает.

Профессор Макаров так и не понял, было ли это очередной шуткой, или мальчишка говорил это всерьез.

А еще, этот его крестник, казалось, был более адаптирован к современным реалиям, чем тот, которым он был до. И это было невероятно. То, что Макс успешно прошел социализацию, и был готов к самостоятельной жизни, консилиум официально признал чудом. И у этого чуда даже имя имеется. Эмма Росс. Но Арисса вместо того, чтобы пылинки сдувать с девчонки, брезгливо морщит носик, требуя убрать «эту ужасную особу» от ее ненаглядного ребенка и вернуть ей сына таким, какой он был раньше. А это невозможно. Просто потому, что он уже другой. Не лучше и не хуже. Просто он, если можно так выразиться, уже совершенно другая личность. И переделке обратно она не подлежит. Можно ли из циничного прагматика сделать наивного романтика? Вот если бы наоборот, то шанс бы был, а так...

– Прекрати, Арисса, ­– впервые за все время подал глава семейства. – Это наш сын. И даже если он стал другим, это не отменяет того, что он НАШ СЫН, и мы ДОЛЖНЫ его принимать и поддерживать, а не пытаться «вылечить», чтобы он стал таким, каким мы хотим его видеть. Максим имеет право сам выбирать, кем быть, что делать и кого любить. Пока мой ребенок счастлив, я буду на его стороне.

Чтобы смягчить свои слова Поль Ветров тяжело поднялся из мягкого кожаного кресла, подошел к своей супруге. Затем он, обняв ее за плечи, зашептал что-то нежно-успокоительное ей на ушко. Влад считал, что антидепрессант в комплекте с успокоительным, были бы более действенны. Но в отношения своих друзей он старался с советами не вмешиваться. В отношения между мужчиной и женщиной, вообще, лучше лезть.

А его друг за двадцать восемь лет совместной жизни научился бороться с эмоциональными вспышками своей второй половинки. Да и разбираться в них должен лучше, чем любой профессор медицины.

– Да, как он может быть счастлив? – разорялась женщина. – Мой Максим получил лучшее образование, какое вообще возможно получить. Гений нейрохирургии в двадцать три года получивший Премию Мира за вклад в медицину. Он обручен с самой популярной ведущей канала «Дейли». У него была идеальная жизнь. А теперь он связался с какой-то оборванкой, которую даже из университета выгнали, потому что она, якобы, не смогла его оплачивать. Но я уверена, что по такой абсурдной причине, как неспособность человека оплачивать свою учебу, никого не отчисляют. Все от того, что представители низших классов не имеют способности к обучению. Это же общеизвестный факт! Так зачем вообще позволять им учиться вместе с нашими детьми? Там они набираются невероятно глупых идей о равенстве людей. Лучше бы сидели в своих трущобах и не смели даже думать о том, чтобы быть в уважаемых домах, быть чем-то большим, нежели приходящая прислуга! Неотесанной нищенке не место в моем доме! Влад, мы не должны допустить, чтобы эта аферистка разрушила жизнь Максима. А она уже внушила моему сыну, что он ее любит, и заставила работать во второсортном клубе. И мой дорогой мальчик мне заявил, что не собирается бросать это занятие занятие, и если у него действительно есть деньги, то он потратит их на покупку собственного ресторана, а не на повторное обучение в Институте медицины. А еще он отзывается на собачью кличку «Дей». И теперь Максим не счастлив, даже если думает иначе. Он просто не может быть счастлив. Я его мать и знаю лучше!

Поль нежно обнимал Ариссу за плечи, позволяя выговориться.

– Я никогда не приму ее! – почти выкрикнула женщина.

– И тогда наш сын просто вычеркнет тебя из своей жизни. Это уже не тот Макс, каким мы его помним. И мы для него – чужие, а она – семья. Эмма Росс слишком ему дорога. Она спасла его душу. Благодаря ей наш мальчик, вообще, остался жив. Рисса, не совершай ошибок, о которых будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. Потому что, если ты заставишь его выбирать между вами, он выберет не тебя.

– Это не честно… неправильно. Максим ее едва знает. А она…

– Милая и добрая девочка, перед которой мы в неоплатном долгу.

– Она хочет заполучить его деньги! Я не удивлюсь, если она была в сговоре с теми, кто сделал это все с нашим ребенком.

– Арисса, ты бредишь! Какой может быть сговор?

Ни имея, ни сил, ни желания слушать дальше то, что Поль очень точно охарактеризовал, как «бред» профессор Макаров пошел проведать главного виновника всего происходящего.

Максим сидел на жестком пластиковом стуле в палате его подруги и сосредоточено что-то читал, держа в левой руке планшет. Сама девушка спала в барокамере. Ее состояние стабилизировалось, но все еще оставалось критическим. Поэтому молодой человек старался как можно больше времени проводить с ней рядом.

Влад остановился и посмотрел на мальчика, которого знал с момента его рождения. Да, он знал именно мальчика, а теперь перед ним был мужчина. Максим сильно изменился, и родителей его было чисто по-человечески жаль. Однако, такой неподатливый, дерзкий упрямый молодой человек, способный защищаться и защищать, вызывал у профессора гораздо больше симпатии, нежели прежний. Нет, Владислав, никогда не имевший собственных детей очень любил крестника. Но теперь он им еще и гордился. Не как гениальным ученым, а именно, как Человеком.

Стоило ему это подумать, как Макс Ветров поднял на него глаза и неожиданно тепло улыбнулся:

– Еще раз добрый вечер.

– Привет. Как ты себя чувствуешь?

– Уже нормально. Плечо почти не болит. Но, до чего же, неудобно пользоваться только левой рукой. Постоянно что-нибудь роняю, – засмеялся парень. – Планшет только за сегодня трижды близко познакомился с полом.

– Это ерунда. Чем занимаешься?

– Жду, когда проснется Эмма, заодно пытаюсь разобраться в себе и в том, что же представляет моя жизнь.

– И как успехи? Получается?

– Да, как сказать? Наверное, получается. Смешно. Эта жестянка, – молодой человек кивнул на горящий экран в своих руках. – Знает обо мне гораздо больше меня самого. Я тут прочитал, что являюсь известной личностью в научных кругах, и даже, что-то там открыл. Хотя, прочитав об этом статью дважды, я так и не понял, что конкретно. Более того, я смутно представляю себе, что вообще такое – нейрохирургия и зачем нужна. Но, хоть концы начали сходиться. И я теперь начинаю понимать, что же все-таки произошло, и как я докатился до такой жизни.

Молодой человек улыбнулся теперь уже иронично и кивнул на соседний стул, как бы предлагая присесть. Влад воспользовался предложением и попросил:

– Расскажи.

– Что? Как я докатился до такой жизни? – нахмурился Максим, и несколько смущенно добавил. – Мне сложно соотносить себя со своим же собственным прошлым. Я расскажу, но не сейчас. Сначала мне нужно обдумать все, вспомнить. Давайте завтра? Сегодня я не склонен делиться самым сокровенным. Да и в принципе, выставлять это на всеобщее обозрение не хочется. Это выглядело бы с моей стороны, как…

– Как будто жалуешься на несправедливость судьбы?

– Смешно, – молодой человек натянуто улыбнулся, показывая, что на самом деле ему не до смеха. – Хвастаться я не хочу. Позавидуете ещё.

– А что? Есть чему завидовать?

Максим откинулся на спинку своего кресла и насмешливо посмотрел на профессора Макарова. А потом резко подобрался, став очень серьезным.

– Можете думать, что хотите, но я последние полгода был счастлив. Да, у меня не было денег. Да, хостесс – это, конечно, не нейрохирург с мировым именем. Но я, черт возьми, был счастлив каждый день своей жизни! Вы просто хотите слишком многого. И всего вам мало. Тянетесь за ненужной роскошью, глупыми стереотипами, и цепляетесь за пустоту. Нет бы, ценить то, что есть. Счастье, вообще, переживание субъективное, химера, за которой все бегут. А оно всегда рядом, в тебе самом. Это же так просто. Только далеко не все могут это понять. И продолжают играть в догонялки с тем, что и не собирается убегать. У меня было все, что необходимо человеку для полноценной жизни. И я не видел причин считать себя страдальцем. Многие не имеют и половины того, что было в избытке у меня. Интересная работа, позволяющая обеспечить себя и мою подругу. Дом. Крошечный, но Мой. Семья. И пусть семьей я звал одного единственного человека, другой мне и не нужен. Да, и сейчас, я предпочту Эмму всем своим новообретенным родственничкам. Друзья… у меня есть настоящие друзья, люди, которым я небезразличен. Что еще нужно человеку для счастья?

Максим ненадолго замолчал, собираясь с мыслями, а потом уже спокойнее продолжил:

– Не знаю, как Вам объяснить, но то, что мне внушили, будто бы я не человек, мне совершенно не мешало жить. Вы, наверное, не поймете, но это, наоборот, заставляло чувствовать все ярче, наслаждаться каждым днем. А этот застегнутый на все пуговицы парень... мне не верится, что я мог быть таким депрессивным, что ли. Вам его взгляд ничего не напоминает? Например, глаз остальных «Лишенных души»? Та же боль, та же безнадежность. Я просмотрел два его личных фотоальбома. И на всех двухсот семидесяти фотографиях у него такое лицо, будто он только что похоронил лучшего друга. И даже на вечеринке в честь его собственной помолвки, в его мимике и позе читается желание бежать от этой «теплой» компании, причем как можно дальше, и как можно быстрей. Зажатым, и готов поспорить, весьма неуверенным в себе был этот ваш Максим Ветров. Про чувство юмора не спрашиваю. Но он хоть улыбаться умел? Эх, о чем это я?! С такой мамочкой как бы самому не разучиться. Ведь она единственная, кто знает, что для меня лучше. При этом мое мнение по этому вопросу ей глубоко безразлично. Поэтому она и решила спасти меня от меня же самого, а заодно и от женщины, которую я люблю больше всего на свете. Отец вяло сопротивляется ее попыткам перетянуть его на свою сторону, но открыто на мою защиту он становиться не спешит. Нет, я его не осуждаю. С такой фурией связываться – себе дороже.

– Макс, она – твоя мать. Ты не должен так о ней говорить.

– Почему? Тот факт, что она моя мать по умолчанию делает ее доброй и милой женщиной? Арисса – тиран. Добавьте к этому еще и то, что она поверхностна и эгоцентрична. Не удивительно, что тот Максим сломался. Только я – не он. По крайней мере, надеюсь на это. У вас странный взгляд. Вы удивлены?

– Чем? – спокойно спросил Влад.

–Тем, настолько я изменился.

– Не знаю, Макс… э… Деймон…

– Можете звать Максимом. Если вам так проще – я не возражаю. Вы ведь знали меня с детства. Но «Деймон Росс» мне нравится больше. Возможно, я просто еще не привык к этому новому для меня имени «Макс Ветров». Не знаю. Поймите, я не хочу жечь все мосты, связывающие меня с прошлым. Ведь это были 26 лет МОЕЙ жизни. И делать вид, что их не было – глупо. Но и потерять себя, мне тоже не хочется. Кстати, об этом мне тоже следует подумать. И кое-что решить. А потом я расскажу все, что Вы хотите. Ну, или все, что сочту нужным Вам рассказать. Завтра.

Молодой человек лукаво улыбнулся и прикрыл глаза, расслаблено откидываясь на спинку стула, показывая, что аудиенция окончена.

ГЛАВА 1

Наша жизнь состоит из следствий наших же поступков и цепи случайностей. Мы сами творим свою судьбу, но не властны над нею. Предугадать, к чему они ведут нас, конечно же, можно. Но далеко не всегда.

Ты постоянно стоишь перед выбором, что сделать и как же поступить. А ведь любая мелочь, даже самая, на первый взгляд, обыденная, может перевернуть твою жизнь с ног на голову. Стоит только вызвать такси, а не пойти с работы пешком, как ты делаешь обычно, и упустишь возможность найти свою любовь, встречи с которой ты ждал всю свою жизнь. А может и наоборот – она будет ждать тебя в том самом такси.

Каждый день мы делаем десятки, а может и сотни шагов к чему-то пока еще неизвестному. Говорят, что счастье человек строит своими руками. И с этим сложно поспорить. Но с другой стороны счастье – понятие субъективное. Только мы решаем, счастливы ли в данный момент. И никто не может помешать нам испытывать это чувство если не постоянно, то, как минимум, пару раз в день. Мы сами мешаем себе. Загоняем в эти рамки. А потом страдаем по этому поводу.

За окном шел мокрый снег. На улице было довольно холодно. Мелкие противные крупинки царапали кожу. А ветер, казалось, пробирал насквозь, отбирая все тепло. И желания выходить на улицу у молодого мужчины, стоявшего возле окна, не было абсолютно.

– Ужасная погода, – тихо произнес он сам себе.

Он сделал это просто, чтобы разбить гнетущую тишину своего кабинета. Создать иллюзию присутствия. Имелась за Максимом Ветровым такая эксцентричная привычка: изредка говорить с самим собой. О ней, правда, никто о ней не знал. Ведь делал он это в гордом одиночестве. Молодой человек зло усмехнулся, представив в какой ужас пришла бы его мамочка, узнав о такой неподобающей особенности единственного сына.

Арисса подняла бы на уши всех известных ей врачей, и не отстала бы от них, пока бы те не вылечили ее мальчика от «шизофрении или чем он там болен». А между тем Макс ничем болен не был, тем более шизофренией. Хотя и «нормальным» назвать его было трудно. Гении не бывают таковыми просто по определению. Одаренность – то же отклонение, пусть и со знаком плюс. Но одно можно было сказать твердо: данный молодой человек находился в здравом рассудке, хоть и говорил сам с собой.

Просто он часами находится в своей лаборатории абсолютно один. А тишина через какое-то время начинает давить и раздражать. Особенно поздно вечером. Особенно в такую погоду.

Конечно, можно было спуститься вниз в холл. Какой-нибудь десяток этажей и ты в любое время дня и ночи мог оказаться среди шумной толпы служащих и гостей «Нео-инкорп». Первые три этажа здания занимал торгово-развлекательный центр. Это было очень удобно. С одной стороны, для всего персонала компании действовала гибкая система скидок, а с другой – это обеспечивало центр постоянными клиентами.

Максиму нравился ресторанчик традиционной кухни на втором этаже. И он там довольно часто завтракал, обедал и ужинал. Но пока есть ему не хотелось.

Молодой человек безучастно смотрел на унылый пейзаж, который открывался из окна его лаборатории. А потом вдруг неожиданно для самого себя поймал на стекле собственное отражение. Состроив недовольную гримасу своему зеркальному двойнику, Максим тяжело вздохнул. И хотя отражение рисовало облик довольно красивого молодого человека, Макс всегда оставался недоволен своей внешностью. Он не любил смотреть на себя. Его почему-то всегда раздражали зеркала и собственные фотографии. Хотя природа наградила Макса гармоничным сложением. Да, его фигура казалась тонкой и почти хрупкой, но она на самом деле таковой не являлась. Просто Максим был типичным эктоморфом: высоким и худощавым. И на красавца-бодибилдера он совсем не походил. Но молодой человек был подтянутым, и постоянно держал мышцы в тонусе. Занимался плаваньем, и без особого труда мог отжаться от пола 120 раз.

Правильные тонкие черты лица, балансировали на грани спокойной мужской красоты и слащавой смазливости, словно-бы, не отдавая предпочтения ни тому, ни другому. Выразительные миндалевидные глаза казались кусочками ночного неба. В них не хватало только белых искорок-звезд. Волосы черные – под стать глазам. Максим, следуя моде, носил среднюю длину (до плеч), стягивая их шелковой лентой в низкий хвост. И дело было вовсе не в том, что парня интересовали модные тенденции. Скорее, наоборот.

Он не понимал, почему кто-то диктует остальным, что и как нужно носить в этом сезоне? И почему эти остальные строят свою жизнь в соответствии с вышеуказанными откровениями? Ведь в этом нет никакого смысла. Ведь человек останется самим собой, что бы он ни одел. Но на Юге любое отступление от модных канонов, широкой аудиторией воспринимается, как дурной тон, вызов общественному мнению, и чуть ли не преступление.

Так, как молодой человек с модой и ее последователями поделать ничего не мог, он старался относился к ним, как к неизбежному злу. Поэтому носил неудобную, но дорогую одежду и хвост, хотя с удовольствием обрезал бы свои не самые послушные волосы. Но ему не хотелось выделяться на фоне ровесников и коллег. И только одно его радовало – белые халаты, положенные ученым и врачам, были вне модных тенденций. Потому как популярные этой зимой паетки, стеклярус и бисер на привычной в своей простоте униформе, его бы просто убили. Так как их наличия на обычной одежде, ему более чем достаточно. Была бы его воля, он бы носил только строгие костюмы в черно-белой гамме. Всякие излишки в виде стразов и кружев, а также пестрые расцветки, от которых рябило в глазах, ему, мягко говоря, раздражали. Это его мама воспринимала, как еще одно доказательство того, что у Максима не все дома. И чтобы он, будучи публичным человекам, не показался людям в неподобающем виде, сама лично покупала ему одежду. Когда-то такое поведение госпожи Ветровой Максима ужасно злило. Теперь он, можно сказать, смирился и даже научился извлекать из этого некоторую пользу для себя. Ведь благодаря ее навязчивой заботе, у него нет теперь необходимости посещать бутики и выбирать между шифоном и крепдешином, сочетанием оранжевого и светло-салатового, бирюзы и темно-бордового. Нужно просто одеть то, что покупает для него Арисса. Хотя приятного в этом было, конечно же, мало.

Отогнав от себя непрошенные мысли, Максим снова посмотрел в окно. Почти безучастно он разглядывал серое небо, серую улицу и серых людей, спешащих по своим делам. Сейчас было начало зимы, а это значило: впереди три месяца беспросветной серости, без солнца, зелени деревьев и нежной голубизны неба. И его не отпускала мысль, что вся его жизнь такая же невзрачная и безрадостная, как погода за окном. Возможно, это было следствием авитаминоза и усталости и ему нужно просто отдохнуть. Он надеялся, что это так, что через пару дней его мир снова обретет краски, что ему станет легче. Ну, почему лето не может длиться весь год? Ведь от искусственных обогревателей становилось еще холодней. Макс с самого детства любил подставлять лицо золоту солнечных лучей, чувствовать ласковое тепло их самой прекрасной во всей Вселенной звезды. Ему нравилось улыбаться, глядя, как играют на стенах солнечные зайчики.

А к врачам он обращаться не любил. И не спешил к ним обращаться, словно бы пытаясь убедить себя и окружающих, в том, что все хорошо. Но особых результатов это не приносило. Все шло как по замкнутому кругу. В больницу он все-таки попадал. Иногда приходил сам, иногда ему туда попасть помогали «любящие» родственники. Раз за разом ему ставили один и тот же диагноз: «Депрессия, склонность к суициду». Хотя сам молодой человек никакой склонности в этом направлении за собой не замечал. Да, ему не слишком хотелось жить, но умирать он не желал абсолютно. У него были мечты, цели, планы, в конце концов. Это было важно для всего человечества, и интересно ему самому. Отказываться от них Максим не хотел. Но ему просто не верили. И молодому человеку снова приходилось глотать опостылевшие таблетки и выслушивать бессодержательные нотации матери или невесты о том, как замечательно жить и как он их расстраивает, не понимая этого. И в такие минуты ему почти нравилось состояние депрессии. Потому что на все это ему было плевать.

Молодой человек не знал, сколько простоял у окна в некотором состоянии полутранса. И только когда начало темнеть, и улица из серой превратилась в черную, он, наконец, очнулся. У него звонил телефон.

– Да, крестный, – привычно ответил Максим.

– Привет, – раздался из трубки бархатный баритон.

– Салют.

– Как жизнь, младший?

– Если скажу, что удалась, ты мне поверишь?

Мужчина тихо засмеялся:

– Если скажешь это таким вот тоном, то не поверю, – а затем, резко посерьезнев, спросил. – У тебя что-то случилось?

– Нет. Все нормально. Устал просто. Тяжелый денек выдался. Не беспокойся. Обычная хандра.

– Понимаю. Отдохни и настроение станет лучше. Но я звоню тебе не просто так. Хотя, ты же знаешь, я с тобой поговорить всегда рад. Ты ведь…

– Ближе к делу, крестный. Я знаю, что ты горазд петь мне дифирамбы. Что нужно?

– Посетить благотворительный аукцион, который устраивает наша ассоциация. Все вырученные деньги пойдут на реконструкцию одной из государственных клиник.

– А может не надо? – попытался отвертеться Макс от пафосного мероприятия. – Ты же знаешь, как я не люблю подобные мероприятия. Там скучно, и меня там все раздражает. Я и без этого аукциона анонимно перечислю им тысяч четыреста. Мне не трудно. Нет, даже семьсот.

– Хорошо. Перечисляй, если не трудно. Но на аукцион будь добр явиться. Сам факт твоего присутствия придаст ему веса. Ты ведь у нас, все же, звезда мировой медицины и один из самых завидных женихов планеты. Так что не смей увиливать.

– Ну, крестный!

– В общем, я тебя жду. До встречи послезавтра.

– Пока, – кисло отозвался юноша, и тяжело вздохнув, нажал на сброс.

Как же он ненавидел все эти светские вечеринки, благотворительные балы и особенно аукционы! Правила хорошего тона. Фальшивые улыбки. Расточаемые комплименты без единого намека на искренность. Благопристойные беседы о моде, погоде и мире во всем мире.

Потом Максим посмотрел на часы. Уже десять. Подумав: не вызвать ли такси? Он сел в свое кресло, откинулся на спинку и на минуту закрыл глаза.

Наша жизнь состоит из следствий наших же поступков и цепи случайностей. И мысль: «А так ли мне хочется домой?» может дорого обойтись. Не сама мысль, конечно, а ее воплощение в жизнь. Мы сами творим свою судьбу. Но Максим об этом особо не задумывался. Точнее, он даже подумать не мог, что какая-то мелочь может перевернуть всю его жизнь. Но роковая случайность уже ждала его.

Он решил такси не вызывать и домой не ехать. Отключил телефон и бросил его на журнальный столик. Ему вдруг так захотелось тишины, покоя. И он вообще, решил никуда не ехать сегодня, а переночевать на кушетке в лаборатории. Сейчас ляжет, закроет глаза и будет думать о Лере. О том, что она замечательная, талантливая, красивая и как ему с ней повезло. И, возможно, ему даже, удастся себя в этом убедить. Ведь до того, как она появилась в его жизни, Максу было безумно одиноко, а одиночество он ненавидел всем своим существом. Стены его квартиры, буквально давили со всех сторон, а тишина звенела в ушах.

Правда, из крайности Максим бросился в крайность. Лера имела удивительную способность занять все окружающее ее, пространство и не замолкать ни на минуту. И ладно бы, девушка говорила с ним. Но ей не нужны собеседники. Она ведь предпочитала монологи. А любимой темой этой достойной во всех отношениях особы – была она сама. Макс интересовал ее, скорее, как постоянный и безропотный слушатель. И она никогда не замечала того, что чаще всего он ее просто не слушал.

Из этих двоих вышла странная пара. В их отношениях не было ни уважения, ни взаимопонимания, ни любви. Иной раз молодой человек задавался вопросом: почему они до сих пор вместе? И не находил ответа.

Они познакомились больше года назад на какой-то вечеринке. Макс, вообще-то не очень любил подобные сборища, но иногда они были предпочтительней одиночества. Она сама подошла к нему и протянула томное:

– Привет, красавчик.

И Максим вместо того, чтобы смутиться и сказать какую-нибудь глупость ответил ей в тон:

– Привет, малышка, – а затем, оглядев ее фигуру, добавил. – Отличное платье. Я оценил.

Правда, ценили и платья, и фигуру, и веселый нрав девушки, почти все мужчины. Вот в чем-чем, а в поклонниках, у нее недостатка не было. Лера обращала на себя внимание с первого взгляда. Она была яркой, жизнерадостной, раскованной. В общем, эта очаровательная особа являла собой все то, чего сам Максим был лишен, и все то, чем он в глубине души, хотел быть. Вокруг нее постоянно слышался смех. Ее окружали десятки поклонников, но она выбрала его. Молодой человек не считал свою самооценку заниженной. На его взгляд, она была вполне адекватна. Максим не был слепым, и вполне осознавал, что привлекателен. Кроме классического профиля, он имел гармоничное телосложение и следил за здоровьем. Плюс ко всему был далеко не беден, и к тому же знаменит. Но у него не раз возникала мысль, что Лера предпочла Максима, а не представителя богемы, именно потому, что на фоне скучного ученого смотрелась особенно эффектно.

Молодому человеку верилось с трудом, что кто-то мог влюбиться в него с первого взгляда. Он привык, что девушек в нем привлекали его деньги или положение в обществе, и не чувствовал себя таким уж привлекательным для противоположного пола. И это воспринималось, как нечто само собой разумеющееся. В этом была его маленькая трагедия. Когда человек не чувствует себя достойным любви, он ее и не ищет.

Возможно, если бы ему не внушали все это в ранней юности, Максим оценивал бы себя по-другому. Но отец в процесс воспитания единственного сына не вмешивался, полагаясь в этом вопросе на жену. А эта гиперсоциализированная дама желала, чтобы ее ребенок адекватно воспринимал собственное «Я». То есть, чтобы смотрел на мир ее глазами. Поэтому она всеми силами пыталась открыть своему любимому мальчику глаза на реальное положение вещей. А оно выглядело примерно так: Макс не уверен в себе, замкнут, холоден, и наконец, инфантилен.

И вот, что интересно, видела ли Арисса, что он добр, тактичен, честен, порядочен, и невероятно дисциплинирован? Понимала ли она, какой чудесный у нее сын? Скорее всего, нет, хотя и любила по-своему. Но об уважении и речи не шло. Ведь уважать можно только равного. А она не то, что равным себе, полноценной его личностью не считаешь.

В этом Лера была очень похожа на мать Максима. Кстати говоря, они отлично ладили между собой. Даже более того, Арисса считала, что лучшее, что сделал ее красивый, умный, добрый, но совершенно бесхарактерный сын за всю свою жизнь, это начал встречаться с «этой очаровательной девочкой». По ее мнению, молодой человек нуждался в постоянном руководстве и контроле. Но не может же, мать, даже такая самоотверженная, как госпожа Ветрова заниматься этим всю его жизнь! В конце-то концов, она будет жить вечно. И ей просто необходима в этом благом деле помощница. И Лера на эту роль подходила идеально. Она спрашивала у Ариссы совета, по любому поводу, а советы будущей свекрови воспринимались ею, как истина в последней инстанции.

Так что госпожа Ветрова была на седьмом небе от счастья, и прямо-таки горела противоестественным энтузиазмом в связи грядущей свадьбой сына. Сам Максим приподнятого настроения своей матери не разделял, и жениться не слишком-то и хотел. Но его мнением никто и не интересовался, а когда пытался высказать, его попросту не слышали. И это было в лучшем случае. В худшем ему объясняли, что даже будучи известным ученым, он ничего не понимает в этой жизни, не знает, что для него лучше, и не способен заботиться ни что о других, а даже о себе. Поэтому ему не следует мешать тем, кто заботятся о нем.

То, что противоречить Ариссе – себе дороже, Макс уяснил давно. Он даже с этим почти смирился. По крайней мере, внешне. Но разве можно смириться с тем, что собственная мать считает тебя, практически олигофреном? До недавнего времени Максим пытался доказать ей, что он способен на многое. Сначала он был лучшим учеником школы, потом лучшим студентом медицинской академии. И наконец, стал самым юным лауреатом премии Мира. Его зовут «Гением нейрохирургии», а патенты всего за два года принесли столько денег, сколько ему не потратить за всю жизнь. Его очень обеспеченный отец в сравнении с ним – нищий. Но ничего из этого не меняло отношения к нему матери.

– Почему? Почему ты так обращаешься со мной? – примерно год назад вспылил он. – Разве я малого добился? Или может это нормально в двадцать пять лет быть финансово независимым от ресурсов семьи? Так я не просто независим! Я, черт подери это все, богат. И одни только патенты приносят мне в месяц больше денег, чем зарабатывает отец за год. Чего тебе еще не хватает, чтобы признать меня полноценным человеком? Мне надоела твоя навязчивая забота, причитания по поводу того, какой я беспомощный! Мне все это НАДОЕЛО!!!

Но единственное, чего он добился, это снисходительного:

– Дорогой, тебе всегда легко давались точные науки. Но это совсем не говорит, о том, что ты готов реальной жизни.

– Почему не готов? И когда я, по твоему мнению буду готов?

– Никогда. Ты по своему складу не способен к самостоятельной жизни. Максим, будь хорошим мальчиком и прекращай капризничать. Я не желаю тратить свое время на твои истерики.

Этот разговор с матерью стал для него последней каплей. И в тот же день, жутко злой парень съехал из особняка родителей в съемную квартиру. Сначала, его захлестнула волна энтузиазма. Все было в новинку и вызывало интерес. Но когда азарт немного поутих, его обуяла тоска.

Непривычная, до недавнего времени, тишина давила на нервы. И не будь Максим все еще сильно обижен на мать, он бы вернулся. А так… не позволила гордость.

Только к самостоятельной жизни он оказался действительно не совсем готов. Но молодой человек всячески отказывался в этом признаваться, даже самому себе. Ведь это означало бы признание правоты его матери. Это ведь все равно, что расписаться в собственной несостоятельности, глупости и инфантильности. Люди, особенно молодые и амбициозные, редко признают собственные слабости. Им так сложно сказать самим себе: «Да, я сегодня не могу сделать это».

Вместо этого они пытаются доказать обратное всем и каждому. Хотя, кому это нужно? Наверное, им самим. Мы так устроены. Возможно, такое поведение заложено на подсознательном уровне. Желание выбирать свою дорогу и идти по ней абсолютно естественно для человека. Только простым такой путь бывает крайне редко. И чем-то в нем приходится жертвовать, а с чем-то мириться.

Для молодого человека таким камнем преткновения стала семья. С самого детства ему хотелось жить среди людей, которые его любят, ценят, понимают. Ему хотелось тепла настоящей семьи. И не то что бы его семья была ненастоящей. Вроде бы у них было все, о чем только можно мечтать. Неплохой достаток, красивый дом, положение в обществе. Максим никогда не подвергался насилию ни со стороны матери, ни со стороны отца. Они на него даже голос ни разу не повысили. Ему давали все самое лучшее от игрушек до учителей. И со стороны Ветровы казались образцово-показательным семейством.

Как же! Любящие родители! Правда, любящие скорее друг друга, чем сына. Мальчик был для них предметом гордости, тем, что не стыдно показать друзьям, и чем похвастаться перед приятелями. На взгляд самого Максима его ценность как личности, была равноценна его достижениям. Он уже в раннем детстве перестал тешить себя иллюзией, будто бы нужен им сам по себе. И поэтому Макс даже мысли не допускал о том, чтобы разочаровать, перестать соответствовать их ожиданиям. Его пугала даже сама возможность оказаться недостойным внимания. Стоило ли говорить, что уровень притязаний у него катастрофически зашкаливал?

Но несмотря, ни на что, они оставались его семьей. Они у него были. И сам факт их наличия создавал иллюзию надежного тыла. А когда он съехал от них, обманывать себя стало гораздо сложнее. Не располагает как-то пустая квартира к тому, чтобы чувствовать себя счастливым, когда больше всего на свете тебе хочется любви.

Одиночество, на взгляд молодого человека являло собой – нечто страшное. Но ведь, когда девушки слишком много, и ты невольно растворяешься в ней, это ведь тоже не слишком хорошо. Терять собственное Я, только, чтобы не быть одному? И стоит ли это «Я» прочных отношений, любви?

Ответов не было. Макс старался гнать от себя вопросы. А они не желали уходить.

Задвинуть проблему в дальний угол, сделать вид, что забыл о ней, вместо того, чтобы решить – очень глупо. Возможно ты и правда, о ней забудешь, но она никуда не уйдет. Скорее притащит за собой другие. Ведь никто кроме тебя ее решать не станет.

Всего какие-то две сотни лет назад люди сражались за свободу и независимость. Они умирали за идею, светлый идеал. Но сражаться и умирать всегда легче, чем жить ради этого. Свобода – не конфетка, а тяжкий крест. Иногда так сложно сделать собственный выбор. А потом нести за него ответственность.

Максим чувствовал себя трусом. Ведь все он уже решил, но боялся признаться в этом даже самому себе. Боялся, что после этого ему снова придется просыпаться в одинокой постели, в пустой квартире, в давящей тишине. Ему будет плохо без Леры. Значительно хуже, чем ей без него. Это заставляло сомневаться и медлить.

Но медлить дальше уже нельзя. Потому что такое поведение по меньшей мере, малодушно и подло. Завтра же он поговорит с ней и скажет, что они не подходят друг другу. Так будет правильно, честно по отношению к ним обоим. Недостойно взрослого человека прятаться от проблем, и делать вид, что их не существует. От этого они никуда не денутся, а только обрастут новыми. И действовать нужно сейчас. Пока он еще понимает, чувствует в этом необходимость, пока его услышат. Потому что через неделю, когда в его медицинской карте будет стоять диагноз, его слова никто не воспримет в серьез. Та же Лера будет кивать, соглашаться со всем, но в глазах у нее будет читаться счастливое непонимание происходящего. С ним начнут обращаться, как будто бы он страдает редкой формой дебилизма, и сам не ведает, что творит.

Но это все будет завтра. Он позвонит Лере, назначит ей встречу и скажет, что не видит возможности их дальнейших отношений. А сейчас нужно срочно чем-нибудь себя занять.

Максиму захотелось сесть за не слишком сложную монотонную работу, чтобы переключиться. Но он понимал, что это бессмысленно. Нервы и усталость берут свое. Поэтому лучше, сначала спуститься вниз и поужинать.

И когда молодой человек заканчивал вечернюю трапезу, совершенно неожиданно к нему подсел коллега. Высокий кареглазый шатен с насмешливой улыбкой и ледяным взглядом.

Кристиан Латен не был Максу ни другом, ни врагом. Вне «Нео-инкорп» они почти не общались, а в профессиональной сфере делить им было нечего. Их можно было бы назвать сотрудниками, работающими в разных отраслях над разными проектами. И хотя эти двое были примерно одного возраста, у них не было ничего общего. Они вращались в разных кругах. Имели различные интересы и не стремились общаться друг с другом.

Макс был в какой-то степени лицом корпорации, ее рекламой. Этаким актом благотворительности. Его обеспечивали всем необходимым для работы. Любое оборудование, любые материалы. Ему достаточно было просто сделать запрос, и через пару часов требуемое уже лежало на его столе. Разработки Максима были открыты для научного сообщества и активно внедрялись в жизнь. Да, Нео-инкорп баснословных прибылей от его работ не получало, но и в убытки никогда не входило. Зато руководство корпорации заявляло направо и налево, что они выше меркантильных интересов, и что их главной целью является улучшение жизни людей. Так же совет директоров не упускал случая напомнить менее удачливым конкурентам, на кого работает юный гений медицины.

А Максу было совершенно безразличны скрытые мотивы руководства. Его работы были востребованы и приносили ощутимую пользу всему человечеству. Использовать данные разработки во вред людям было, на его взгляд, невозможно, так что молодой нейрохирург с чистой совестью отдавался собственным изысканиям.

Он был помешан на своей работе. Этот ненормальный даже цель имел: спаять нано-волокно эндоскелета с нервными окончаниями, что признавалось невозможным великими умами современности. Великие умы, правда, пересмотрели свою точку зрения, когда тот добился определенных успехов в этой области, за что, собственно и получил Премию Мира за вклад в медицину. Но нужно признать, что, проснувшись однажды знаменитым, «звездной» болезнью Максим не заразился. К славе и к мировому признанию он относился почти безразлично, работая в своей лаборатории, как одержимый.

Кристиан же руководил проектом «Аnima». И закрыт он был не только от обывателей, но и даже от большинства сотрудников «Нео-инкорп». Макс, к примеру, знал, что там занимаются нейролингвистикой и психотропными веществами. Но в курсе этого он был только потому, что тестировал один из препаратов на моделях нервных волокон.

– Ветров, сейчас два часа ночи. Ты что тут делаешь?

Латен обычно не утруждал себя приветствиями и обращался ко всем коллегам, а иногда и кое-кому из начальства с ужасающей фамильярностью. Но в его исполнении это не казалось грубостью или дурным тоном. Скорее такое поведение еще больше придавало ему шарма.

– Увлекся, а потом и вовсе решил не ехать домой. А ты?

– А я, вообще, ночной работник. Днем мозги не варят совершенно.

– Понятно.

– А что бы такой кислый? У тебя вид побитого щенка. Ты случайно не с девушкой поссорился?

– Ну, почти, – поморщился Макс.

– Хочешь выпить? По-моему, это то, что тебе сейчас просто необходимо.

– Вашу синтетическую гадость? Я пока еще жить хочу.

– Обижаешь. Пусть этим травятся те, кто не понимает ничего в настоящих удовольствиях, и не бережет здоровье, – усмехнулся Кристиан. – Так вот, мы будем пить хороший дорогой коньяк. Как тебе идея?

Максим задумался на мгновение, но все же ответил:

– Знаешь, а мне она нравится. Поддерживаю.