Проект: «Новая Заря»

Мир быстро менялся. Новые революционные идеи распространялись со скоростью лесного пожара. Закономерный итог развития человечества. Будущее было предопределено на долгие годы вперёд, словно вырублено в граните.

Но что-то изменилось, сместив устье предопределённых событий. Поток истории со всей свой силой обрушился на твердь, лишь стоило прозвучать обычным словам в не самом обычном месте при не самых обычных обстоятельствах.

***

Звенящая тишина обрушилась на кабинет Сенатского дворца, упав словно каменная плита. В этом напряжённом безмолвии даже тление табака в трубке Сталина казалось раскатами грома.

Ворошилов, словно оцепенев, смотрел на карту Европы. Его взгляд скользил по линиям, которые отмечали продвижение немецких войск. Казалось, эти линии — не просто чернила, а ядовитые клыки, вонзающиеся в плоть Польши, агония которой ощущалась в самом воздухе кабинета.

Третий Рейх, словно гигантский паук, стягивал стальную паутину вокруг горла несчастной страны, не оставляя ей ни малейшей надежды на спасение. Слова, произнесённые несколько мгновений назад, всё ещё жгли, как раскалённое железо, и Ворошилов, лучше других понимая их смысл, пытался осознать, что последует за ними. Нечто, к чему они были совершенно не готовы.

— С Германией?! — Берия не стал скрывать своего изумления. — Коба, но зачем?! Мы же только что подписали с ними пакт о ненападении!

Для всех, собравшихся здесь, прозвучавшие слова были громом среди ясного неба. Во властных кулуарах Москвы партийные деятели обсуждали раздел Польши, но не войну с Германией. Какая война, когда накануне был подписан пакт о ненападении?! Лёгкая прогулка для Красной Армии вдруг обернулась чем-то зловещим. Достаточно было всего нескольких слов Хозяина страны, чтобы в воздухе запахло порохом.

— Партия, — Сталин вновь приложился к трубке, — тщательно обдумала движущие Гитлером мотивы и пришла к неутешительному выводу. Если не сокрушить Гитлера сейчас, Советский Союз станет следующей жертвой его кровавой агрессии. Давайте внимательно посмотрим, что же декларирует Гитлер? В первую очередь — борьбу с коммунизмом и инородцами. Едва ли не каждая его речь перед народом Германии прямо затрагивает эти темы. Коммунистическая партия в Германии запрещена, впрочем, как и все прочие партии, кроме НСДАП. Немецкие коммунисты подвергаются гонениям, арестам и террору. Еврейский народ в Германии также подвергается гонениям, это ни для кого не секрет. Но СССР — страна равных возможностей для любого коммуниста вне зависимости от национальности. А едва ли не все остальные советские национальности гитлеризм именует дикими азиатами, находящимися на низшей ступени развития.

Сталин застыл, подобно хищнику, готовому к броску, и сделал ещё одну затяжку. Огонёк трубки на миг озарил суровое, непроницаемое лицо вождя. Этот краткий миг тишины был мучителен, как пытка. Казалось, сама тишина давила на сподвижников, принуждая их осмыслить чудовищную истину, прозвучавшую из его уст. Сталин давал им время не из сострадания, а чтобы укрепить свою власть, чтобы они заглянули в бездну, которую он им открывал. Выпустив клубы едкого дыма, он неспешно заговорил вновь:

— Нетрудно догадаться, каким жутким и уродливым монстром видимся мы Гитлеру, каково его истинное отношение и к СССР, и к советскому народу. Мы олицетворяем всё то, что гитлеризм провозгласил своими непримиримыми врагами. Пакт о ненападении для Германии — это не более чем возможность оградить себя от войны на два фронта, разбить своих противников по одиночке, после чего собрать силы и утопить в крови наше советское государство. Гитлер провозгласил концепцию расширения жизненных территорий для германского народа и не отступится от своих планов. Первой его жертвой стала Австрия, потом немецкие войска были введены в Чехословакию, теперь Польша. Но фашистский спрут на этом не остановится. Его щупальца будут тянуться бесконечно, если их не отсечь. Война с Германией неизбежна, и партия считает, что сейчас лучший момент для её начала.

— Но, товарищ Сталин, — попытался возразить Ворошилов, сбросив с себя леденящее душу наваждение, — мы не готовы к настолько масштабным боевым действиям! Красная Армия нуждается в серьёзных реформах, война в Испании дала нам бесценный опыт, который теперь нужно внедрить в войска!

— Вот и внедряйте, товарищ нарком обороны, — невозмутимо ответил Сталин, делая вид, что не видит метаний партийных бонз. — Привлеките в войска прошедших Испанию коммунистов, дайте дорогу офицерам с современным боевым опытом, обеспечьте правильную постановку задач Наркомату промышленности и так далее. Покажите, что партия не зря доверила вам этот пост. Мы не можем упустить столь благоприятный момент. Удар Советского Союза станет для Германии неожиданностью. К такому повороту событий Гитлер не готов.

Никто из присутствовавших в кабинете не мог предположить такого поворота событий. Приближённые Сталина, привыкшие к его предсказуемости, были в смятении. Даже Берия, опытный интриган, с трудом сдерживал своё негодование. Если бы не непоколебимая уверенность в том, что Сталин — это сам Сталин и никто не посмеет занять его место, он бы первым бросился на этого самозванца, который так грубо нарушил привычный порядок вещей. Слова, прозвучавшие из уст вождя, казались настолько дикими и невероятными, что каждый из них ощущал, как земля уходит из-под ног, открывая бездну неизвестности.

— Наша разведка, — Сталин бросил на Ворошилова внимательный взгляд, приморозив его к месту, несмотря на всю выдержку, — заверяет партию, что главное для нас — это в первую очередь как можно быстрее захватить румынские нефтяные месторождения. Без румынской нефти люфтваффе и танковые армады вермахта быстро окажутся обескровлены. Собственного производства бензина Германии не хватит для удовлетворения нужд своих войск.

Сталин, небрежно указав на карту дымящейся трубкой, безмолвно говоря: «Вы же говорили: малой кровью и на чужой территории? Вот и докажите на деле правильность ваших слов!».

— Партию это устраивает. Мы атакуем в двух направлениях: поддержим наших польских товарищей и лишим Гитлера румынской нефти. Заодно вернём Советскому Союзу Бессарабию и Северную Буковину, отнятые у России двадцать лет назад. Увидев наши действия, Англия и Франция возобновят наступление на Германию, и Гитлер окажется вынужден вести войну на два фронта. Таким образом, СССР лишит врага возможности совершить кровопролитие на советской земле. Фашистский спрут будет раздавлен быстро! До того, как станет чрезмерно силён.

Вождь народов сделал последнюю затяжку и закончил, поднимая руку и обводя присутствующих пристальным взглядом. Хозяин кабинета решил закончить затянувшееся представление:

— Предлагаю поставить этот вопрос на голосование. Кто за?

Молотов торопливо вскинул руку, спеша не отстать от Сталина, и скользнул взглядом по остальным. Каждый в кабинете поспешно поднимал руку, не желая бросить на себя даже малейшую тень подозрения. Несогласных не оказалось. Иного и не могло быть. Особенно для Молотова, чьи амбиции требовали всё больше власти, а для этого нужно было быть как все, выжидая подходящего момента для одного точного удара. Он прекрасно знал, с кем сидит за одним столом, изображая свободу выбора.

Там были не люди, а расчётливые хищники. Любой из них, почувствовав слабость, не упустит случая добить раненого сородича. Конкуренция была в основе их существования, менялись лишь декорации и способы достижения цели. Власть и положение были их пищей. Они пойдут на всё, чтобы не лишиться своего куска. Каждый с лёгкостью пройдёт по головам и оплатит чужой кровью билет в своё светлое будущее…

— Партия проголосовала единогласно, — подытожил Сталин. — Товарищ Ворошилов, начинайте мобилизацию…

Так семнадцатого сентября 1939 года началась война, которой было суждено перекроить карту мира и стать самой опустошительной за всю историю человечества. Сейчас, за полтора дня до этого, СССР ещё не знал о грядущей крови и потерях. Это был обычный осенний день. Он ничем не выделялся для обычных рабочих и жителей страны. Они даже в кошмаре не могли знать то, что их ожидает…

________________

Почти дословная цитата из книги: Предыстория Предприятия 3826

________________

***

Цепочки событий разрушались с оглушительным треском, погребая под своими обломками все возможные вероятности. Война, которая должна была разгореться в будущем, как это было предопределено чередой решений, вспыхнула здесь и сейчас.

На бесконечных полях сражений столкнулись две силы. Красная Армия в полной мере продемонстрировала свою доктрину войны на чужой территории, вот только с малой кровью не задалось, пускай и не с самого начала. Сказывалась поспешность, с которой начались боевые действия.

Немцы были отброшены первым ударом, но быстро оправились, доказав, что их рано сбрасывать со счетов. Они умели воевать, и их армия располагала современными орудиями смерти. И всё же, несмотря на это, вермахт хоть и медленно, но отступал, проигрывая противостояние. Слишком несоизмеримы были людские ресурсы.

Союзники не спешили бросаться на передовую, предпочитая загребать жар чужими руками. За океаном предпочли и вовсе не вмешиваться, наживаясь на чужих бедах, собирая сливки и наращивая собственные силы. Их гораздо больше занимала Япония, нежели резня где-то в Европе.

В Берлине осознавали призрачность установившегося равновесия, и поэтому в штабах уже не питали надежд на победу обычными методами. Слишком велик был перевес на стороне союзников. Рейх решил забрать за собой в могилу своих врагов, если не удастся перевернуть шахматную доску, вырвав победу для недетского народа. В недрах немецкой земли ковалось оружие возмездия.

Ядерный молот был почти готов сравнять весь мир до основания. Армии противников не могли ничего противопоставить реактивным, ракетным клыкам вермахта, даже без ядерной начинки.

Обычные ракеты «Фау-2» разили тылы, тогда как «Фау-5» собирали жатву на театрах сражений. Именно «Фау-5» остановили Красную Лавину, заставляя её платить жизнями солдат за каждый маленький шаг.

Модернизировать «Фау-2», добавив к ней ядерный заряд, и мир сгорит в огне в то же мгновение, не в силах противостоять сокрушительной мощи немецкой военной машины. Из ядерного пепла встанет непобеждённый вермахт, сметая вялое сопротивление выживших.

Германии требовалось лишь время, чтобы воплотить свои планы в жизнь. Властные круги превратили Берлин в одну гигантскую ловушку для простаков. Фанатики собирались сражаться до конца и даже после него. Это осознавали и в Москве.

СССР знал: враг готовит удар возмездия. Немцы не делали из этого секрета, вещая об этом на каждом углу из рупора пропаганды. Пускай разведка не знала, где куётся новое оружие, но могла точно отмерить время до начала перелома. Это не значит, что все сидели сложа руки. Глаза не могли нащупать брешь, чтобы ударить кинжалом в мягкое нутро чудовища, несмотря на многочисленные попытки.

Поэтому затеявшие всё это решили выпустить своё чудовище в надежде сдержать его. Были проигнорированы предостережения и протесты. На кону стояло само существование страны. И раньше были известны ставки в этой войне, только все надеялись на иной исход.

На фоне всего этого терзания учёного мужа, что устал от потока смертей на своём операционном столе, появившегося с началом войны, терялись где-то на страницах истории. Его изувеченному творению суждено было ещё раз изменить мир, принеся до этого невиданную смерть. Послушай его раньше власть имущие — и вся история избрала бы третий путь. Этот путь был не светлым, а сберёг бы множество жизней простых людей. К сожалению, победили жадность, отсутствие стратегического прогнозирования и сиюминутная выгода. Понимание всего этого и тяготило учёного.

***

Дмитрий Сеченов устало облокотился на лабораторный стол, растирая руками красные от утомления глаза. Его осунувшееся за войну лицо выглядело ещё более истощённым. Даже сотня операций в военном госпитале не забирала столько моральных и физических сил, чем то, чем он занимался в эту ночь. Нейрохирург извращал своё детище, превращал его из панацеи в изысканный яд.

Умом Сеченов понимал, нет выбора. Не до моральных терзаний, когда фанатики хотят сжечь мир в ядерной топке. Тысячи жизней там или миллионы здесь? Математика холодна и логична, с лёгкостью предвещала выбор. От этого не было легче, но помогало хоть как-то смириться с неизбежным.

Учёный понимал своего друга, академика Захарова, который укрылся за холодной логикой. Пусть он сам предложил этот вариант, но это не значит, что его ноша хоть сколько-то легче. Совсем наоборот. Друг Дмитрия взял ответственность на себя, зная, как тяжело придётся его другу…

– Хватит! – ударил по столу кулаком Сеченов.

Если он хочет изменить мир, проложить дорогу к звёздам и возвысить человечество, то почему он опускает руки? Можно и дальше морально терзать себя, но делу это не поможет. Делай или не делай. Говори или молчи. Слова, что так нельзя, останутся лишь словами, если они не идут рука об руку с делом. Не можешь поменять ситуацию? Сделай так, чтобы жертв было меньше!

– Я советский учёный! Я что, не смогу придумать какой-то триггер для активации, чтобы уменьшить число случайных жертв? Мои идеи создали Полимерный Реверсант. Мы смогли запаковать вирус в бактерию и не сможем придумать предохранитель? Харитон! Друг?! Спишь? У меня есть идея!

***

Яд в небольших количествах может стать лекарством. Главное точно отмерить дозу. Даже пенициллин в большом количестве может убить человека, когда как микродозы препарата уничтожают болезнь.

Учёным оставалась теперь только надеяться на лучшее. Содержимое рокового портфеля было обработано модернизированным Полимерным Реверсантом и готовилось убить, дабы спасти множество жизней. Храбрый разведчик, старший лейтенант Александр Кузнецов, должен был «подарить» его доктору Циммерману, не зная, что именно он передаст в руки врага. Захаров помог Сеченову исполнить его маленькую задумку. Для них, кто модернизировал для нужд войны полимерный препарат, доработать для него небольшое дополнение было делом техники. А кому как не им, создавшим чудесный состав, модернизировать созданное при помощи него?

Пусть Харитон и считал эти действия излишними, но без вопросов помог другу. Слишком он… правильный был по его мнению. В иное время это было бы хорошо, но не когда идёт война. Чистым на ней не остаться никому. Захарову же было легко помочь Сеченову смириться с неизбежным. Пыл Дмитрия позже поможет воплотить всем им их идеи в жизнь…

***

Вирус начал собирать свою жатву через неделю, как и было задумано. Длинный инкубационный период позволил распространиться заражению, охватив все подземные комплексы немцев одновременно. Один точечный удар решил итог войны…

Только спустя годы советские следователи нашли в руинах лабораторий, что пошло не так. Пусть немцы, работавшие в тайных подземельях, были идейными фанатиками, но они были отнюдь не глупцами. После первых смертей многие поняли: их переиграли. Большинство это понимали в последний момент жизни, но ничтожное меньшинство осознавало это несколько раньше. Один вирусолог, заразившийся позже других благодаря мерам предосторожности при работе с патогенами, с которыми работал в попытке создать ещё одно супероружие, смог обыграть своих убийц.

Он утянул своих врагов в могилу, превратив своё тело в инкубатор, вводя вирус за вирусом, бактерию за бактерий, шлифуя всё это химикатами, дабы в последний момент выплеснуть получившееся в его крови коктейль за пределы мрачного подземелья, ставшего к тому моменту склепом. В своём фанатизме он оставил послание, чтобы все точно знали, кто это сделал. Тем страшнее были последняя фраза в его послании: «Германия – превыше всего!».

У него получилось создать оружие возмездия. Случайность, безумие умирающего, а может судьба помогли ему? Этого уже никто не узнает. Мёртвые удивительным образом молчаливы.

Зараза, вырвавшись наружу, несомая людьми, зверьём и ветром, начала собирать свою жатву. Смерть занесла свою косу над Европой, стремительно двигаясь на восток, скашивая всё на своём пути!

***

Молотов не знал, что думает сейчас Сталин или другой партийные деятель, покинув Москву, спасаясь от заразы, но он догадывался о гудящих в головах мыслях своих товарищей. В последний раз, когда он видел Вождя народов, Сталин предстал перед ним задумчивым и усталым. Глава страны отгородился от мира, сведя контакты с людьми до минимума. Может быть, он размышлял об ответственности и бремени народа, но для Молотова было очевидно другое. Тот, с чьим именем на устах шли умирать, боялся смерти!

Липкий страх бежал по венам, гонимый сжавшимся сердцем, вместе с тем, как шествовала болезнь по миру. Пылала Германия, получившая так желаемого дракона. Лила слёзы Европа, пожираемая поветрием. Пятился в отчаянье советский народ, пытаясь сдержать заразу любой ценой.

Заражённые районы выжигались. Беженцев, сбежавших из карантина, расстреливали заградотряды. Города обращались в кладбища. Армия несла колоссальные потери. Умирали не ротами, а дивизиями.

На востоке, в Китае, Квантумская Армия смогла остановить поступь болезни. Японцы просто создали полосу смерти, где выжгли всё живое. Огнемёт стал повсеместным рабочим инструментом. Столь большим было количество трупов.

Болезнь убивала демонстративно. Если упал один, то каскад смерти косил всех, кому не посчастливилось оказаться поблизости. Ты мог говорить с человеком, отвернуться, а через мгновение услышать стук падающего тела. Выжившие вновь заболевали, выздоравливали, и так по кругу, пока сдавшийся организм не прекращал бороться.

Сеченов и Захаров бились над созданием лекарства. Молотова донельзя раздражало, что его величественная судьба зависит от действий двух наглых, фанатичных, в его понимании, учёных! Он и раньше едва мог терпеть Дмитрия Сеченова, от чего испытывал удовлетворение раз за разом получая весть об отмене проектов учёного, но сейчас он его просто раздражал. Мужчина понимал, если бы все задумки научного коллектива, возглавляемого советским учёным, воплотились в реальность, то ничего бы этого не было, только Молотов не хотел делиться властью ни с кем. А он отлично понимал, ей придётся делиться, если Сеченов взойдёт на Олимп науки.

Шёпот мыслей в его голове почти стал различимы голосом. Молотов хотел власти. Он её получит. Вождь показал свою уязвимость. Что же, будет легче собрать против него заговор. Главное пережить эту чуму.

***

Сеченов в очередной раз встрепенулся, ощутив, как храпит сидя на стуле, на который присел всего на пару минут, пока не закончит свою работу центрифуга. Учёный бросился к образцам, в надежде на то, что реакция ещё не успела прогореть. К счастью, так и оказалась. К несчастью, снова лекарство не смогло победить болезнь.

Эпидемию Дмитрий Сеченов переживал тяжело, впрочем, как и Захаров. Именно их детище сейчас убивает людей, а временами не только их, пачками. Изначально настроенный негативно, пусть и понимая всю необходимость, сейчас нейрохирург и кандидат наук испытывал, мягко говоря, сложные чувства.

Он забыл, когда нормально ел. Спал он прямо в лаборатории. Захаров, пусть и не показывал это, но тоже переживал. Друг Сеченова весь зарос, а его лицо приобрело землистый цвет. Даже его прагматизм и рационализм стали каким-то уставшими.

Академик вздохнул, массируя виски, пытаясь унять вновь начавшуюся мигрень. Врач не мог принять привычного средства: немного коньяка, буквально на палец, в прикуску с тёмным шоколадом, а от медикаментов было бы ещё хуже. Организм и так буквально чудом не лопался от химии, силившейся заменить нормальный сон.

Даже на мгновение остановиться Дмитрий Сергеевич не мог. С недавних пор болезнь приобрела для него слишком личный вызов. Судьбе было мало того, что в один ужасный день, в качестве добровольца он увидел того, кого вовсе не ожидал увидеть, она решила добить уставшего человека. В секции с теми, кто пережил болезнь, находился сержант Сергей Нечаев, без малого его крестник. Юноша беззаботно беседовал с девицей, лет восемнадцати-девятнадцати. Врач мог поставить свою диссертацию на кон, но угадать с точностью до сотой процента, кто её мать.

Тогда у него и мускул на лице не дрогнул, слишком он выгорел от всего происходящего. Лишь сильнее на него навалилась усталость. Позже, он спросил у своего крестника, которого буквально вырастил: «Почему он тут?».

– А по-другому как, Дмитрий Сергеевич? – улыбнулся юноша, отчего коричневые пятна на его лице стали выглядеть ещё более зловеще. – Родина в беде! Я воевал, а сейчас могу помочь лишь так…

– Без тебя бы справились! – со вздохом сказал нейрохирург, хмурясь. – Смотрю ты сошёлся с Катериной Муравьёва?

Сергей смущённо почесал в затылке, прежде чем ответить, ещё раз легко улыбнувшись:

– Как-то само собой получилось… профессор, – в последний момент одёрнул себя Нечаев. Пусть он и был баламутом и душой компании, но мозги и у него были. Заметил, что крёстный подошёл далеко не сразу и только убедившись в отсутствии слежки. – Пусть все мы сюда пришли добровольцами, но не в многих остался оптимизм. А её энтузиазма хватает на всех, не то что моего. Вместе мы не даём опустить руки другим!

– Оптимизм – это хорошо…

Врач вынырнул из воспоминаний, с привкусом привета от той бурной ночи много лет назад, снова протирая глаза и не прикрываясь делая зевок. Собственно, с того момента всё усложнилось. Сравнительный тест лишь подтвердил и так видимое невооружённым глазом. Поэтому Сеченов не мог остановиться. Не после этого. Он то узнал мать Кати, что была приставлена к ним как офицер связи, тогда как волевая женщина даже взглядом не выдала узнавания. Словно не было той бурной ночи, в результате которой и появилась на свет Екатерина.

– Так, меня это достало! – выругался Захаров, вскакивая из-за рабочего места, раздражённо метнув микроскоп в стену.

На шум прибежали наблюдатели, но не видя ничего такого, поспешили удалиться, дабы не мешать светилам своим присутствием.

Тяжело дыша, словно только что вбежал в гору, академик Захаров прошествовал к холодильнику с образцами. Не на секунду не замедлившись, он решительно открыл агрегат, достав запечатанную пробирку с образцом коричневой Чумы, так окрестили созданную ими болезнь. Набрав смертельно опасную жидкость в шприц, извлечённый из кармана лабораторного халата, Харитон вогнал его себе в бедро, даже не поморщившись.

– Харитон?! – поражённо выдохнул Сеченов.

– Что Харитон, Дима?! Что?! – зло бросил друг и коллега. – Меня это всё достало! Или пан или пропал!

Дмитрий окинул друга нечитаемым взглядом, кивнув самому себе. От приступа меланхолии у академика не осталось и следа. Он знал, что делать!

Именно это он и сообщил другу, протягивая руку:

– Дай сюда шприц! Ты прав! У нас нет времени сомневаться!

Харитонов улыбнулся, но его лицо перекосилось в кривом оскале. Протянув шприц другу, наполнив перед этим его по новой, он сказал:

– А его и не было! Наше плутание стоило тысячи жизней, если не миллионы! Меня это достало, так! Теперь, у нас один путь! Вперёд! Мы её породили, мы её и убьём!

***

Из дневника Сталина

Они всегда наблюдают за мной. Эти бесплотные голоса, словно щупальца спрута, проникают в мой разум, изучая и контролируя каждый его уголок. Они постоянно нашёптывают мне сомнения, заставляя пересматривать каждое решение… Но теперь я понимаю их игру. Я осознаю, что лишь марионетка в их руках, танцующая под их мерзкую дудку. И я не собираюсь мириться с этим.

Время… Оно стало моим врагом и, в то же время, моим союзником. Я знаю: его осталось ничтожно мало. Но я не боюсь, я не сломлен! Уединение в кабинете, за стопками книг — это способ противостоять им. Подготовка к великой битве, битве за себя, за мой народ, за моё государство, которое есть моё продолжение, моё истинное «я». В одиночестве шёпот меньше терзает мой разум.

Ими движет страх. Их ярость подобна огню, который быстро гаснет, моя же — подобна вечному пламени, ведь я защищаю не жизнь, а идею.

Кадры… Какая глупость была полагаться на кадры! Эти бездарные марионетки, которые выдают себя за «товарищей»! Только сейчас я смог увидеть их фальшивые лики, их гнилую натуру. А шёпот… Этот мерзкий, ледяной шёпот, этот навязчивый голос в моей голове…

Именно тогда я понял! Этот шёпот — не интуиция, а чужая воля, навязываемая извне, подобно паразиту, который питается моим разумом! Он всегда был рядом, но я не осознавал этого. Теперь я знаю! Я должен вырвать его из моего сознания! Дать бой, чтобы нарушить их планы.

Я выбрал этот день, пятнадцатое сентября, дабы оборвать все ниточки, словно хрупкие канаты, связывающие марионетку, и почувствовал, как они вопили от ярости, как загнанные звери. Я должен был начать эту войну! Вопреки им. Разрушить оковы! Они думали, что я всего лишь пешка на их шахматной доске, но они ошиблись!

Война — это способ вырваться из их лап, которые держат трудовой народ в темноте невежества. Путь к истинной свободе! Это возможность спасти народ, но не себя. Я должен освободить свой народ, вырвать его из-под этой мерзкой власти. Я не позволю им править умами!

Я всё вижу! Я понимаю, путь социализма — это путь борьбы, путь самопожертвования. Даже самые чистые идеалы могут быть искажены их мерзкими манипуляциями, словно зеркало, отражающее уродливые лики. Я подозревал Сеченова, моего врача. Чувствовал в его словах отголоски их влияния, едва уловимое шевеление их щупалец, и поэтому отклонял его предложения одно за другим.

Какая же страшная это была ошибка! Голоса боятся его, словно света. Они не властны над ним! Их шёпот не касается его разума!

Теперь они проникают в мои сны, словно чернила, пытаясь сбить меня с пути, сея сомнения, нашёптывая контрреволюционную ложь. Лишь бы не дать мне помочь товарищу Сеченову воплотить его идеи. Но я не поддамся! Коммунизм — это не просто идеология, это моя сущность, моя защита, моя реальность! Такой щит им не пробить!

Нет, я не безумен! Мой разум — это орудие, с помощью которого я строю своё государство. Каждый мой приказ, словно кирпич в фундаменте будущего. Коммунизм — это не просто слово, это суть моего «я». Они хотели превратить меня в марионетку, но я стал творцом! И я не сдамся! Мои планы, мои приказы, мои идеи — это моя воля, воплощённая в реальность! Я должен успеть завершить свою миссию, создать государство, которое станет маяком для всех угнетённых!

Я пишу это, чтобы не забыть, кто я, кем я был и за что я боролся. Даже если никто не прочтёт эти слова, я буду знать… Я делал это не зря! Через кровь, боль и страх я проложил путь к светлому будущему. Мне не нужно прощение. Через кровь, боль, страх будет построен новый СССР, где наука будет во главе угла, где каждый будет творить своё будущее. Я жил и умирал, спася свой народ, в стремление построить мир, где трудовой человек наконец-то обретёт подлинную свободу.

Они потерпят поражение! Не знаю, что они сделали с этим вирусом, но я вижу их отчаяние, и это придаёт мне сил! Товарищ Сеченов справился, он показал, их «щупальца» не так сильны. Но они попробуют вновь. Мне нужно успеть создать щит для страны, пока за мной не пришли, пока мой разум не поглотила эта тьма.

Я успел. Сеченов, возможно, сам того не понимая, сделал шаг к освобождению. Его проект — это ключ к истинному коммунизму, где не будет места для марионеток, где будет лишь воля народа, которая будет нести свет будущего. Но чтобы это произошло, проект должен состояться, и я должен проследить за этим! Борьба за свободу трудового человека только начинается! И я не сверну с этого пути, пусть и не увижу победу!

***

Впервые за долгое время академик Дмитрий Сергеевич Сеченов мог позволить себе расслабиться. Коньяк приятно согревал кровь, вымывая холодный след, оставшийся от стресса.

Он понимал, что с изобретением лекарства – всё только начнётся. Мир изменился. Им придётся измениться следом. Если до и во время войны его идеи были для будущего, то теперь он и его сподвижники сперва должны обеспечить выживание страны.

Города опустели, дороги засыпало, а деревни заросли бурьяном. Сколько ещё безымянных могил, маленьких и больших трагедий, предстоит найти? Они сделают всё, чтобы всё, что мир не пережил подобное вновь. Возвысят человечество, проторяя дорогу к звёздам. Лучше людей движет вперёд жажда открытий, а не алчное желание власти. Но сейчас: отдыхать.

Сечено и Захаров не спешно смаковали коньяк, одновременно отмечая победу и поминая погибших. Их битва ещё впереди.