ПроF Левелинг

Это был самый обычный вторник. Москва жила в привычном ей лихорадочном ритме: вечные пробки на Садовом, офисный планктон, спешащий с кофе в стеклянные башни «Москва-Сити», гул поездов в метро. Ничто не предвещало, что этот день станет последним днем старого мира.

А потом, прямо посреди шумного проспекта, реальность треснула.

Это не было похоже ни на взрыв, ни на какое-либо известное физическое явление. Воздух просто… разошелся. Словно невидимый гигант прорвал полотно мира, оставив рваную рану. В этой ране, на высоте нескольких метров над асфальтом, парило нечто. Искаженная область пространства, подрагивающая, как марево над раскаленной дорогой, и сочащаяся мертвенным, серо-синим светом. От нее не исходило ни звука, ни тепла — лишь глухое, давящее на уши безмолвие, от которого стыла кровь.

Первой реакцией, как и всегда в таких случаях, стала паника. Визг тормозов, крики, хаос. Но почти сразу за ней последовала вторая, отработанная до автоматизма, — реакция государства.

Вой сирен разорвал воздух. Спустя минуты район уже кишел людьми в форме: МЧС, полиция, Росгвардия. Механизм государственной машины, созданный для чрезвычайных ситуаций, сработал безупречно. Периметр из тяжелой техники и шипастых лент отрезал квартал от остального города. Над крышами ближайших зданий заняли позиции снайперы. В развернутых наспех полевых штабах ломали головы аналитики.

Шепот в кулуарах власти метался от одной безумной теории к другой: «секретное оружие НАТО», «китайский гиперзвук», «неизвестный вирус», «изощренный теракт». У каждого ведомства был свой список виновных. Но правда оказалась куда страшнее и проще: никто не был виноват, потому что никто не был к этому готов.

Через два дня мир содрогнулся. Такие же «Разломы» — как их успели окрестить журналисты — вскрылись по всей планете. Сеул, Шанхай, Нью-Йорк, Каир… Врата открывались в самых густонаселенных точках, словно невидимый хирург с дьявольской точностью наносил удары по самым оживленным нервным узлам цивилизации. Стало ясно — это не нападение одной страны на другую. Это было вторжение.

Три дня человечество, затаив дыхание, наблюдало. Дроны, отправленные к Разлому, сходили с ума или передавали бессмысленный набор помех. Тепловизоры и радары показывали одно — пустоту. Абсолютный ноль за мерцающей пеленой. Ученые разводили руками, даже не понимая, с какой стороны взяться за изучение.

А на исходе третьего дня все изменилось.

Спокойное серо-синее свечение Врат внезапно сменилось тревожной пульсацией. Разлом налился багровым, словно свежая рана, а затем вспыхнул ослепительно-белым светом. Тишина взорвалась низким, утробным гулом.

И из этой слепящей белизны вывалилось первое существо.

Оно не шагнуло — оно именно вывалилось, неуклюже рухнув на четыре когтистые лапы. Тело, покрытое грубой, бородавчатой кожей, напоминало кошмарную пародию на гоблина. За ним показалось второе, третье… Десятки тварей посыпались из Разлома, их уродливые морды были лишены даже проблеска разума. В пустых глазах горела лишь одна первобытная жажда — разрушать и убивать.

Солдаты в оцеплении не дрогнули. Тяжелые стволы пулеметов на БТРах, уже наведенные на цель, изрыгнули огонь. Воздух прошили сотни трассирующих пуль, но они отскакивали от грубой шкуры тварей, высекая лишь сноп искр. Лишь плотные очереди из крупнокалиберных КПВТ и разрывы подствольных гранат смогли пробить их защиту, разрывая плоть и замедляя натиск.

Первую волну отбили дорогой ценой. Броня техники не всегда спасала от когтей, с легкостью рвавших сталь.

Спустя полчаса в кризисном штабе было принято отчаянное, но единственно верное решение: раз они могут выйти, значит, мы можем войти.

Задачу поручили элитной группе разведки специального назначения «Вымпел». Двенадцать бойцов, облаченных в лучшую экипировку, молча шагнули в мерцающий разлом и… исчезли. Связь оборвалась. Для тех, кто остался снаружи, начались четыре часа звенящей тишины, полной неизвестности.

Они вернулись. На грани человеческих сил, покрытые кровью — своей и чужой, — но живые. В их глазах застыло нечто новое — чужое, неземное знание. Они принесли с собой рассказ и трофеи.

За Вратами их ждало подземелье — карманное измерение, застывшее эхо иного мира. Огромный, сумрачный зал, похожий на древний храм, с колоннами, уходящими в непроглядную тьму. Пол был покрыт каменными плитами с вырезанными на них рунами, очень схожими, до банальности, со скандинавской письменностью.

И там, судя по всему, был страж. Огромный, в разы превосходящий тех тварей, что прорвались наружу. Босс.

С невероятным трудом, потеряв одного бойца и используя весь свой арсенал, группа смогла его уничтожить. И как только страж пал, пространство вокруг начало съеживаться, вибрировать, словно проколотый пузырь. Врата начали закрываться.

Еще через четыре часа после входа группы Разлом схлопнулся, оставив после себя лишь звенящую тишину и несколько десятков трупов на асфальте. Тела убитых монстров рассыпались в черный прах и были развеяны ветром.

Но то, что вынесли бойцы, осталось. Короткий клинок, лезвие которого переливалось невозможным синим светом. Гладкий камень, пульсировавший мягким, живым теплом. И обломок когтя босса, который, как выяснилось позже, мог резать бронесталь, словно масло. Эти артефакты не исчезли. Они были частью новой, ужасающей реальности, которую уже много позже перенесли в музей славы Охотников России.

Впоследствии, когда мир выработал систему классификации, эти первые Врата получили ранг F — самый низший из возможных.

Но даже самые ничтожные из Врат в тот день потребовали свою кровавую дань — почти сотню жизней, большую часть из которых составляли мирные граждане.

Так началась история первых Врат в России. К сожалению — а быть может, и к счастью — далеко не последних.

С появлением этих аномалий старый мир умер. На его руинах рождался новый — жестокий, непредсказуемый и кровавый. Монстры из других измерений, смертоносные Разломы, нарушающие саму ткань реальности, и смерть — быстрая, хаотичная, беспощадная. За первую неделю по всему миру погибло не менее семидесяти тысяч человек. Это были не просто сухие цифры в сводках новостей — это был единый, предсмертный вопль, эхом прокатившийся по планете. И впервые за свою долгую, полную войн историю, человечество объединилось. Не из-за жадности или политических амбиций, а из-за первобытного, животного страха.

Экстренный саммит мировых лидеров собрался в считаные дни. Вчерашние враги сидели за одним столом. Гордость великих держав, их ядерные арсеналы и хваленые армии — все это рассыпалось в прах перед лицом угрозы, которую нельзя было запугать, с которой невозможно было договориться. Старые обиды казались пылью на ветру. На повестке дня стоял один вопрос: не как поделить мир, а как его спасти.

Предложения сыпались одно за другим, каждое отчаяннее предыдущего.

— Запечатать Врата снаружи? — Невозможно. Они не имеют физической оболочки.
— Уничтожить ядерным ударом? — Слишком рискованно. Никто не знал, как отреагирует разлом на такое количество энергии. Может, он станет только больше?
— Мгновенно штурмовать? — Армии несли колоссальные потери. Обычное оружие было пугающе неэффективно против монстров высокого ранга. Человечество оказалось муравьем на пути катка.

Казалось, планета стала пористой, как губка, и из этих дыр сочился непрекращающийся кошмар. Мир был в шаге от бездны.

И тогда… пришло Пробуждение.

Это началось спонтанно, по всему миру. Сначала — единицы. Люди, выжившие в самом пекле, те, кто смотрел смерти в лицо, кто вдохнул воздух иных миров и не сломался. Словно невидимые потоки энергии, хлынувшие из Разломов, насильно перекраивали саму ДНК тех, кто оказался достаточно силен или удачлив, чтобы выжить. Внутри них что-то щелкнуло, переключилось, зажглось. Они превзошли человеческие пределы.

Солдат из оцепления, получивший смертельное ранение в грудь, очнулся на больничной койке. Когда он в панике попытался встать, воздух в палате раскалился, а с кончиков его пальцев сорвались языки чистого пламени, оставив на стене обугленный след.

Девочка-подросток, на глазах которой монстры разорвали ее семью, впала в кататонический ступор. Когда спасатели попытались вытащить ее из-под обломков, она вскинула руку, и многотонный автобус, нависавший над ними, замер в воздухе, удерживаемый невидимой силой ее отчаяния.

Пожилой ученый, запертый в своей лаборатории во время прорыва, был при смерти от сердечного приступа. В последнем проблеске сознания, глядя на тень убитого у его окна монстра, он инстинктивно потянулся к ней… и тень поднялась. Бесформенная, чернильная фигура, которая безмолвно встала на его защиту.

Они называли это «Пробуждением». Словно некая скрытая сила, дремавшая в генах человечества, была насильно вырвана наружу давлением чужеродной энергии – позже которую назвали маной. Это не были маги из сказок или супергерои из комиксов. Их сила не была даром. Она была клеймом, обязанностью и единственным оружием.

Они стали Охотниками.

Каждый был уникален. Воины, способные голыми руками рвать стальную шкуру монстров. Целители, чье прикосновение затягивало смертельные раны. Убийцы, повелевающие тенями, и маги, обрушивающие на врагов ярость стихий.

Поначалу их боялись. Вчерашний сосед, сегодня способный испепелить тебя взглядом, — это внушало первобытный ужас. Но страх быстро сменился суровым прагматизмом. Только Охотники могли зачищать подземелья без колоссальных потерь. Только они могли противостоять боссам. Только они могли закрывать Врата. Из тварей и чудовищ они превратились в единственную надежду человечества.

На этой смеси из надежды и страха была выстроена новая цивилизация.

Так родилась глобальная Ассоциация Охотников.

Так возникло деление на классы и специализации.

Так появились ранги, от слабейшего F до богоподобного S.

Так началась Эпоха Охотников.

***

Два года. Прошло почти два года с тех пор, как мир треснул по швам.

Разломы больше не были шокирующей новостью. Они стали частью повседневности. Такой же привычной, как снег в январе или пробки на МКАДе, только неизмеримо более смертоносной. Жизнь встроила их в свой уклад, обросла протоколами и инструкциями.

Систему классификации Охотников и Врат, не мудрствуя лукаво, скопировали у азиатских коллег, первыми столкнувшихся с угрозой. Ранги от F до S, сканеры магической энергии, реестры Пробужденных, гильдии, рейды — весь этот дивный новый мир был импортирован и наскоро адаптирован. Вот только в России этот отлаженный механизм работал со скрипом. Бюрократический колосс на глиняных ногах, вечный конфликт между ведомствами — даже вторжение из другого измерения не смогло сломить инертность государственной машины.

Но один закон, высеченный в камне новой реальности, работал безотказно.

Любой гражданин, прошедший через Пробуждение, становился стратегическим активом государства.

И твоя прошлая жизнь переставала иметь значение. Семья, ипотека, мечты? Прах. Болезни, страхи, планы? Пустой звук. С того момента, как сканер показал в тебе хоть искру маны, ты становился служебным человеком. Ходячим оружием. Ресурсом.

«Ты слишком ценен, чтобы стоять у станка. Шахта? Стройка? Автосервис? Забудь. Твое место — у Врат».

Этот негласный девиз Министерства Охраны Населения от Враждебных Аномалий — МОНВА, как его окрестили в народе, — стал приговором для десятков тысяч. И не важно, что ты слабак F-ранга. Ты все еще сильнее обычного человека. А раз полезен — значит, обязан.

Территория страны гигантская, и это стало ее проклятием. Чем больше земли, тем больше Врат. Разломы вскрывались в самых глухих и забытых богом местах: в опустевшей деревне под Вологдой, в угольной шахте Кузбасса, в ветхом вагончике геологов на Ямале. Порой их не замечали неделями, пока из мерцающего марева не начинали выходить они.

И тогда начинался локальный ад.

Пропущенные на три дня Врата — это смертный приговор для целого региона. Монстры расползались по тайге, вырезали фауну, а затем, ведомые голодом, неизбежно выходили к людям. Сначала — к маленькой деревушке. Потом — к районному центру. Танки и авиация были бессильны против такой расползающейся угрозы. Лишь тихая, быстрая резня. Геноцид со скоростью лесного пожара.

Поэтому пропаганда обязательной службы Охотников велась с жестокостью военного времени.

— Пробудился? Добровольно-принудительно вступай в ряды.

— Отказываешься? Статья за уклонение.

— Сбежал? Тебя найдут. Либо патруль, либо твари из пропущенных Врат.

Попытки создать частные гильдии по западному образцу захлебнулись в грязи. Коррупция, контрабанда магических камней, «управляемые» прорывы монстров для выбивания государственных грантов… Большинство таких контор быстро прикрыли. А их руководство, по слухам, теперь изучает суровый климат Тобольска из комнат без окон.

Так и родилась единственно возможная структура. Весь контроль над Охотниками замкнуло на себя Министерство Обороны. Формально подразделения назывались Гильдиями — дань международным стандартам, — но по сути это была жесткая военная машина, живущая по уставу и приказу. В каждой области — штаб и реестр. Появился Разлом — в течение часа на место вылетает мобильная группа зачистки. За спиной их скверно называли «расходниками» или «мясом на первый бросок». И часто — не без оснований.

Охотники рангов E и F, «низшие», стали серой пехотой этой бесконечной войны. Слишком слабые для славы, но достаточно сильные, чтобы умирать. Дисциплинированные, натренированные, их бросали на рутинную зачистку под командованием кадровых офицеров. Никто не ждал от них подвига. Но именно они, безымянные и незаметные, закрывали 80% всех Врат — фундамент, на котором держалась хрупкая безопасность страны.

Это была работа без наград, без репортеров и без будущего. Но они знали: без них система рухнет.

Именно в такой реальности и застрял я. Один из тысяч, кому «посчастливилось» Пробудиться.

Слишком слабый, чтобы стать героем.

Но уже не человек, чтобы жить как все.

Мое имя — Егор Кретов. Мне двадцать два, и до недавнего времени моя жизнь была простой и понятной, как схема тракторного двигателя, ха-ха. Окончил техникум в Псковской области, специальность — инженер-сельхозмеханик. Работал честно, жил тихо, ни во что не вмешивался. А потом мир раскололся, и его трещины прошли прямо через мою судьбу.

Я не выбирал эту дорогу. Она выбрала меня.

В то время я работал на новой агроферме — не на той, где растет картошка и пшеница, а на экспериментальной, где культивировали мана-растения. Местные прозвали ее «Фермой зеленого света». И было за что: по ночам над полями стояло ровное, мягкое свечение, словно под землю заложили тысячи светодиодных ламп. Воздух там был густым, плотным, насыщенным чем-то незримым.

Моя работа была до скуки рутинной: калибровка поливочных дронов, ремонт энергокареток, сбор образцов для лаборатории. Я часами бродил среди этих странных, светящихся полей, буквально дыша маной, еще не понимая, что это такое. Поначалу списывал постоянную усталость и странное давление в висках на химикаты или излучение. Но анализы были чисты, а вот ощущения… они менялись.

Сначала это было едва уловимое чувство, будто смотришь на мир сквозь дрожащий от жары воздух. Потом я начал чувствовать. Не видеть или слышать, а именно знать. Знал, в каком контейнере лежат заряженные маной инструменты, а в каком — обычные железки. Знал, в какой части поля растения были наиболее активны. Это было похоже на пробуждение шестого органа чувств — точного, безошибочного и пугающего.

А однажды, проверяя насосную станцию, я просто замер. И понял.

Я Пробудился.

В районный Регистрационный Центр я пошел сам. Знал, что скрываться бесполезно. Система все равно тебя найдет — на медосмотре, на сканере в метро, при получении кредита. Рано или поздно за тобой придут. Лучше уж явиться самому, сохранив хотя бы иллюзию контроля. Очередь в штаб была адская: угрюмые работяги, потерянно озирающиеся по сторонам, и восторженные юнцы с горящими глазами, насмотревшиеся аниме и мечтавшие о славе S-ранговых.

Первичная диагностика, биоскан, затем главный тест — маноанализ. Холодный гель на висках, гудение аппарата, и сухая строка на мониторе, перечеркнувшая все.

Результат: Ранг F.

Самый низкий. Дно пищевой цепи нового мира. Не танк, не маг, не целитель. Просто человек, в котором едва теплится искра.

Сотрудник центра — седой мужчина с лицом, высеченным из гранита и усталости, — посмотрел на меня без малейшего интереса. Он видел таких, как я, сотнями в день.

— Кретов Егор. Ранг F. Специализация не определена, — буднично проговорил он, ставя печать. — Подпиши здесь. И здесь. Через неделю с вещами на сборный пункт. Курс молодого охотника. Добро пожаловать в строй.

Он не сказал «пушечное мясо». Но это слово повисло в воздухе между нами. Я молча поставил подпись, чувствуя, как она перечеркивает мою прошлую жизнь.

Курс молодого охотника — это не армия. Это мясорубка, рассчитанная на полгода.

Сначала — допросы и тесты. Тебя разбирают на запчасти: манорезонанс, болевой порог, стрессоустойчивость. Затем — теория. Горы информации, которую вбивают в голову круглосуточно: типология монстров от гоблинов до низших личей, структура Врат, тактика боя в малых группах, основы полевой медицины. И, конечно же, устав. Ты больше не гражданский. Ты — боевая единица.

Потом — практика. Учебные полигоны, имитирующие реальные подземелья. Тебя встраивают в отряд, определяют роль. Дамагер, танк, поддержка… Если никаких талантов нет, становишься «тыловым обеспечителем». В нашем кругу это называлось проще — «носильщик».

Меня долго не могли никуда приписать. Моя способность чувствовать ману в бою была бесполезна. Я не мог атаковать, не мог лечить. Я был просто чувствительным барометром. Но на одной из учебных зачисток инструктор это заметил. Я первым почувствовал артефакт под завалом и единственный указал на тварь, которая слилась с каменной стеной. Так мне нашли применение. Разведчик-сканер. Живой миноискатель.

Выпускной экзамен — пять рейдов подряд. Три данжа F-ранга и два E-ранга. Настоящие монстры. Настоящая кровь. Настоящие смерти. Я выжил. Едва. И вынес с собой не только шрамы на теле, но и пустоту в глазах.

Так началась моя служба.

Я — Егор Кретов. F-ранговый охотник. Не герой и не спаситель. Просто человек, чья работа — первым входить в темноту Врат и смотреть, что прячется внутри.

Потому что если этого не сделаю я, то рано или поздно… они выйдут сами.