Мое детство прошло под знаком механической кукушки.

Часы стояли на поцарапанном – купленном в стародавние времена – комоде, на самом верху. В полдень дверца на часах отворялась, и изнутри с резким звуком выскакивало механическое создание:

– Ку-ку, ку-ку. Ку-ку.

Отчего-то я пугался – вероятно, тогда уже чувствовал: что-то с птичкой не так. А окончательно утвердился в этой мысли, когда умерла бабушка.

Я увязался за ней, когда бабушка пошла к колодцу за водой. Но – уже на обратном пути – неожиданно выронила полные ведра, побелела лицом и медленно опустилась на землю. Я испуганно закричал:

– Бабушка, бабушка, что случилось?

Но она лишь выпучивала глаза и задыхалась, силясь что-то произнести. Теперь-то я знаю, что именно:

«Это кукушка накаркала... Остерегайся ее, внучок...».

Все впустую: ни одно разборчивое слово не могло вылететь из перекошенного рта.

После бабушкиной смерти меня перестали возить в деревню на летние каникулы.

И вот однажды, повзрослевший – лет через двадцать, наверное, – я вернулся в родовое гнездо для ревизии имущества. Дом стоял покосившийся, заброшенный – однако же совершенно нетронутый, словно безумные девяностые обошли его стороной. Местные словно опасались к нему приближаться.

Я отодрал доски и прошел внутрь. Все оставалось как было, лишь толстый слой паутины свисал с потолка и стен, опутывал мебель. И вдруг раздался металлический скрежет – я сразу и не понял, чего именно, – и с комода послышалось душераздирающее:

– Ку-ку, ку-ку. Ку-ку.

Это пробудилась зловещая птица. Я вздрогнул, не ожидая, что она оживет через столько лет забвения. Но это произошло.

А через три месяца до моей фирмы домоталась налоговая – так плотно, что отбиться с помощью аудиторов не удалось. Было несложно связать два и два: кукование механической кукушки и налоговые претензии. Кто бы на моем месте не догадался?!

Стало понятно, что к часам с кукушкой лучше не приближаться.

Но это были выводы, сделанные задним умом, – между тем проблемы с фирмой продолжались. Пришлось взять кредит – крупный по моим меркам. Однако, репутация фирмы пострадала, клиенты отваливались один за другим, поэтому – когда пришла пора возвращать деньги – нужной суммы не набралось.

Естественно, меня принялись прессовать, не по-детски.

Первым делом я попытался всучить в уплату бабушкину развалюху. Бандюки, у которых я брал кредит, даже приехали ее осмотреть. Но, увидев избу, презрительно заявили:

– Ты чего впариваешь, пингвин? Совсем оборзел? Бабки гони.

Почуяли мистический дух, исходящий от поцарапанного комода.

В результате пришлось продать городскую квартиру и – поскольку другим жилищем я не обзавелся – поселиться в деревне.

К тому времени я уже твердо знал, кому обязан несчастьями: механической кукушке. И решил покончить с ней, раз и навсегда. Бабушка, когда была жива, каждую неделю залезала на стул и проворачивала в часах ключ. Я перестал это делать, надеясь на то, что завод закончится, на том мои злоключения прекратятся.

И что вы думаете? Невзирая на отсутствие завода, каждый полдень проклятая птица продолжала выскакивать из железной норки и каркать в мои чувствительные уши:

– Ку-ку, ку-ку. Ку-ку.

Как в детстве, я вздрагивал и пугался.

Я никак не мог понять, откуда берется энергия для ежедневного кукования. Но однажды обнаружил электрический провод, тянущийся от часов к розетке. Странно, ведь я почитал часы механическими – а они электрические, оказывается?!

Естественно, я выдернул провод, обесточив механизм.

Увы мне, кукования продолжились! Не только в полдень, но и в остальное время суток – причем самое неподходящее: ночью или во время приема пищи. Механизм доводил меня до исступления, но я ничего не мог поделать, ведь часы не требовали энергетической подпитки. Они самостоятельно выбирали жертву и сводили с ума методично, по собственному – непостижимому для жертвы – расписанию.

Теперь все стало прозрачным.

Сразу вспомнилась смерть прадеда в Первую мировую, деда в Отечественную, недавняя гибель родителей в автокатастрофе. Все было неспроста, ко всему приложила руку кукующее чудовище.

Но теплилась надежда, что мои познания в технике являются недостаточными. Вдруг разгадка проста, и я паникую на ровном месте? И я отправился к соседу, местному умельцу: чтобы он разъяснил, каким образом часы – будучи не заведенными и обесточенными – продолжают свое черное дело.

Выслушав жалобу, Михалыч заявил откровенно:

– Придурок ты, Серега. Неизлечимый.

Я впитывал каждое его слово, с надеждой, что недоразумение разъяснится.

– Аккумулятор! – пояснил Михалыч, подняв кверху указательный палец.

Ну конечно, аккумулятор! Как я сразу не догадался?! Однако, версию соседа следовало проверить: я слишком пострадал, оттого сделался подозрительным и мнительным, чтобы верить кому-то на слово.

– А можно его снять? – спросил я мастера.

– Кого, аккумулятор? – обрадовался Михалыч. – Как два пальца...

Мы приняли по третьей и, не мешкая, отправились ко мне для снятия аккумулятора. Сосед смело направился к часам, а я – с бьющимся сердцем – прислонился к стене и зажмурил глаза. Что-то должно было случиться такое: гнусное, незабываемое...

Слышались шаги Михалыча, возня...

Потом раздался хрип и стук упавшего на пол тела.

Я открыл глаза. Сосед, так и не добравшийся до часов с кукушкой, корчился на полу в предсмертных муках.

Приехавшие врачи диагностировали третий инфаркт. Наивные! Я-то знал, кто истинный виновник уже второй произошедшей на моих глазах смерти, а также преждевременной смерти моих родителей, моей несчастной бабушки и моих героических деда и прадеда, павших в боях с захватчиками. Вовсе не инфаркт, не отказавшие тормоза, не оторвавшийся тромб и не меткие германские пули... Виной всему были проклятые часы с кукушкой, преследовавшие мою семью на протяжении четырех поколений!

Я был следующим по счету – но не чувствовал себя способным противиться судьбе.

Последующие после кончины Михалыча дни помню плохо. В основном я валялся на диване, предаваясь апатии, а убийственная кукушка время от времени выскакивала из часов, чтобы возгласить очередное:

– Ку-ку, ку-ку. Ку-ку.

Но однажды сорвалась с железного насеста и принялась летать по комнате, хлопая крыльями и ударяясь о стены.

Это был мой шанс!

Я вскочил с дивана, схватил оказавшийся под рукой журнал и принялся гонять птицу по избе. В конце концов кукушка вылетела в растворенное окно и скрылась в вершинах дерев.

Или это была не кукушка, а залетная пичуга? В суматохе, последовавшей за ее обнаружением, я не успел разглядеть хорошенько – следовало проверить. Кукушка не могла остаться в часах – железная норка должна была оказаться пустой.

Желая окончательно во всем разобраться, я взгромоздился на стул. Левой рукой ухватил часы за обод, а правой попытался отогнуть распахивающуюся дверцу, сквозь которую пролезало демоническое создание.

В этот момент ножка у стула подломилась, и я грохнулся наземь – головой прямо об угол дивана.

Не знаю, сколько времени пролежал без сознания. Но очнулся от знакомых – пробирающих до позвоночника – дребезжащих звуков:

– Ку-ку, ку-ку. Ку-ку.

Кукушка возвратилась в домик – а может, и не покидала его, а по бабушкиной избе металась другая, ни в чем не повинная птица. Этот принципиальный момент так и остался не проясненным.

Сейчас я лежу на диване, загипсованный, и с ужасом ожидаю очередного кукования.

По телевизору передают обычное... Что именно? Боюсь прислушаться... Восстание индейцев в Колумбии? Коровья свинка в Германии? Облысение розовых фламинго в Конго? Кровавая распря между Австралией и Монголией?

А из-за чего вся эта телевизионная хтонь? Мне известно. Виной всем международным – и внутренним тоже – событиям являются часы с кукушкой, стоящие на пыльном комоде в деревенской избе моей покойной бабки.

Вот они. В любой момент дверца распахнется, и зловещая птица громогласно выкрикнет, вонзая в мою потревоженную печень раскаленные иголки:

– Ку-ку, ку-ку, ку-ку...

Но со сломанной ногой мне не добраться до этой твари... не добраться.

Загрузка...