Проклятие четвертого дня

Ничего хорошего по четвергам не случается. Стёпка верил в это с того самого дня, когда его мама, по словам бабушки, улетела навсегда на небо. Мысль эта прочно укоренилась у него в голове в тот момент, когда папа через два года привел в дом тётю Варю, занявшую мамино место. Вместе с ней поселилась и кучерявая, кривозубая девочка Галюша.

Вот и теперь Стёпка сидел на своей кровати, свесив худые голые ноги, которые едва дотягивались до пола, и насупился очередному четвергу, несмотря на яркое солнце, боязливо проглядывавшее через тюль.

Он снова проспал. Галюша только что хлопнула дверью, убегая в школу. Вредная девчонка – не могла разбудить. Стёпка представил, как снова отец вечером разозлится, когда увидит в дневнике очередную двойку. Все двойки Стёпа получал только по четвергам. Если бы не эти проклятые дни, он бы давно стал отличником.

Тётя Варя ещё не вернулась со смены на заводе, а папа ушел ни свет ни заря так тихо, что никто из ребят даже не проснулся. В такие дни они с Галей сами собирались в школу, благо далеко идти не надо. Однако первый урок начнётся уже через пять минут, а Стёпка всё ещё сидел в одних трусах и майке.

Он потянулся, как ленивый кот на утреннем солнце, и спрыгнул с кровати. Поспешно закинул какие-то учебники со стола и тетрадки. Он помнил, что вторым уроком математика, а значит Наталья Васильевна снова будет вызывать его к доске. Почему-то ей нравилось, когда Стёпка решал примеры почти каждый урок, попутно вытирая ладошкой неверные цифры. А ему нравилось, как учительница всегда хвалила, если получилась посчитать правильно. А считать у Стёпки получалось верно частенько.

И вот теперь, топая в затихшую после звонка школу, Стёпа то и дело просчитывал в уме задачки, которые сам же себе и придумывал:

– Пять голубей, один дедушка с куском батона в пол кило… итого, по сто грамм батона на голубя. Многовато! – вслух рассуждал он.

Стёпа торопливо поднялся на третий этаж, но остался стоять у двери класса. На урок музыки идти ему не хотелось. Придётся снова вставать и петь с другими ребятами, слушая, как неловко звучит его собственный голос в хоре голосов других ребят. Он старался петь громче: если его и не видно было из-за маленького роста, так хоть услышали бы. Но все равно этого оказывалось недостаточно. Неужели учитель хочет, чтобы пришлось кричать, как на футбольном поле? Футбол Стёпе не нравился, поэтому и кричать он не мог.

Руки вспотели, и сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда Стёпа наконец решился и боязливо постучал в дверь. В пустом коридоре стук прозвучал так громко, что он поморщился. Стёпина голова первой показалась в классе под скрип открываемой двери.

– Е-ка-ка-терина Ивановна, м-м-можно войти?

Все глаза сразу устремились на появившегося в дверях Стёпу, в мгновение затихло фортепиано. Похоже, никто не слышал стука, и сейчас он потревожил гармонию в классе, которая была там до его появления.

– Здравствуй, Стёпа. Ты опоздал, – произнесла учительница, вздохнув, однако без следа удивления на лице. – Оставь дневник на моем столе и садись на свое место. Мы будем петь “Крылатые качели”. Ребята, вы выучили текст?

Ровным хором отозвалось громкое “Да”, пока Стёпа стоял у стола учителя и пытался найти дневник в своем портфеле. На пол полетели пять тетрадей, учебник по математике, пенал, из которого громко посыпались многочисленные карандаши и ручки, какой-то блокнот с помятыми листками. Но дневника нигде не было. Это точно происки злосчастного дня!

Учительница провожала взглядом каждый падающий на пол предмет, пока Стёпа суетливо рылся в своем портфеле.

– Что, дневник дома забыл? – спросила она, с каким-то сочувствием поглядывая на неловко покрасневшего Стёпу.

Дети захихикали. Стёпа кивнул, и его уши стали ещё краснее, а глаза наполнились слезами, готовыми вот-вот с позором потечь по его лицу под предательское перешёптывание класса.

– Ладно, иди на свое место и присоединяйся к уроку, – сочувственно произнесла учительница, кинув строгий взгляд на ребят.

В этот раз Стёпа пел ещё тише. День не задался с самого начала.

На уроке математики Стёпка совсем потерял остатки надежды на то, что ещё может случиться что-то хорошее, когда оказалось, что он забыл сделать домашнее задание. Злосчастная двойка красовалась в журнале, и даже отсутствие дневника не спасало от осознания всех проблем, которые ему сулит эта отметка, стоит ей появиться на его страницах позже.

Кое-как отсидел Стёпа на остальных уроках и, оказалось, что дождь выбрал самое неподходящее время, чтобы начаться именно тогда, когда надо идти домой. Стёпа представил, как бабушка будет вытирать его голову полотенцем, причитая вновь и вновь, что отец так и не смог позаботиться, чтобы у мальчика был зонт. И это был не тот теплый весенний дождь, под которым так здорово прыгать по лужам, чтобы как можно больше разноцветных брызг разлеталось вокруг. Это был не тот прекрасный дождик, когда радуга появляется на темнеющем небе, а свежая весенняя зелень кажется ещё ярче в искрящемся воздухе. Нет, это был самый что ни на есть ливень с ветром, готовым вырывать зонтики у прохожих.

– Что, белобрысый, боишься намочить свою нежную макушку? – крикнул кто-то из ребят, выбегая в капюшоне со школы, пока Стёпа в раздумьях стоял на крыльце, надеясь, что дождь скоро прекратится. – Давай, я тебе помогу!

И тут же Стёпка полетел кубарем со ступенек прямо в образовавшуюся у крыльца лужу. Мальчишки вокруг загоготали, девочки проходили мимо, хихикая и крепко держа свои разноцветные зонтики. Мокрая кофта стала тяжёлой, давила на саднящие плечи. Штаны промокли до последней нитки, разорванные прямо на коленках. Плохая погода была больше не важна. В ушах Степы стоял только пронзительный, противный звук громких голосов мальчишек. Кто-то толкнул его, словно проверяя, живой ли он. Стёпа так тыкал палкой жаб, прячущихся в зарослях травы летом после дождя.

Где-то издалека до Стёпы донёсся голос вахтерши, угрожавшей позвать директора, и тут же стая мальчишек разбежалась. Пожилая женщина подхватила Стёпку под локоть, помогая встать из лужи.

– Ой-ёй, ты ж мой родненький! Что ж тебя так… негодяи мелкие! – крикнула вахтерша, грозя кулаком в сторону, куда убежали мальчишки.

Стёпа молча стоял, и только слёзы текли по его мокрому лицу, смешиваясь с дождевой водой.

– Что нибудь болит, мальчик?

Стёпка помотал головой. Потянулся к промокшему портфелю, чувствуя, как боль растекается по всему телу. Ливень прекратился так же резко, как и начался, оставив за собой лишь лужи и запах сырой земли.

– Ты идти можешь? Давай я тебя в медпункт отведу, – произнесла вахтерша, поправляя на Стёпе грязную кофточку, оглядывая его коленки, потертые об асфальт. Стёпка помотал головой.

– Я к бабушке п-п-пойду… – еле слышно прошептал он. – Не надо никаких медпунктов. И не ходите к директору, пожалуйста…

Вахтерша с сочувствием посмотрела на Стёпку, но спорить не стала.

Волоча в руках мокрый портфель, дрожа всем телом, Стёпа брёл вдоль парка к дому бабушки. Она всегда готовила для него его любимый борщ, но сейчас мысль о миске горячего супа не грела его. Стёпа оглядывался, то и дело проверяя, не преследуют ли его те мальчишки. Они были не из его класса, да и лиц он не запомнил. Но никаких ребят за ним не шло.

Вдруг тихий писк, раздавшийся из кустов цветущей сирени, привлек внимание Стёпы. Он остановился на мгновение, но тут же пошёл дальше.

– Отстань от меня, мышь дурацкая! – крикнул вслед кусту Стёпа.

Писк затих, но через несколько секунд Стёпка услышал, что звук уже идет не из куста, а слышится почти за самой его спиной, становясь все громче, преследуя его. Стёпа обернулся и замер – прямо посреди мокрой тропинки сидел щенок, промокший насквозь, размером с буханку хлеба, которую он мысленно делил на пятерых голубей сегодня утром. Стёпа смотрел на крошечное живое существо – дрожащее, промокшее. Щенок был рыжий, с белым пятнышком на спине, словно краски не хватило его докрасить. Хвост тоже был белый.

Стёпа поставил портфель на землю и осторожно шагнул к щенку. Щенок пискнул и сделал неловкий шаг к Стёпке. Они смотрели друг на друга с недоверчивым любопытством. Стёпка подошел ближе и присел на корточки. Щенок словно ждал этого, сразу же подбежал к нему, спотыкаясь слабыми лапами о камни на тропинке. Протянув руку, Стёпа коснулся мордочки щенка и тут же почувствовал, как тепло разлилось по ладони, стоило щенку лизнуть его. Стёпа стянул с себя мокрую кофту, оставшись в одной лишь рубашке, и аккуратно сгрёб щенка в своеобразную колыбель. Так он и нёс его до бабушкиного дома, завернутого в мокрую, грязную кофту, прижимая к себе в попытках то ли согреть щенка, то ли самого себя.

Открыв дверь, бабушка ахнула и, со всей свойственной пожилым людям драматичностью, схватилась за сердце. Уже через несколько минут она намыливала Стёпу в горячей ванной, пока щенок ходил вокруг, вынюхивая что-то в каждом углу. Бабушкину кошку пришлось запереть в спальне, и периодически щенок поднимал свои не по размеру большие уши, когда слышал царапанье и нервное мяуканье из-за двери.

– Ну и как же ты так, Стёпочка? – приговаривала бабушка, и, не дожидаясь ответа, продолжала: – Что твой папа скажет… Вот же тебе угораздило так свалиться!

– Это все проклятый четверг! – пробубнил Стёпа, быстро моргая от попавшей в глаза пены.

– Четверг! Ну и что, что четверг? Чем он хуже среды или вторника?! – воскликнула бабушка, разведя руками. – А что с этим делать будем?

Кивком головы показала она на щенка. Он сразу же посмотрел на бабушку, словно понимая, что сейчас решается его судьба.

– Я заберу его домой. Думаешь, тётя Варя и папа его прогонят? – обеспокоено спросил Стёпа.

– Ох, Стёпа, Стёпа. Не знаю, что тебе папа скажет.

– Бабушка, а можно я его тебе отдам, если папа не разрешит?

Она ничего не ответила. Стёпа вылез из ванны, и бабушка уже энергично растирала его полотенцем, отчего он весь зарумянился. Пока Стёпа мылся, он даже забыл, что все его тело болит, но теперь, увидев ссадины на коленках, поморщился от боли.

Бабушка посмотрела на щенка, который успел обсохнуть и стать пушистым, и тут же, подхватив его уверенным движением, закинула в ванную, где только что был Стёпа.

– Ты что делаешь?! – воскликнул он. Тем временем бабушка уже намыливала пищащего щенка кошачьим шампунем.

– Так блох-то смыть надо.

Через несколько минут Стёпка с бабушкой смотрели, как довольный вымытый щенок с аппетитом поедает кошачий паштет на кухне. В шкафу нашлись какие-то штаны и свитер, который бабушка собиралась подарить Стёпе на следующий Новый год. Он был ему на вырост, но штаны оказались впору.

Домой Стёпа вернулся раньше отца. Тётя Варя и Галюша делали уроки на кухне, когда он прошмыгнул в комнату со щенком, спрятав его под огромным свитером. Стёпа крикнул тёте Варе, что пообедал у бабушки и пойдет делать уроки. А сам сидел на полу у своей кровати до самого прихода отца и смотрел, как посапывает свернувшийся в клубок у него на руках щенок. От щенка вкусно пахло, а шёрстка его была такая нежная, что Стёпа не удержался и уткнулся в него несколько раз, отчего щенок открыл свои сонные глаза и тут же снова провалился в сон.

Звякнули ключи, и тут же раздались радостные голоса за дверью.

– Лежи тихонько, – прошептал Стёпа щенку, укладывая его на свой свитер.

Выглянув из комнаты, Стёпа подождал, пока папа поцелует в щёку тётю Варю, потреплет по голове Галюшу, которая тут же запричитала, что он портит ей хвостики. После Стёпка осторожно подошел к отцу и обнял, прижимаясь к нему всем телом.

– Ну, как тут мой Степан? – с задорной искоркой в глазах спросил отец, но услышав, как Стёпа всхлипывает ему в живот, тут же спросил с беспокойством: – Опять плохой четверг?

Стёпа помотал головой и вытер слёзы.

– Нет, папа. Не хуже, чем всегда...

Отец присел на стул у двери, усадив сына себе на колени. Стёпа спрятал лицо у него на груди. Отец поглаживал его по спине какое-то время, и Стёпка затих, словно уснул на руках, стараясь как можно скорее закончить этот день. Вскоре он отстранился и, потупившись, тихонько прошептал:

– Папа… я хочу тебе кое-что показать.

Когда Стёпа и его отец зашли в комнату, щенок ещё спал на всё том же свитере. Стёпа настороженно заглядывал в лицо отца, пытаясь понять, что он об этом думает. Отец глубоко вздохнул и присел на корточки. Щенок тут же проснулся и сладко потянулся. Зевнул со смешным звуком, показывая свои острые молочные зубки, понюхал протянутую отцом руку и замахал ему хвостиком.

– И как ты его хочешь назвать? – нарушил тишину отец, улыбаясь крошечному зверьку и глядя, как тот пытается игриво куснуть его за палец.

Стёпа так и стоял, оторопело глядя на щенка и отца, пока смысл слов медленно пробирался к нему сквозь подступающую пелену слёз.

– Я… я… не знал, что ты разрешишь… что нужно имя… – тихо произнес Стёпа и тут же бросился на отца, отчего тот чуть не повалился на пол.

– Ну, ну… он же твой друг. У друга обязательно должно быть имя, – проговорил отец, сгребая в охапку Стёпку.

Слёзы лились из него водопадом, пока он, сидя в больших объятиях отца, сбивчиво пытался рассказать о всех несчастьях, случившихся за день. Как он опоздал, как забыл дневник и получил двойку, как какие-то мальчишки обозвали его белобрысым и толкнули со ступенек, и про то, как он нашел своего будущего друга.

А новый друг тем временем взобрался Стёпке на колени. Изо всех сил он старался дотянуться до его лица, чтобы вылизать его слёзы. И чтобы навсегда снять проклятие четвёртого дня недели.