Эта история началась с Розы. Не цветка, а женщины. Она была не из тех, кого бросают безнаказанно. Её любовь была как манифест революции — пламенна, тотальна и не признающая измен.
Когда её возлюбленный, граф Артур, нашел более «подходящую» партию, каковой оказалась её подруга Клара Цеткин, Роза Люксембург не пролила ни слезинки.
Вместо этого она произнесла проклятие, закрученное на логике отчуждения и возмездия, и в полном соответствии с учением Маркса.
«Ты отчуждал своё сердце от меня, — прошептала она, и в глазах у неё полыхали огни будущих баррикад. — Так теперь всё, что ты отдаёшь другим, будет навсегда отчуждено от тебя. Часть за частью. Ты станешь ходячим символом того, на что обрекает человека предательство».
Проклятие сработало и действовало с неумолимой точностью. После каждой новой интрижки с какой-нибудь наивной барышней или кокоткой Артур терял что-то. Ну вы понимаете...
Это что-то проникало в женщину и оставалось в ней, не вызывая, впрочем, особого неудобства.
Проснувшись однажды утром один в холодной постели, он не почувствовал ничего в своих панталонах. Как будто орган стёрли с тела.
Артур был человеком действия, прагматиком. Он оторвал мизинец, приставил к месту потерянного органа... и двинулся по жизни дальше.
Грубо говоря, пошёл по фрау.
После следующей связи он лишился и этой замены. Она осталась внутри юной любовницы.
Тут в нём проснулся не страх, а странная, извращённая гордыня. Он решил обмануть логику проклятия.
Если оно отнимает у него части, он будет заменять и заменять их другими.
Он начал с пальцев — со сменой любовниц его рука стала уродливым клубком шрамов. Затем другая. В ход пошли пальцы ног.
Костыли не умаляли популярности Артура, ведь графское состояние способно воспламенять любовный пыл дам и девиц, даже если сам граф становится всё меньше.
Потом дело дошло до костей. Он вырезал ребро — это повеселило его, как в свое время Адама, особенно когда оно осталось в Еве.
Артур становился франкенштейном собственного тела, живым памятником собственной неверности.
Девушки шептались, что с Артуром творится что-то жуткое, но его состояние и титул всё ещё влекли их, как мотыльков на огонь.
А он шёл к ним снова и снова, движимый маниакальным желанием доказать Розе, что проклятие его не сломит.
Так он и развалился по частям. В прямом смысле. Однажды утром его горничная нашла лишь пустой костюм на кровати и странный след, уползающий с крыльца, будто огромная сороконожка из ушей и обломков позвоночника.
Но даже Роза не учла одного — тоски отделённых частей друг по другу. Сила, что когда-то держала их вместе, была сильнее смерти и распада. Один раз в году, в промозглый день на стыке зимы и весны, эти разбросанные по женщинам города «сувениры» оживали.
В светской львице дёргался палец. В куртизанке шевелилось ребро. Часть берцовой кости причиняла беспокойство раздолбанной утробе почтенной матроны.
Куски графа Артура тянулись друг к другу. Они ползли, скакали, катились из всех домов.
А вместе с ними, как марионетки, не в силах противостоять неведомой силе, шли их владелицы. Девушки в ночных сорочках и дамы в вечерних платьях, с широко раскрытыми от ужаса глазами, но с блаженными улыбками на лицах — выходили на улицы.
Их телами управляли частицы того, кого они когда-то пригрели в своих постелях.
На центральной площади города этот жуткий карнавал собирался воедино. В небесах вставал смутный призрак Артура, будто собранный из его кусков.
Это видение обнимало само себя, а девушки, связанные невидимыми нитями, обнимали друг друга, образуя единую, трепещущую массу.
Они ходили по улицам, смеялись и плакали, радуясь встрече.
Были там и помирившиеся подруги Роза с Кларой. Они были первыми носительницами, и они возглавляли шествие.
Люди, не знавшие подлинной истории, видели лишь странный, истеричный праздник, карнавал, демонстрацию. «Вы посмотрите, как они рады видеть друг друга! — говорили горожане. — Это праздник женской солидарности!».
Так и повелось.
Из года в год.
До наших дней.
Восьмого марта...