Проклятье клубня

— Далеко еще до болота этого? — заныла худенькая, бледная черноволосая девочка.
— Мы совсем рядом, — бодро ответила ей голубоглазая женщина с пшеничного цвета волосами. Хотя она и была матерью девочки, между ними, как будто не было ничего общего.
— Ай! — крикнула девочка, споткнувшись о корень дерева и чуть не упала. Мать вовремя схватила ее за руку.
— Смотри под ноги.
— Угу, — согласилась девочка. — А мы вообще сможем найти там, на болоте что-нибудь съедобное?
— Ну, уж если мы там ничего не найдем, — сказала мать, — то в простом лесу или роще и подавно. Сама знаешь, как старосферцы сожгли поля, есть теперь совсем нечего. И даже грибов почему-то нет и охотиться на зверей некому.
— Старики — провожатые говорили, что лес у великих топей — дурное место, — испуганно ответила девочка. — Там одни колючие заросли, бурелом и чудища разные. Мы вообще выберемся оттуда?
— Дурное, да. Очень дурное. Но не только в этом дело. Знаешь, почему они так говорили? — улыбнулась мать, — Всё потому, что на топях ягод всегда было тьма! Еще, не дай бог, деревенские дети стали бы туда шариться и утопли бы все!
— Ах вот оно что! — удивилась девочка, — Хитрые какие! Ну тогда мы, наконец, поедим? А то, уж столько дней в животе ничего.
— Ага, если другие, такие же голодные, уже все не собрали до нас.
— А мы там не утопнем? Не заблудимся? Страшно! Мама, давай все же метки на коре оставлять!
— Ну уж нет. Еще, чего доброго, старосферцы на наш след выйдут! А это во много раз страшнее!
— Ну а как еще-то, а? Как мы без них выйдем-то? Без знаков! — спросила девочка. — Раньше в деревне хоть были старики — провожатые. Они лес как свои родинки на теле знали, а теперь кто нам поможет? Старики-то сгорели все.

— Мия, — обратилась к ней мать, — ты уже взрослая! Тебе одиннадцать лет! Успокойся! Я была тут с твоим папой. Он рассказал мне, как выйти с болот невредимой. А ты бы грибы получше смотрела, тогда и бояться некогда будет!

— Я всю дорогу их смотрю. Нету их, да и не будет. Понятно же.

— Ты туда смотри! — мать указала рукой. — Смотри, Мия! Видишь кусты?

— Вижу.

— На них совсем недавно были ягоды. Столько шли сюда, а тут на тебе, пусто! Обобрали! Подчистую! Нет, ну это точно проклятие! Видно плохо я молилась четырем надзирателям.

Дина подошла к ягодным кустам. Тут весело несколько сушеных ягодок. Она собрала их все. Получилась небольшая пригоршня.
— Будешь? — спросила она дочь.
Мия приняла горсть и разделила ее напополам. Часть съела сама, другую, большую, отдала матери. Ягоды были совсем сухие. Сок почти не чувствовался.
— Кто это был? Старосферцы думаешь? — спросила Мия.
— Ага! Старосферцы, конечно! Это из соседней деревни ушлые бабки! Дикарки эти! И надо же так! Им и жить-то осталось, на донце. Скоро сферизироваться пора. А они, ишь ты, тоже цепляются! Мия, пошли отсюда. Тут нечем поживиться.

Тут, словно бы назло, живот Мии заурчал и зарычал как камышовый кот.
— Есть хочется! Очень!
— Мы что-нибудь найдём. Потерпи дочь. А на худой конец, видишь кару зейманилового древа у меня в корзине? Девочка кивнула. — Если долго ее варить, то выйдет неплохая и полезная кашица.
— Понятно, — тяжело вздохнув согласилась девочка.
Они продвигались глубже в чащу. Здесь было только начало больших топей. Под ногами чавкало. Со всех сторон их окружали большие, травянистые кочки. В зарослях ивы мать остановилась.
— Смотри-ка! Гриб кто-то пропустил. Добрый признак! Она нагнулась и сорвала старый-престарый безысходник.
— Жуткий какой! — сказала девочка. — Я боюсь его есть. Не зря его никто не сорвал. Это же безысходник. Еще и такой разваленный. Им даже черви подавились!
— Ну, думаю не хуже кары, — сказала Дина. — Я что-нибудь придумаю. А нам, похоже, придется углубиться в топи и в чащу, если мы хотим найти что-то получше.

— Говорят, там злая ведьма живёт. Я не пойду в чащу! — сказала Мия и встала как вкопанная.
— Ведьма?
— Людоедка!
— Людоедка? — удивилась мать. — Ну, знахарка там и, в самом деле, живёт. Но да она добрая, — ответила мать, и детей не ест. К ней, наоборот, за помощью обращаются. Вылечить там, что...
— Давно она доброй была? Наверное, она уже стала злой. Ей там, в чаще, не менее голодно, чем нам в деревне. Еду ей некому приносить. Селян всех перебили. Так, что и случайно встреченной девочкой, поди не побрезгует.
— Не бойся! Я тебя в обиду никому не дам, — сказала мама. — Ну же идём! — эти слова успокоили Мию, и они с матерью направились вглубь болот.

Травянистая почва под ногами становилась все более вязкой и водянистой, ноги с мерзким чавканьем проваливалась все глубже. Приходилось часто петлять, ощупывая и проверяя тропу длинной палкой, ища обходные пути. Коряги и поваленные деревья преграждали путь. На ветвях сухих елей сидели и трещали сороки.
— Смотри мама! — крикнула девочка. Мать обернулась.
— Тише ты. Нас старосферы услышат, — пригрозила она и посмотрела туда, куда указывала дочь. Там, на большом, трухлявом бревне росла россыпь мелких, смолисто-желтых грибков.
— Там столько этих грибов! Раз уж мы всякую дрянь собираем, может, и их возьмем? — спросила ее дочь.
— Нет, не надо! — ответила мать, глядя на покрытую мелким, зелеными мхом и растениями подозрительно ровную поверхность.
— Я возьму их! — твердо сказала девочка. — Корзины всяко пустые, — и направилась к коряге.
— Стой дура! Куда прямо в трясину лезешь! — крикнула мать. Но было уже поздно! Девочка погрузилась в трясину почти по грудь.

Темная, вонючая жижа цепко схватила ее ледяными объятиями со всех сторон. Мия громко взвизгнула:
— Мама!!!
Мать протянула ей длинную палку.
— Хватайся!
Девочка крепко уцепилась за конец палки, и напряглась.
— Я тяну тебя! Помогай и тянись тоже! — крикнула ей мать.
— Я тянусь! — ответила ей дочь, покрасневшая от напряжения. — Кажется, поддается! — обрадовалась она. Ей удалось ухватиться за небольшой кустик, росший здесь же, неподалеку. Трясина отпустила ее, и скоро Мия была спасена.

— Дура! — отругала ее мать. — Ну ты посмотри на нее! Почти двенадцать, а ради каких-то поганок полезла в трясину, рискуя жизнью! Иди строго за мной! Шаг в шаг! Никуда не отходи! Ты меня поняла?
— Поняла, — грустно ответила Мия. По ее лицу стекали слезы, а с облепленного грязью платья капала вода.
— Идём!

Пройдя с десяток шагов, мать остановилась и прошептала дочери:
— Тихо! Видишь ту птицу? — она указала рукой туда, где из болота торчала сухая ветка. Мия взглянула в указанном направлении.
— Птицу? — прошептала она не поняв. — Ой! — она пригляделась получше и ей стало страшно.

На дереве сидело черное, покрытое перьями существо. Его трудно было назвать простой птицей. Вместо тела у него была одна сплошная голова, объединившая в себе черты человеческой и птичьей. Голова была покрыта мелкими черными перьями. Алое нечто, не то клюв, не то пасть, скалилось острыми зубами.
«Что это? У птиц же нет зубов», — подумала девочка.
Огромные, в шесть энким разведенные в стороны крылья, если приглядеться, оказались гигантскими ушами, заменявшими существу крылья. Лапы также были чем-то среднем между когтистыми птичьими и человечьими. Глаз у существа не было. Вернее их закрывало густое оперение и существо, вероятно, плохо видело. Но, несомненно, отлично слышало.

Чудовищная птица вертела головой, выслушивая окружение ушами — крыльями. Мия задержала дыхание. Жестом мать велела ей молчать и следовать за ней. Очень медленно погружая ноги в мокрую почву, они прошли по болотным кочкам. Дальше был островок твердой поверхности, покрытый сухой листвой. Мать подняла с земли ветку и что было силы зашвырнула ее далеко в болото. Палка с шумом приземлилась на покрытую ряской воду, подняв сотни брызг. Птица среагировала на звук и, вспорхнув с дерева, подлетела к тому месту, где упала палка. В это время, мать с дочерью уже неслись по лесу. Бежали, не оглядываясь, и, похоже, уже успели уйти на достаточное расстояние.

Спину девочки покрывал холодный пот, а руки тряслись. Отдышавшись, мать с трудом сказала:
— Это... Это был ухокрыл, у старосферов воркуатль, их ручной монстр. Повезло, что эта тварь не полетела за нами, хоть и могла.
— Думаешь, она слышала куда мы побежали?
— Он нас точно услышал. С такими ушами-то. И, то, что он за нами не полетел, меня еще больше пугает. Как бы он ни накаркал о нас своим хозяевам. Надо поскорее выбираться из чащи. Так что, Мия, домой пойдем другой тропой. И не шуми! Я прошу тебя! Мия молча кивнула. Безмолвно они продолжали двигаться в чащу.

— Ты уверена, что идя туда, мы выйдем? — не удержавшись, тихонько спросила Мия.
— Не знаю. Но назад я не пойду. Вероятно, двигаясь так, мы выйдем к имперским фортам.
— Или еще больше заблудимся и встретим что пострашнее.
— Не каркай, лучше смотри туда! — мать указала вперед. Проблески света между деревьев. — Видишь, лес редеет? Идем туда!

И действительно, в скором времени, деревья закончились. Меж стволов показалось пустое пространство. Яркие лучи вечносферы освещали покрытую мягкой, зеленой травой и цветами поляну. Почва здесь была сухой и твердой, не болотной. По всей поляне были раскиданы огромные, столбы — мегалиты из черного камня с кристаллическими вкраплениями. В центре возвышался высокий не то холм, не то курган.

Мать с дочерью в нерешительности стояли в тени деревьев.
— Что это за место? — спросила девочка
— Не знаю,— честно ответила мать
— А провожатые не рассказывали что-нибудь?
— Не рассказывали. Это похоже на что-то связанное со старосферами унку. Нам нужно забраться на тот холм. С него, вероятно, мы сможем увидеть, как выбраться из лесу.

Мать ступила на покрытую травой поляну. Травинки смялись под ее старым, ветхим башмаком и распрямились, когда стопа поднялась. Девочка продолжала стоять под деревом.
— Нас не схватят? — спросила девочка.
— Идем. Не бойся. Тут никого нет, — ответила мама.

Мия последовала за матерью. Минуя стоявшие везде огромные мегалиты из темно-серого камня, они медленно двигались по поляне в сторону холма. Странные надписи и вкрапления чего-то переливчатого, напоминавшего самоцветы, покрывали поверхность столбов. В траве росли яркие, белые и красные цветы. Мия обратила внимание, что чем ближе к столбам, тем гуще цветы росли. Словно бы что-то притягивало растения к этим глыбам.
— Красивые какие, — сказала Мать. — Давай нарвем?
— На могилу? — спросила девочка. Мать кивнула.

Нарвав пышный букет из кроваво-красных цветов, они подошли к зеленому холму. На нем не было цветов. На нем вообще не росло ничего, кроме странной травы. Мия снова взглянула вниз, снова увидела, как смятые травинки тут же выпрямляются, скрывая следы матери, не оставляя и намека.
Они поднялись на холм. На его вершине стоял еще один, самый большой и высокий, словно дозорная башня, столб. Он был вырезан из другого камня. Темно-бурого, кровавого камня. Дина взглядом окинула окрестности. На севере, сколько можно было выцепить взглядом, простирались болота. На западе и юге был густой лес. И лишь, далеко на востоке, виднелась искрящаяся полоса реки. Несколько мгновений мать смотрела на реку.
— Это Эрау-Пре! Слава четырем надзирателям! — сказала она обернувшись. — Мы пойдем в ее сторону и тогда точно выйдем в деревню. Главное, чтобы по пути с нами ничего не случилось. Идем, Мия! Быстрее, пока тот монстр не дал знать о нас старосферам!
— Погоди. Мам, смотри. Вот тут!
— Что там?
Мия указала рукой на какое-то растение, а затем, подошла к нему и села на корточки.
— На картофель похоже, — сказала девочка. Сзади подошла мать.
— Да. И правда, похоже. Только листья красные и какие-то странноватые.
— Может, это и не картофель?
— Сейчас я проверю. Мать опустилась на колени рядом с Мией и начала раскапывать землю у растения. Наконец, в ямке показался большой, алый клубень. Мать взяла его в руки.
— Алый? — с подозрением спросила Мия.
— Да какая разница? Нам так повезло! Так повезло! Картофель! Похоже, здесь действительно раньше жили Унку. Теперь у нас есть еда! И какая! Мия, давай поищем, может, здесь есть еще. Мия молча кивнула. Мать поднялась. — Смотри! Смотри! Вон еще картофель. И вон! И Вон! Мия, они здесь всюду растут.

Мия вскочила на ноги и, нервно крутя головой, осмотрела весь холм.
— Их... Их тут не было! — сказала она испуганно. — Когда мы поднялись на холм, на нем не росло ничего кроме травы!
— Да брось ты! Мы так устали и голодны, что не обратили на них внимание. Но это, просто дар! Дар четырех надзирателей и Великого Кьяла. Если собрать все это! — воскликнула мать радостно, — нам хватит еды на несколько недель или... Ох! — воскликнула она возбужденно, — или даже месяцев!
— А как же та тварь? Птица, что приведет к нам старосферов. У нас нет столько времени, чтобы собрать это все. Да и не унесем мы...
— Да, ты права. Поэтому нам стоит поторопиться. Иди собирай! — приказала она дочери.
Мия послушалась. Повторяя за матерью, она начала раскапывать землю у других растений.
«Эти клубни, черт, какие-то они страшные», — думала она.

Достав точно такой же большой клубень, Мия осмотрела его. Из клубня, словно ноги и руки, росли четыре корня. Она положила его в корзину к зейманиловой каре и принялась выкапывать следующий.
«Такой же большой и корней столько же?» — удивилась она.
Выкапывая новые клубни, она заметила, что все они как на подбор похожи. Все имели четыре корня, словно четыре конечности.
«Несъедобные они. Чую, несъедобные! — подумала она, выкопав больше дюжины. — У них тут и глазки какие-то странные. А вот у этого как будто даже рот есть».
«Фтя! Фтю!»— Громко запищал клубень.
— А-а-а-а! — закричала Мия и отшвырнула его далеко от себя.
— Мия! Мия! Что случилось? Чего кричишь? — спросила прибежавшая мать.
— Оно живое!
— Кто?
— Картошка!
— Дай гляну. Мия показала пустые руки.
— Ты, что, ее выкинула?
— Да! Она же живая!
— Живая? Да что ж ты, дура, едой разбрасываешься? — сердито сказала она. — И еще и орешь на весь лес! А ну как старосферцы прибегут сюда! Девочка, мать и картошка — удобно! И обед, и ужин. Так что тебе в ней не нравится? Ну? — требовательно спросила мать, попутно рассматривая другой клубень, взятый из корзины.
Мия нерешительно взяла клубень из маминых рук, покрытых землей.

— Все с ними хорошо, — сказала мать.
— Она пищала! Мерзко так! — не сдавалась девочка. Она крутила в руках клубень. — Я не вру! Зачем мне врать?
— Я и сама не пойму зачем? Но, может, ты просто переутомилась? Не ела несколько дней, и тебе почудилось.
— Нет, это правда было! — упиралась Мия. — И смотри, — Мия взяла в обе руки по картофелине, — они такие похожие, одинаковые почти. У каждой из этой кучи по четыре корня, как руки и ноги.
— Ох... — тяжело выдохнула мать. — Мы обе утомились. Пойдем домой. У меня корзина почти полна, а идти далече.
— Я ее не буду есть.
— Не ешь. Только пошли скорее отсюда. Ты так громко кричала, что тебя было слышно на весь лес. Оставаться здесь очень опасно.
— Хорошо, Мама. Пойдем скорее. Я возьму твою корзину, она тяжелее, — сказала Мия и они спустились с горы.

Идя по лесу, Мия взглянула на клубни, лежащие в большой маминой корзине. И ей показалось, что один из них подмигнул глазком.
«Мне это только кажется», — убеждала себя девочка.
Весь оставшийся путь она старалась не смотреть в корзину. В скором времени, лес вокруг стал редеть. Хвойные деревья сменились лиственными и Мия уже ждала, когда они совсем-совсем сойдут на нет и покажутся поля. И вот уже мост через ручей Руве, а за ним дорога, ведущая на Лаору. Мия остановилась и сказала:
— Мама, подожди немного, я выстираю платье. А то болотная грязь совсем засохла и мешает двигаться.
— Хорошо, — согласилась Дина и встала на мосту, ожидая дочь.
За мостом на окраине леса, росло старое, толстое дерево. На его могучих ветвях, в такт ветру покачивалось несколько человеческих тел в странной, не агенорской одежде с капюшонами. Одежда была создана из диковинных полупрозрачных материй и отражала окружающие цвета, делая мертвецов неприметными. Их кожа, напротив, была бледно-серой и высушенной, а лица выглядели лишенными всех жизненных красок. Эти люди были старосферы Унку из племени Фир. Их поймали и повесили здесь агеноридские солдаты.
Четверо воронов сидели на ветвях и поклевывали остекленевшие очи повешенных. Дина посмотрела вниз. Там у ручья, ее дочь сняла заляпанное засохшей, болотной грязью платье.

«Как же ты исхудала, доченька моя», — подумала она, глядя на щуплое тельце девочки, на проступающие под бледной, почти серой кожей, кости и тонкие ручки и ножки. «И почему же она так удивительно похожа на старосферку?»
Мия постирала в ручье платье. Темная грязь поплыла вниз по течению. Затем, хорошенько его отжав, надела. Красивым, резным гребнем расчесала свалявшиеся волосы.
— Думаю, оно по пути высохнет.
— Не простудись. Я вижу, ты все время носишь гребень с собой.
— Конечно, — ответила девочка, — ведь он такой красивый. К тому же ты мне его подарила.
— Я рада, что тебе нравится мой подарок, — сказала мать и добавила: — Пойдем домой, Мия.

Лес, наконец, кончался и начались пустые выжженные пространства, где еще недавно были посевы пшеницы и ржи. Долго Мия и ее мать шли по пыльной проселочной дороге, пересекавшей покрытые пеплом поля. Вокруг не было слышно ни пения птиц, ни жужжания насекомых. Только пепел, подгоняемый ветром, летел в лицо. В одной из сожженных деревень путь матери и дочери преградил поваленный ствол дерева.

— Смотри, мама, на бревне кто-то сидит! — сказала Мия, пальцем указывая на сгорбленную фигуру в кирасе.
— Я вижу, это солдат, — ответила ей мать.

Они подошли ближе. Человек сидел спиной к ним. Его седые волосы свисали из-под шлема. Пожилой агеноридский солдат был одет в старую, погнутую кирасу. Рядом с ним, на бревне лежал тяжелый ранец и ножны с одноручным мечом. Внизу стоял большой, круглый щит с красным аистом на гербе. Солдат не обращал на них внимания, а лишь ворчал себе под нос.

— Вечно сиять! — поздоровались с ним мать и дочь.
Солдат взглянул на них.
— Вфечно фиять! — поздоровался он шепеляво и добавил: — Какие у вас корзины тяжелые! Я полюбопытфтвую что там?

Не дожидаясь ответа, солдат запустил в корзину левую руку. Дина только сейчас заметила, что правая рука солдата, была отрублена по локоть и перевязана лоскутами темной ткани. Солдат вытащил одну из картофелин. Мия ждала, что сейчас клубень мерзко запищит и мать, наконец, поймет ее. Но, клубень молчал. Солдат покрутил его в руках, положил обратно и сказал:

— Пофезло вфам! Пофезло!Столько картох! И одна к одной! А какое удобное брефныфко! Может присядете? Тоже отдохнете?
— Да нет, спасибо, мы спешим домой, — ответила мать.
— Да? А куда?
— В Шесельфоф, — ответила Мия.
— А! Так я пвфоходил через нее! Считай ничего, кроме храма от дефвевни-то и не осталось, — сказал солдат шепеляво. Сожгли все полудикие старосферцы! Набеги то, как участились! Таких крупных набегов я давно не помню.

— Да, — сказала Дина, — все эти деревни до самой Эрау-Пре, сожжены и разграблены.
— Да я фидел, — сказал солдат. — А я вот, потерял конечность, и ногу сломал при штурме проклятого леса Фир. Тапереча фот, наконец домой отпустили. Много лет семью не фидел. И чую уже не уфижу, — добавил старик, окинув сожженную деревню грустным взглядом. — А далеко ли до Нирнсдорта? Знаете?
— Энким восемь будет. К закату доберетесь.
— Благодарстфую, — сказал солдат. — А что уцелел Нирнсдорт, аль нет?
— Не думаю, — ответила Дина.
— М-да... — горько изрек он и прибавил скрипучим голосом: — Вот сколько мы федём с ними фойну?
— Много поколений, — ответила Дина.
— Фот! — поучительно сказал солдат. — И за фто это местным людям? Да пфосто потому что не хфатило места! Места в краях получше да пожирнее! Там, в столицах столько людей, что больше нет места людям. Хах! — горько усмехнулся солдат. И они еще хотят, чтобы мы фоевали за эти пфоклятые земли. А нас солдат и так мало! Но, отдам старосферцам должное, я хоть, наконец, сфободен от службы, — солдат улыбнулся беззубой улыбкой и похлопал себя по отрубленной руке.
— Ладно. Задержались мы. Да, Мия?
— Ага! — ответила девочка.
— Мне тоже ещё неблифкий путь предстоит, — ответил старик вставая. — Фечно фиять! — попрощался он уходя.
— Вечно сиять! — попрощались с ним дочь и мать, обходя поваленный ствол дерева.

Через пол часа пути они, наконец, приблизились к родной деревне.
— Шесельхофф! Ну слава Кьялу! — сказала Мать, увидев впереди остатки частокола. — Мия наконец-то!
Они миновали частокол и вошли в то, что осталось от деревни. Их встретило несколько десятков дотла сгоревших строений. Черные остовы домов смотрели на мать и дочь мертвыми глазницами окон. В центре деревни стояло высокое строение из белого камня. Это был храм хоргокиды. Пожар хоть и не разрушил его полностью, но нанес ему серьезный вред. Все, что было внутри сгорело. Однако сейчас в храме кто-то был. Оттуда раздавались звуки.

— Ты иди, Мия. Я тебя догоню, — сказала мать грустно. Мия понимающе кивнула и отправилась в сторону дома. Дина легонько толкнула обугленную дверь. Она с хрустом выпала с петель и грохнулась на пол, подняв тучи пепла и пыли. Около завала, что был на месте алтаря, сидел пожилой священнослужитель, одетый в измазанную сажей и пеплом галахиду светотени. Он обернулся на раздавшийся шум. Но без особого участия взглянул на создавшую его и продолжил рыться в куче.

— Вечно сиять! — поприветствовала его Дина.
— И да светиться во все... — начал было священник, — А, впрочем, это и уже не важно, — добавил он грустно.
Под ногами хрустели стекла от разбитых окон. Дина приблизившись к священнику, поставила корзину на каменный пол.
— Что вы ищете?
— Что-нибудь. Сам, честно говоря, не знаю. Дина молчала. — Наверное, я ищу что-то, что снова заставит меня поверить.
— Вы? И утратили веру? — удивилась Дина. — Человек, который должен вселять ее другим.
— Четыре раза этот храм сгорел. Четыре раза его отстраивали. Все это было на моем веку и, лишь потому, что старосферы не убивают жрецов. А вы хотели помолиться? Молитесь... Но уже поздно. Чем дольше я смотрю на эту груду камней, тем больше все осознаю... — недоговорил священник и сел на колени у того места, где недавно был алтарь, а ныне ничего.

Дина села справа от него и сложила ладони в знак рыбы. Вместе они четыре раза произнесли молитву «Благополучного переселения», более известную как «Молитва Онигия Оллания» и молитву «Предназначения». Затем произнесли молитву, обращенную к императорам рода Теллур — хранителям равновесия. И в заключение Дина поблагодарила четырех надзирателей: Панепра, Тиматура, Мсаха и Хувила за то, что позволили им с дочерью выжить сегодня.

По окончании молитвы Дина спросила:
— Так что вы осознаете?
— Осознаю, что четыре надзирателя отвернулись от нас. Мы изничтожили унку, теперь унку медленно изничтожают нас. А четыре надзирателя просто не надзирают за этим. Просто устали надзирать. Двадцать две мертвые сферы в этой галактической рыбе. Двадцать два раза одно и то же. А сколько таких рыб и сфер во вселенском океане еще?
Я поставил новое надгробие на могилу вашего мужа и других погибших, — сказал священник. — Давайте пройдем и посмотрим?

Вместе с Диной они вышли из храма. За ним было кладбище. Тень от шпиля черной рыбой лежала как раз по центру кольца из нескольких десятков свежих могил. На каждой из могил был установлен большой сферический валун с именем. Каждый из них, кроме имени и даты смерти, был исписан религиозными символами. Дина остановилась около одного из надгробий. «Дарний из Шесельхофа. Дата рождения и смерти — пятьсот энный год от высадки», — прочла Дина. «Командир гарнизона Шесельхоффа. Носитель частиц нейнарис». Дальше шли специфические символы читать которые могли только служители церкви.

— Признаться, я, их, богов, понимаю... — продолжил священник — а вот вас с мужем нет!
— О чем вы? — спросила женщина.
— Ведь только же недавно, вы, казалось, разговаривали как обычно! — сказал священник.
— Да, недавно... — отстраненно и грустно ответила Дина, сев рядом со сферическим надгробием. Она положила цветы туда, где уже лежало несколько других уже увядших и тяжело вздохнула.
— Да и свадьба ваша, как будто была совсем недавно, — продолжал священник.
— Да. Тогда я так переживала, что вы, служители церкви, не подтвердили нашу с Дарнием совместимость.
— А мы никогда и не подтвердим! Сказали же, что ваши частицы совершенно несовместимы и что из брака вашего ничего хорошего не выйдет. Рано или поздно это должно было плохо кончиться! Так и получилось, в конце концов! Четыре надзирателя больше не смотрят на нас. Но, пусть люди и прочие живые существа не думают, что, нарушая божественные законы, они смогут уйти от кары.
И про ребенка вашего я также говорил. За грехи родителей расплачиваются дети. Девочка с внешностью унку и самыми беспорядочными частицами, что я видел в своей жизни! От нее стоило сразу избавиться! Безобразный плод несовместимости многих поколений!

— Прошу вас, — обратилась к священнику Дина, — оставьте меня наедине с моим мужем! Я благодарна вам, что вы сделали эти надгробия погибшим защитникам деревни, но теперь я хочу побыть одна.
— Береги себя и будь осторожна, ибо сказано в учении хоргокиды: «Свет никогда не победит тьму! Потому что бог света мертв.»

Священник ушёл внутрь храма. Дина осталось сидеть у сферического надгробия.

«Что бы ни говорили эти священники, — сказала Дина, — но знаешь, Дарний, я была рада быть твоей женой. Я рада, что нарушила запрет церкви и тайно вышла за тебя замуж. Во мне есть частица тебя, а в тебе была частица меня, даже если жрецы и отвергают это. Я пойду. Там Мия меня ждет. Счастливой тебе и спокойной сферизации», — сказала она и поднялась.

Мия ждала за оградой кладбища. Вместе с матерью, молча, они направились к небольшому пролеску. Здесь стояли четыре одинокие халупы, окруженные плетнем. Эти дома находились на самом краю деревни и, по счастливому стечению обстоятельств, не были тронуты старосферами. Худая и низенькая фигурка в бежевом платье вышла на крыльцо одного из домов.

— Карла! Будь она неладна! — сказала Дина раздраженно. — Дурные они с мужем люди. И почему из всей деревни именно они выжили? Так, еще и хату рядом с нашей заняли! Мия, давай-ка высыпи все клубни в одну корзину, чтобы они с мужем не увидели их, а то еще отнимут, чего доброго.
— Ладно, — согласилась девочка. Они свалили все клубни в одну корзину. Девочка опять четко услышала, что клубни недовольно запищали.
— Ты слышишь? — спросила она у матери.
— Что?
— Да так... Почудилось!
Получилась горка из клубней.
— Так, теперь под куст ее! Вот так! — сказала Дина, пряча корзину. — Ну все! Теперь порядок. Пойдем!

Они приблизились к дому. Дина приветливо помахала соседке. Пятидесятилетняя женщина в чепце помахала в ответ левой рукой. Ее правая рука была сломана. А привязанная каким-то тряпьем деревяшка, видимо, помогала женщине.

— Кто идет! Кто идет! Вечно сиять! — поприветствовала она мать и дочь.
— Вечно сиять! — ответила мать.
— Вечно сиять тетя Карла! — весело поздоровалась Мия.
— Так неужто и впрямь удалось что-то найти? — спросила Карла, кинув взгляд на корзину.
— Да куда там! Нашли пару грибов да коры надрали.
— Дашь взглянуть?
— Ну взгляни, — сказала мать и поставила корзину перед соседкой. Карла, не без труда наклонилась и пошарила в корзине.
— Эх! М-да, — расстроенно сказала она, — что-то негусто.
— Так иди, сама собирай.
— Ага. Я бы рада. Да только не ослепла ли ты, соседка? — спросила она грубо и показала руку.
— Ну раз так, — сказала мать.
— Слушай, а разве не две корзины у вас было?
— Ну да было две. Теперь одна. В лесу мы наткнулись на ухокрыла. Не знаю уж, засекло нас то чудище, но...
— Эта тварь? Такая с ухами — крыльями, да? Напала на вас? Целы?
— Целы, как видишь. Нам удалось убежать. Вот и не принесли ничего. А Мия еще и корзину потерять умудрилась.
— Эх ты, разиня! — упрекнула девочку Карла. — Она не гналась за вами?
— Нет. Мне удалось отвлечь ее.
— Ох! Не к добру это! Говорили старики, что тварь та на много сотен энким вокруг все слышит. А ну как вас старосферцы выследили? Небось больше не придётся тама ходить спокойно.
— Того я не знаю. Только лес и раньше опасен был.
— Карла! — послышался хриплый вопль откуда-то из дома.
— Неверий зовет! — сказала Карла.
— Ну, мы с Мией пойдем. Выздоравливай! И передавай привет мужу!
— Ага. Вечно сиять! — ответила Карла, как-то приторно. И, открыв дверь, ушла во тьму своего дома.

— Ну, что? Я за корзиной, а ты домой, бегом, — прошептала мать Мии.

Их дом располагался тридцатью шагами севернее, того, что заняли Карла с Ниверием. Это была большая и крепкая, но очень старая изба. Похоже, что ей было не меньше восьмидесяти лет. Над избой нависли ветви толстой, многовековой сосны. Поэтому в соломенной крыше застряло не одно поколение шишек. Нижние бревна поросли мхом. А по ставням полз грибок — ставнеед.

Настолько старый дом был редкостью для такого поселения, как Шесельхов, разоряемого старосферами каждые несколько лет. Видно, что этот дом, издревле берегли неведомые силы. А возможно, что это четыре надзирателя, хранили дом, все жители которого на протяжении многих десятков лет были солдатами, носителями частиц нейнарис.
Тринадцать лет назад, по распоряжению Агеноридской армии этот дом был передан Дарнию, отцу Мии. Но про самого него ходил слух, будто он происходил из рода, в чьих жилах текла кровь Унку.

Мия толкнула тяжелую и крепкую, дубовую дверь, вспомнив, что отец открывал ее очень легко. Он был сильным. В доме было темно, тепло и сухо. Окна были заткнуты тряпками. Пахло старой соломой, поленьями и копотью. Сзади неслышно подошла мать. Она закрыла дверь и задвинула тяжелый, деревянный засов. Стало темно. Но глаза быстро привыкли и начали различать предметы.

— Ставь корзину! — сказала мать.
Мия подошла и поставила на длинную, расположенную у стены, лавку свою корзину. В это время, мать выложила картошку на стол.
— Ты ее сейчас будешь готовить?
— Ну да. А что? Ты что, есть перехотела? Который уж день голодной ходишь.
— Да, не то чтобы перехотела.
— Тогда садись и чисти ее! А я пока печь затоплю, — сказала мать и, подложив в поленья сена, начала высекать искру из огнива.

Мия взяла старый, порядком сточенный нож в правую руку, а в левую, боязливо и брезгливо взяла красноватый клубень. Ей снова показалось, что рот — глазок шепчет ей что-то. Тем временем солома в печи занялась, и сухие сосновые поленья затрещали и засвистели. Отблески осветили стену напротив печи. В комнате стало светлее. Девочка нерешительно поднесла нож к клубню и сделала небольшой надрез. Клубень в тот час страшно запищал и заверещал. Девочка бросила его на стол и вскочила с лавки.

— Что такое? Снова? Этих клубней испугалась?
— Да-да! — дрожащим голосом произнесла девочка. Оно! Она! Орало! Пищала!
Сидя на карачках и шевеля деревяшки кочергой, мать ответила:
— Да не неси ты чушь! У тебя просто мороки с голодухи. Это поленья пищат. Слышишь?
— Слышу. Да это поленья, мама, — ответила девочка, чуть успокоившись.

Мать села на лавку рядом с дочерью. Затем взяла нож и картофелину, начав уверенно её чистить. Мия смотрела, как с клубня слетают очистки кожуры, как оголяется розовато-телесная мякоть с красновато-лиловыми прожилками, похожими на вены. Она смотрела на то, как мать спокойно и уверенно чистит это создание, словно оно и вправду обычный картофель.

— На! Держи! Мать протянула, Мии нож.

Девочка приняла его из теплых, но пыльных от земли рук матери и начала чистить. Ножом она сдирала кожицу с клубней. Когда те кричали, она молчала и продолжала чистить. Словно все было в порядке. Мать чистила остальные картофелины и ничего не замечала. «Все в порядке. Мне кажется, — думала Мия. — Это поленья. А что до глаз и ртов, так темно в доме, вот и все...»

Довольно скоро, на столе выросли две небольшие горки из клубней и очистков. Мать положила все клубни в котелок, залила водой и покрошила туда разной зеленушки. Мия сложила остальные клубни в мешок. Когда еда сварилась, мать поставила на стол две деревянные миски с дымящейся, розово-телесной кашицей.

— Эх, поедим! Ну поедим! — сказала мать и жадно накинулась на еду.

Живот Мии урчал и болел. Она очень хотела присоединиться и съесть как можно больше. Заполнить пустоту, царившую в животе много дней. Но, забыть то, что она видела и слышала, девочка не могла.
— Как оно? Съедобно? — спросила она у матери.
— Ешь давай! И побольше!
Девочка зачерпнула немного деревянной ложкой. От кашицы розовато-телесного цвета поднимался пар. Девочка поднесла ложку к лицу и понюхала. Странный, специфический запах, не похожий ни на что ранее ей известное.
Мать встала с лавки и подошла к котелку. Еда в ее миске уже закончилась.

— Очень пить хочется. Мия, раз ты не ешь, хотя бы сходи за водой. Она кончилась. А пить хочется очень... — снова сказала мать и голос ее прозвучал протяжно и болезненно.
— Хорошо, мама, — ответила Мия и, взяв в руку ведро, подошла к двери. Напрягшись, отодвинула тяжелый, деревянный засов и вышла наружу.

Начинало темнеть. Вечносфера пряталась за горизонт. В след за ней ползли стаи мелких, как плотвичка, тучек. Холодало. Сверчки пробовали свои силы и тихонько стрекотали, репетировали перед ночным выступлением. Мия прошла мимо толстой, старой сосны и направилась в перелесок. Там находился ветхий колодец с журавлем.

«Зачем я себя мучаю?» — подумала девочка. «Я жрать хочу. Я больше ни часа без еды не выдержу. Почти с самых похорон ничего не ела. А мама ест! И, похоже, ей вкусно. Воды наберу, домой приду и съем все-все!»

Подойдя к колодцу с журавлем, Мия заметила, что по земле стелется голубоватый туман, а из глубины раздается какое-то бульканье и хныканье. Мия оперлась на высокие бревенчатые борта колодца и посмотрела вниз. Там во тьме плавали и ныряли странные уродливые создания. Они издавали жалобные плаксивые звуки.

«Это кто там?» — спросила Мия вслух и, прицепив к концу журавля ведро начала опускать его вниз. Ударяясь бортами о скользкие, поросшие мхом стенки, оно медленно снижалось, пока, наконец, не пробило водную гладь и не начало наполняться жидкостью. Из колодца послышалось недовольное: «Ой! Ай!» Плач смолк. Мия потянула за журавль и подняла полное ведро.

«Тьфу ты! Упивальцы!» — с разочарованием сказала девочка, смотря на плавающих в ведре уродцев. Внешне они походили на людей, только очень маленьких и страшненьких. Кожа существ была красноватая и напоминала лягушачью. Глаза у них были черными, блестящими занимали пол лица и не имели белка. Струи слез стекали из этих глаз прямо в ведро с водой.

«Теперь вода горькая будет! И угораздило же вас, уродцы, тут завестись!» — крикнула на существ Мия. Те заревели громче и протяжнее. В ответ на это девочка одним движением выплеснула воду на землю. Упивальцы закопошились и задергались в траве как рыбы. Мия с силой наступила ногой на каждого по очереди. Упивальцы растеклись, словно были созданы из воды целиком. От их тел не осталось ничего. Мия подошла к колодцу и снова взглянула вниз. Упивальцев на дне поубавилось. Сейчас там, похоже, плавало два или три. Девочка снова прицепила к концу журавля ведро и опустила его вглубь колодца. Когда ведро с упивальцами поднялось наверх, она снова выплеснула все на траву и проделала с существами тоже, что и с их предшественниками. И лишь в третий раз ведро пришло с чистой водой, без непрошеных гостей.

Мия поставила его на землю и, прислушавшись к стрекоту сверчков, подумала: «А ведь упивальцы, дурное предзнаменование! Так говорили старики-провожатые. И накануне нападения старосферцев они тоже завелись в колодцах. Мама и соседи тогда ругались на это. А что, если снова беда?» — испугалась девочка и поспешила домой, стараясь, впрочем, не разлить воду из ведра. «Кажется все в порядке. Дом на месте», — успокоила она себя, приблизившись к крыльцу. Напрягшись, она толкнула тяжелую дубовую дверь. Тишина. Только поленья трещат в камине.

«Мама. Я принесла воду». В ответ тишина. «Мама ты где?»

Мия поставила ведро и вдруг заметила, что из-под стола выглядывают ступни. «Мама!»— Мия кинулась на пол. — «Что с тобой?» Дина, без движения, скрючившись в неестественной позе лежала на полу. Мия вытащила ее из-под лавки и начала тормошить. «Мама очнись! Очнись мама!» Дина не двигалась. Мия на секунду замолчала и прислушалась.

«Она не дышит!» По ее спине прошла волна холода. Иглы стали колоть ее сердце и кончики пальцев. Руки затряслись.

«Мама!» Дина приложила ухо к груди матери. И услышала глухие, редкие удары. «Руки! — она потрогала руки матери. — Теплые! Не умирай мама! Только не умирай! Я помогу. Я сделаю все! Я спасу! Нужна помощь!» Мия выбила ногой тяжелую дверь и побежала к дому Карлы и Ниверия.

В окне горел свет. Соседи не спали. Мия громко и настойчиво забарабанила в дверь.

— Кого там черти несут? — донесся ворчливый мужской голос.

— Это я Мия.

— Мия? — удивленный женский голос.

— Откройте скорее.

— Ты чего хотела-то?

— Мама. С ней беда!

Кто-то с другой стороны двери отодвинул засов и деревянная дверь со скрипом открылась.

— Вечно сиять, Мия! Заходи! Девочка зашла внутрь.

— Что там с Диной? Что случилось?

— Она отравилась и сейчас, без дыхания лежит на полу и не двигается.

— Отравилась? Чем? Карой? Грибами безысходниками?

— Нет, не корой. Да и какая разница! Идем, ее нужно спасти. Быстрее! Она может умереть!

— Нет, ну что значит какая разница? — возмущенно сказала Карла. Мы голодаем, кости гляди, скоро кожу порвут, а они еду прячут...

— Ну а что мы-то можем сделать? — донесся хриплый голос откуда-то слева.

Мия обернулась в направлении голоса. В полутьме на лавке сидел Ниверий — муж Карлы. Это был немолодой уже мужчина. Выглядел он страшно. Несколько дней назад, он чудом спасся из подожженного старосферами Фир дома. Вся его кожа на лице, шее, руках обгорела и была покрыта красными ожогами и пузырями. Сейчас он спокойно сидел и курил трубку. И, похоже, совершенно не спешил идти помогать.

— Знахарку надо звать, — сказал он спокойно. Только она в силах помочь.

— Пока я ее найду, мама умрет.

— Повторю, что мы-то можем?

— Да хоть что. Идемте!

— Ну хорошо, Мия. Идем, — сказала Карла и вышла из дома.

— Я побегу вперед, — сказала девочка. И полетела в направлении дома.

Распахнув дверь, она увидела, что мать по-прежнему лежала на полу и не двигалась.

Мия послушала сердце. Оно билось. В избу вошла Карла.

— О четыре надзирателя! Свет Кьяла создателя! — сказала она и всплеснула руками.

Затем присела на пол рядом с Мией и послушала дыхание Дины.

— Помогите мне перенести ее на лавку, — попросила Мия.

— Да давай. Ей так будет лучше.

Аккуратно они подняли тело и положили на лавку. Оно оказалось довольно легким. Видимо, длительное недоедание сделало свое дело.

«Ее надо чем-то укрыть», — подумала Мия и вытащила из большого, резного сундука все, что в нем было. Несколько вязаных вещей и льняные ткани. Накрыла маму и подложила под голову, то, что было помягче.

Карла, в это время, рассматривала проклятые клубни, лежавшие на столе.

— Так вот, что вы прятали! А я-то думала, где вторая корзина. Потеряла! Ага, как же, врать горазды.

Вот и по делам ей. Карла взяла в руку один из них и стала рассматривать. Внезапно клубень в её руке приоткрыл щелки глаз и заверещал:

«Фняяя! Фтю!»

— Пресвятое переселение! Что это за дрянь? А ну заткнись, дрянь! Ты заткнись! Карла, что было силы ударила клубень о стол. Клубень заверещал пуще. И ему словно бы откликнулись другие клубни в корзине и те, что лежали далеко в мешке. Тогда Карла стала бить картошку об стол, а затем взяла нож и разрубила ее на несколько частей.

— Ах! Ох! — заохала она и изменившимся голосом сказала: — Так значит ты говоришь, что из-за них весь сыр-бор?

Мия зло посмотрела на женщину и сердито сказала:

— Да! Эти дьявольские картофелины. Ведь я была права, что нельзя их было есть! Нельзя! А мама, словно бы ничего не замечала.

— Ох — ё! Да попробуй тут, такое не заметь. — тяжело дыша согласилась Карла. — Хорошо, что я эту чудо-картошечку не попробовала.

— Мы когда ее нашли, я уже тогда поняла, — неладно с ней что-то, — сказала девочка. Сперва тоже, пустой холм был. А потом, смотрим мы, везде и всюду появились странные растения.

Мы выкопали несколько. Оказалось, что это картошка или вроде того. Потом, когда одна из них заорала, я показала ее маме. Ну, а она ничего. Не заметила ничего. И дома тоже сказала, что это мне все кажется.

Картошка эта подлая гадина! Она, словно намеренно, притворяется. Или даже не притворяется, а словно... В общем, один человек все видит и слышит, что живая она, а для другого, она как обычная картошка. Как оно так может быть-то?

— Чудна природа этих земель. А может это проклятая картошка? Ну там, где вы нашли ее... Место это... Как оно выглядело?

— Оно было странным. Там стояли какие-то громадные столбы с надписями. И трава там была, словно живая.

— Наверное, старосферцы эти проклятые, свои страшные обряды там проводят. А вы глупые...

— Вы ведь тоже ничего не заметили поначалу, — перебила Карлу, Мия.

— Кто я? Да она мне тоже странной показалась. Я просто решила, может чудиться? Но нет.

— Помогите мне.

— Да как тут поможешь? Тут знахарку нужно звать, как и сказал Ниверий. Только она поможет с таким.

— Тогда скажите хоть, как найти ее?

— Лучше спросить у него.

— Что тут стряслось? — спросил хриплый, старый голос.

Мия обернулась. На пороге стоял страшный, обгоревший Ниверий.

— Что? Неужто и впрямь беда?

— Ниверий, как к знахарке попасть? Расскажи Мие. Тыж пару дней назад ходил к ней свои ожоги лечить.

— Ходил, да. Но то днем было. Не ночью же идти!

— Я пойду сейчас! — твердо сказала девочка. — Что, если мама не доживет до утра?

— Да не. Вздор это. Оклемается. Ничего серьезного тут не может быть.

— Может! Ты, может, просто не видел, что она съела? — сказала Карла.

— Ну, покажи. Что она съела?

Женщина указала рукой на гору клубней.

Ниверий взял в руку одну, повертел и положил обратно на стол.

— Ну да, диковинная. Но, я в жизни и подиковинней видал. А вот прятать еду от односельчан — нехорошо! Ой как нехорошо! Поделом вам!

— Да ты что! Она же живая! Да еще гадкая такая! — не унималась соседка.

— Живая? — спросил мужчина и снова взял клубень в руку. — Да не, вздор!

Мия смотрела на это, и ее совершенно не удивляло, что Ниверий ничего не замечает. Вместо этого она сняла висевшую на стене лампу со свечей, огниво и длинную, крепкую, заостренную на конце палку.

— Так вы расскажете, как попасть к этой знахарке? Я только знаю, что она на проклятых топях живет. Мама говорила.

— Да. Так и есть. На топях. Не глупи! Ты же ночью заблудишься и в трясину провалишься!

В ответ на это Мия показала длинную палку и сказала:

— Этим путь буду прощупывать. А если и утопну, значит так мне предназначено. Без папы и мамы жить не хочу!

— Упертая какая! Ну ты посмотри! — сказала сидевшая на лавке рядом с больной, Карла. — До завтра ничего не случится с твоей мамой.

— Если с ней и случиться что-то, то я сама пойду и утоплюсь в трясине. Все един конец! — сердито топнув ногой, сказала Мия.

— Ладно. Если хочет идти, пусть идет. Не надо останавливать, — сказал Ниверий. — Иди сюда! — сказал он и похлопал обгоревшей рукой по лавке рядом с собой.

Девочка подошла, но садиться рядом не стала. Она боялась Ниверия.

— Как хош, — сказал он и своими страшными пальцами положил на стол три нечищеные и одну очищенную картофелины. — Деревня Шесельхофф находится тут. Идти через сожженные поля долго. Если повезет, дойдешь до завтра. Но можно пойти напрямки, вдоль ручья Руве. Он в болото впадает. Так вот, если ты пойдешь так, вдоль ручья, то окажешься перед сухостоем. От него, по повязанным на сучьях лентам, иди вглубь болота. Там стоит огромное, сгоревшее дерево. Его молния покарала. От того дерева иди по тропке влево, пока не увидишь хижину. Там и живет знахарка.

— Спасибо, — поблагодарила Мия и спросила: — Она ведь не злая? Не ведьма?
— Ну, в каком-то смысле, ведьма. Но, будь она злой, не стала бы знахаркой.
Эти слова немного успокоили девочку, и она проговорила:
— Прошу вас, присмотрите за моей мамой до тех пор, пока я не вернусь. А если я не вернусь, не ищите меня, а приведите к матери знахарку. Если мама, конечно, все еще будет жива... — подавленно и еле слышно добавила Мия.
— Ладно, Мия, — ответил Ниверий, — мы присмотрим за твоей мамой.