Вот скажите мне, как должно протекать детство и юность нормального мальца из рода Охотников?
Поначалу молодняк воспитывается матерью, которая учит его азам охоты, умениям выживать, быть самостоятельным и тому подобное. Да, примерно то же самое было и у меня. Но ведь я был не совсем нормальным подростком в клане аттури. Повторяться не буду. И так известно, что отличался от сверстников своим происхождением. Как и мой лучший друг – Сид'минд-Гелл. Но в его случае всё равно было проще. Я же, как-никак, являлся ещё и сыном самого Вожака. А значит, должен был не упасть в грязь жвалами. Не посрамить честь отца. Ведь если дам слабину, покажу, что недостойный, не так хорош, как все ожидают от меня – это скажется на репутации и моего отца. Поэтому, начиная с того момента, как мои рецепторы доросли до плеч, я стал тренироваться со всеми в кехрите – в зале тренировок и закаливания духа.
Всё бы ничего. Все, кто решил ступить на тропу Воина, через это проходят. Да только помимо тренировок я должен был изучать медицину, владение любым видом оружия, умениям создавать это оружие и различные гаджеты, что впоследствии могли помочь в реальном бою. Не, не могу пожаловаться. Науки мне давались очень легко. Мне нравилось узнавать новое. Всё больше и больше. Ощущать силу этих знаний, которые я могу применить в жизни. Знать, что ты сам создал это смертоносное устройство собственными руками, часами напролёт сидя с лупой и лазерным паяльником в руках. Это поистине приносило огромное удовольствие и вызывало гордость за самого себя. Даже медицина для меня была не так увлекательна, как проектирование нового вида вооружения, создание микросхем, чипов, элементов доспехов, имплантов в лёгкие и портативных масок в виде очков с улучшенным виденьем окружающего пространства в них и поиска целей в сложных условиях.
Примерно такую же портативную маску я видел однажды у матери, которую ей подарила одна знакомая аттурианка, что теперь живёт на планете берсеркеров. Это меня и вдохновило на создание прототипа, который в итоге отжал у меня Сид'минд. Вот паршивец! Ещё и успел присвоить себе созданный мной на досуге лук с лазерной наводкой и мягкой, но прочной тетивой, в комплект к которому шли специальные стрелы с увеличенной дальностью поражения, что за миллисекунды пролетали расстояние и чётко попадали в заданную цель. Слишком уж понравился этот девайс моему товарищу. Да и к'жит с ним. Пусть радуется.
Зато вот Сид'минд-Гелл как раз был силён в медицине. Я тоже не пропускал занятия у Хирона и матери в медотсеке, не просто проседал филейную часть, клацая жвалами. Ага, фиг их пропустишь. Найдут и заставят добровольно-принудительно. Но и шалить в этой науке мы успевали с Сид'миндом. Ещё и как! Химия – вещь забавная. Помимо создания медикаментов, подбирания правильных формул и соединения реагентов и катализаторов, научились делать даже яды и противоядия к ним. А ещё смогли найти способ создания различных бомб. Как? Да просто. Методом тыка, соединив однажды по дурости несовместимые ингредиенты. И вот вам взрывоопасная хрень, способная разрушить половину здания за считанные секунды. За что, собственно, и выхватили мы с другом потом по самые рецепторы от Вожака.
И мне опять же досталось больше всех. Тогда это был уже раз третий, когда я получал плетей от отца. И я стал поистине бояться этого «праведного кнута». Кто же знал, что именно это оружие, ранее вызывающее в детстве одно лишь восхищение, станет впоследствии моим «проклятьем»?
Почему я так говорю? А вы сами посудите. Как только я не справлялся с поставленной задачей – сразу кнут. Набедокурил – опять кнут. И так раз за разом. Из цикла в цикл. Мне приходилось лишь молча терпеть, получая заслуженное наказание от строгого Вожака, а после – зализывать раны и замазывать их регенерирующим гелем у Хирона, что постоянно укоризненно качал головой и клацал недовольно бивнями, сетуя на слишком заносчивого Вожака.
Мать постоянно пыталась защитить меня, оградить от чересчур садистского воспитания отца, да только сама подвергала себя гневному рычанию отца на неё и отчихвостиванию по полной программе за то, что вмешивается, за то, что жалеет меня, когда надо со мной построже. И даже здесь я молчал, потому что не мог хоть чем-нибудь возразить. Потому что понимал, что это было, видимо, необходимо для лучшей закалки моего характера, чтобы я стал сильнее и терпеливее любого из сверстников, что каждый раз пытались при любом удобном случае оскорбить меня или подставить подножку, чтобы затем всем скопом поглумиться над таким грязнокровкой, как я. Над таким недостойнейшим воином.
И в какой-то момент меня переклинило. Я просто перестал терпеть. Мне было обидно, что отец добивается от меня слишком многого, не видя, как я стараюсь, как из кожи вон лезу, чтобы угодить ему, да и остальным. Меня достало, что ровесники раз за разом насмехаются, хотя не имели на это никакого права! Они думали меня сломить, обтереть об меня ноги. Но у них это не выйдет. Хватит!
— Хулт'ах! Нет! — снова кричала мать, когда по моей спине вновь прошёлся удар шипастого хлыста в кехрите, принося неописуемую боль вкупе с обидой, терзавшей всё нутро.
— Не лезь, Квей! — горланит Вожак следом, оборачиваясь к ней, а сверстники насмехаются в сторонке. К'житовы отродья!
— За что на этот раз? — не унимается мать, чуть ли не перехватывая хлыст в свою руку, да только отец не дал ей такой возможности, легонько оттолкнув её в сторону. А затем попросил всех остальных юнцов удалиться из кехрите. И те беспрекословно подчинились, уважительно поклонившись и покинув зал.
— Может сам тогда объяснишь? — раздражённо обращается уже ко мне отец, на что отвечаю молчаливым вздохом, стоя на коленях посреди помещения. — Ра'арх! — рявкает он уже гневно своим пробирающим до мозга костей голосом.
И я не посмел не подчиниться. Ибо снова это грозило наказанием, которое, отнюдь, не приносило радости и восторга. Молча встав, я повернулся, не поднимая головы и чувствуя, как тёплая кровь с рассечённой спины прокладывает дорожки вниз по бёдрам, тихо капая на пол. Спина горела огнём. Хотелось взвыть. Но я лишь упрямо стискивал жвалы, всеми силами сдерживая эмоции внутри себя. Ничего. Не смертельно. Стерплю и на этот раз. Ведь что нас не убивает – делает нас сильнее.
— Что ты сделал, сын? — ласково переспрашивает мать, и только тогда осмеливаюсь поднять на неё усталый взгляд. И лучше бы этого не делал. Ведь она сразу сделала жалостливое выражение лица, чуть ли не роняя слёзы. Не хочу расстраивать её до такой степени. Только не мать. Она единственная, кто постоянно поддерживает меня, несмотря ни на что. Всегда одаривает той самой желанной лаской и теплом, когда появляется возможность увидеть меня вне зоны досягаемости нашего Вожака.
— Он чуть не убил своего сверстника! — всё же отвечает отец за меня, яростно клацнув жвалами друг об друга и наградив самым уничижительным взглядом.
— А нечего было обзывать меня полукровкой, — набравшись смелости, окрысиваюсь в ответ, с уверенностью посмотрев на отца.
— Так вот оно что! — надломившимся голосом лопочет мать и нахмуривается. — И правильно сделал, Ра'арх, — заявляет она следом без толики страха, и я замечаю в её глазах ледяные искорки гнева.
— Не смей поощрять его за это, Квей! — грозно рычит на неё отец и недовольно фыркает. — Как бы то ни было, он должен уметь держать свой гнев в узде.
— А ты шибко его сдерживаешь? — грубо бросает мать и прищуривается, напрягаясь всем телом и сжимая кулаки, на что отец тотчас попытался приструнить её раздражённым, угрожающим рычанием, расправляя жвала. — Хулт'ах, — всё же умеривает она свой пыл после этого и делает вздох, — ты слишком придирчиво относишься к сыну. Он ведь и так старается изо всех сил. Не жалеет себя, постоянно тренируясь, изучая все науки, известные аттурианцам. А ты даже просто похвалить его не можешь.
— Я не хочу, чтобы он вырос слабаком, — сурово отчеканил отец ей в ответ, а после развернулся и решил покинуть кехрите, но остановился возле самого выхода и снова обернулся, наградив тем самым прожигающе-испепеляющим огнём во взгляде. — А ты ещё слабак, Ра'арх!
И потом он ушёл, оставив после себя лишь боль, обиду и тяжкие думы. Они терзали меня оставшийся день и всю ночь. Спина ныла, хоть мать услужливо обработала все раны антисептиком и намазала их регенерирующим гелем. Но как же мне было плохо. Меня лихорадило, я не мог спать. Обуревали кошмары. Постоянно во сне видел горящие яростью глаза отца и этот треклятый шипастый хлыст, что с каждым разом совершал взмах молниеносным движением руки отца, со свистом рассекал воздух и с характерным, пугающим и хлёстким ударом обрушивался на меня. И я подрывался, рыча в холодном поту, задыхаясь от страха. А потом жалобно взвывая и скуля, когда раненая спина напоминала о себе. И лишь мать, что продолжала сидеть подле меня, не оставляла, не покидала меня, раз за разом успокаивая, пытаясь сдержать собственные слёзы, что душили её от жалости ко мне. Нет. Так не пойдёт. Только ради того, чтобы мать не переживала, не плакала втихаря, я буду стараться. Стану сильнее. Добьюсь уважения сородичей и отца. Покажу на что я способен. Нельзя опускать руки. Для меня это большая роскошь.
Буквально на следующий день я продолжил тренировки. Хотя раны ещё до конца не затянулись. Но всё равно. Это всего лишь боль. А её можно заглушить, если постараться. И в этом опять же могут помочь учёба и тренировки.
— Ну как ты, друг мой? — полюбопытствовал Сид'минд, когда мы встретились по пути в кехрите, и в его голосе я тоже смог уловить беспокойство.
— Нормально. Как и всегда, — сухо парирую в ответ, стараясь не выдавать истинных чувств.
— Тебе, по-моему, больше всех достаётся от Вожака, — угрюмо вздыхает Гелл, отводя взор.
— Хочешь тоже столько получать, мазохист? — решаю съязвить, чтобы разрядить обстановку. — Я могу сказать об этом Вожаку.
— Не-е! Благодарю, но обойдусь, — сразу стал отнекиваться дружище, заставив немного посмеяться. — О! Хоть чуть перестал быть безэмоциональным роботом, — подколол он в отместку, от чего в тот же миг выхватил удар локтем в ребро от меня.
И тут опять началось. Снова издёвки сверстников, вновь подстрекания. Да только теперь я буду умнее. Ничего. Настанет день, когда я смогу заткнуть их пасти, без опасения, что потом получу очередной нагоняй от отца. Мы ещё увидим, кто будет смеяться последним.
Благо нашим наставником на ближайшие недели две стал Тодинд. У нашего Вожака просто появилось неотложное дело, и ему пришлось временно покинуть планету. На Совет Старейшин полетел, что ли? Не помню. Но неважно. Мне хоть предоставилась возможность вздохнуть спокойно. Неужели судьба-злодейка решила немного смиловаться надо мной? Даже заниматься захотелось из-за этого с великим энтузиазмом.
Признаться честно, мне всегда нравилось, когда нас тренировал именно Тодинд. Он учил и наставлял нас играючи, редко от него можно было услышать повышения тона или грозное рычание. Любой конфликт, любую сложность он превращал в шутку. Мы часто с ним смеялись. Даже заниматься было в радость. И ровесники, кстати, начинали меньше донимать нас с Сид'миндом.
Ещё стыдно признаться, но я порой глупо сетовал на судьбу, что не Тодинд был моим отцом. Это действительно абсурдно и эгоистично. Да, я знаю. Родителей не выбирают. Но постоянно проскальзывала эта предательская мысль, когда Весельчак был нашим наставником. Он постоянно приходил мне на помощь, если не справлялся, всегда спокойно и внятно объяснял, что именно я делаю не так. А если снова у меня не получалось, он говорил:
— «Отдохни, Ра'арх. Очисти разум от посторонних дум и продолжай».
Чтобы мой отец вот так хоть раз сказал?! Да ни хрена! Никогда такого от него не дождёшься. И почему Тодинд всё же не мой отец? Это постыдное желание я и скрывал, каждый раз пытаясь засунуть его на самые дальние задворки сознания. Чтобы никто и никогда не узнал об этом. Особенно отец, который мог с лёгкостью проникать в мысли другого.
Ведь прознай он об этом, не то что мне несдобровать, достанется и самому Тодинду ни за что ни про что. Хотя он ни в чём не виноват. Просто отец постоянно ревнует мать к Весельчаку. Хе-хе! Да-да! Именно так. Однажды сам Весельчак проболтался по пьяни, что ещё до моего рождения поддался искушению, соблазнил мою мать и совершил с ней соитие. А потом ещё признался именно мне в том, что моя мама для Тодинда – самая обожаемая самка и его навеки вечная Чи. Меня такое откровение вообще тогда ошеломило очень и очень сильно. Но его неравнодушие к матери я смог увидеть однажды воочию. Как раз в тот момент, когда отсутствовал отец. Знаю-знаю. Это как-то оскорбительно и можно посчитать за предательство по отношению к собственному отцу. Но, не побоюсь признаться, что мать и Тодинд в тот вечер смотрелись вместе ну просто шикарно. Будто были созданы друг для друга. Словно несмышлёные юнцы, что сидели на пирамиде вдали от посторонних глаз и наслаждались запретными и тайными встречами в ночи. И я стал тем единственным, кто знал этот маленький секрет, просто случайно увидев их вместе глубокой ночью. И эта тайна, если нужно, умрёт со мной. Ибо мать даже не подавала никогда виду и тщательно скрывала, что ей нравится проводить время с нашим наставником. Я был не вправе винить её и тем более обвинять в предательстве отца. Ведь я видел, как непринуждённо она улыбалась рядом с наставником. Так ярко, радостно.
Нет. Не могу сказать, что мать не была верна отцу, что она его ненавидела. Ни в коем случае. Между ней и Тодиндом ничего не было, кроме простого приятного времяпровождения вместе. Мать обожала моего отца, уважала и ценила. Как и Весельчака, что часто повышал ей настроение.
Но всё хорошее всегда имеет предел. Вскоре вернулся отец, и всё встало на свои места. Но! То ли мать опять с ним поговорила, то ли по собственной инициативе, да только отец стал меньше придираться ко мне. Уже почти не прибегая к наказанию кнутом. Но вот тренировки не стали легче, а скорее жёстче. Порой, опять же, нашим наставником снова становился Тодинд, а иногда и Бакууб. Второй тоже был жестковат, как Вожак, но справедлив. И за старания хвалил. А это было всегда приятно.
Через время моё тело уже перестало ныть после каждодневных разминок, спаррингов и растяжек. Я стал выносливее, крепче, взрослее и терпеливее. Даже порой мог ловко одной левой скрутить очередного наглеца, посмевшего гавкнуть что-то в мой адрес. Владение различным видом колюще-режущего и метательного оружия давались уже легче. С Сид'миндом иногда могли такие фишки исполнять во время совместного спарринга, что остальные сверстники лишь завистливо клацали жвалами, но уже немного побаивались что-то вякать про наше происхождение. Боятся – значит уважают. Так говорил и отец.
И вы думаете, что моё «проклятье кнута» на этом окончилось? Не тут-то было. Отец нашёл способ, как вновь применить ко мне это наказание. Он стал самолично участвовать со мной в спарринге. Вот это наказание так наказание. Ведь Вожак был сильнее и прозорливее любого из наших наставников. Сид'минд-Гелла тоже заставлял с ним сражаться, но тот почти сразу не выдерживал нажима столь сильного противника и повержено приземлялся на лопатки. А потом ещё пару плетей получал, чтобы неповадно было. Я же держался немного больше, но результат всё равно оказывался тем же. И снова удар и свист хлыста. Опять слышу о том, что ещё слишком слаб. А после сижу в медотсеке и «зализываю» раны.
Спустя определённое время настал тот самый день испытаний. И кто же стал испытывать нас? Конечно же Вожак. Это дело он не доверил никому. Ведь я и Гелл были у него на особом счету. Особенно я. Друг продул быстро, за что был впоследствии отчитан своим же отцом, выхватив наказание уже от него. И вот настал мой час, к которому я готовился на протяжении многих циклов.
— Ну что, сын, покажешь, чему научился за всё это время? — злорадствовал отец, становясь напротив меня и сжимая в руке телескопическое копьё. — Или опять позорно проиграешь?
— Не дождёшься! — уверенно рычу ему в ответ сквозь стиснутые от злобы жвала, прожигая надменного Вожака взглядом.
И он первым пошёл в наступление, заставляя мгновенно отбиваться, уворачиваться и ставить блоки, чтобы не получить удары древка по туловищу и голове. Он дрался со мной как с равным. Не церемонясь, не жалея. Удары и атаки его были сильны и быстры. Чёткие и крепкие. Промедление обозначало однозначное поражение. А медлить с моим отцом было непозволительно. Уж это я выучил на отлично. Поэтому раз за разом уворачивался и сдерживал мгновенные атаки.
Сколько уже мелких порезов покрывало моё изрядно изнывающее тело. Не сосчитать. Но я продолжал упорно держать свою позицию, а отец лишь злорадно скалился, производя очередной выпад. Сумев отбить атаку, я пару раз плюхался на спину и в ту же секунду старался подняться. Я не хочу проиграть! Не в этот раз!
И мои старания возымели эффект, когда я совершил контрнаступление, ставя блок и шустро уходя отцу за спину. Я уже предвидел, как делаю ему подсечку, он этого не ожидает и гулко грохается на пол. А я становлюсь победителем. Чувство триумфа и нетерпения накрыли в одночасье. Кровь вскипела в жилах, и я замахнулся копьём, но в последний миг чёткую атаку встретил блок, поставленный ловким Вожаком. А затем отец крутанулся на месте и ударом ноги откинул меня прочь, к стене, о которую я тотчас стукнулся спиной и затылком, взвыв и скатившись вниз. Нет!.. Я снова проиграл!
От осознания этого факта хотелось выть, скрести когтями по полу и рвать на себе рецепторы. Поднявшись на четвереньки, потому как не мог уже встать из-за усталости, я стукнул кулаком по полу и коротко рявкнул от досады и обиды. И как только я осмелился немного поднять позорно опущенную голову, увидел медленно приближающегося отца, в руках которого уже было моё «проклятье».
И сердце на миг пропустило удар, встрепенувшись в груди вместе с рассекающим воздух свистом и жгучей болью по спине. А затем ещё раз и ещё раз. А ведь кожа не успела до конца зажить от прошлого наказания. И опять по кругу. По этому треклятому бесконечному кругу садизма и безжалостности. Отец с остервенением опускал свой хлыст на мою спину. Я даже не мог подняться с полусогнутых рук, не сдержавшись и пару раз взвыв от неописуемой боли. Кожа, казалось, лопалась по швам, брызги моей крови окропили даже стену, но отец не желал останавливаться. Будто хотел именно сейчас забить меня до смерти, чтобы избавиться от такого незадачливого сына, тем самым смыв моей кровью позор. На какой-то миг я даже умудрился потерять сознание, а очнувшись, понял, что отец наконец остановился, стоя возле меня и тяжело дыша. Рыча в гневе и продолжая до хруста в руке сжимать рукоять окровавленного кнута.
— Слабак! — выплюнул он следом, бросил на пол свой хлыст и решил удалиться. Я не оправдал его ожиданий. Опять позорно пал.
Да. Так и есть. Я всё ещё слаб. Всё ещё недостаточно силён.
— Ра'арх, поднимайся, дружище, — присев на корточки, спокойным тоном обратился ко мне Хирон. — Надо подлатать тебя. Пока твоя мать не увидела в каком ты состоянии. Ведь ты не хочешь расстраивать её?
— Нет, — чётко буркаю ему, с великим усилием и дрожью во всём теле сумев выпрямиться. — Не хочу.
И мы отправились в медотсек. Береги Кетану нашего лекаря. Он вколол мне обезболивающее. Самое сильное. И обработал все раны. Я даже боялся представить, как ужасно сейчас выглядела моя спина. Наверное, похожа была на дело рук жестокого палача, превратившего её в месиво. Но больнее было морально. И я опустил руки. Именно в этот момент. Потому что зря столько тренировался. Зря столько циклов истязал своё тело занятиями. Ведь результат всё равно оказался тем же. Позорное поражение. А в голове эхом гремит голос отца: «Слабак!»
— Ра'арх! Сынок! Как ты? — вдруг услышал я обеспокоенное лепетание матери, и она вошла в медотсек, сразу побледнев и шокировано округлив глаза, закрывая рот ладошкой. — О, Кетану!.. — И она тотчас заплакала.
О, нет. Этого я и боялся. Я не хотел, чтобы она видела меня в таком состоянии. Только не она!
— Какая же он сволочь! — в сердцах вскрикнула мать, а затем сорвалась с места и куда-то убежала. О, Боги! Я даже знаю куда. Только не это!
— Мам, стой! — крикнул я ей вдогонку, но она не услышала, или не хотела слышать.
И тогда я ринулся за ней со всех ног, уже совершенно позабыв о прежней боли. Ведь она явно бежала к нему, сжимая в обеих руках рукоятки своих клинков. Только не это! Ну почему всё так обернулось? За что?!
— ХУЛТ'АХ!!! — завопила мать во всё горло, залетев в тронный зал и со всего маха швырнула один из клинков прямо в отца. Я вообще оцепенел от такого смелого поступка матери. Но благо отец успел вовремя увернуться, и клинок впился в изголовье трона. И слава Богам, что Вожак был здесь один.
— Ты совсем с ума сошла, Квей?! — зарычал он на неё, подрываясь и уверенно двинувшись к матери, сокращая расстояние с помощью быстрых шагов.
— Зачем?! — вновь закричала мать, задыхаясь от злости. — Зачем ты так с ним?! Он ведь твой родной сын! Аттурианское ты отродье!
А затем произошло то, что в одночасье заставило мою кровь вскипеть, а рецепторы вздыбиться. Отец подошёл к ней и наотмашь ударил по лицу. И мне сорвало крышу. Зарычав во всё горло, я обнажил запястные клинки и кинулся на отца. Красная пелена ярости затмила взор, каждая мышца тела напряглась, а рука занеслась для удара в прыжке над головой отца. Но меня встретил блок его наручного клинка. А потом отец откинул меня в сторону, но я мгновенно поднялся и снова кинулся на него. Но силы всё равно были неравны. И отец смог опять завалить меня на лопатки, пригвоздив лапищей к полу и воткнув неприятно близко свой клинок возле моей головы.
— Ты совсем страх потерял, малец? — рявкнул он прямо в лицо, расправляя жвала и прожигая яростным, огненным взором.
— Не смей бить мать! — гаркнул и я в ответ, сгруппировываясь и отталкивая со всей силы отца ногами, а потом ловко, с помощью упора на руки, делаю кувырок и встаю в полный рост.
Я вновь был готов пойти в атаку, приседая немного и кидаясь на отца. Ярость всё ещё не отпускала. Она клокотала внутри, вырываясь наружу грозным рычанием. И снова замахиваюсь. Блок. Металл лязгает об металл, выбивая искры. Уход от выпада и удар ногой в солнечное сплетение. Только именно этот удар был совершён не мной. А отцом. И я задохнулся, стукнувшись об колонну и упав вниз. Отец молниеносно оказался рядом и схватил за горло.
— Хулт'ах, нет! — умоляюще взвизгивает мать и повисает на его руке, что удерживала меня. — Прекратите оба!
Она опять проливала горестные слёзы, из-за которых сжималось всё нутро. Но затем мать меняется в лице с умоляющей на рассвирепевшую. Её глаза в этот миг воспылали такой ненавистью, которой я никогда не видел прежде. И эта ненависть была направлена в сторону отца. В следующую секунду я увидел блеснувшее остриё её клинка, что мгновенно оказался возле горла отца, глаза которого в тот же миг шокировано округлились, резко посмотрев на взбешённую мать.
— Если ты сейчас посмеешь что-нибудь сделать моему сыну, клянусь Богами, я убью тебя, аттури.
Да, именно это она и сказала, ошеломив нас обоих. Никогда не думал, что мать так легко, ради меня, может пойти на крайние меры. Даже станет угрожать расправой самому отцу. Вожаку. Хотя, чего удивляться? Ведь именно мать завалила прошлого Вожака аттурианцев, отрубив ему голову.
А для отца такое серьёзное заявление стало просто ударом. Я видел полную растерянность в его глазах, с непониманием глядящих на мать, а в следующую секунду в них промелькнула тягучая и всепоглощающая печаль. Смежив веки, он тяжело вздохнул, ослабил хватку, поднялся и молча ушёл прочь. А мать упала на колени, склонила голову к полу и зарыдала навзрыд. И я готов был взвыть вместе с ней, чувствуя, как сердце разрывает от горя. Мне оставалось лишь заключить рыдающую мать в объятия и начать успокаивающе гладить её по валарам.
Клянусь, я не хотел, чтобы всё так обернулось. Но почему эта треклятая судьба так глумиться над нами?! За что? За что?!
А потом мне пришла в голову одна идея. Может она и покажется абсурдной и сумасбродной. Но в тот момент мне она казалась единственно правильной и необходимой. Да только на это должен дать согласие наш Вожак.
Я пришёл к отцу уже на следующий день. Даже не поклонился, смотря на него с вызовом и уверенностью. На что он, на удивление, ничего не сказал, лишь глубоко вздохнул, наградив печальным и даже виноватым взором. Могу поклясться, что в этот момент его пламенные глаза вдруг потускнели, потеряв былой блеск надменности и смелости. И это вызвало у меня лёгкую озадаченность.
— Что ты хотел, сын? — ещё больше удивил он меня своим абсолютно спокойным тоном. Это даже сбило с толку, но я тут же собрался с мыслями.
— Отец, я хочу вступить в ряды Арбитров, — без доли сомнений выдаю я, и Вожак слегка изумляется.
— Ты слишком юн для этого, — рокочет он, укоризненно качая головой. — И ты…
— Слаб? — перебиваю его, слыша вслед раздражённое фырканье.
— Недостаточно силён! — уже со строгостью перефразировал он, хмуря надбровные дуги. — И почему решил стать именно Арбитром?
— Считаю, что это самая подходящая для меня работа. И там не смотрят на происхождение. Лишь на умения и навыки. А я уже сполна получил опыта за свои семьдесят лет.
— Ещё нет. Ты полностью не готов, — вновь качнул отец головой.
— Потому что не смог одолеть тебя? — с возросшим раздражением вопрошаю, сжимая кулаки и ощущая знакомое клокотание ярости внутри.
— Не в этом дело! — тоже стал распаляться Вожак, хлопнув ладонями по подлокотникам своего трона. — Арбитры ловят опасных преступников и тех, кто решил вступить на путь Изгоев и Отступников. Они хитрые, ловкие и прозорливые.
— Ну и что, — безэмоционально изрекаю, клацнув верхней жвалой. — Знай, отец. Не дашь своё согласие, я тогда сам улечу. Я не собираюсь оставаться на Аттуре.
— Значит, вот как ты решил? — горестно усмехнулся отец и печально вздохнул, опустив взор. — Мать хоть знает об этом?
— Пока нет, — отчеканиваю в ответ, задумавшись о ней. — Но думаю, она поймёт.
И после моих слов повисла звенящая тишина, которую спустя минуту нарушил отец, шаркнув наручем по подлокотнику трона. А затем он облокотился на этот подлокотник и положил тяжёлую голову на свою ладонь, продолжая смотреть подле себя, при этом тяжело вздыхая.
— Ладно. Завтра я полечу в Совет Арбитров и поговорю с ними о тебе, — с уставшей хрипотцой в голосе прогнусавил отец. — Но перед тем, как ты захочешь улететь отсюда, — вдруг с привычной строгостью добавляет он, — ты должен пройти испытание на арене, приняв участие в показательном бою. Чтобы ты смог доказать остальным аттури свою силу и непоколебимость.
— Договорились, — коротко рявкаю ему, после чего разворачиваюсь и собираюсь молча покинуть тронный зал. Да только, когда я вышел, внезапно услышал вой за спиной. Душераздирающий, полный обиды, тоски и отчаяния. Неужели это отец? Быть того не может. Но отчего-то я почувствовал то же самое вкупе с резким уколом совести.
Может быть я был неправ. Но и ты отец тоже. Ты так и будешь считать меня слабаком. Ну и пусть. Я знаю. Так и есть… Но только знай, отец. Я не сдамся! Несмотря ни на что. И стану сильней уже вдали от тебя…
— …Он увидит. Я добьюсь таких успехов, о которых он даже не предполагает, — со всей уверенностью обещаю я сам себе, говоря об этом матери, когда мы сидели вдали от поселения возле пирамиды.
Она, как и всегда, обнимала меня, сидя сбоку и со всей нежностью проводя ладонью по рецепторам, при этом положив голову мне на плечо. Как же я обожал эти моменты. Ценил и наслаждался каждой секундой в это мгновение. И теперь знал, что спустя время, этих утешительных прикосновений и поглаживаний родной матери мне будет не хватать. А вернуться на Аттур я не смогу. Не знаю, почему так решил, но что-то глубоко внутри подсказывало и предупреждало меня об этом. Судьба же обожала глумиться надо мной с самого рождения, подбрасывая всё новые и новые испытания.
— Конечно добьёшься! — горестно усмехается мать и заглядывает мне прямо в лицо. — И знай, несмотря ни на что, кем бы ты не стал, я всегда буду на твоей стороне.
— А вдруг жизнь распорядиться так, что мне придётся улететь с этой планеты? — как бы невзначай интересуюсь у неё, немного побаиваясь ответа.
Я же так и не осмелился сказать матери о том, что отец всё же смог договориться насчёт меня с Советом Арбитров, и те охотно согласились принять меня в свои ряды. Но возникало ощущение, что она и так знает уже истинную правду, просто тоже скрывает этот факт.
— И что? — усмехнулась вновь мать, проведя ладонью по перепонкам, вызывая тем самым неконтролируемое довольное урчание и изумление. — Я всё равно буду ждать тебя, мой Подарок судьбы. И молить Кетану, чтобы он помогал тебе и уберегал от бед.
Да. Мать знает. Но делает вид, будто так и должно было быть. Ну и ладно. Так будет даже проще.
— Признаться честно, мне будет не хватать этих успокаивающих моментов, как сейчас, — правдиво высказываюсь я, прикрывая веки и урча. — Ведь нигде более мне не найти настолько нежных и ласковых прикосновений матери.
— А ты постарайся найти. — Улыбнулась мать нежно. — Найди ту, что поддержит тебя в трудную минуту и, как и я, несмотря ни на что, не глядя ни на какие обстоятельства, одарит тебя такими же нежными прикосновениями. Кто выразит тебе свою искреннюю ласку и тепло. Кто не оставит тебя в трудный час. Пусть эта самка станет для тебя твоим подарком судьбы. Твоей путеводной звездой. Обещаешь, Ра'арх?
— Да. Обещаю, — только и оставалось мне ответить, угрюмо опуская голову и тяжело вздыхая.
А уже спустя два дня, как и было договорено ранее с отцом, я таки прошёл испытание в показательном бою вместе с Сид'минд-Геллом. И я одержал долгожданную победу над огромным монстром с другой планеты. И этой победой добился несказанного и небывалого уважения сородичей, став поистине благородным Воином аттури.
Тем же вечером я собрал всё необходимое, взял челнок и распрощался с Хироном, Тодиндом, Сид'миндом и еле сдерживающей слёзы матерью, которая старалась не выдавать своих истинных чувств и натягивала улыбку. Да только одна слезинка всё же предательски скользнула по её щеке. Я как раз в этот момент уже вступил на трап, всеми силами сдерживая порыв всё бросить, остаться и обнять мать прямо сейчас. Но не посмел. Ибо знал, что теперь мне необходимо самому строить своё будущее.
Уже начиная взлёт и подняв челнок в воздух, я завис над зданием, где был тронный зал, и тотчас увидел на порожках статную фигуру Вожака, с сильных плеч которого ниспадала алая, как наши глаза, мантия. Он смотрел на меня, а я – на него. И я даже смог разглядеть в его глазах грусть и тоску, снова ощутив предательский укол совести в сердце.
— «Прости, отец», — на ментальном уровне сказал я ему, открывая собственный разум.
— «Береги тебя Кетану… сын», — услышал я в тот же миг в ответ, и сердце вновь сжалось.
А затем я покинул планету Аттур, отправляясь навстречу ещё неизвестным мне приключениям и испытаниям.
Но это уже другая история…
От автора
Эти рассказы создан по Вселенной фильмов "Чужой" и "Хищник". Однако все персонажи в данном произведении вымышленные. Поэтому стоит тэг au.
К этим произведениям есть арты в "Иллюстрации".