Проклятый Лекарь. Том 9

Вокруг меня была сплошь абсолютная и непроглядная тьма.

Как будто кто-то накрыл мир чёрным бархатным занавесом. Прожекторы, ещё секунду назад бившие в глаза нестерпимым светом, превратились в далёкие, едва различимые пятна, как звёзды за грозовыми тучами. Собственные руки и те растворились в этом чернильном океане.

Интересное ощущение. Как будто я сам стал частью тьмы. Растворился в ней.

Почти приятно. Если бы не обстоятельства.

Зато слух обострился до предела. Когда один орган чувств отказывает, другие компенсируют — базовая нейрофизиология, механизм, выработанный миллионами лет эволюции. Слуховая кора головного мозга перенаправляет ресурсы, обычно занятые обработкой визуальной информации, на анализ звуков.

И звуков было много.

Десятки криков — панические, растерянные, злые. Голоса инквизиторов, привыкших к контролю и порядку, а теперь внезапно оказавшихся слепыми и беспомощными:

— Я ничего не вижу! Совсем ничего!

— Всем держать периметр! — повторил Стрельцов.

— Какой, к чёрту, периметр?! Я собственных рук не вижу!

— Где задержанный?! Где Пирогов?! — он пытался меня найти.

— Не знаю! Он был здесь! Только что был!

У услышал хаотичный топот ног. Лязг оружия. Кто-то врезался во что-то твёрдое. Судя по звуку, в бронемашину. Еще и выругался длинно и изобретательно. Кто-то споткнулся и упал, загремев амуницией.

Элитный спецназ Инквизиции. Гордость Империи. Люди, которые проходили годы тренировок, которые умели работать в любых условиях.

Но не в таких.

Этот дым или что бы это ни было не подчинялся обычным законам. Обычный дым рассеивается, позволяет хоть что-то различить на близком расстоянии. Этот же поглощал свет полностью, как чёрная дыра.

Магический артефакт? Заклинание тьмы? Что-то ещё?

Неважно. Важно другое.

В этой тьме работал кто-то ещё.

Глухие удары. Характерный звук — кулак или локоть, врезающийся в незащищённую часть тела. Короткие вскрики, обрывающиеся на полуслове, как будто кому-то зажимали рот сразу после удара. Звук падающих тел — мягкий шлепок, когда человек теряет сознание и падает, не успев сгруппироваться.

Раз. Два. Три. Четыре.

Кто-то методично, профессионально вырубал инквизиторов. Одного за другим, быстро и эффективно.

Не я. Я стоял на месте, в наручниках, и старался не привлекать внимания.

Не моя команда. Костомар был в мешке, Ростислав едва держится, Кирилл уже вообще без сознания.

Тогда кто?

Автоматная очередь разорвала относительную тишину.

Короткая — на три-четыре патрона. Кто-то из инквизиторов запаниковал и нажал на спуск. Вспышки едва пробились сквозь дым.

— Контакт! — заорал стрелок. — У меня конт…

Очередь оборвалась. Глухой удар — что-то тяжёлое врезалось в тело. Хрип. Звук падающего тела. Металлический лязг — автомат выпал из рук и загремел по асфальту.

Тишина.

Относительная — где-то вдалеке стонали, кряхтели, кто-то тяжело дышал. Но активное сопротивление прекратилось.

Они работали очень быстро. Тридцать человек, и все нейтрализованы где-то за минуту. Может, меньше.

Рука схватила меня за наручники.

Жёсткая хватка, сильные пальцы. Кто-то дёрнул, разворачивая к себе. Я почувствовал чужое дыхание — частое, возбуждённое, с лёгким запахом мятной жвачки.

— Ты от меня не уйдёшь, некромант! — это был голос Стрельцова. Хриплый от дыма и напряжения, но узнаваемый.

Капитан Инквизиции не потерял самообладания даже в этом хаосе. Вокруг паника, его люди падают один за другим, ничего не видно, а он действует. Держит задержанного. Следует протоколу.

Надо отдать должное, он настоящий профессионал.

Жаль, что профессионализм не всегда спасает.

Он держал меня за цепь между браслетами, не давая вырваться. Крепко, уверенно. Даже в темноте, даже в панике он действовал по инструкции. Не отпускать задержанного. Любой ценой. Задержанный — главная улика, главное доказательство успешной операции.

Только вот инструкции писались для обычных задержанных. Для тех, кто действительно беспомощен в наручниках. Для тех, у кого нет костяного фамильяра с зубами, способными прогрызть сталь.

Я не стал вырываться. Не стал дёргаться, кричать, пытаться убежать — всё это было бы предсказуемо, ожидаемо. Стрельцов был готов к сопротивлению. Он только крепче сжал бы хватку, позвал на помощь, применил силу.

Вместо этого я сделал то, чего он не ожидал.

Просто развёл руки в стороны.

Спокойно. Уверенно. Как будто наручников не существовало.

Потому что их больше и не было.

Серебристый металл рассыпался. Браслеты превратились в мелкую пыль, просочившуюся сквозь пальцы Стрельцова. Руны, которые должны были блокировать магию, мигнули синим и погасли. Навсегда.

Стрельцов замер.

Я не видел его лица в темноте, но представлял. Вытянувшееся от изумления, с отвисшей челюстью. Он держал в руках горсть металлической пыли — бывшие наручники, и не понимал, что произошло.

А произошло простое.

Нюхль. Мой верный фамильяр. Костяная ящерица с зелёными огоньками в глазницах и характером злобного хомяка.

Он скрылся в тенях ещё до ареста — единственный из моей команды, кто мог это сделать. Маленький, незаметный, способный проскользнуть куда угодно. Я отдал ему мысленный приказ в тот момент, когда бойцы защёлкивали наручники на моих запястьях.

Найти слабое место в конструкции. Подточить изнутри. Незаметно, по чуть-чуть, пока никто не смотрит.

Костяные зубы Нюхля способны прогрызть сталь. Не быстро — но если дать достаточно времени… Пятнадцать минут, пока Стрельцов наслаждался триумфом. Пятнадцать минут, пока меня обыскивали, грузили в машину, готовили к транспортировке. Достаточно, чтобы превратить прочные наручники в конструкцию, которая держится на честном слове и тонком слое металла.

Одно резкое движение, и готово.

Спасибо, Нюхль. Ты заслужил награду. Крысу. Нет, три крысы. Целый крысиный пир. Самых жирных, самых вкусных крыс, каких только смогу найти.

Я развернулся к Стрельцову.

В кромешной тьме он меня не видел. Но я его чувствовал. Некромантическое чутьё, притупленное подавляющими артефактами, но не исчезнувшее полностью. Тепло живого тела — девяносто восемь и шесть десятых градуса по Фаренгейту, стандартная температура человека. Пульсация крови в сонной артерии — учащённая, около ста ударов в минуту. Тахикардия (учащённое сердцебиение) на фоне стресса. Биение сердца было сильное, ритмичное, как метроном.

Он был в полуметре от меня. Достаточно близко.

— Нет, капитан, — сказал я негромко. Спокойно. Почти дружелюбно. — Это ты от меня не уйдёшь.

Он дёрнулся. Инстинктивно потянулся к кобуре — рефлекс, вбитый годами службы. Рука скользнула к бедру, пальцы нащупали застёжку…

Не успел.

Ведь получил от меня удар в висок. Короткий, точный, без замаха — замах в темноте бесполезен, только теряешь время. Костяшки моих пальцев врезались в височную область — туда, где кость тоньше всего, где проходит средняя менингеальная артерия (артерия, питающая твёрдую мозговую оболочку), где даже слабый удар может вызвать кратковременную потерю сознания.

Не убить — вырубить. Контролируемое сотрясение мозга лёгкой степени. Травматическая потеря сознания продолжительностью от нескольких минут до получаса. Очнётся с головной болью, возможно с ретроградной амнезией (потерей памяти на события, непосредственно предшествующие травме), возможно — с тошнотой и головокружением.

Но живой. Это важно.

Мёртвый Стрельцов бесполезен. Живой — это уже актив.

Капитан беззвучно осел на землю. Я услышал глухой звук падения, шорох ткани по траве. Готово.

Вот так, капитан. Охотник стал добычей. Бывает. История знает множество примеров — иногда лев ловит охотника, а не наоборот.

Добро пожаловать в мою историю.

Дым начал рассеиваться.

Медленно, нехотя, как будто не хотел отпускать поляну из своих объятий. Чёрные клубы редели, превращаясь в серую дымку, потом в лёгкий туман. Сквозь него постепенно проступали контуры — сначала размытые, потом всё более чёткие.

Прожекторы снова начали пробиваться — уже как настоящие источники света. Тени вернулись. Мир обрёл объём и цвет.

Картина, которая открылась, была впечатляющей.

Бойцы Инквизиции лежали повсюду. Как декорации после съёмок военного фильма. Кто на спине, раскинув руки — классическая поза бессознательного человека. Кто на боку, свернувшись, как эмбрион — защитная поза, которую тело принимает инстинктивно при потере сознания. Кто живописно распластавшись на траве — тот, кого застали врасплох в движении.

Тридцать человек элитного спецназа. И все — в отключке. Без единого выстрела. Без единого трупа.

Над ними стояли люди в чёрном.

Тактическое снаряжение — бронежилеты, наколенники, налокотники. Закрытые шлемы с тонированными визорами, полностью скрывающими лица. Никаких опознавательных знаков, никаких нашивок, никаких эмблем. Призраки без лица и имени.

Я насчитал восемь человек по количеству силуэтов, стоящих на периферии. Возможно, были ещё, скрытые в остатках дыма.

Восемь против тридцати. И тридцать — лежат.

Какие молодцы. Это было видно по всему — по тому, как они двигались (плавно, экономно, без лишних жестов), как держали оружие (автоматы направлены в землю, но пальцы на спусковых скобах), как контролировали периметр (постоянно сканируя окружающее пространство, даже сейчас, когда угроза нейтрализована).

У них очень хорошая военная или полувоенная подготовка.

Один из «призраков» снял шлем.

Это был Ярк.

Начальник службы безопасности графа Ливенталя собственной персоной.

Ярк был из тех людей, которых хочется иметь на своей стороне. И очень, очень не хочется — на противоположной. И я рад, что он не стал на меня таить обиду за то, что я тогда чуть пошантажировал его работодателя.

— Хорошо сработано, — сказал он, подходя ко мне.

Голос спокойный. Как будто мы обсуждали результаты футбольного матча, а не нападение на государственных служащих.

— Взаимно, — я кивнул на разбросанных инквизиторов. — Впечатляющая работа. Тридцать человек за сколько положили? За минуту?

— Сорок три секунды, — уточнил Ярк без тени хвастовства. Просто констатация факта. — Могли быстрее, но один успел дать очередь. Пришлось импровизировать.

Сорок три секунды. Тридцать элитных бойцов. Без летальных исходов.

Либо у Ярка лучшая команда в Империи, либо инквизиторы сильно переоценены. Учитывая то, что я знал об Инквизиции — скорее первое.

— Импровизация удалась, — заметил я. — Ни одного трупа. Это… требует мастерства.

— Трупы — это улики, — Ярк пожал плечами. — Улики — это расследование. Расследование — это проблемы. Мы предпочитаем решать проблемы, а не создавать новые.

Логично. Мёртвый инквизитор — скандал на всю Империю. Вырубленный инквизитор — неприятность, которую можно замять.

— Как тебе мой сюрприз? — спросил я, хотя уже догадывался об ответе.

Ярк позволил себе улыбку. Хотя он вообще не был склонен к бурным проявлениям эмоций.

— Я удивился, — начал он, — когда ко мне в кабинет через тень выпрыгнула костяная ящерица.

Нюхль. Лучший фамильяр в истории некромантии.

— Она приземлилась прямо на мой стол, — продолжил Ярк. — Посреди документов. Опрокинула чашку кофе, кстати, ты мне должен новый отчёт по охране, старый залит. И начала царапать когтями слово.

— Какое?

— «ИНКВИЗИЦИЯ». Буква за буквой, очень старательно. Почерк, правда, у него ужасный — еле разобрал.

Я погладил Нюхля по костяной голове. Умный ящер. Я не давал ему конкретных инструкций, просто послал образ: опасность, нужна помощь, найди Ярка. Остальное он додумал сам.

— Сначала думал, что розыгрыш, — продолжил Ярк. — Или провокация. Или галлюцинация от недосыпа — последние дни были насыщенными. Но потом проверил маячок на твоём джипе.

— Маячок, — повторил я без удивления.

— Маячок. И увидел, что машина стоит у детского сада «Радуга», а вокруг техника Инквизиции. Слишком много для рутинной проверки.

Я кивнул.

— Я так и знал, что ты ставишь маячки на весь свой автопарк.

— Обижаешь. А как иначе? Паранойя — профессиональное заболевание.

— Хорошая паранойя. Одобряю.

Я догадывался об этом с самого начала. И не возражал.

В моей ситуации иметь могущественных союзников, которые следят за твоей безопасностью — скорее плюс, чем минус. Особенно когда эти союзники способны за сорок три секунды нейтрализовать тридцать инквизиторов.

Вот как сейчас, например.

— Что будем с ними делать? — спросил Ярк, разбавив затянувшееся молчание.

Я обвёл взглядом поляну. Тридцать бессознательных тел в чёрной форме, разбросанных по траве как сломанные игрушки. Автоматы валяются рядом — никто не удосужился их подобрать, значит, люди Ярка уверены, что инквизиторы не очнутся в ближайшее время. Бронемашины стоят с включёнными двигателями и мигающими фарами — их водителей тоже нейтрализовали.

Натюрморт «После битвы». Или «Конец карьеры капитана Стрельцова». Как посмотреть.

— В фокус попал только ты и твоя команда. Вас видели, и записывали на камеры. А моих людей здесь официально не было. Мы просто… — он поискал слово, — …помогли убрать мусор. Как добрые самаритяне.

Добрые самаритяне в тактическом снаряжении, с автоматами и навыками нейтрализации спецназа. Ну да, бывает.

— Что с записями? — спросил я. — Камеры на шлемах, бортовые регистраторы…

— Уничтожены. В первую очередь. Мои техники знают своё дело.

Серьёзная подготовка. Это спланированная операция с применением специального оборудования.

— Забираем только их командира, — предложил Ярк, кивая на бесчувственное тело Стрельцова. Капитан лежал там, где я его оставил — на боку, с неестественно вывернутой рукой, с растущим синяком на виске. — И твоего пленника.

— Да, — кивнул я. — Остальных нет смысла.

Что толку возить с собой такую ораву? Все данные об операциях тщательно фиксируются. Так что в штабе инквизиции знали на кого охотится Стрельцов. Это значило, что я и так был в их фокусе. И если бойцы исчезнут, то это вызовет большие подозрения. А так Стрельцов был большим козырем.

— Остальных оставляем. Пусть думают, что некромант сбежал своими силами. Использовал какое-то заклинание, артефакт, что угодно. Так правдоподобнее, — добавил Ярк.

Логично. Некромант, который сбежал сам — это позор для Инквизиции, но объяснимый позор. Некромант, которого отбила неизвестная вооружённая группа — это совсем другой уровень проблем. Это заговор. Организованное противодействие государственным органам. Это уже политический скандал.

— Не боишься идти против Инквизиции? — спросил я прямо. — Это серьёзное обвинение. Нападение на государственных служащих. Похищение офицера. Если узнают, будет сложно отделаться.

Ярк посмотрел на меня. Спокойно, без тени беспокойства.

— Во-первых, — он загнул палец, — я их терпеть не могу. Это личное.

— Личное?

— Долгая история. Как-нибудь расскажу. За рюмкой чая.

Что-то в его голосе подсказывало, что история действительно долгая. И не очень приятная. Шрам на брови, седина в волосах, профессиональные навыки — всё это складывалось в картину человека с непростым прошлым. Прошлым, в котором Инквизиция, судя по всему, сыграла не самую положительную роль.

— Во-вторых, — продолжил Ярк, — не узнают. Камеры отключены. Записи уничтожены. Свидетели ничего не помнят. Единственные, кто знает правду — ты, я и мои люди. А мои люди умеют молчать.

— Тогда за работу, — кивнул я.

Люди Ярка работали быстро и слаженно.

Неприметный минивэн выехал из-за угла здания и остановился на краю поляны. Стандартная модель, каких тысячи на московских улицах. Идеальная маскировка — глаз не цепляется, память не фиксирует.

Задние двери распахнулись. Внутри был просторный салон с демонтированными сиденьями. Место для груза.

Стрельцова подняли двое бойцов. Аккуратно, точно санитары, выносящие пациента. Надели на голову чёрный мешок. Связали руки за спиной.

Его же сковали магическими наручниками. Ирония судьбы — иногда она бывает особенно изящной.

Капитана загрузили в минивэн. Уложили на пол, зафиксировали ремнями, чтобы не катался при движении.

Саблина нашли там, где его оставили — у забора, связанного по рукам и ногам. Метаморф был в сознании, но не сопротивлялся. Понял, что сопротивление бесполезно и даже опасно. Эти люди уже нейтрализовали тридцать инквизиторов. Один оборотень в путах для них не проблема.

Он смотрел на происходящее жёлтыми волчьими глазами. В них читался страх и… облегчение.

Странно. Почему облегчение?

Может, потому что Инквизиция — не лучшая перспектива для человека, связанного с Орденом Очищения. Там умеют развязывать языки. Там есть методы, после которых даже самые стойкие начинают говорить. А потом — суд, приговор, казнь. Или, что хуже пожизненное заключение в магическом изоляторе.

В моих руках у него хотя бы есть шанс выторговать что-то.

Саблина тоже загрузили в минивэн. В противоположный угол от Стрельцова — на всякий случай. Мало ли что может прийти в голову капитану Инквизиции, когда он очнётся.

— Моя команда? — спросил я.

— Уже грузим, — Ярк кивнул на второй фургон. Чуть больше первого, с усиленной подвеской.

Я увидел, как бойцы несут брезентовый мешок с Костомаром. Изнутри доносилось ворчание.

— Осторожнее! Это антиквариат! Если хоть одну кость повредите — я вас всех прокляну!

— Он серьёзно? — спросил один из бойцов, обращаясь к Ярку.

— Понятия не имею, — честно ответил тот. — Но на твоём месте я бы не проверял.

Ростислав, почти невидимый в предрассветных сумерках, сам полез следом.

Кирилла привели в сознание, и он едва держался на ногах. Его поддерживали с двух сторон. Как раненого товарища.

— Куда мы едем? — спросил парень слабым голосом.

— В безопасное место, — ответил я. — Отдохнёшь, восстановишься. Всё будет хорошо.

Он кивнул.

Сергей уже сидел за рулём одной из машин. Помахал мне рукой через окно. На его лице красовалась ссадина на скуле и наливающийся синяк под глазом. Боевые трофеи.

— Куда едем? — спросил Ярк.

Хороший вопрос.

Мой особняк? Исключено. Там наверняка уже засада, или будет через час, когда Инквизиция поймёт, что произошло. Они первым делом проверят все мои известные адреса.

Больница? Ещё хуже. Слишком много людей, слишком много свидетелей. И там тоже будут искать.

Любое место, хоть как-то связанное со мной сейчас под подозрением. Нужно что-то нейтральное. Безопасное. С хорошей защитой и возможностью для… работы.

— «Северный форт», — сказал я. — Везём всех туда. Это самое безопасное место.

«Северный форт» — место мрачное, но надёжное. Идеально для того, что я планировал.

— Принято, — Ярк махнул своим людям. — Выдвигаемся. Быстро и тихо. Через пятнадцать минут здесь не должно быть никаких следов нашего присутствия.

Конвой — два фургона и джип сопровождения — тронулся в ночь.

«Северный форт» встретил нас бетонными стенами, запахом машинного масла и гулом вентиляционных систем.

Мы проехали в подземный ангар. Огромный, как футбольное поле.

Здесь было уютно, как в морге. Впрочем, после сегодняшней ночи морг казался почти привлекательным местом для отдыха. Там тихо. Там никто не стреляет.

Нас выгрузили. Машины отогнали в угол ангара. Бойцы рассредоточились — кто на посты, кто на отдых.

Первым делом я занялся командой.

Кирилл выглядел плохо. Магическое истощение прогрессировало с каждым часом.

Наручники сняли ещё в машине, но подавляющий эффект не прошёл мгновенно. Магический резерв был заблокирован на несколько часов — организму нужно время, чтобы восстановить связь с источником силы. Как после долгой анестезии — онемение проходит постепенно.

— Как себя чувствуешь? — спросил я.

— Отвратительно, — честно ответил Кирилл. Голос хриплый, едва слышный. — Как будто из меня выкачали всю кровь. И не залили обратно.

Неплохое описание. Магическое истощение действительно похоже на острую анемию — та же слабость, бледность, головокружение. Только вместо крови — магическая энергия. И лечится не переливанием, а отдыхом и восстановлением.

— Пройдёт, — сказал я. — Несколько часов сна, и будешь как новый. Ну, почти новый.

— Обещаете?

— Обещаю.

Костомара наконец выпустили из мешка. Он собрался — медленно, со скрипом и ворчанием. Кости вставали на свои места, суставы щёлкали. Процесс напоминал обратную перемотку видео с разбитой вазой.

— Наконец-то, — пробормотал скелет, вращая черепом, чтобы размять шейные позвонки. — Час в мешке. Как селёдка в бочке. Позор.

— Ты был нашим козырем на случай если Ярк не успеет. Фактор неожиданности никто не отменял. Ты цел? — спросил я.

— Более или менее. Три ребра треснуты, два пальца отсутствуют — где-то в мешке остались, надеюсь. Череп в порядке, позвоночник на месте. Жить буду. Вернее, не-жить.

Ростислав был уже почти невидим. Призрак истощил себя до предела — ещё немного, и он бы просто растворился. Ушёл бы в небытие, в то место между мирами, откуда призраки черпают силы. Вернулся бы, но не скоро.

— Ростислав?

— Здесь, — голос донёсся откуда-то из-под потолка. Слабый, как шёпот ветра. — Еле… держусь…

— Отдыхай. Тебе нужно восстановиться.

— Спасибо… хозяин… — и мерцание исчезло. Ушёл в режим регенерации.

— Кирилла, Костомара и Ростислава — в комнату отдыха, — распорядился я. — Им нужно восстановить силы.

Ярк кивнул. И уточнил:

— У нас есть специальное помещение для таких случаев. Комната регенерации, мы её называем.

— Комната регенерации?

— Слабое поле позитивной энергии. Не лечит, но ускоряет восстановление магического резерва в несколько раз. Полезная штука, когда твои люди возвращаются с операции полностью выжатыми.

Позитивная энергия. Жива. Противоположность некромантии. Для моей нежити — не идеально, может вызвать дискомфорт. Но для Кирилла — самое то.

— Веди, — сказал я.

Бойцы увели мою команду. Остались я, Ярк, и двое пленников в фургоне.

— А теперь, — сказал я, — займёмся делом.

Комната для допросов располагалась на нижнем уровне бункера.

Мы спустились на лифте — старом, скрипучем, с решётчатыми дверями. Кнопки стёрлись от времени, но механизм работал исправно.

Третий подземный уровень. Коридор был узкий, с низким потолком. Бетонные стены, выкрашенные в серый цвет. Лампы здесь редкие, тусклые. Ощущение, что ты в подводной лодке или в катакомбах.

Комната для допросов находилась в конце коридора.

Тёмное помещение, скудно освещённое синими лампами. Бетонные стены, никакой мебели — только стол с мониторами в центре. И два больших зеркала на противоположных стенах.

Односторонние. Те самые, через которые видно только с одной стороны.

За первым зеркалом располагалась небольшая комната. Пустая, без окон, с единственной лампой под потолком. Металлический стул привинчен к полу в центре.

На стуле сидел Стрельцов.

Руки его были прикованы к подлокотникам. Грудь мерно поднималась и опускалась — дышит, но всё ещё без сознания. Синяк на виске — тот, что я оставил — наливался цветом, расползался по коже. К утру будет впечатляющая гематома (кровоизлияние в мягкие ткани).

За вторым зеркалом была такая же комната. Такой же стул. Такой же пленник.

Саблин.

Метаморф тоже сидел неподвижно, с мешком на голове. Но в отличие от Стрельцова, он был в сознании. Я видел, как напрягаются его плечи, как подёргиваются мышцы предплечий. Он пытался прислушаться к звукам за пределами комнаты. Волчьи инстинкты работали даже без зрения — улавливали вибрации, запахи, малейшие изменения в окружающей среде.

Две комнаты. Два пленника. Две разные проблемы.

И один я — на трёх процентах Живы, едва стоящий на ногах.

Я опёрся на стол с мониторами. Обеими руками, перенося вес тела. Перед глазами плавали чёрные точки — признак пониженного давления на фоне истощения.

Тело требовало отдыха. Еды. Сна. Горизонтального положения на чём-нибудь мягком.

Но тело подождёт. Есть дела поважнее.

— Ты же понимаешь, — голос Ярка раздался рядом, — что это меняет всё?

Он стоял у зеркала, глядя на Стрельцова. Руки скрещены на груди, лицо непроницаемо.

— Понимаю, — ответил я, не поворачиваясь.

— За похищение капитана Инквизиции…

Он сделал паузу. Тяжёлую, многозначительную.

— Это не просто преступление, Пирогов. Это государственная измена. Статья сорок четыре Имперского Уложения. «Насильственные действия в отношении должностного лица, исполняющего обязанности по защите государственного порядка». Высшая мера.

— Высшая мера, — повторил я.

— Расстрел. Или если повезёт пожизненное заключение в магическом изоляторе. Там, где содержат самых опасных. Без права переписки, без права на посещение, без права на апелляцию.

Я прекрасно знал это. Имперское законодательство — не самое гуманное в мире. Особенно когда речь идёт о преступлениях против государства.

— Ты теперь официально враг Империи номер один, — продолжил Ярк. — На тебя откроют охоту, какой ты ещё не видел. Все ресурсы Инквизиции. Они перевернут Москву, но найдут тебя. Найдут и уничтожат.

Я воспринял это предупреждение молча.

За стеклом Стрельцов пошевелился. Начинал приходить в себя — дыхание участилось, пальцы дёрнулись. Скоро очнётся.

— Я понимаю, — сказал я наконец. — Понимаю всё это.

— И что собираешься делать?

Я оторвался от стола. Посмотрел на Стрельцова за стеклом. Потом на Саблина. Два пленника. Два рычага давления.

— Я выверну эту ситуацию так, — сказал я, глядя на зеркало, — что им всем мало не покажется.

Ярк поднял бровь.

— Красивые слова. Но как? Конкретно?

Я повернулся к нему. И с предвкушением улыбнулся.

— Как? — повторил я вопрос Ярка.

— Скоро узнаешь.

От автора

Был шеф-поваром, а стал рыбаком с Системой. Они смеются? Пусть. Этот мир просто сложный рецепт. И я знаю, как его приготовить. https://author.today/reader/503344/4742795