Промеж ведьмы и инквизитора любви быть не может

Данка развешивала белье и поглядывала на соседей.

У соседей творилось интересное.

Когда соседка ведьма, оно так всегда.

— Товарищ инквизитор полпервого ранга отец Кандид!

В голосе проверяющего чувствовалась отеческая укоризна.

От Кандида его отделяла хлипкая калитка и пара ступенек по служебной лестнице.

Проверяющий смотрел бы на Кандида несколько свысока — если б не был ниже на полторы головы.

— Пап, это он тебя? — спросил жмущийся к сутане инквизитора пацаненок лет пяти.

Звонкий голос ребенка неожиданно далеко разнесся по улице, в окнах замелькали лица.

Баб Тина из дома напротив подхватила ведро и бодро поскакала за водой, а потом так и застряла около колодца, который как раз был напротив Данкиного дома — все слышно, и вроде как тоже при деле.

— Не папа, а падре, — строго ответствовал отец Кадид, — иди-ка в дом, ведьмово отродье.

Пацаненок обиженно выпятил пухлую нижнюю губу, но спорить не стал.

— Хорошо, падре.

Ведьма, вышедшая из дома на шум, походя коснулась сынова плеча.

— Я мать-одиночка, — спокойно заявила она, встала рядом с Кандидом и скрестила руки на груди. — У меня и справка есть. И свидетельство о рождении сына, там прочерк.

— И что же, от святого духа? — спросил проверяющий.

— Нет, с козлом встретилась на балу у сатаны.

Кандид поморщился.

Данка хихикнула. Все знали, что Кандидову матушку Нанка на дух не переносит. Она и Кандида не очень выносила, особенно не выносила, когда он в семинарию пошел, а потом как встретилась с ним на поминках тетки, так и продолжала не выносить.

Однажды ее сын разбил бабке окно, и Кандид попытался заикнуться о воспитании — ну там Нанка ему и мозг вынесла.

Все знают, промеж ведьмой и инквизитором любви быть не может; но ведьма может всей душой отдаться пакостям инквизитору. В четырнадцать Нанка ограничивалсь наведением прыщей, отчего Кандида долго дразнили Звездочкой, с возрастом ее проклятья стали и вовсе заковыристы, и вместо того, чтобы ходить по деревевне с прыщом во лбу, бедняга начал гулять сначала с беспокойным младенцем, а потом и вовсе пытаться угнаться за этим стихийным бедствием, пока ничья коза не оказалась на крыше.

Кандид отвечал несимметрично и с истинно божьим смирением, как и должно отвечать распоясавшейся ведьме — он в дом наоборот всякое носил. Например, подсвечники.

Не, не тырил, награждали за отличную службу. Шутка ли, как на пост инквизитора деревни заступил, так ведьмы и не лютовали.

Вот обе две.

Когда тут изводить честных людей, когда изводишь целого инквизитора?

Из избы на подмогу дочери как раз похромала ее мать, баб Веся. Прищурилась в сторону колодца, и все семеро ее врагинек синхронно уставились в пустые ведра.

— Ты чего тут делаешь, паразит? — зашипела она на Кандида, и пихнула в широкую грудь тонкой старческой рукой; Кандид попятился и выскользнул к проверяющему, за хрупкую защиту калитки. — Опять всю ночь будешь Нанку допрашивать без ордера? Смотри у меня!

— Я выпишу...

— Выпишет он... Его за дверь, он в окно! Товарищ проверяющий, никакого спасу нет от этих допросов! Лютует инквизиция, я докладную в райцентр напишу на лютование, так и знайте. Это хорошо, что вы решили работу инквизиции в нашем селе проверить, это очень правильно... — баб Веся открыла калитку и приглашающе махнула рукой, — вы как, товарищ Вонифатий, на блины не зайдете? Вы б предупреждали, что будете, а то у нас дорожки неметены, гладиолусы, вон, не расцвели, и начинок всего семь...

— А масло сама сбивала?

— Сама, сама, товарищ Вонифатий, все сама. И капельки для вашей жены приготовила, чтоб голова не болела. Вы заходите, заходите...

Перед носом Кандида калитка захлопнулась, и тот обиженно оттопырил нижнюю губу.

— Ну Весемина Прововна!

Старая ведьма уже бодро ковыляла к избе, подхватив под локоток проверяющего, и что-то ласково ему ворковала. Молодая цыкнула на столпившихся у колодца бабок, и расстроенно прицокнула языком.

— Скрипит калитка-то...

— Скрипит, — тоскливо согласился Кандид.

— Вот обещал же нормальный забор поставить! Не мог проверяющий на следующей неделе прийти, как обещано?

Вот стыдоба-то! Дома не убрано, и печку побелить бы. А то как обыск, и небеленая печка? Понятых же позовут! Что люди-то скажут?!

На лице Кандида проступало то самое божье смирение.

— Я смажу петли, я побелю печку и даже потолки побелю. — пообещал он.

— Радуйся, что мама вчера погадать решила и закваску поставила. — буркнула Нанка. — Заходи, кулема.

— Да я ж не знал...

— Не, ну ты смерти моей хочешь, не знал он. Кому говорила, почаще пиши дружкам своим в райцентре, а ты мне? Заняты, заняты — да если наших настоечек-то к письму приложить, враз ответят. А если б не Воняло послали, то чтоб? Вот сожгли б меня...

— Не сожгли б, — тихо сказал Кандид.

И как-то так сказал, что на этом спор и закончился.

Данка встряхнула мокрую простыню и прищепила на веревку.

Эх, и верно говорят, не может быть любви промеж ведьмы и инквизитора, не по-божески это, да и незаконно. Да вот если и бывают на свете везучие бабы, ради которых мужики семинарии кончают, то кто они, как не ведьмы?

От колодца, почесывая свежие бородавки, расходились злейшие баб Весины подружки.

В деревне снова стало тихо и мирно.

Данка перекинула через веревку мужевы подштанники и вздохнула.

Быт вновь стремительно пожирал романтику.