Проникновение

Развеселые гуляки

ворожим себе во мраке.

Над водою лихо кружим

С ветром странствий только дружим.

Шепчут бесы, мчатся ведьмы

карты падают — знаменье!

Черви — красные сердца

в дом заманят молодца.

Рок-порок любви не время

время странствий — ветра бремя.

Мы летим — мира ли, мили…

под ногами серо-синий

дым, а может млечный путь.

Как тут в сторону свернуть.

Ни мгновенья остановки

ветер нас кидает ловкий.

Кровью налит туз червей.

Я же водкой до бровей.

Ветер карты мечет в масть.

Провались былая страсть.

Позабыла и привет

лишь в глазах зеленый свет.

Ночь любви не повод к дружбе.

Тайну страшную не нужно

выдавать. И имярек

я беру себе на век.

Загрущу, сгущая краски,

сброшу разом две, три маски

что не в масть.

И плач веков —

выйдет кровь из берегов.

Бритва красными слезами

поперхнется и растает

странный сон.

И снова жизнь

заорет: «А ну держись!»

Развеселые гуляки

мы летим себе во мраке.

ДАЖЕ НЕ ЗНАЮ с чего и начать. Про нее, естественно про нее, про Аню. Просто сейчас мне как-то неладно. Ну, надо же, чтобы такое стряслось, да еще и именно с нею, с нами. Ведь самая обыкновенная девчонка, не красивая, даже не симпатичная. Всегда мне жалко некрасивых девчонок. Жалко и все, и плевать, если разобраться на конкуренцию, поклонников, деньги. Некрасивая девчонка всегда вынуждена больше стараться, больше терпеть. Ждать когда красивые все свое получат и умотают, или наоборот некрасивая девочка вынуждена и одеваться как-то хитро закавыресто и вести себя наглее. Мол, так и должно быть. Многие, на такие фортели клюют. Но все равно реально жалко некрасивых. Может быть, именно поэтому она и ушла однажды, не дождалась нормального финала, не узнав что, будет дальше. Помню, у нее и с мужиками так получалось, то «все сволочи, никого не хочу», то со всеми и не зная пощады. Дома ее еще мать кое-как держала, а за границей каждый день как в последний раз. Зачем? Ясно же — не нужны мы этой гребанной Японии, как и она нам. И с женихом этим ее — бразильянцем, кинулась на него как на ночного призрака и канула в темноту и мрак. До него она еще время от времени нормальной была, а потом уже все.

И я как на грех в ту последнюю ночь пьянущая в апартаменты прирулила. Чисто на автопилоте, даже косметику не смыла. А утром глядь, Аньки и след простыл.

Хотя что-то я все-таки слышала, не могла не слышать.

Неправильно это, несправедливо. Вот она, значит, исчезла, а я все думаю, поцеловала она меня на прощание или нет. Мне, конечно, ее поцелуи как собаке пятая нога, но все-таки интересно. Она ведь считала меня лесбиянкой. Уж больно я любила дразнить ее, и прикидываться, что вот-вот трахну. Самой противно, а остановиться не могу, уж больно уморительно она кривилась и повизгивала, так что я всегда считала, что с ней самой что-то не так. Хотя — она же некрасивая, а некрасивые это что-то особенное.

Сочи-сан 09080787576 — еще придет.

Кеиске-сан 09040825942 — занят.

Масахито-сан 09097842418 — чтобы про этого пидораста наврать, ну скажем, что телефон не работает. — Целая проблема.

Это я клиентов переписываю, а то если кого-нибудь пропустишь, а он сука потом припрется, то мама-сан не почем реквест не поставит. Вот ведь хвороба. Кто еще?..

Исака-сан 09049852963 — надо было бы написать: пропал без вести, но как это будет по-японски?

А Анька почти что никогда не писала клиентов, ей это было до лампочки, с самого же начала знала, что побежит, все знали. Я так аш с самого Питера. И все-таки…

Все-то в ней было не так, неправильно, амисе (в смысле клубешник) алкогольное. Ясный перец каждый день кто-нибудь да нажрется, так их потом мало того, что на себе до апартаментов тащить надо, еще и по крутейшей в мире лестнице в жопу толкать, пока пьянь тупорылая наверх раком ползет. Всех проклянешь! Всех святых вспомнишь. У нас в комнатах кровати двухэтажные, так верная примета — самые алкашки всегда селились на втором этаже. Мясо! Да еще и брыкается.

А вот Анька не такая, ей богу, чем больше пьет, тем больше хочет. Мало ей за столами, еще и поворовывает у папы. Ну, это ладно на счет воровства. Опасно конечно, но понять можно, а вот зачем она спиртное на свои кровные покупает и перед работой заправляется, как будто мужиков, которые могут купить бутылку рядом нет? — Этого я понять не могу. Нет — планка упала и все. «Трындец подкрался незаметно, на тонких розовых ногах». — Сленг, присказка или песня, кто помнит-то.

Все мы здесь на сленге, на коктейле из японских, английских и русских слов, все вечно датые. Все спят и сны видят. Не я это придумала, это Анька пизданула. Она вообще отличалась… один раз прихожу домой минут за пять до проверки, а она там, мало того что накрашена как сука, да еще и в каком-то совершенно немыслимом комбезе. Спрашиваю: «Откуда такая срань господня»? А самой завидно, что ей подфартило, а не мне. А она небрежно «В шкафу сидел». Я чуть не загнулась. Анькин комбез и правда, был мировой. Такому бы комбезу, да другого хозяина.

Так вот про сны-то. Она ведь третий раз в Японии, почему, спрашивается поперлась? — Мамочка ее, еще та штучка, деньги Анькины, в бизнес кинула, да еще и расписку долговую на квартиру написала, хотела обернуть, да по быстрому выскочить. Так что Анька еще от прошлого раза не оклемавшись толком, не вылечившись, новый контракт подписала. Потом, уже на чемоданах мамочкин бойфренд раскололся, что с распиской эта стерва специально намудрила, чтобы Анька всерьез испугалась. А на самом деле никакой опасности не было.

Ну, не знаю, как там с квартирой, а посмотреть раз в глаза этому молодчику — впору караул орать. Ему тридцать едва-едва исполнилось, а мамочка полтинник уже раз шесть как отмечала.

Я бы на Анькином месте точно этой сволочи харю наканифолила, и мамочке не поздоровалось бы, но Анька другая. Ее, видите ли, на хи-хи пробило. Не реально ржала и не обиделась ни капли, даже завидно. Как ни в чем не бывало поехала на каторгу и я с ней. За компанию как известно и жид удавился.

Потом уже она, Анька, призналась, мол, тогда вроде как от смеха этого умерла на время, вроде летаргии. Так аккурат на пол годика обмерла, чтобы очнуться уже в Питере. Здорово придумала. Еще бы и не стареть, и организм водкой не поганить.

А тут недавно, то ли с перепою, толи от тоски в летней, южной, жаркой ночи Токушимы, что при горе Бизан, я увидела сон о Питере. Странный такой сон. Собственно ничего там такого и не было, просто оставшееся после него чувство оказалось светлым и печальным. И еще я подумала об Аньке, что это как-то связано с ней. Хотя все у меня связано с ней.

Во сне я видела, как один человек, я забыла его имя, обыкновенный питерский сумасшедший, задрал голову к небу и полетел.

Я не знаю куда он летел, просто стояла и наблюдала за ним с раскрытым ртом. Стояла и боялась вздохнуть, словно мой вздох мог спугнуть этого летуна. А он парил себе мимо Лебяжьей канавке и Летнего сада к Неве, чтобы раствориться в теплом и ароматном, как только что сваренный кисель закатном небе.

Анька выслушала меня, но ничего не поняла, а я так хотела, чтобы именно она Анька пережила то же, что я в этом сне.

СОН ВЕЛИЧИНОЙ В пол года состоял из снов и снов во сне. Сны отличались редкостной стабильностью поступков, совершаемых в них: Так мы вставали в час, два, быстренько проглатывали кофе и, если не было свиданий, шли гулять, шариться по бутикам, покупать продукты. Возвращались часа в четыре, принимали душик, ели и перлись на работу, там, точно как во сне, легенькая уборочка, переодевание, гримирование, отзвон клиентам, запись кто и когда придет, в 19.30 сдаем телефоны и ждем.

Не люблю ждать и догонять и она не любила, но если начинаешь въезжать, что все это понарошку, то есть во сне, то вроде и ни так тошно. По любому же когда-нибудь проснешься в России от холода и декабрьского снега в лицо. Как будто спьяну уснула на остановке. Прикол. А для нее это была реальность.

Говорю это, а язык заплетается. Нечего себе начало рабочего дня, что-то будет. Нос чешется — значит, опять напьюсь, лучше бы ладонь зачесалась и совсем хорошо, если левая — к деньгам, а правая — здороваться. Аня все это хорошо знала.

Ну и плохо же без нее. Хотя, если разобраться, бесполезная сука была, дрянная. И меня что черт какой изводила, третью Японию я к ней как привязанная. Спросите зачем, а все за ту компанию, за которую тот самый жид и удавился.

Вечно я с ней. И в вечности я с нею…

ЗДЕСЬ ТАК МНОГО японского, что я все время разговариваю сама с собой, или с родителями, а вот теперь с Анькой. Только с ней непросто беседовать, она через мои мысли меня ж и затыкает.

«Охурера что ли?!» — Это мамочка-сан выучила русские маты на японским манер. Вот и получилось: «Ну что фуки, охурели что ли?»

А охуревшие по большей части знали по два, по три языка, у многих дома остались дети и мужья. Анька хотела здесь выйти замуж, впервые для себя что-то решила. Поэтому и я как подорванная понеслась за ней в третью Японию. В первую просто за деньгами и приключениями, во вторую ради долгов ее мамочки и в третью за счастьем. Хотя какое это счастье от полиции бегать?

Сейчас я думаю, может, я и с самого начала все знала и только хотела от нее отделаться? Я же, например, понимала, что никуда не побегу хоть режь.

Если честно, то меня только одно по настоящему тяготило, что Анька исчезнет, а я одна останусь.

КЛИЕНТЫ (ПО-ЯПОНСКИ ОКЬЯКСАНЫ) все какие-то животные — нюхают подмышки, справляются о том какой член больше нравится, хлопают тебя по голове, даже не думая, сколько времени до этого девочка потратила на свою прическу. А это манерочка пристраиваться к первой попавшейся мужской заднице — будь-то приятель или официант.

После таких мужиков реально на женщин тянет. Нет, правда, девчонки у нас, по большей части классные и внешностью и характером и то, что сами себя делают, семьи да мужей никчемных тащат. Плачут, конечно, не без этого и напиваются и бывают трахаются непонятно с кем, но люблю я их. Как при таких обстоятельствах лесбиянкой не стать?

Думаю, что Анька и ждала от меня чего-нибудь подобного, все-таки, сколько уже вместе. А сколько она меня подставляла не по-детски.

Помню раз еще в Питере звонит под ночь. Думаю, часов одиннадцать точно было, может и больше, но метро ходило, я еще в клубешник новый на Петроградской собиралась. А тут она орет в трубку, аш захлебывается, мол, подружка у нее умирает — Ирка — манекенщица. Я-то сразу недоброе прочухала, аш под ложечкой заныло, мол, не лезь. Нюх у меня на всякую гадость и уголовщину. Но она же не понимает, чувствую — плохо ей, трясет, аш зубы стучат. Ну, что тут будешь делать, велела ей, конечно, скорую вызывать, ну и всякое такое, мол, чтобы голову Ирке набок повернула, следила за тем, чтобы язык не западал, дыхание искусственное, лед на голову. А сама подорвалась и пру с Мужества на Гражданку. Зачем? Понятия не имею. — Аньку увидеть хотела, передозировка — это конечно страшно, но еще страшнее быть рядом, видеть, как у тебя на руках человек умирает и ничего при этом не делать.

Схватила тачку и к Ирке на квартиру. Ну и струхнула же я. Черный подъезд, черная лестница, Иркина дверь приоткрыта, а за ней мрак. Мрак и смерть. Я это сразу почему-то поняла.

«Заходить, не заходить? Если Анька сбежала и свет погасила — значит, Ирке уже не помочь, у нее тоже нюх на такие вещи, только с другим знаком, с минусом, влипает постоянно. А если Анька и сама вырубилась и теперь они там вдвоем?.. Даже сердце сжалось. Ну, в общем, я курнула для храбрости и прочистки мозгов, а потом зашла в квартиру. Еще, помню, подумала, может, меня там уже менты дожидаются, Анька их как магнитом притягивает.

Шарила по стене где выключатель вроде был, и несколько раз натыкалась на Иркину гипсовую маску с пустыми глазницами. Так что когда свет все-таки врубился, я уже от страха себя не помнила. А Ирка лежала тут же. На пороге своей комнаты в целой луже воды, так что и не понять, может моя идиотка и утопила ее для кучи.

А тут еще серена скорой, так что я вылетела из квартиры и со всей мочи по лестнице наверх.

Последнее что успела заметить, это Иркина рука белей, белого и без единого кольца.

Вот этого я Аньке простить не могу — Иркины кольца, хотя может быть это и не она, мало ли…

Так и не спросила, а она сама не распространялась. Я только подумала, что если она теперь все эти побрякушки толканет и дряни накупит, то Ирку еще реально успеет нагнать. И еще я не злилась. Домой шла пешком сквозь снег, все казалось, что за мной кто-то следит, потому и тачку не брала, чтобы свидетелей, если что, не оставалось. Анька меня, конечно, подставила, но не со зла, ясно. Потом, скорую она вызвала по моему настоянию, а когда Ирка умерла я уже в пути была. Но все равно, приятного мало.

Анька появилась недели через две, худая как спичка, пургу какую-то гнала. Меня же все еще знобило, когда я вспоминала тот снег и как часа полтора перла к себе домой.

Спросила только: «А это тоже было во сне или как»?

— Во сне конечно, — облегченно вздохнула Анька.

В общем, надоела жизнь, хочу другую. «Скажи про сон, что это не сон, а про не сон, что это про не сон…»

Страшные сны видела девочка Аня днем и ночью.

А я что придурок на сны обижаться. То есть я знаю, конечно, что это по-настоящему, но до нее все равно не дойдет. Игра, она тогда настоящая игра, когда за нее посерьезке морду бьешь и от чужой боли плачешь. Я такие игры уважаю. А Анька в них не играла, она в такой игре жила.

ПОКА РАССУЖДАЛА О прошлом, пришли три клиента, но мамочка сан меня не подсадила — сволочь. Раньше бы я здорово скучала, а теперь мне все равно — я смотрю сон про Аню, сплетенный из множества цветов и трав. Я проваливаюсь в этот сон зная что пробужусь когда-нибудь в Питере от мокрого снега в лицо, и может быть даже позабуду этот полугодичный сон, и эту навязчивую идею, и эту устойчивую галлюцинацию по имени Аня.

Соберусь с силами и наконец-то забуду, если конечно мне не суждено умереть за одним из поворотов дорог ее королевства сновидений.

Однажды, это было уже после второй Японии, когда я уже научилась воспринимать реальность как сон, мне удалось, наконец, соприкоснуться с Анькиной тайной.

Признаться до этого момента я считала, что подобная философия, если конечно, идею сна можно назвать философией — могла родиться в голове человека пережившего нечто вроде клинической смерти или хотя бы продолжительной болезни, но Анька и ее мама упорно отмалчивались.

В этом странном, вязком как сон из которого хочешь, но не можешь выбраться молчании, мерцала какая-то тайна.

Я не частный детектив, никогда не увлекалась детективами, и не примеряла на себя роли великих сыщиков Скотланярда. Поэтому я облизнулась на чужие секреты и оставила их в покое. Но, как часто бывает, тайны Анькиной семьи настигли меня, когда я почти что забыла о них.

Однажды, помню это случилось перед новым годом в России, когда в клубешниках самая работа и мы с Анькой делали за ночь от трех, до шести клубов. В то утро я и Анька валялись у меня ни живы, ни мертвы.

Ее мама позвонила в немыслимую рань — около одиннадцати. Оказывается, Анька обещала ей встретиться и по-обычному динамила. Я потолкала ее минуты три и хотела уже вежливо распрощаться с Маргаритой Арнольдовной, но та вдруг просто начала умолять меня приехать к ней немедленно, так что весь сон с меня как сдуло. Я пнула еще несколько раз Аньку и пошла в ванную смывать вчерашний грим. От усталости и с перепоя после работы я завалилась в постель, едва скинув с себя одежду. Ресницы слиплись, а вокруг глаз растеклись серо синие разводы, блески… Блески — особая статья, их захочешь полностью не смоешь, но в этот раз я не очень старалась. По любому Анькина мать знает, что я занимаюсь клубными танцами и стриптизом, и можно не строить из себя пай-девочку.