Пропавшая Галатея

89 год, архипелаг Кроули.

Ветер был достаточно сильный, чтобы десяток чернокрылых скумбагов буквально висел в воздухе, едва шевеля крыльями. Ник прекрасно знал, что от этой мнимой лени и неподвижности они могут перейти к стремительному движению, нападая не только на птиц или мелких животных, но и на довольно крупных зверей. Поговаривали, что они нападают и на людей, но он знал наверняка лишь о нападениях на детей. Тем не менее попадаться на глаза мелким родичам драконов не хотелось. Он огляделся – здесь, на островах Кроули, на самом юге Южного архипелага осторожность не помешает: звери и дикари могут угробить столь же верно, как неосторожность на скалах.

В этот раз, похоже, ему повезло – ни дикарей, ни крупных зверей он не увидел и начал осторожно спускаться по заросшему ползучей лозой склону. Перейдя через ручей, он начал подниматься – вскоре начнутся скалы, и там мешающая сейчас лоза будет только помогать. Побеги цепляются за малейшие трещины, превращая мучительный подъем по почти отвесной скале чуть ли не в лазание по лестнице. Хвалило бы выносливости добраться до верха скал. Ему выносливости хватит. В принципе, он мог бы подняться по такому склону и без лозы, ему, родившемуся на скалистом острове и все детство добывавшем пропитание, лазая на скалы за яйцами гнездившихся на скалах птиц, это вполне по силам. Но зачем тратить лишние силы, коль можно пойти простым путем.

Подъем занял чуть больше часа. Он преодолел обрыв и, подтянувшись в последний раз, перевалился через край обрыва, перекатился и, встав на одно колено, сдернул со спины карабин. Вновь огляделся. Здесь, на плато, лес был гуще, у подножия неохватных деревьев царил полумрак, почти вся живность – в кронах. Хотя и здесь, под пологом леса, зверья немало. До острых, словно ножи, пиков-близнецов по его прикидкам было часа три хода, не меньше. Скорее всего больше.

Солнце уже клонилось к закату, когда он достиг цели своего трехдневного путешествия вглубь острова. Пики-близнецы, два монолита из темного, почти черного камня, высились над ним. Издалека казалось, что природа не могла создать столь правильные формы, но вблизи правильность оказалась мнимой. Просто два огромных куска камня. Его, впрочем, не интересовала ни правильность форм, ни естественность их происхождения. Ему обещали пять шиллингов за каждый фунт породы, что он принесет. Учитывая, что он вполне осилит притащить фунтов тридцать-сорок, деньги получались огромные. Риск, впрочем, тоже немалый – это священные земли дикарей, пятнистые ублюдки не любят, когда кто-то заходит даже в их охотничьи угодья, что уж говорить о священных местах. Впрочем, сейчас вообще неважно, где встретить дикарей – война идет уже второй год и любая встреча с дикарями заканчивается тем, что кто-нибудь умирает. И тут уж как повезет.

Ник огляделся в поисках подходящих камней, увидел между скалами подходящую осыпь и принялся карабкаться вверх по склону. Оказавшись между скалами, он глянул на раскинувшуюся за ущельем равнину и едва не присвистнул от удивления.

Среди острых скал и деревьев остов дирижабля, оплетенный лианами, почти терялся, но был весьма узнаваем. Обгорелые полосы обшивки едва заметно шевелились на ветру, огромные фермы шпангоутов, покореженные, но все еще узнаваемые и почти не поврежденная кабина размером с небольшую шхуну.

Ник осторожно положил карабин на землю, вынул из чехла подзорную трубу. Привычка заранее посмотреть, куда идешь не раз его спасала, поэтому он считал, что лучше потратить побольше времени заранее, чем больше сил, спасая свой зад. Видимых опасностей не было. Настораживало, что рядом с дирижаблем он не видел никакой живности, хотя жизни в джунглях хватает. Он аккуратно сложил и убрал трубу, подобрал карабин и снял его с предохранителя, взвел курок.

Вблизи дирижабль был еще величественнее. Диаметр его корпуса был, похоже, намного больше полусотни футов, может около семидесяти. Сейчас, покореженный, частично разрушенный, он немного походил на скелет гигантской рыбы. Из-за лиан и мха, покрывавших его, казалось, что он лежит тут многие десятилетия, но Ник хорошо знал, как быстро растут здешние растения и понимал, что впечатление обманчиво.

Аккуратно ступая, он подошел к остаткам гондолы, замер, вслушиваясь. Тишина настораживала, да и предчувствие было какое-то нехорошее, но ничего опасного он не видел. В дюжине ярдов от гондолы лежал пилон с двигателем, оборванный кабель тянулся к дирижаблю словно притаившаяся в траве змея. Нити оплетки еще не успели сгнить, значит лежит он тут не слишком давно.

Ник осмотрел пилон, про себя отметив, что корпус из серого металла, хоть и пострадал, но, возможно предохранил двигатель от серьезных повреждений. Если бы удалось найти дирижабль с надежными людьми, можно было бы забрать двигатель, а может и не только его.

Ник задумался, как это можно было бы провернуть. Дирижабль есть у военных, но вряд ли они позволят продать кому-то двигатель, который стоит по слухам чудовищно дорого. Еще один дирижабль принадлежит «свободному негоцианту» Джеральду Оспри, промышляющему контрабандой и работорговлей, но связываться с ним – это уже полное безумие. Проще надеяться, что военные заплатят за новости о дирижабле хоть что-то.

На боку пилона он увидел латунную пластину с названием дирижабля. Галатея. Ник подцепил ее ножом, надавил. Латунь не выдержала, сорвалась с заклепок. Он сунул погнутую пластину в сумку, двинулся к остаткам гондолы. Окна скалились осколками битого стекла, лезть через них не хотелось, и он нашел дверной проем. Покореженный, частично перекрытый обломками, он все же был удобнее окон.

Внутри было сумрачно – остатки корпуса и обшивки, оплетенные лианами, почти не давали свету проникать внутрь. Ник достал из сумки электрический фонарь, зажужжал динамо. Не слишком яркое пятно света поползло по изуродованным стенам, высветило стойку с навигационными приборами, пару скелетов прямо перед ней. Он ожидал увидеть остатки форменной одежды, но на обоих скелетах были остатки охотничьих костюмов, похоже, некогда бывших довольно дорогими. Странно, что тела сохранились почти без повреждений, их не растащили падальщики.

Оба были вооружены – на поясах погибших висели кобуры с довольно редкими и дорогими автоматическими пистолетами Диксон и Вильямс. На его взгляд выбор неразумный, револьвер надежнее, да и не требует столь тщательного ухода. Грабить мертвецов было плохой приметой, но каждый из этих пистолетов стоил его полугодового заработка, поэтому Ник плюнул на суеверия и аккуратно вытащил пистолеты и обоймы, положил их пока на пол. Обыск гондолы занял еще минут десять, не принеся никакого результата, а потом он наткнулся на заваленный обломками сейф. Дверца была приоткрыта и, еще не веря в свою удачу, он потянул ручку. Петли взвыли, когда он с усилием, преодолевая тяжесть, распахнул дверцу. На верхней полке сейфа лежала шкатулка из темного полированного дерева, инкрустированная серебряными накладками и золотыми вензелями.

Коробка оказалась очень увесистой. Ник попробовал ее открыть, но она оказалась заперта. Взламывать замок он не стал, просто упаковал вместе с пистолетами и пластинкой, сорванной с пилона в ранец. Забросив ранец за спину, он снова огляделся и, не увидев больше ничего достойного внимания, протиснулся через покореженную дверь.

Движение он заметил слишком поздно, когда земля в десятке шагов от него буквально взорвалась, выпуская огромное, футов десять длиной, темное тело. Ник успел выстрелить трижды, прежде чем удар в бедро сбил его с ног. Он заорал, откатился в сторону, направляя карабин на напавшую на него тварь, выпуская в нее пулю за пулей, практически в упор, пока затвор и курок не начали лязгать впустую.

Тварь лежала почти не шевелясь, только мелкие, затухающие движения слегка сотрясали тушу. Агония длилась недолго, Ник не успел вновь зарядить карабин, когда тварь окончательно утихла. Он поднялся на ноги и левая нога вдруг подогнулась. Ник удивленно посмотрел на бедро – по штанине растекалось кровавое пятно, но боли не было, собственно, ногу он не ощущал совсем. От души выругавшись, он принялся снимать брюки. И когда увидел слабо шевелящийся бугор под кожей, скорее даже вздувшуюся мышцу, в глубине которой что-то шевелилось, заорал и схватился за нож…

91 год, Столица.

Рихард посмотрел на часы, хоть и наручные, но не новомодные, из тех у которых циферблат прикрыт лишь тонким стеклом. У «траншейных», циферблат прикрыт еще и крышкой, как у карманных. В его случае – глубоко поцарапанной, со стершимся местами серебрением. Он откинул крышку, посмотрел на белый, со светящимися цифрами и стрелками циферблат. До встречи оставалось чуть больше часа, и он решил зайти в кофейню на Львиной площади.

В Столице в это время года было промозгло и холодно, плохо сросшиеся кости голени начинали болеть все сильнее и, подходя к кофейне, он уже ощутимо хромал, всерьез опираясь на зонт.

Кофейня была не из дешевых, но это не слишком сильно его волновало, почти полгода у него не было возможности тратить своё немалое жалование, да и рента от наследства позволяла считать себя небедным человеком. Слуга принял у него пальто, зонт и шляпу, молоденькая официантка, судя по всему, из суфражисток, появилась рядом со столиком едва он устроился на удобном кресле, с облегчением вытянув ногу. Он заказал кофе и пару круассанов, ставших в последнее время едва ли не обязательными в каждой уважающей себя кофейне, попросил принести газету.

К чтению газет Рихард пристрастился в госпитале. Сначала это позволяло отвлечься от боли, в основном тупой, давящей, порой накатывавшей приступами, становясь острой, почти нестерпимой. Потом просто чтобы развеять скуку. Времени у него было много.

Он задумался, глядя в окно, на мельтешение пешеходов, телег, карет, паромобилей и новомодных электромобилей. По сравнению в гарнизонной станцией, это был мир суматохи и, в то же время, размеренности. Не было напряженного ожидания, смешанного со всепоглощающей скукой. Столица казалась нереальной, словно он попал на гигантскую сцену, где тысячи актеров играют спектакль о жизни, которой не может быть. За три года службы в колонии он отвык от Столицы. Там, в джунглях, в руинах давно заброшенных городов, неведомо кому принадлежавших и в неспешном течении жизни городов-факторий, Столица казалась чем-то сказочным. Сейчас он понимал, что придется заново к ней привыкать.

Провожая взглядом парочку девушек, Рихард заметил на одной из рекламных тумб яркое пятно театральной афиши. Неплохо бы вечером сходить в театр – подумал он, мысль получилась какая-то вялая, отвлеченная. На самом деле он понимал, что не хочет ничего. Ни театра, ни приобретшего огромную популярность кинематографа. Просто посидеть спокойно, никуда не спеша.

- Ваша газета. – официантка принесла газету и кофе. Невесомая фарфоровая кружечка, миниатюрная сахарница и молочник. Он слегка растерялся: за несколько лет он привык к здоровенным жестяным кружкам, полным густой, коричневой жидкости, далеко не столь ароматной. Молоко к кофе подавалось в те редкие дни, когда с побережья приходили фургоны с продуктами и заканчивалось за пару дней, если не скисало раньше. В госпитале же кофе был под запретом, мать-попечительница считала его непристойным напитком. В юности, до армии, он не пил кофе, как и отец, предпочитая чай.

- Благодарю вас. – он кивнул, невольно отметив, что талия у девушки очень тонкая, несмотря на то, что она не носит корсета, как и большинство суфражисток. Белая рубашка, клетчатая бежево-коричневая юбка и кружевной капор заставляли ее казаться строгой, а едва заметная улыбка, которой она его одарила, домашней и уютной.

Впрочем, он может ошибаться, и она работает не потому, что борется за право работать, а потому, что ей некому обеспечить достойную жизнь. Девушку нельзя было назвать красивой, но вот миленькой – запросто. Ему подумалось, что любой офицер из его гарнизона счел бы за счастье саму возможность сделать такой девушке предложение руки и сердца и за чудо, если бы она согласилась. В этом случае он посчитал бы ее сумасшедшей, право слово.

Газета оказалась утренним Герольдом. Вся передовица была отведена под светские новости, он перелистнул ее не читая. К чему читать о людях, которых никогда не видел и не увидишь? Новости Столицы оказались несколько интереснее, он зачитался, не задумываясь даже, что кофе остывает. На третьей странице его заинтересовала новость о получении воздушным флотом двух новых дирижаблей нового типа. Писали о том, что их длина превысила тысячу футов, а грузоподъемность, по словам журналистов, больше сотни тонн только полезной нагрузки.

Он отпил кофе, очень крепкий и очень ароматный, попытался представить себе тысячефутовый дирижабль. Не раз выручавшие их «Марлины» были втрое меньше, они были полужесткие, могли поднять не больше пятнадцати тонн, из которых большая часть приходилась на батареи. Пассажирский дирижабль, на котором он летел до Столицы был футов шестьсот длиной, он казался Рихарду чудовищно огромным. Флотские гиганты наверняка выглядели впечатляюще.

За соседним столом довольно громко беседовали две дамы в годах. Обе были одеты несколько старомодно, выглядели чопорно и слышать, как они громко, не смущаясь присутствием посторонних, беседуют было странно.

- Уверяю тебя, Мэг, новый роман господина Д’Арвина – это сущая правда! – утверждала та, что сидела к Рихарду лицом. – Вампиры действительно существуют. Мой племянник служит в полиции Эверли, он говорил, что они появились несколько лет назад, тогда еще было громкое дело с перестрелкой в порту. Говорят, что только полицейских погибло десятка три, а еще множество рабочих.

Вторая дама отвечала тише, что она говорила было не понятно, но, судя смешку, в вампиров она не верила.

- Мэг! – возмущенно произнесла почитательница Д’Арвина, перехватила взгляд Рихарда и смутилась. Рихард отвел взгляд, уставился в окно.

Он вновь посмотрел на часы, торопливо доел круассаны и допил кофе. Хоть идти ему и не далеко, но все же стоит поторопиться. Оставив на столике газету, пару шиллингов, чего должно было хватить и на оплату и на хорошие чаевые, он поднялся и зашипел от прострелившей ногу боли. Хирург, который собрал его кости словно головоломку, скрепив их серебряными штифтами, предупреждал, что боли будут мучить его еще долго. Впрочем, будь они даже постоянными и продлись всю жизнь, это хорошая альтернатива протезу, даже появившемуся в последние пару лет механоидному. Что бы не говорили мастера автоматонии, но их творения еще не скоро сравнятся с настоящими конечностями, а от воспалений в местах приживления отправилось на тот свет немало храбрецов, решивших попробовать обмануть природу.

Уходить не хотелось, но человек, с которым он должен встретиться не терпит опозданий и не дает вторых шансов. Хотя, если он правильно понял намек, содержавшийся в письме, то ему как раз дают второй шанс. К счастью нужно лишь перейти площадь и войти в высокие, тяжелые двери, подняться на второй этаж и, пройдя мимо секретарей и ожидающих аудиенции посетителей, войти в кабинет. Благо ему прием назначен на четко указанное время.

Он успел взять у слуги пальто, когда стекла разлетелись на тысячи осколков и ударная волна швырнула его на стойку гардероба. Он ударился бедрами, и низом живота, нелепо перекувыркнулся через стойку, рухнул на пол, хватая воздух ртом и часто, бессмысленно моргая. В ушах стоял противный писк, он испугался, что снова оглох, как на берегу во время десанта, когда рядом с ним рванула граната. Слух вернулся вместе с дыханием, он услышал, что рядом стонет гардеробщик, а где-то в стороне кричит женщина. С трудом поднявшись на четвереньки он увидел гардеробщика и понял, что бедолаге не жить – кусок оконной рамы, словно мотылька иголкой, пригвоздил его к стене. Дышать было больно и трудно, ему казалось, что внутри что-то хрипит и булькает, так же как у бедолаги гардеробщика. Похоже, что у него сломаны ребра, но непонятно, как это произошло.

Рихард, цепляясь за стойку скользкими от крови руками, встал и огляделся. Официантка, которая подошла забрать с его столика деньги, оказалась слишком близко к окну. Осколки превратили ее в кусок окровавленного мяса, слепой и истекающий кровью. Скорее всего, это спасло ему жизнь, девушка невольно закрыла его собой, оказавшись между ним и стеклами. Рихард подумал, что милосерднее было бы ее теперь пристрелить, чем пытаться спасти. На улице творился хаос – здание министерства, осевшее, перекошенное, горело. Площадь была засыпана кирпичами, битым камнем, какими-то горящими обломками и бумагой, завалена мёртвыми и умирающими людьми. Пожалуй, за три года войны, он не видел столько трупов, как сейчас. По крайней мере за раз – не видел точно.

Нужно помочь хоть кому-то – подумал он и, сделав пару шагов, потерял сознание.

****

Мисс Александер снова разбудила его стуком в дверь еще затемно. Каждый раз за этим следовали неприятности, причем чем громче стучала Мисс Александер, тем сильнее были неприятности. Мистер Бенсон сел на кровати, душераздирающе зевнул и поспешил сообщить мисс Александер что он уже проснулся. Две минуты ему понадобились, чтобы одеться и еще две чтобы наскоро умыться.

В гостиной его ждал капрал О’Доннел, бывший военный, принятый в полицию по его личной протекции. Хороший малый, неглупый, решительный и на редкость порядочный для потомка ирландских переселенцев. Мистер Бенсон надеялся, что Коллум скоро сможет стать детективом, чего не удалось капралу Хаксли, погибшему четыре года назад. Мистер Бенсон когда-то хотел сделать Хаксли своим помощником и впоследствии детективом, но судьба не была благосклонна к ним обоим. Теперь он возлагал надежды на О’Доннела.

- Мистер Бенсон. – Коллум кивнул ему, ограничившись этим. Первое время приветствуя детектива он становился по стойке смирно, чем не удостаивал даже суперинтенданта Корнуолиса. По слухам, это ужасно бесило чопорного аристократа. – Тот военный, про которого вы спрашивали пришел в себя.

- Рихард Картье? – Мистер Бенсон отмахнулся от мисс Александер, принесшей чай. – Давно?

- Мне сообщили полчаса назад. Так что вряд ли больше двух часов прошло.

- Тогда едем. – Бенсон задержался, чтобы повесить на пояс кобуру с револьвером, торопливо прошел в холл, надел пальто и шляпу. О’Доннел, в своем темно-синем мундире, похожий на полицейского с агитационной открытки, невозмутимо ждал его у двери. Вместо штатного пневматического револьвера он носил старый армейский Элей, из тех, что сняты с вооружения из-за чрезмерной мощности и отдачи. Идея вооружить армию револьвером под карабинный патрон провалилась, но и на этого монстра нашлись ценители. Здоровенному капралу, в свое время подрабатывавшему профессиональным боксом, он пришелся по руке. Бенсон прекрасно понимал, почему Коллум носит такую мощную пушку. При их знакомстве она спасла жизнь обоим, да и не только им. Кроме револьвера капрал носил с собой пару ножей и, если отправлялся на патрулирование, прятал под шинель подарок мисс Александер, обрез десятого калибра, прозванный ею «Мама».

Мистера Бенсона удивляло, что мисс Александер любила О’Доннела, пожалуй, не меньше, чем своего старого, облезлого кота Джонса. В полицейском участке на этот счет разок пошутили. Шутник потерял пару зубов, капрал отделался штрафом.

У крыльца их ждал электромобиль – новый Уильям-Кригер, далеко не самый дешевый, зато быстрый и с неплохим запасом хода. Электромобиль был гордостью их участка – ставка в боксерском бою между чемпионами участка Эверли и «Ямы». Официально электромобиль принадлежал участку, детективы пользовались им в случае необходимости, но лишь с согласия Коллума, который, его, собственно и завоевал.

****

- Мистер Картье. – пожилой мужчина, вошедший в палату в сопровождении врача и полицейского уселся на стул рядом с кроватью. Невзрачная внешность и цепкий, словно паучьи лапки, взгляд темных глаз напомнили Рихарду Орда Гхаали, великого шамана, одного из тех, кто начал и закончил войну на архипелаге Кроули. По спине пробежал озноб, он дернулся, едва сдержался, чтобы не выругаться от прострелившей в сломанных ребрах боли.

- Да. Рихард Картье. – он с трудом удержался, чтобы не назвать себя лейтенантом.

- У меня к вам пара вопросов, мистер Картье. Простите, я не представился. Детектив Бенсон, полицейское управление. Как и многие мои коллеги, я пытаюсь расследовать дело о взрыве в министерстве. Вы мне поможете?

- Да, черт возьми. – Рихард резко сел, слишком резко, едва не взвыл. – Разумеется.

- Желаете отомстить за свое состояние? – поинтересовался детектив. Он смотрел внимательно и, казалось, вот-вот начнет сочувственно улыбаться.

- Желаю, чтобы нашли ублюдков, убивших невинных людей. – Рихард прикусил внутреннюю часть губы, это помогало ему сдерживаться. – Еще больше я б хотел перестрелять их к херам, но кто мне позволит.

Капрал, стоявший у двери, понимающе кивнул. Ему, похоже, тоже хотелось бы взять правосудие в свои руки.

- Никто не позволит, вы правы. – вздохнул детектив. – Но вот посодействовать в их поимке вы, надеюсь, сможете.

Рихард кивнул, соглашаясь.

- Ваше имя. – детектив достал записную книжку и карандаш – Ваше имя было в записной книжке лорда Лестера, заместителя министра. Время вашей встречи было назначено точно на время взрыва.

- Выходит со взрывом поспешили.

- Поспешили? – Детектив, казалось, немного удивлен.

- Да. До встречи оставалось пятнадцать минут, я как раз смотрел на часы.

- По вашим часам да. – детектив вынул из кармана коробочку, открыл ее и продемонстрировал Рихарду. На мягкой подкладке покоился его хронометр с сорванной крышкой и разбитым, вдавленым в циферблат стеклом. – Как раз они меня и смутили. Полагаю, они спасли вам жизнь, отстав на четверть часа. Занятный курьез.

Рихард нахмурился. Часы, подарок бывшей невесты, прослужили ему несколько лет, ни разу не отстав даже на минуту. Даже купания в болоте, близкий взрыв гранаты и прочие случайности военного быта на это не повлияли.

- Но мне интереснее узнать, зачем лорду Лестеру нужно было с вами встречаться. Отставной лейтенант, комиссованный по ранению. Чем вы могли заинтересовать такого человека как он?

- Лорд Лестер… Мы были знакомы до того, как я отправился в колонии. В день, когда меня выписали из госпиталя, мне передали пакет от него с указанием явиться в его кабинет в двенадцать часов ровно. Для чего он не уточнял.

- Дочь лорда Лестера, леди Сибилла, упоминала, что вы были давно знакомы с лордом Лестером. И пару дней назад он упоминал о вас в разговоре с секретарем, так же вспоминая некую Галатею. По словам леди Сибиллы вы способны пролить свет на ее тайну. – полицейский чуть наклонил голову набок, вопросительно поднял бровь. – Она говорит, что лорд Лестер был сильно взволнован и выглядел заинтересованным.

Рихард на мгновение задумался, потом кивнул с некоторой досадой. Приглашение лорда не было вторым шансом, это было всего лишь желанием удовлетворить любопытство.

- Да, пару лет назад мне попалась табличка с названием дирижабля, числившегося пропавшим. Галатея. Я, честно говоря, не думал, что лорда Лестера заинтересовал именно он. Я направил пластинку с сопроводительным письмом в министерство воздушного флота, но никакого ответа не получил. Впрочем, это был самый разгар войны, тогда бы все равно никто не смог организовать поиск.

- Поиск? Вы не знаете где пропавший дирижабль?

- Могу лишь предположить. И то предположения будут смелые.

- Не поделитесь? – интерес полицейского к исчезнувшему дирижаблю вдруг показался Рихарду подозрительным.

- Увы, нет. – Рихард подобрался, жалея, что под рукой нет диксона-вильямса, ставшего за два года таким привычным. Оба пистолета он оставил дома, да и вряд ли ему позволили держать пистолет под подушкой в больнице. – Если это заинтересовало лорда Лестера, предпочту рассказать все людям из министерства, если такие остались.

- Разумеется остались. Думаю, что вскоре вас навестят. Я сообщу агентам, ведущим это дело о вашем желании с ними поговорить.

- Сообщите?

- Разумеется. Полиция лишь помогает агентам собирать информацию. Погибло множество людей, поэтому бомбистов ищут все, к сожалению, пока безрезультатно. Если вспомните что-то важное, пошлите ко мне посыльного.

Полицейский подал Рихарду визитную карточку, поднялся со стула и вышел из палаты. Сопровождавший его капрал едва заметно ухмыльнулся и потопал следом за детективом.

Рихард откинулся на подушку и закрыл глаза.

89 год, Архипелаг Кроули.

Внезапная ночная проверка постов была идеей капитана Энстрема Хаксли. Порой капитан, обычно спокойный, внимательный к мелочам, до отвращения аккуратный, впадал в состояние крайнего возбуждения, требовавшее от него решительных действий.

На этот раз капитан приказал Рихарду собрать отряд для проверки постов и подступов к ним.

- Сегодня дикари наверняка попытаются провести разведку. – глаза капитана блестели словно у кокаиниста, но Хаксли не был кокаинистом. Он даже алкоголь не употреблял, что на Архипелаге считалось едва ли не безумием, своего рода отказом от лекарства. Капитан провел пальцем по карте от большого форта, вдоль заброшенной дороги, к реке и постовым фортам: - Пройдете до первого форта, затем ко второму и возвращайтесь вдоль реки. Если встретите дикарей, отходите, по возможности, тихо. Нам важно понять, проводят ли они действительно разведку. Если да, то необходимо будет усилить караулы. Я отправлю с вами сержанта Вейна, прислушивайтесь к его словам. Но помните, что командуете все же вы.

Отряд он собрал быстро – из его взвода здоровыми оставалась лишь дюжина, на троих меньше, чем когда он только прибыл в форт два месяца назад. Трое лежали в госпитальной палатке, двое с лихорадкой, третий после укуса змеи. Как это прокомментировал Хаксли – не самый боеспособный взвод, но в целом неплохо. Сержант Вейн, здоровенный мрачный детина, появился едва ли не раньше всех. Кроме положенной морскому пехотинцу скорострельной винтовки Барнса, он вооружился коротким пороховым дробовиком какого-то чудовищного калибра, тесаком длиной в полтора фута и небольшим револьвером. Заметив взгляд Рихарда, Кроу качнул дробовиком:

- В этих местах не помешает. Есть звери, которых вспотеешь убивать из плевалки Барни, сэр.

Рихард вспомнил чучело твари, похожей на гигантскую кошку, стоявшее в приемной губернатора и кивнул, пожалев, что его собственный дробовик «Адамс и Пратт», подарок от отца на совершеннолетие, остался в Столице, бесполезно пылиться на стене кабинета. Пожалуй, стоит написать письмо сестре, чтобы она прислала его, как будет оказия. Возможно он даже отпилит стволы по примеру Кроу, хотя это и изуродует дорогущее оружие. Но с трехфутовыми стволами в джунглях не особо развернешься. Или попросить сестру прислать ему уже готовый обрез? Он представил себе Марианн, покупающую ржавый обрез в лавке старьевщика, усмехнулся. Зная Марианн и ее дотошность, было бы неудивительно, начни она проверять обрез прямо в лавке. Зрелище было бы занятное.

Ворота форта распахнулись перед ними. Красно-фиолетовые облака и краешек солнца, еще видневшийся над горизонтом, почему-то показались недоброй приметой. Он поскреб щеку, подумал, что даже не подумал побриться перед выходом. Еще немного и он будет щеголять щетиной, как лейтенант Ричардс, а потом и вовсе сдвинется, как Хаксли. Если, конечно, доживет.

Они пошли по джунглям, ведомые скорее сержантом Вейном, чем Рихардом. Вейн был старожилом – он отвоевал в джунглях уже лет пять и чувствовал себя там как дома. Солдаты верили Вейну безоговорочно.

Рихард вспомнил совет дяди, который на прощание обнял его, впервые, наверное, лет с шести и негромко, чтобы не услышали другие, посоветовал учиться у старых сержантов, а не только у офицеров. Сейчас он прекрасно понимал, о чем был совет.

Немногим после полуночи они добрались до первого форта и, после короткого разговора с командовавшим постом лейтенантом, двинулись дальше.

Уже ближе к утру, в самую темень, их отряд столкнулся с дикарями на подступах ко второму дозорному посту, небольшому форту на холме, окруженному вырубкой.

Шагавший первым Билли Вейн от бедра выпалил из дробовика едва увидев приземистый, едва заметный в лунном свете силуэт. Дикарь, задетый картечью заорал и бросился на Вейна, замахиваясь дубинкой-пала, похожей на иззубренную клюшку для хоккея, но второй выстрел разворотил ему грудь, опрокинул в поросль остролиста. Как часто случается в ночном бою, этот был скоротечен и хаотичен. Скорострельные «Барни» дали солдатам преимущество, столь важное в начале боя. Потеряв дюжину убитыми, дикари скрылись в джунглях, волоча с собой многочисленных раненных. Двое раненных остались лежать на земле, пытаясь уползти, но раны, похоже, были слишком тяжелые.

Своих раненных у Рихарда тоже хватало - метательные копья и немногочисленные старые ружья дикарей хоть и уступали пневматическим винтовкам в скорострельности, но не в убойности. Вейну пропороло бедро, у Миллера пуля вскользь прошла по ребрам, раздробив пару, но, к счастью, не проникнув в легкие. Тяжелее всего пришлось капралу Боеру, получившему копье в живот.

Из форта бухнула мортирка, выбросив в небо осветительную ракету. Нестерпимо яркая «звезда» залила пространство вокруг форта неестественным белым светом, превратив джунгли на краю вырубки в безумное сплетение черного и белого. Рихард перезарядил винтовку, и приказал тащить раненых к форту. Шестеро солдат, забросив оружие на ремни, подхватили их, бегом рванули к стенам. Рихард и оставшиеся четверо прикрывали их, ожидая, что дикари в любой момент вернутся.

Раненных дикарей оставили на земле не тронув. Возможно, именно это их и спасло – он видел, как из зарослей появились несколько дикарей, бросились к лежавшим. Уже потом, когда Рихард и солдаты были почти у ворот форта, им вслед начали стрелять, но безрезультатно. Со стены захлопали выстрелы, но он сомневался, что в кого-то из дикарей попадут. Белый свет сменился зловеще красным – из форта запустили еще одну ракету, сигнализировавшую о нападении на форт.

Ворота им открыли, раньше, чем они до них добежали, хотя Рихард опасался, что откроют не вовсе, и сразу же, как они вбежали во двор форта, захлопнули тяжелые, собранные из толстенных плах створки. Лейтенант прислонился к ним, пытаясь отдышаться. Солдаты положили раненных, пытаясь оказать им помощь. Один из склонившихся над раненными посмотрел на него:

- Боер готов, сэр. – Мэлтон, худощавый парнишка из трущоб, который не раз сетовал, что лучше б предпочел каторгу, а не армию. – Его проткнули разом сквозь печень и почку, тут уж верная смерть.

- Соображаешь в медицине? – Рихард с некоторым удивлением уставился на него. Раньше Мэлтон подобных знаний не демонстрировал.

- Не, сэр. Мой отец был мясником, пока его самого не порезали. Любил говорить, что между свиньей и человеком разницы мало, показывал, куда, если что, бить ножом. – Мэлтон шмыгнул носом и поправил пробковый шлем.

- Потом как-нибудь расскажешь, чему он тебя научил. И мне и остальным парням, думаю, это будет не лишним.

Мэлтон некоторое время смотрел на него слегка ошалев, потом кивнул и пообещал, покажу, мол, сэр, в лучшем виде.

- Несите раненных в казарму – приказал спустившийся со стены лейтенант. Рихард узнал его – Амори Фэрмод. – Банкетт ими займется, из моих ребят он лучше всего разбирается в ранах.

Рихард кивнул. Руки у него дрожали, а во рту пересохло. Первый бой, которым он формально командовал. Который мог бы стать для него последним и, если бы не Вейн с его неуставным дробовиком, скорее всего стал бы. Заметь их дикари первыми, скорее всего ничего бы не помогло.

- На остальных постах теперь точно насторожатся. Ракеты, думаю, видели все. – Амори хлопнул его по плечу. – Сейчас запустим желтую, помощь нам пока не нужна.

Желтый. Нападение отбито, но тревога не отменяется. Это значит, что в большом форте и в малых все остаются на своих местах, но тревожный отряд будет готов двинуться им на выручку. Амори продублирует сигнал по телеграфу, если, конечно провода еще целы. Дикари на удивление быстро поняли, зачем они нужны. Кроме того, из проводов можно сделать много чего полезного.

К счастью помощь им действительно не понадобилась. Ночью на форт никто не напал, а утром прилетел «Марлин». Некоторое время дирижабль кружил над джунглями, потом все же снизился и пришвартовался к башне. Аэронавты привезли боеприпасы, еду и приказ оставаться на месте до подхода усиленного караула на смену взводу Фэрмода. Когда на «Марлина» начали грузить раненных, Вейн сунул Рихарду дробовик и патронташ:

- Возьмите сэр, тут вам может и пригодится.

- Спасибо, Вейн. – Рихард перекинул патронташ через плечо, перебросил дробовик в левую руку и пожал сержантуу ладонь – Верну в форте, когда зайду навестить тебя в госпитале.

- Договорились, сэр. – сержант откинулся на носилках. Выглядел он погано, слишком плохо для не особо сильного ранения в ногу.

Когда «Марлин» отшвартовался от вышки, медленно пополз вверх и в сторону большого форта, из леса захлопали выстрелы. С одной из башен ответили из пулемета, несколько раз грохнула мортира, посылая на границу леса снаряженные ядовитым газом снаряды. Лес заволокло желтым туманом, стрельба прекратилась. Дирижабль развернулся, гудя пропеллерами, начал набирать высоту. Больше никто не стрелял. Если даже по дирижаблю и попали во время обстрела, этого явно не хватило, чтобы всерьез повредить обшивку и баллонеты.

Вестовой, встретивший его у ворот, отдал ему две записки – от врача из госпиталя и от капитана Хаксли. И врач, и капитан ждали его немедленно. Сперва он направился к капитану, отправив солдат отдыхать. Хаксли, на этот раз был спокоен и тих. Выслушав доклад, он едва заметно кивнул, отпуская Рихарда.

Когда он наконец добрался до госпиталя, Ник Харпер уже умирал. Охотник, подрабатывавший следопытом в дальних рейдах, был если и не другом, то приятелем лейтенанта, хотя они и были детьми совершенно разных миров. Сын аристократа из старого рода и авантюрист, не помнивший своих настоящих родителей…

Ник, осунувшийся, покрытый холодным липким потом, услышав голос Рихарда вскинулся на кровати, вцепился ему в руку.

- Дерево… Дерево у ручья, я показывал… - быстро, сбивчиво заговорил он. – Забери мой ранец. Галатея…

Рихард ждал что он продолжит, но Ник, словно в дурной пьесе, дернулся и затих, потратив последние силы. Рихард опустил скауту веки, вышел на улицу. Он примерно помнил, где находится дерево, о котором говорил разведчик. В приступе человеколюбия Ник показал ему дерево с тайником, в котором лежал старый дробовик с десятком патронов и нож. Среди охотников бытовало мнение, что такие тайники необходимы на всякий случай, но никто не помнил, чтобы они пригодились. Более того, сами же охотники посмеивались над этой традицией сидя в пабе, но часто тащили в лес старое оружие.

Рихард точно знал, что дикари порой находят тайники, грабят их и совершенно неблагодарно стреляют в солдат и охотников из найденного оружия. Когда он сказал об этом Нику, тот посмеялся и заявил – пусть, мол, попробуют. Два из десяти патронов заряжены взрывчаткой и уложат дикаря на месте.

Интереснее было, откуда безграмотный охотник узнал имя из греческих легенд. Впрочем, учитывая начитанность некоторых шлюх и привычку брать звучные имена, объяснение могло быть довольно банальным.

Рихард вспомнил, что не так давно где-то слышал имя Галатея, попытался вспомнить, но в этот момент из госпитальной палатки вышел доктор Мэллори, смешной толстячок, обычно неоправданно жизнерадостный, а сейчас подавленный и печальный.

- Что с ним случилось? – Рихард посмотрел на врача, снял с пояса фляжку с бренди, протянул. Мэллори покачал головой:

- Гангрена. У него было располосовано бедро. Этот юноша наложил жгут выше раны и не снимал его как минимум два дня. Из-за этого и началась гангрена. Хотя, возможно, этому были и другие причины.

- Другие причины?

- Когда солдаты принесли его, у него уже была горячка. Он постоянно повторял – уберите это. И постоянно царапал рану, кричал, что это внутри. Гангрена была уже столь явной, что я решился на ампутацию. К сожалению было уже поздно.

А затем я осмотрел раны, похоже он нанес их себе сам, все, кроме одной. Одна из ран была словно от копья или кола. Я нашел в ней нечто странное, словно нога насекомого. Возможно, что именно его он и пытался достать.

Врач покачал головой и, достав трубку, набил ее табаком и неспешно раскурил. Выпустил пару клубов дыма и продолжил:

- Удивительно, что он вообще добрался до форта и был еще жив. Крови он потерял много, да и гангрена началась не вчера. У меня сложилось ощущение, что он шел на отмирающей ноге. Поверьте, я много повидал, но это проняло и меня. Думаю, что он поранился, а потом в рану заползло насекомое. И это свело бедолагу с ума, он перетянул ногу ремнем и попытался его достать самостоятельно. По большей части это ему удалось. Печально, что с такими ранами, если бы он снял жгут, скорее всего истек бы кровью. Получается, что он убил сам себя.

Рихард все же открыл флягу, отхлебнул. Он представил себе, каково это, когда в ране копошится что-то живое и его передернуло от отвращения.

- Как Миллер и Вейн?

- Миллер хорошо, а вот Вейн не особо. Копье, которым его ранили, похоже было отравлено. Повезло, что он его сразу вырвал из раны, но яд в рану все же попал. Даже если и выживет, свое он отвоевал – местные яды штука поганая. Вполне вероятно, что мне снова придется ампутировать. – доктор пыхнул трубкой, немного подумал и забрал у Рихарда флягу. – если начнется некроз, буду резать.

К счастью он ошибся – Вейн встал на ноги и уже через пару недель хромал по форту без костыля. Через пару месяцев о ранении напоминала лишь легкая хромота.