Прощание с Каллисто

Ширелли перебирал содержимое ящиков, сортируя накопленные в них «сокровища»: инструменты, детали устройств и механизмов, разъёмы, коннекторы и прочие, как он говорил, железяки. Со многими из них его связывали радостные или удручающие воспоминания, занятные истории и неоправдавшиеся надежды. Он хранил их в ящичках и контейнерах «на всякий случай», в надежде, что когда-нибудь понадобятся. Однако годы шли, тот самый случай не наступал, но выбросить их у Ширелли рука не поднималась.

Но всему есть предел. Теперь эти «сокровища» предстоит передать сменщику. А тот сентиментальничать не будет. Что для него цанговый захват для труб, хранящийся в контейнере R2B? Старый механизм, однажды изготовленный для высвобождения из скважины застрявшей трубы. Первое бурение получилось неудачным. И тогда решили загнанные в грунт трубы не бросать, а вытаскивать. Чтобы облегчить работу аборигенов, Ширелли придумал и изготовил этот цанговый захват. Трубы вытащили, а приспособление он припрятал – вдруг потребуется? Вот уже восьмой год, как захват ждёт своего часа. Как же! За это время скважина ушла в грунт на десятки километров, теперь в случае поломки или остановки проекта ничего уже вытаскивать не будут. Так что если он сам не отправит захват на переработку, это сделает сменяющий его Минор, который на Каллисто второй год. Толковый парень. Так же, как и Ширелли, прилетел на Каллисто с женой, оставив на Земле семнадцатилетнего сына. Дай бог, чтобы за шесть лет разлуки связь с ним не прервалась.

Стояру, сыну Ширелли, было двадцать, когда его родители отправились на Каллисто. Ничего объяснять не пришлось, сын лишь кивнул, узнав о предстоящей разлуке: пусть будет Каллисто.

Сначала обменивались посланиями часто, но с годами переписка стала превращаться в некую формальность. А после смерти Сурами и того не стало. Раз в месяц текстовое письмо в пять строк: жив, здоров, дети растут, всё в порядке. А ему писать тем более не о чем. Не напишешь же: «Вчера четверых аборигенов отправили на рытьё котлована…» Что ему до котлованов на Каллисто?

На некоторые «железки» Ширелли наклеивал этикетки с описанием, лелея надежду, что потребуются. Прочее складывал в углу. В конце дня приедет дежурный и отвезёт на переработку.

На Каллисто он уже четырнадцать лет. Старейший из землян – и по возрасту, и по времени пребывания на планете. Так получилось. По окончании первого пятилетнего срока они с женой собирались вернуться на Землю, но тут дали зелёный свет проекту по сверхглубокому бурению, который разработала Сурами. Она несколько лет жила этим проектом, добивалась разрешения на начало работ, выделения средств и техники. И улетать, когда все препятствия преодолены и началась подготовка к бурению, в её глазах равнялось предательству.

Под холодной поверхностью Каллисто океан жидкой воды. В принципе, возможно даже наличие жизни. Это – одна из причин, по которой было одобрено сверхглубокое бурение. На Европе при подобном бурении обнаружили простейшие микроплазмы – одноклеточные бактерии, не имеющие ни ядра, ни оболочки. Но на Каллисто добраться до океана невероятно сложно – твёрдая поверхность намного толще, чем на Европе. Там хватило двухкилометровой скважины. Здесь же предстояло бурить глубиной в двадцать километров.

Жизнь Сурами разделилась на «до» и «после» — до начала работ над скважиной. Начинать приходилось трижды. Скважины натыкались на «водяные линзы» – относительно неглубокие, но обширные скопления воды в толще пород. Сюрприз для геологов и неофизиков. «Крот», рывший скважину, останавливался, вынуждая нагнетать внутрь собранный на поверхности и превращённый в жидкость метан, чтобы заморозить линзу. Четыре «крота» оказались раздавлены сдвигами пород. Первоначальный план – добраться до воды за пять лет – спустя два года ничего, кроме горькой улыбки, не вызывал. «За пять лет пробьёмся» — говорили оптимисты. А затем с ехидной насмешкой уточняли: «За пять юпитерианских, конечно». Пять юпитерианских лет – это шестьдесят земных.

Заканчивался второй пятилетний срок, и Ширелли с женой снова начали «собирать чемоданы». Но произошла авария – одна из многих – и Сурами попала в больницу.

Заключение врачей: «До Земли не дотянет», прозвучало беспощадно и не оставило никакой надежды. Сурами шептала ему: «Улетай, ты же знаешь, мне осталось совсем немного. Обо мне позаботятся». Ширелли пожимал плечами, продолжая проводить всё свободное время у постели жены.

Вопреки прогнозам, она протянула ещё год – гораздо дольше, чем предсказывали врачи. А потом на местном кладбище для землян появилась ещё одна могила.

Так Ширелли стал ветераном города под хрустальным куполом. Хрустальным его прозвали из гордости за уникальность строения. На самом деле – никакого хрусталя – купол составлен из слоёв пластика – жёстких и эластичных. Благодаря такому сочетанию попадания небольших метеоритов не страшны, отверстия немедленно затягиваются.

Ширелли готовился полностью завершить третий пятилетний срок, но внезапно подвернулась «оказия» — на Каллисто решил сделать остановку космический корабль, возвращавшийся из дальнего космоса. Выяснилось, что они могут прихватить с собой двух человек. И Нимрат, начальник станции, за глаза прозванный «Вождём краснокожих» — у землян, прошедших модификацию, кожа имеет красно-коричневый оттенок, голосом, не допускающим возражения, сказал:

— Собирайся!

Неожиданно Ширелли почувствовал себя глубоко уязвлённым. Он не был учёным — технарь, — но привык, что без его участия не начинается ни один проект. Быть на виду, пусть даже номинально, стало привычкой. Однажды услышанная фраза — «Да он здесь каждый пиксель знает» — укрепила его Эго, представление о собственной значимости.

А что будет на Земле? Там он никому не нужен. Включая собственного сына, который за пятнадцать лет полностью отвык от него. Для внуков он вообще чужой — дедушка с характером, испорченным долгой жизнью на другой планете. И тут же в голове родилась оправдательная фраза, та, которую он скажет начальнику:

— Ты знаешь, я решил остаться. Кому я на Земле нужен? А тут моя Сурами. Придёт час, и я лягу подле неё.

Но потом ему вспомнились земные просторы, города, которым не нужны защитные купола, башни и стадионы, парки и леса… Он явственно представил, с каким удовольствием купался в море — боже, сколько лет прошло с тех пор — и ностальгические воспоминания заполонили душу.

Затем в памяти всплыли рассказы тех, кто, подобно ему, вернулся на Землю после многих лет пребывания в космосе. Сначала их переполняли восторг и счастье, но потом они начинали скучать по тому миру, которому отдали столько лет и сил. «По насыщенности год в космосе стоит десяти на Земле», — говорили они. По тому, с какой интонацией произносились эти слова, чувствовалось, что при первой же возможности они без секунды колебаний вернулись бы в тот суровый и жестокий мир, которому отдали лучшие годы.

Об этом рассказывали в академии. «На земле вам будет хотеться в космос, а там вы будете считать недели и дни, оставшиеся до возвращения». Тогда эти слова ничего для него не значили, их смысл становился понятным постепенно по мере того, как рос его стаж пребывания в космосе.

Фраза о том, что он хочет по истечении дней своих быть похороненным рядом с Сурами, так и осталась невысказанной. Он покорно готовился к отъезду, передавал Минору дела и утешал себя мыслью, что отказаться от возвращения никогда не поздно. Работа для него найдётся.

***

Лунара оставалась в кресле и после того, как корабль приземлился на Каллисто. Конечно, говорить «приземлился» не совсем правильно, они сели на Каллисто, но слово «прикаллистился» звучало слишком забавно.

Корабль сотрясался от небольших, но чувствительных толчков — соединяли с переходным туннелем. Приказано оставаться на месте до окончания манёвра.

На Каллисто очень маленькая тяжесть — всего одна восьмая земной, но после года пребывания в невесомости и это немало. Предстояло вспомнить утраченные навыки хождения, восстановить — хотя бы частично — ослабшее здоровье. И отдохнуть.

Земная колония на Каллисто — целый город. Дома, а не тесные каюты. Парк с деревьями и цветами, а не миниатюрная оранжерея. И даже ванны, где можно нежиться каждый день.

Незадолго до прилёта на Каллисто Лунара просмотрела список земной колонии — в надежде отыскать знакомые имена. Встречи со старыми друзьями и приятелями всегда приятны, а вдали от земли — вдвойне.

И тут же ей бросилось в глаза имя Ширелли.

Они познакомились сорок два года назад, в Академии. После отборочных тестов оказались в одной группе. Группе дальнобойщиков. Так называли тех, кому предстояло работать в дальнем космосе.

Большинство космонавтов работают вблизи Земли, под защитой её магнитного поля. В дальнем космосе надёжной защиты от космической радиации нет.

Юпитерианскую станцию разместили на Каллисто именно потому, что эта планета имеет собственное магнитное поле, защищающее всех обитателей на её поверхности. Европа или Ио куда перспективней, но там уровень радиации в сотни раз выше. Это слишком много даже для них, модифицированных.

Дальнобойщиками становятся те, кто соглашается на генную модификацию, делающую организм менее восприимчивым к радиации.

Но чтобы стать дальнобойщицей, ей требовалось сначала выйти замуж и родить ребёнка. Это — условие, которое никто не смеет оспаривать. Нельзя лишать человека права на ребёнка лишь потому, что он выбрал профессию, требующую модификации организма. Эта процедура лишает возможности иметь детей. Об этом их предупреждали в самом начале отбора. Разъяснениям посвящалась многочасовая лекция, после которой они шутили, что модификация есть монстрофикация.

Лунара тут же «положила глаз» на двух парней — Шиншока и Ширелли. Её смешило, что имена обоих начинались с одной буквы. По тесту личной совместимости они оказывались примерно на одном, и весьма невысоком, уровне. Но… дальнобойщица не должна быть слишком разборчивой. Предстояло довольствоваться имеющимся. Временами ей казалось, что лучше всего ей будет с Шиншоком, временами, что с Ширелли. Оба относились к ней хорошо, но не более. Время поджимало, у Ширелли неожиданно начался роман с Сурами. Это и подтолкнуло Лунару к решительным действиям.

Дальше всё, как полагается. Союз с Шиншоком, окончание Академии, рождение дочери, работа в Центре дальней космической связи и модификация.

Много раз они улетали и возвращались вместе. Злой иронией судьбы из полёта, который должен был стать для них обоих последним, для Шиншока стал последним в ином смысле. Он навечно остался там, в далёком космосе.

Воспоминания о тех днях похожи на пунктирную линию: что-то помнится в мельчайших деталях, а затем чёрные, зияющие пустотой, провалы. Отчётливо запомнились слова командира: «Решаешь ты и никто более. Мы сделаем так, как ты скажешь…»

Она покачала головой. Никуда везти тело не надо. Она не выдержит, зная, что все оставшиеся месяцы он по-прежнему рядом, в холодном грузовом отсеке. Считанные метры и бесконечная удалённость. В давние времена моряков хоронили в море. Заворачивали в белую ткань — саван, привязывали к ногам груз и опускали в воду. А потом опускали на воду венок.

Для моряка дом — море, для космонавта — космос.

Тело Шиншока обернули белой тканью, обмотали прочной лентой. Затем товарищи по экипажу внесли его в шлюзовую камеру.

Лунара наблюдала за происходящим через иллюминатор, хотя остальные предпочли экран монитора. Двое космонавтов, поддерживая с боков замотанное в саван тело Шиншока, выплыли из корабля. Между одетых в тяжёлые скафандры он казался каким-то маленьким.

— Смирно! – прозвучала резкая команда около Лунары.

Зачем? Какая глупость! Эти слова имели вес и смысл на Земле, где можно сидеть, лежать или стоять по стойке «смирно». А как можно стоять в невесомости? Вместе с силой тяжести из слов ушёл смысл, но стоит ли винить в этом капитана?

— Возложить венок на могилу по-покойного!

Могила покойного — это космос. Весь. Командир приказал возложить венок на космос.

На слове «покойного» командир споткнулся, и пафос красивой фразы улетучился.

К телу Шиншока прикрепили венок из бумажных цветов. А затем оттолкнули от корабля, и он медленно уплыл вглубь пространства. Через минуту прожектор потерял его из виду и выключился.

Её мужа похоронили в космосе. Несколько месяцев он будет лететь примерно по той же траектории, по какой движется их корабль, всё более удаляясь от него, затем обогнёт Солнце, приблизившись к нему на 200 миллионов километров — это почти как до Марса, и улетит в сторону созвездия Орла. Ей представлялось, как она рассказывает внукам, что дедушка летит к далёкой звезде Альтаир, самой яркой в том созвездии.

Шлюз открылся, и внутрь отсека просунулся смешной андроид, напоминавший паука. Шесть длинных ног и две руки-манипуляторы.

— Поздравляем с прибытием! Пожалуйста, соблюдайте осторожность! Первые два часа вам рекомендовано лежать в креслах. Мы вас перенесём.

Андроид ловко и умело взял её на механические руки и, как ценную добычу, понёс внутрь станции. Тут же в шлюз протиснулся следующий андроид.

Лишь в невероятно просторном зале — после тесноты отсеков космического корабля иного восприятия быть не может — к ним навстречу вышли люди — земные жители Каллисто.

Через несколько часов — после медицинского обследования и лёгкого массажа — Лунара оказалась в просторной комнате общежития для транзитных космонавтов. С большим окном, выходившим в сад, ванной и шестилапым андроидом, замершим около входа.

— Как к тебе обращаться? – спросила Лунара.

— Вы можете придумать любое имя. Мой сериальный номер заканчивается цифрами 6617, так что можно по номеру.

— 6617, – сказала Лунара. — Ты знаешь всех землян на станции?

— Я не понял вопроса, госпожа. Я знаю обо всех жителях Земли, которые сейчас на Каллисто. Но я не имел чести общаться со всеми лично.

— Меня интересует Ширелли. Где он сейчас?

— Синяя зона, сектор «В», первый этаж. Установить связь?

И вдруг Лунара вспомнила о Сурами. Там, на корабле, она увидела в списке имя Ширелли. Сурами в списке не значилась. Вернулась на Землю без него? Или?..

— А где Сурами?

— Сурами скончалась три года, два месяца и пять дней назад. Похоронена на земном кладбище, могила сорок два, – чётко отрапортовал андроид.

Лунаре временами казалось, что люди, окружавшие её, похожи на цветные фигурки. Одна напоминает шар, другая — пирамиду, а этот, ну уж слишком непонятный, додекаэдр. Этому соответствует синий цвет, а этому — бирюзовой. Ну, а тот — вообще, пятнист, как пантера. Но вот человек исчезает, контуры фигурки размываются, цвет пропадает. Остаётся пустота. И таких пустот с каждым годом вокруг неё всё больше.

— Госпожа, передать Ширелли, что вы хотите с ним встретиться?

— Не сегодня.

— Правильно, сегодня вам противопоказана излишняя активность.

Лунара попыталась представить, как он выглядит сейчас. Получалось плохо.

— Я хочу видеть его фотографию.

— На мониторе.

Вспыхнул экран на стене.

Это Ширелли? Лунара всматривалась в портрет, стараясь отыскать сходство этого уже не молодого человека с тем юношей, которого она знала. И тот, и не тот. Глаза такие же, только усталые. От одиночества? Или это ей показалось?

Лунара смотрела то на фотографию Ширелли, то на андроида.

— 6617, передай, пожалуйста, Ширелли, что я буду рада с ним завтра встретиться.

***

Ширелли подождал, пока каллистянин поставит на стол чашечки и кофе и жестом отправил его прочь:

— Спасибо, Карпат.

Взгляд Лунары оставался рассеянным, но Ширелли прекрасно понимал, что иначе быть и не могло. Небольшой зелёный рай, с деревьями, беседкой, опутанной лианами и даже со щебетом невидимых среди листвы птиц — после тесных отсеков космического корабля — оглушал.

— Словно в сказке! – прошептала Лунара.

Знала бы она, во что обошлась эта сказка! На создание этого парка ушло более двадцати лет. Строили по камешку, сажали по деревцу, ухаживали, каждым, как за невестой. Но зачем ей рассказывать об этом? Пусть отдыхает.

Лунара сделал глоток.

— Кофе с Земли или синтетический?

Какая разница? Мы не такие гурманы, чтобы отличать. Ширелли не стал отвечать, а лишь спросил:

— Кто у тебя на Земле?

— Дочка. С семьёй.

— Связь поддерживаете?

Лунара ответила не сразу. По затянувшейся паузе, Ширелли понял, каков последует ответ. Пока Лунара рассказывала, он изучал её лицо. Первые морщины, смуглая, но не от загара, кожа, поседевшие волосы. Да, в юности она выглядела значительно красивее. Впрочем, это можно сказать о каждом. И в первую очередь о том, кто прошел модификацию, а затем провёл многие годы в далёком космосе.

— У нас можно покрасить волосы, — неожиданно произнёс он. И тут же прикусил язык. Это почти то же самое, что сказать: «Ты выглядишь старше своих лет». Или её уже не волнует собственная внешность?

Лунара вздрогнула. Значит, волнует.

— На Земле займусь собой. Пока нет смысла.

И, желая сменить тему, спросила:

— Ты отличаешь одного андроида от другого? Или его имя написано на корпусе?

Ширелли улыбнулся.

— Отличаем. Раскраска корпуса индивидуальна и не повторяется. Но не только это. Лапы, руки, расположение камер обзора — это не штамповка. И ещё…

Он сделал многозначительную паузу.

— Не называй их андроидами. У нас не принято. Мы зовём их каллистянами. Они — коренные жители этой планеты. Здесь родились и здесь умрут. Умные, отзывчивые, исполнительные. Уровень интеллекта невысок, но большего и не требуется. С ними можно разговаривать, они терпеливо выслушивают наше нытьё и умеют сочувствовать. А ещё по-собачьи преданны. Чем больше они живут, тем больше отличаются один от другого. Меняется всё — походка, манера говорить. И ты вдруг замечаешь: с одним из них общаться легче и приятней, чем с другими.

— Ты говоришь о них, как о живых существах…

— Они и есть живые. Нам без них не прожить, а им – без нас. Симбиоз. Я надеюсь, что найдётся учёный, который проведёт обширное исследование и напишет трактат на тему «Роль антропогенного фактора в эволюции каллистян». Было бы время — сам бы занялся.

Ширелли неожиданно подумал, что такая возможность появится, если он останется на Каллисто. Впрочем, про трактат — всего лишь шутка.

— У нас на корабле многие имеют умные игрушки, – поделилась Лунара. — Помогает. Даже у командира есть.

«Даже» — отметил про себя Ширелли. Командир, что — не человек? Обязан всегда демонстрировать образец стойкости и целеустремлённости. А наедине с игрушкой он может позволить себе расслабиться.

Да, командиру Эльнару не позавидуешь. С одной стороны — программа выполнена. А с другой… Потерял двух членов экипажа. Не видать ему больше дальнего космоса. А, может, и космоса вообще.

Ширелли ожидал, что Лунара расскажет, как погиб её муж. Но она упорно обходила эту тему. Наверное, душа ещё болит, пусть и прошёл год. Сам он рассказывает о Сурами, но только когда спрашивают. Однако Лунара не спрашивала.

Ширелли неожиданно встал, подошёл к Лунаре и положил ей на плечо руку. Она тут же накрыла его кисть своей ладонью. Но он не обратил на это внимания.

— Посмотри вон туда, – он указал свободной рукой куда-то вверх, где виднелись квадратики прозрачного купола, за которым начиналось чёрное небо.

Она напряглась, пытаясь понять, на что указывает Ширелли. И вдруг сообразила — сквозь пластик купола просвечивал жёлто-красный полукруг Юпитера.

— Он светит почти как Луна. При полном Юпитере за пределами станции можно неплохо ориентироваться даже при отсутствии солнца. Зрелище потрясающее. В крыле «F» есть небольшая башенка с прозрачным куполом. Советую пойти туда поздно вечером после того, как освещение городка переходит на ночной режим. Когда всё погружено во мрак, Юпитер выглядит фантастически. Не забывай — его угловой диаметр почти в десять раз больше, чем угловой диаметр Луны, если смотреть на неё с Земли.

Ширелли выпрямился.

— Увы, у меня дела. Погуляй по парку. Только осторожно, не забывай, что лёгкого толчка достаточно, чтобы подскочить на пять метров вверх. Если хочешь, я попрошу кого-то из каллистян стать твоим сопровождающим.

— Спасибо, не надо. Во-первых, при такой силе тяжести трудно ушибиться. А, во-вторых…

Она как-то по-особенному посмотрела на него.

— Мы с тобой профессионалы.

***

Лунара вернулась в свою комнатку опустошённой. Ей казалось, что встреча с тем, кого она знает более сорока лет будет тёплой и радостной. А оказалось… Но больше всего укололо предложение покрасить волосы.

Она долго крутилась перед зеркалом. Сняла кофту, желая получше рассмотреть не только лицо, но и плечи.

Почти старуха. А ведь всего шестьдесят. Волосы растрёпанные, с проседью, ломкие. Нормально для того, кто провёл в невесомости многие года. Нарушение солевого обмена; вдобавок, в невесомости не мытьё головы, а так, насмешка. Косметикой она давно уже не пользуется. Опустилась. Как и остальные из её экипажа. Перед кем красоваться?

Полгода назад она получила ролик от Хельги, к которой много лет относилась, как к наставнице. Хельга, как и Лунара, модифицирована, но на пятнадцать лет старше. Выглядела прекрасно. «И я буду выглядеть так, — подумала она тогда. — Когда вернусь». И выписала себе индульгенцию на отказ от ухода за собой. Глупо.

Она взяла со столика «Спутник землянина» — компактное устройство связи с расширенными возможностями.

— 6617! Жду тебя в своей комнате.

Не андроид, а каллистянин. Коренной житель планеты. Игры для взрослых. Что ж, она готова поучаствовать в этой игре.

Любопытно, как это им удаётся так быстро перемещаться по полу на своих паучьих лапах? Нужно будет расспросить. Присоски на ступнях? Потому, наверное, и шесть лап. На Марсе похожие андроиды бегают на четырёх.

Появился 6617.

— Слушаю, госпожа.

— Почему ты обращаешься ко мне так странно — госпожа? Тебе так велели?

— Да. Но я готов принять и другое обращение — если вы этого захотите.

— Какое обращение к землянам вы используете чаще всего?

— Госпожа или господин. Так у нас принято.

— Хорошо. Я принимаю это. Мне нужно постричься и покрасить волосы. Это возможно?

— Конечно, госпожа. Отвести вас?

6617 галантно протянул ей руку-манипулятор и повёл по длинному коридору. Они миновали круглую площадь с пушистой ёлкой в центре. Наверное, под Новый год её украшают игрушками и гирляндами. По широкой лестнице спустились на нижний этаж. 6617 очень ловко и аккуратно поддерживал её, пристраиваясь к непомерно длинным шагам, напоминавшим прыжки.

— Мы называем этот коридор улицей Старых мастеров, – пояснил 6617, когда они оказались в переходе, украшенном мозаиками в древнеримском стиле.

— Сколько улиц в городе?

— Девять, госпожа.

Вскоре она сидела в мягком кресле посреди комнаты с зеркальными стенами. Парикмахером оказался каллистянин. Сначала Лунара немного растерялась — поймёт ли, чего она хочет, но потом махнула рукой — будь, что будет.

Каллистянин по имени Орнат оказался не только парикмахером, но и косметологом. Тут же предложил ей чистку лица, массаж и маску из питательных кремов.

— Ты можешь покрасить мне волосы? Я хочу скрыть седину.

Орнат на секунду замер. Наверное, связывался с центральным компьютером, чтобы получить данные о состоянии здоровья Лунары.

— Госпожа, вы пробыли год в невесомости. Минеральный состав тканей нарушен. Я рекомендую вместо краски воспользоваться восстановителем с оттенком.

Он дотянулся манипулятором до тумбы, открыл один из ящиков и вытащил прямоугольную колодку с четырьмя образцами. Лунара выбрала восстановитель с каштановым оттенком.

От парикмахера 6617 повёл Лунару на склад одежды, где она выбрала красивое синее платье с длинными рукавами.

Она долго рассматривала его, словно пыталась понять, в какой последовательности его шили или клеили. Обнаружила кармашек у пояса, это её тронуло, она вспомнила, как много лет назад ей, маленькой девочке, мама доверила самой выбрать платье в магазине. Она теребила ткань точно так же, как это делала мама — запомнила — и проверяла изнанку, не зная, на что смотреть. Её внимание привлекли кармашки, это было то, в чём она разбиралась, платье без карманов её бы не устроило. От этих воспоминаний потеплело на душе. Платье на космической станции вдруг представилось ей каким-то сюрреализмом или, наоборот, волшебным звеном, связывающим её с тем миром, который она покинула много лет назад. Последний раз она надевала платье ещё на Земле, шесть лет назад. Забыла даже — как это ходить в платье? Походка будет такая, что на неё будут оборачиваться.

Ну и пусть. Наплевать. Умные поймут, а до прочих ей дела нет.

— А теперь, дорогой, – она обратилась к 6617 с неизвестно откуда взявшейся фамильярностью, — свяжи меня с Ширелли.

***

На ужин Лунара пришла в нарядном платье. Ширелли сначала опешил, но тут же понял: она истосковалась по нормальной жизни. Такой, в которой существуют красивые платья, оригинальные причёски, волосы любого цвета и где можно вести себя не так, как надо, а так, как хочется. До Земли осталось семь месяцев, это немалый срок, так что не стоит откладывать эту жизнь «на потом». Хоть на несколько дней почувствовать себя частью иного мира. Ширелли попытался придумать какой-либо комплимент, но ничего, кроме банального «Ты хорошо выглядишь» в голову не шло. Так и сказал.

— Я тебя вижу третий раз, и ты всё в той же тужурке. Привык?

Ширелли пожал плечами:

— Наверное. Очень удобная, много карманов.

— Мне кажется, что за всё время учёбы в Академии ты ни разу не надевал костюм.

— У нас же была форма!

Лунара улыбнулась. Сквозь огрубевшие черты лица этого уже немолодого человека узнавался тот не в меру серьёзный и рисковый парень, которого она когда-то знала.

— У вас есть вино?

— Да… Ты хочешь?

Лунара кивнула. Ширелли достал из кармана «Спутник» и что-то нашептал в него. Через минуту появился официант с двумя бокалами на подносе.

— Помнишь, как мы однажды напились?

— Когда? – напрягся Ширелли.

— Мы ходили на концерт. Я, ты и Сурами. А потом устроили попойку в твоей комнате.

Лицо Ширелли напряглось, а потом расплылось в улыбке.

— Да, было такое. Только… Не мы напились, а ты напилась и уснула на моей кровати. Я ушёл спать к Сурами.

— В тот вечер я поняла, что не могу на тебя рассчитывать, и что мне ничего не остаётся, как выйти за Шиншока.

— Вы были хорошей парой.

— Спасибо, – Лунара приподняла бокал. Ширелли понял — она предлагала помянуть тех, кто когда-то находился рядом с ними: Шиншока и Сурами.

— Ты жалеешь? – спросил Ширелли.

Лунара отрицательно покачала головой. Она никогда не задумывалась, что жизнь могла бы сложиться иначе, если… Таких если было так много, что они потеряли изначальный смысл.

— Вспомнил, – неожиданно сказал Ширелли. — Во время фестиваля цветов вы с Сурами напились так, что не могли идти домой, и нам с Шиншоком пришлось тащить вас на себе. Я тащил тебя, а Шиншок — мою Сурами. А почему мы поменялись — уже не помню.

— Я помню.

— Ты помнишь? – недоверчиво спросил Ширелли. — Ты была в таком состоянии, что…

— Нет, совсем нет. Мы выпили по два каких-то местных коктейля, после которых отказывают ноги. Я помню то нелепое состояние. Всё видишь, понимаешь, но ноги словно чужие. Сначала мы ждали, пока пройдёт, потом стало темнеть, ты вызвался сбегать за каким-то средством, снимающим это состояние. Я заявила, что дойду без всяких средств и пошла за тобой. Но через пять шагов ноги мои заплелись, и я упала. Ты поднял меня и понёс на руках. Я обняла тебя за шею. Ты обязан это помнить, такие красавицы, как я, не часто висли на твоей шее.

— Таких деталей не помню.

— Тяжело одному?

— Кто бы спрашивал! Привык.

— С сыном поддерживаешь связь?

— Переписываемся. А ты?

— То же самое.

Лунара посмотрела на Ширелли долгим испытывающим взглядом. Он не отвернулся.

— Я потеряла контакт с дочкой ещё когда мы с Шиншоком на Марсе работали. Разворачивали станцию в Аркадии. И упустили девочку. Она как раз пошла в школу. Кто-то объяснил ей, что для её родителей работа важнее, чем она. Если бы… Но она просто замкнулась в себе. И никто не заметил. Подумали, что это реакция на школу, новый коллектив. И я не поняла. Она нас встречала через два года совершенно спокойно, я была невероятно удивлена, ожидала, что она бросится обнимать нас, но… Выводов не сделали. А потом девочка узнала, что мы модифицированы. Монстрофицированы. И снова — всё в себе, хоть бы поговорила с кем-то, ей бы объяснили, что это всего лишь ради защиты от радиации. Конечно, за это пришлось заплатить… Но мы остались такими же людьми. Потом мы пытались объяснить, но… Или плохо объясняли, или она не могла преодолеть в себе возникшее отторжение. Трещина росла и превратилась в пропасть. Выросла, поумнела, разобралась, а пропасть осталась. Слава богу, это не помешало ей выйти замуж. Так что самое большое, на что я могу рассчитывать — раз в год поздравление с днём рождения.

Ширелли выслушал рассказ с любопытством, но без сочувствия.

— Каждый из нас прошёл через нечто подобное. Твоя история не самая удручающая. Да и моя тоже. Прилетишь, отдохнёшь, найдешь себе подходящую работу и будешь спокойно жить. В космос больше не отправят, даже если будешь умолять.

— Не буду. А ты? Чем займёшься по возвращению,.. – она оборвала фразу, словно не хотела, чтобы она прозвучала, как вопрос. Наступила пауза, заставившая Ширелли смутиться.

— Найду чем. О куске хлеба и о крыше над головой беспокоиться не придётся.

— Я не об этом.

— Я понял. Ты никогда не отличалась скромностью.

— Скромность — не достоинство. Ты заведёшь себе большую чёрную собаку.

— Необязательно чёрную, – сказал Ширелли после паузы. Зачем скрывать, у него проскакивали подобные мысли. — Но обязательно лохматую.

— А я мечтала завести себе кота. Непременно пушистого. Как ты думаешь, они поладят?

Воцарилась долгая пауза.

— Я думаю, это не от них зависит.

— Закажи ещё вина, – неожиданно попросила Лунара.

— Я боюсь, на Каллисто не окажется такого количества вина, которое бы довело тебя до такого состояния, о котором ты мечтаешь…

***

На Каллисто можно сделать маникюр. Для Лунары это стало невероятным открытием. Она уже забыла, что это такое. А тут — настоящий лак, причём не какой-то суррогат, а привезённый с Земли.

Три женщины из экспедиции — она, Мара и Биара — делились воспоминаниями о временах, когда накрашенные ногти являлись обыденностью. Вспоминали виды лаков, обсуждали гамму красок, рисунки. Сейчас у них на всех имелась лишь одна баночка перламутрового лака и простая кисточка, но энтузиазм был таков, словно они готовились к поездке на королевский бал, пропуском на который служили накрашенные ногти.

Крашеные ногти, красивое платье, элегантная причёска — всё это вдруг стало для неё доказательством того, что она снова живёт, а не просто выживает. Ей тут же захотелось продемонстрировать всё это Ширелли. Есть шанс, что оценит. Неважно как — восхитится или посмеётся, главное — чтобы не остался равнодушным. «Спутник» показал ей, что Ширелли находится в секторе «В», и она направилась прямиком туда.

По коридору она шла той странной походкой, какая формируется в мире с малой тяжестью. Конечно, у неё это получается не так изящно, как у тех, кто живёт здесь, но сносно для человека, находящегося на Каллисто две недели.

Постучала в дверь номер двенадцать и услышала насмешливое:

— Можешь зайти, но меня там нет.

Обернулась. Сзади стоял Ширелли и с любопытством смотрел на неё. Увидев, что лицо Лунары меняется, спохватился.

— Для двух недель на Каллисто, да ещё после года невесомости — твоя походка грациозна, как бег молодой лани.

— Не только походка, – она показала руки. Ширелли подошёл, взял её за кисть и немного приблизил к глазам — рассмотреть получше. Кажется, он немного близорук.

— Самое прекрасное в маникюре — это не цвет, а запах. Запах женщины. Жаль.

— Что жаль?

— Жаль, что женщина с накрашенными ногтями здесь редкость. Не та работа, не те возраста. Моложе сорока, пожалуй, никого нет.

— Сорок — это не возраст.

— Для нас не возраст. Ладно, походи недельку с маникюром. Но на корабле, думаю, маникюр не разрешат. Из-за запаха. Я бы не разрешил.

— Хорошо, что не ты командир.

Ширелли пожал плечами. Он никогда и не рвался в командиры. Командиры работают с людьми, это не его. Он технарь. С машинами проще, чем с людьми. Даже если машины умные.

— Я хочу посмотреть на станцию снаружи, – неожиданно сказала Лунара.

— Снаружи? – удивился Ширелли. — Для этого нужно выйти. А это большая нагрузка на организм. Ты ещё от невесомости не отошла.

— Я хочу, – настойчиво повторила Лунара.

— Даже лёгкий скафандр… – начал было Ширелли, и осёкся. Кому он объясняет? Той, кто провела в космосе пятнадцать лет. Смех.

— Так серьёзно?

Она кивнула.

— Хорошо, но недолго. Не больше часа. И никому не говори, иначе твой командир мне голову оторвёт.

— Мы должны взять разрешение?

— У кого? – Ширелли немного задрал рукав и показал небольшой продолговатый пульт, прикреплённый двумя ремешками к левой руке. — У меня мастер-ключ. Открывает любую дверь, любой шлюз. Таких ключей всего три, чтобы ты знала.

— Важная персона…

Ширелли кивнул — не то в знак согласия с её словами, не то приглашая следовать за ним.

Вскоре они оказались в костюмерной — так называлась комната перед шлюзовой камерой, в которой хранились скафандры и прочая экипировка, необходимая для выхода на поверхность.

Лунара отыскала шкафчик с необходимым размером одежды, проверила содержимое. Пришлось раздеться до белья, и она повернулась спиной к Ширелли. Если хочет наблюдать, как она снаряжается — пусть, его дело. Она натянула мягкое трико, потом терморегулирующий костюм, гольфы, бахилы, воротник, подшлемник. Надела защитный жилет. Соединила электрические и гидравлические разъёмы, вывела их на коллектор. Потом аккуратно вытащила из шкафчика скафандр, раскрыла его и, проявив завидную ловкость, благо дело, малая тяжесть позволяла, залезла внутрь без посторонней помощи. Соединила коллектор с внутренней панелью скафандра и закрыла его. Повернулась.

— Ставлю тебе «отлично»! В десять минут уложилась! И это — с новым для тебя скафандром. Супер! – восхищение Ширелли ей понравилось. Пусть знает, с кем имеет дело!

— Все они похожи друг на друга…

Ещё через четверть часа они вошли в шлюзовую камеру.

Поверхность Каллисто представляет собой смесь силикатов и метанового льда. Напоминает прессованную смесь мака и риса. Но вместо зёрен мака — крупицы силикатных пород, чёрные или красные, а вместо риса — лёд. Местами его очень много, и поверхность кажется грязно-белой.

На небольшом открытом планетоходе они отъехали на полкилометра от станции и остановились на возвышенности, с которой открывался величавый вид на блестящий купол, закрывавший поселение землян.

— Красиво… – прошептала Лунара, зачарованная увиденным.

— Посмотри туда, – посоветовал Ширелли.

В другой стороне Лунара увидела небольшой, но яркий жёлтый кружок — Солнце. А в стороне от него, градусах в шестидесяти по часовой стрелке, виднелся огромный, но тусклый серп Юпитера.

— Солнце не забивает его своим светом.

— Сказочно, – сказала Луара. — Сколько осталось до захода Солнца?

— Меньше недели. Когда вы будете улетать, Солнце останется за горизонтом, а нам будет светить Юпитер. Он всегда на одном месте, меняются только фазы.

— Почему «Вы»? – тревожно спросила Лунара. — Мы будем улетать. Ты летишь с нами.

— Может быть. Здесь такая красота, что не хочется расставаться с ней.

— Что за красота — лёд да камни? – то, с какой интонацией Ширелли сказал «вы» напугало её.

— Смотри, – Ширелли указал на приближающуюся к городу под куполом цепочку машин, — аборигены с работы едут.

— Аборигены? Кого вы зовёте аборигенами?

— Андроидов, работающих вне купола. Более сильные, более независимые и более глупые.

— Независимые от кого?

— У них аккумуляторы большой ёмкости.

— Здорово у вас расписано: люди, каллистяне, аборигены. Новые расы?

Ширелли не ответил, продолжая любоваться Юпитером на фоне чёрного неба. Лунара смотрела в другую сторону — наслаждаясь видом города под куполом.

— Почему между мной и Сурами ты выбрал её?

Ширелли нисколько не удивился вопросу.

— Кого-то следовало выбрать. Сурами казалась более домашней, спокойной. А ты была взбалмошной. Это интересней, но сложнее.

— А если бы ты выбрал меня?

— Всё было бы по-другому.

— А если…

— Лунара, – перебил он. — Нельзя вернуться в то место, которого уже нет.

***

Нимрат протиснулся в отсек, где Ширелли маркировал аборигенов для работы на буровой.

— Что за херню ты мне прислал?

— Прочитал? Я хочу остаться.

— Крыша поехала?

— Нимрат, я решил остаться. Кому я на Земле нужен? А тут моя Сурами. Придёт час, и я лягу подле неё.

Та фраза, которую он носил в своём сердце много месяцев, вырвалась на свободу. Если Нимрат согласится, значит его тайное опасение что на Каллисто могут прекрасно обойтись без него – вздор!

Нимрат сморщился, словно мяч, из которого выпустили часть воздуха.

— Ты хорошо подумал?

— Я об этом месяцы думал.

— Нельзя жить воспоминаниями о том, чего нельзя вернуть. Сурами бы такое решение не одобрила.

— Откуда ты знаешь?! – вспыхнул Ширелли.

— Там у тебя сын, внуки.

— Я им нужен, как прошлогодний снег! Все его письма за год можно уместить на одном листике.

— Сам виноват. Ты ему много писал? Но это исправимо.

— Ты пришёл мне лекцию читать?

— Нет. Просто ты мне дорог. Твой вклад в программу исследований бесценен. Но…

— Что, «но»? Говори без намёков.

— Извини, но раз у нас такой разговор, то вынужден сказать: я хочу, чтобы ты улетел. Ты работаешь всё хуже и хуже, и это становится заметным. Плохой пример для других.

Такого поворота Ширелли не ожидал.

— После тебя приходится переделывать. И не потому, что ты плохо сделал, а потому, что ты никому не рассказываешь, что сделал. Забываешь оформлять документы. В итоге никто кроме тебя не знает реального положения дел на том или ином участке. Ты забыл, как на участке В-6 вырыли два карьера вместо одного лишь потому, что ты, никому не сказав, перенёс карьер на четыреста метров южнее.

— Подумаешь, – фыркнул Ширелли. — Для четырёх аборигенов три дня работы. Мы уже говорили об этом.

— Тебе нравилось быть незаменимым и всезнающим. «Ширелли каждую гайку в лицо знает».

— Так ты уже решил, что Минор заменит меня! Я же ни слова не сказал. Я честно передал ему всё, что только можно было. Сидел с ним бок о бок целый месяц. Я готов выполнять любую работу. Хоть внутри, хоть снаружи.

Нимрат вздохнул и уселся на какую-то коробку.

— Я не об этом, – сказал он совсем иным тоном. — Ты же собирался улетать. Мы договорились, Эльнар берёт тебя с удовольствием. Через семь месяцев будешь на Земле. Что за муха тебя укусила? Это из-за Лунары?

Ширелли сердито взглянул на Нимрата.

— Ширелли, тут все на виду. Все видят, как она… пытается за тобой ухаживать.

— Так это она пытается, а не я!

— В этом нет ничего предосудительного. Вы знакомы сорок лет. Не отвергай ничего с порога. Хватит жить воспоминаниями о прошлом, подумай о будущем.

— Ты думаешь, я из-за неё не хочу? Если бы из-за неё, я бы сказал, что полечу следующим рейсом, через год плановая отправка.

— Не обманывай ни себя, ни меня. Ты о плановой отправке вспомнил только сейчас. О том, что тебя заберёт Эльнар, мы договорились ещё полгода назад. Чем тебя эта Лунара напугала?

— Ты знаешь, какой у неё характер?

— Я поражаюсь! Какой характер может быть у женщины, проведшей пятнадцать лет в космосе? На себя посмотри!

— Зеркала нет.

Нимрат встал.

— Значит так: сегодня твой последний рабочий день. Ничего больше не делаешь. Завтра берёшься за упаковку вещи. Через три дня прощальный ужин в твою честь и в честь Меира, который улетает вместе с тобой. Понял?

— Я не раб на галерах.

— Ты гораздо хуже. Ты разучился мечтать и надеяться.

***

Лунара подошла к Нимрату.

— Ты можешь объяснить, что происходит?

— Нет, не могу.

Он смотрел на неё не сердито, а почти со злобой. Он был уверен — из-за этой женщины произошло событие, которого история Каллисто не знала: исчез человек. Он не выходил наружу, его не находят ни в одном отсеке.

Когда Ширелли не явился на прощальный ужин, и выяснилось, что даже Карпат ничего не знает о намерениях господина, рассердившийся Нимрат дал каллистянам циркулярную команду: обыскать все отсеки. Начали, разумеется, с комнаты Ширелли, застали там беспорядок. «Спутник» отыскался в кармане его знаменитой тужурки, висевшей на вешалке, отрезав любую возможность с ним связаться.

Собравшиеся на ужин — человек пятьдесят или шестьдесят — тоскливо ждали, пока «пропажа» отыщется. Каждые несколько минут к Лунаре кто-то подходил и спрашивал, нет ли у неё догадок? Начальное удивление постепенно сменилось испугом — не случилось ли чего? После некоторых колебаний Нимрат ошарашил всех рассказом о просьбе Ширелли оставить его на Каллисто. Он, вроде бы, уговорил его не делать глупостей, но Ширелли, как известно, никого не слушает. А спустя полчаса подлил масла в огонь, сознавшись, что один из трёх мастер-ключей станции по-прежнему у Ширелли. Так что если он умышленно спрятался, то не найдёшь. Никто лучше него не знает станции, а мастер-ключ позволит попасть в такие закоулки, о которых многие и не знают вовсе.

Спустя два часа ожидания люди стали расходиться. Именно тогда Лунара подошла к Нимрату и задала вопрос, который не просто задел командира за живое, а буквально вывел из себя. Лунара рассердилась и отправилась к Эльнару.

Командир космического корабля утащил с несостоявшегося ужина лофу, запечённую в тесте, и в тот момент, когда Лунара постучала в дверь, уплетал её за обе щёки.

— Ты голодна? – на всякий случай поинтересовался он.

— Спасибо, не хочется. Доедай, потом я кое-что спрошу.

— Можешь спрашивать сейчас. У меня прибавится время на обдумывание.

— Сколько у нас окон старта?

Эльнар удивлённо и в то же время с сочувствием посмотрел на Лунару.

— Ты знаешь не хуже меня. Можем улететь завтра, можем послезавтра, можем через неделю. Ты что, собираешься ждать, пока отыщется Ширелли? У меня пропало желание его брать. Подобных фокусов я ещё не видел. Не хочет возвращаться на Землю — его право. Пусть остаётся.

Его настрой был столь решителен, что Лунара не отважилась продолжать разговор. Встала и, не говоря ни слова, вышла. И уже из своей комнаты позвала каллистянина.

— 6617, принеси мне самый крепкий напиток, какой есть на станции.

— Госпожа, через пятнадцать часов вам улетать. Употреблять крепкие напитки перед полётом не рекомендуется.

Лунара вспыхнула. Если бы перед ней стоял человек, а не бог знает что строящая из себя железяка, то ему бы досталось под первое число!

— Отлёт задерживается до тех пор, пока не найдётся Ширелли. Вперёд!

— Я не заслужил такого тона, – обиженно сказал 6617 и вышел, мелко перебирая паучьими лапами.

Лунара подошла к зеркалу. Из него на неё смотрела грустная и усталая женщина. Пугало какое-то. Уродина. Неужели это из-за неё? Мог бы сказать прямо, а не устраивать детские игры. Вот уж действительно — старый, что малый.

Вернулся 6617 и протянул ей стаканчик с напитком. Лунара принюхалась. Кажется, это то, что надо.

— Спасибо, 6617. Ты свободен.

Она поставила стул напротив зеркала так, чтобы возникло ощущение, что она пьёт не в одиночестве, а в компании с ещё одной неудачницей.

А затем, не раздеваясь, бросилась на кровать.

Проснулась в половине шестого. «Всё хорошо», — сказала она себе и начала собираться. Приняла душ, выпила кофе, принесённое каллистянином номер 6617, и с небольшой сумкой направилась к переходу, соединявшему станцию с космическим кораблём.

На площадке перед створками входа в переходной туннель гудела толпа. Лунара насторожилась. Протиснулась вперёд. В этот момент створки плавно распахнулись, и присутствующие увидели Ширелли. Он был в синих форменных брюках и белой рубашке. Справа от него, опустив голову, стоял Нимрат, было видно, что он боится поднять глаза. Стоявший слева Эльнар загадочно улыбался.

— Объясни народу, – сказал Эльнар и тоже отвернулся.

Ширелли пожал плечами.

— Вчера перед торжественным ужином я решил отнести свою сумку с вещами на корабль. В переходной туннель зашёл свободно — у меня же мастер-ключ — прошёл в грузовой отсек корабля, нашёл свободную ячейку и попытался запихнуть сумку. Не вошла — толстая. Решил уложить вещи иначе. Поставил сумку на пол, всё вытащил, затем уложил так, чтобы сумка как кирпичик выглядела — ровная и гладкая. И тут — щелчок. Кто-то настроил люк в грузовой отсек на автоматическое закрытие через десять минут. А изнутри открыть невозможно — локальный пульт отключён с центрального. И мой мастер-ключ не работает, это же не станция. Внутренняя связь на корабле выключена, «Спутник» в спешке не взял. Вот и куковал до утра. Хорошо, что хоть вентиляция работала, а то бы задохнулся. Простите, что испортил вам вечер.

Он развёл руками и с укором посмотрел на Эльнара. В его взгляде читался немой вопрос: кто догадался включить автозакрытие люка задолго до старта? Командир смутился.

— Была у меня мысль проверить корабль, – Эльнар пытался свести всё к шутке, но получилось, что оправдывается. — Да подумал — кто зайдёт, вход в переходной туннель блокирован, ключ у меня. Забыл про мастер-ключи!

Лунара вдруг снова почувствовала невесомость. Лёгкое движение — и уже через секунду она крепко сжимала Ширелли в объятиях.