Прощай, птица Хумай!

Прощай, птица Хумай!

Таких парней, как Виктор Подхалюзин, девушки любят, прежде всего, за твёрдую жизненную позицию. Ну и, конечно, за насмешливую синеву глаз, густоту ресниц и кудрявость чуба. По этим приметам был Виктор явно казацкого рода. Чего, кстати, не скрывал и чем гордился.

За плечами у Виктора уже были учеба в политехническом техникуме и служба в армии, из которой он вернулся этой весной. Дома он сразу заявил, чтобы на него не наседали, что желает, прежде всего, крепко встать на ноги и пока далеко не заглядывает. Для освоения рабочей профессии устроился Витек токарем на завод тракторных агрегатов, что располагался неподалеку, в том же районе, где в двушке на третьем этаже он жил с матерью и бабушкой.

«Никаких планов на жизнь пока не строю. Успеется, – заявил он им. – Хочу прежде отдохнуть от армии. Полгода, год, не знаю. Я ж парень молодой, мне после казармы гулять охота».

И Виктор гулял, как водится. Но и от работы не отлынивал. Через год он уже токарил по четвертому разряду и зарабатывал весьма прилично. Ну, а крепкие плечи, сильные руки и щедрая душа делали Витька Поскребышева одним из самых завидных женихов на районе. Только вот жениться он как раз не торопился. Всему свое время, отшучивался. Оно и понятно, дурное дело не хитрое, всегда успеется. Но было и кое-что еще. Кое-кто, если уж на то пошло.

Жила в их городе удивительная и весьма примечательная девица по имени Марина. И это все, что поначалу знал о ней Витек. Ах, да, еще то, что танцует она в варьете. И как танцует!

Попал на Варьете Витек, можно сказать, случайно. Его заводской начальник, бригадир, отмечал день рождения в ресторане и пригласил Витька, как молодого, перспективного, подающего надежды и так далее. Пригласил, имея в виду познакомить его с дочкой. Он и познакомил их, и все, возможно, случилось бы так, как он задумал. Срослось бы, как говорится. Но в ресторане, как оказалось, в тот субботний вечер выступало Варьете. Витек же никогда раньше ничего подобного не видел, поэтому все его внимание было направлено туда, где танцуют прекрасные женщины, где музыка, где свет рампы. Ну, а когда на сцене появилась Маринка, наш казачек и вовсе голову потерял.

О том, что зовут ее Маринка, он узнал потом, а тогда объявили: «Птица счастья Хумай!»

«Птица... Счастья... Хумай...» – отпечаталось в его голове.

Раздалась чарующая и неожиданно тревожная музыка, и на сцену выпорхнула она, птица счастья. В восточном костюме, состоявшем из легких газовых накидок, расшитого драгоценностями лифа и таких же воздушных полупрозрачных шаровар, сквозь которые просвечивали восхитительно стройные босые ножки танцовщицы. Да и сама она стройная и изящная, как точеная шахматная фигура. В собранных в высокую прическу золотых волосах ее каплей крови горел большой рубин. Она начала свой танец, не танец – полет, в котором действительно была похожа на волшебную птицу, и с этого момента Витек был потерян для общества навсегда. Для дочери бригадира – точно.

Он стал изыскивать возможность познакомиться с предметом своего обожания ближе, но это оказалось совсем не простым делом. Он удивился, столкнувшись с тем, что окружала девушку и все с ней связанное плотная завеса тайны.

Прежде всего, в отличие от других артисток, которые были заняты в различных номерах спектакля, Маринка танцевала лишь один танец птицы Хумай. Который, к слову, пользовался неизменным успехом у публики. Виктор выяснил, что в труппу Варьете Маринка не входила, но ей почему-то позволяли танцевать ее танец. За выступление, кстати, она никаких денег тоже не получала. Привозил Маринку в ресторан и увозил оттуда, а также и сопровождал ее повсюду похожий одновременно на громилу и на джентльмена шофер, игравший при ней, очевидно, роль охранника. Откуда привозил, куда увозил – неведомо. Никто этого не знал, тайна. Виктор пару раз пытался перехватить танцовщицу после выступления, когда она шла от ресторана к большой черной машине, на которой ее возили, но все его попытки натыкались на непреодолимую скалу в лице охранника. Виктор проявлял настойчивость, попыток не прекращал и, в конце концов, однажды дело дошло до потасовки между ним и шофером. Тот был на голову выше и профессионально подготовлен, так что Виктору снова пришлось отступить, – хотя и противнику своему он прическу попортил.

Произошедшая драка пыла Виктора не остудила, напротив, как истинный казак, он воспылал еще большей страстью, и лишь стал строить новые планы, как ему добиться своего. Маринка казалась ему той драгоценностью, обладать которой должен он один. Ну и, конечно, ради этого он был готов пожертвовать даже жизнью – так крепко его подцепило. Он и друзей своих забросил, и подруг. Одеваться стал прилично – брючки наглажены, ботиночки начищены, все чин-чинарем. Алкоголя и раньше почти не употреблял, а теперь и вовсе ни-ни. С завода сразу домой, и если не было очередного выступления Варьете, сидел сиднем у окна с книжкой, читал, не различая букв, все думал, чем же взяла его Маринка и что такое она есть для него.

Прежде всего, бросалась в глаза ее миниатюрность. То есть, была девица та совсем махонького росту. По этому параметру Марина больше походила на школьницу, причем даже не старшеклассницу, а то и на большую куклу, редкого изящества и необычайно красивую притом. Многие так её и называли: куколка. То есть, была Маринка девушкой-красавицей, так и не вышедшей из образа большого ребенка. При этом голос ее, хоть и был звонким и мелодичным, вполне соответствовал голосу взрослого человека. Ну, вот как это все объяснить?

Трудно сказать, как, что и почему, но Витек в упор не замечал Маринкиных недостатков, не слышал глумливых перешептываний за спиной и прямых предостережений, а видел ее сказочной красавицей, слышал лишь барабанный бой сердца в груди и, говоря прямо, запал на нее.

Быть может, свою роль в возникновении у Виктора некоторой иллюзии касательно облика Маринки сыграло то, что видел он ее поначалу исключительно на сцене и в одиночестве, где ее нельзя было сравнить с кем-то еще. В золотых кудряшках, с огромными распахнутыми глазами да в своих волшебных нарядах – ничего удивительного, что Маринка казалась ему сказочной принцессой. И он удивлялся и восторгался ей всякий раз, когда видел. А когда не видел, погружался в бездну печали.

Надо сказать, что и помимо Витька находились порой желающие за Маринкой приударить, но она всех быстро отшивала. Очевидно, с помощью своего секьюрити. Во всяком случае, куда-то они, ухажеры эти, скоро пропадали, а вот Виктора Марина приветила. Поглядывала на него из-за спины шофера то серьезно-внимательно, то с тихой улыбкой. Да и разве можно было не заметить, какими влюбленными глазами парень на нее смотрел? Невольно задумаешься, что же ему надо?

В общем, была во всем этом какая-то магия. Была.

Мама его поначалу переполошилась, не заболел ли? Кинулась к нему с расспросами, но быстро поняла, что дело в другом. Влюбился сын, это ли не радость? Радость, конечно. Однако было отчего-то на душе у матери неспокойно.

Но однажды что-то изменилось, в расположении звезд ли, или еще где-то, охранник как бы невзначай сделал шаг в сторону, Виктор проскользнул к машине и открыл Маринке дверцу. Тут ему и удалось пригласить ее на свидание. Вот прямо так он и сделал.

– Марина!

– Ой! – вскричала она, хватаясь за грудь в притворном испуге.

– Ты как?

– Что, как?

– Пойдешь со мной на свидание?

– Долго же ты, Витенька, собирался! – засмеялась она. – А если у меня жених есть?

– Не-ет! – замотал головой Витя. – Кроме громилы этого нет у тебя никого. Я бы заметил.

– Вот ты какой, приметливый! – все смеялась Марина.

– Так что, придешь?

– А, знаешь? Приду! Ты удивишься, но я приду.

– Почему я удивлюсь? – не уловил намека Витек. – Я обрадуюсь.

Впрочем, удивляться с ней он тоже был не прочь.

– Смотри, не пожалей потом, – смеясь, предупредила его Маринка. Она посмеялась, а Виктор вдруг поежился, ощутив грузную птицу предчувствия, опустившуюся ему на плечи.

Птицу ту он сразу погнал прочь.

– Кыш! – сказал, дернув плечом и замахнувшись. – Разлеталась тут! Кыш! Кыш!

Птица улетела, но, видимо, в суматохе обронила перо, и это странное чувство, будто все изменилось навсегда, осталось. Так бывает, когда, например, в ясный день солнце спрячется вдруг за облаком. Раз – и все то же самое, но уже не то. И радость вроде на месте, а уже и тревога появилась. Здесь – то же самое.

Этот разговор у них случился в пятницу, а встретиться они с Маринкой сговорились в субботу, в городском парке, где, кстати, и ресторан с Варьете находится.

– А ты разве в субботу выходная? – спохватился Витек.

– Почему? Работаю! – Маринка покивала с серьезным лицом. – Но ради тебя возьму отгул.

– Правда что ли? – удивился кавалер.

– А что ты думаешь? – смеялась девушка. – Ради свидания с тобой, Витенька, и отгула не жалко. Да что отгул?! Ничего не жалко!

– Ух ты! – восторгнулась его душа.

В общем, Марина над ним посмеивалась, а Виктор к такому не привык. Но, с другой стороны, его эта девчонка даже своими насмешками заводила. От чувств, бивших в голову, как взрыв шампанского, он хмелел и сходил с ума.

Сговорились встретиться в полдень. На свидание он пришел заранее и в задумчивости бродил по аллее взад-вперед, пытаясь угадать, чем таким Маринка будет его удивлять. Ведь обещала!

«Ты, Витенька, удивишься, – предупреждала она. – Но, лучше, не надо».

«И вот как ее понимать прикажете? – гадал Виктор. – Грозится удивить, но просит не удивляться!»

Пряча за спиной букет роз, купленный по случаю свидания, Виктор наматывал круги вокруг фонтана, который по случаю утренних часов еще не работал, и пытался разобраться, что такое с ним происходит. Со вчерашнего дня чувства его одолевали смутно тревожные. Вот он и раздумывал, с чем связаны его мнительные ожидания? Не с предстоящим ли свиданием? Чёрт его знает, но все ведь возможно. Маринка девчонка непростая, слишком непростая...

И ещё такая странность была подмечена им в то утро. Место, где они с Мариной затеяли встречу, находилось в самом сердце городского парка, а здесь повсюду разбиты цветочные клумбы, засаженные роскошными цветущими розами. Алые, бордовые, желтые, белые – розы цвели повсюду. Они были так близко, что при желании Виктор мог потрогать руками каждый цветок. Так вот, сегодня розы не пахли. Вот фиг его знает, почему: не пахли и все. В смысле, не пахли розами. Но какой-то необычный горьковатый дух витал над всеми клумбами. Похоже, так пахла полынь. Виктор ощущал этот дух и удивлялся – откуда он, почему? Вот, уже началось удивление…

Но тут появилась Маринка, и он забыл обо всём.

В белом облегающем платье и в белых туфлях на высоких каблуках, Марина была похожа на невесту. А еще больше, на куклу, которую сажают на капот машины невесты вместе с лентами и кольцами. Только фаты не хватало. Зато ярким акцентом тонкую девичью шею обвивала бордовая бархотка, отчего шейка её выглядела тоненькой, как у птички. На бархатной ленте, на ажурной золотой пряжке покачивалась крупная рубиновая подвеска. И такие же, чуть поменьше, рубиновые серьги в ушах. Похоже, рубины были ее любимыми камнями.

Еще и губы ее аллели яркой помадой, только на пару тонов глуше, чем бархотка.

Витек застыл, поражённый прекрасным видением, и не мог ни шелохнуться, ни вздохнуть, ни слово молвить. В таком виде и при таком освещении, Марина светилась изнутри, будто фарфоровая. И страх охватил его от вида этих высоких каблуков. А вдруг запнется на неровном асфальте и упадет? Что тогда? Разобьется же!

Но настоящую оторопь вызывала у него бархотка. Ему она сразу примерещилась не драгоценностью, а раной, из которой так и брызжет кровь и растекается по белому платью невесты. Такой контраст, такая выразительность! И такой ужас. Витек почувствовал легкую тошноту.

«Невеста? – осёк он себя. – Какая ещё невеста?»

На лбу у него выступила испарина, и он растер ее тыльной стороной руки.

– Уф! – выдохнул. Привидится же такое!

Марина торжествовала. Ей явно понравилось произведенное на парня впечатление. Мелодично цокая каблучками, будто они хрустальные, она, не пряча улыбки, приблизилась к пребывавшему в легком ступоре Виктору.

– Это мне? Как мило! – Это про цветы у него в руках. Не дожидаясь ответа, она забрала у него букет. Спрятала в розах лицо. – Мммм! Какой аромат! – сказала. – Изумительный!

«Аромат?» – удивился Витек.

Он все не мог сдвинуться с места, стоял, точно пригвожденный.

– Что, так и будем стоять? – поинтересовалась несколько издевательски Марина. Она будто стала и выше ростом, и величественнее. – Пойдем-ка, пройдемся. Или, тебе расхотелось? Может, ты не рад меня видеть?

– Я? Рад, конечно, рад! – запротестовал Виктор. – Просто...

– Просто удивлен, увидев такую малютку, как я? Ничего, потерпи, я тебя не разочарую. Обещаю!

На каблучках Маринка едва доставала Виктору до груди, он все-так мужчина был статный. Поэтому она взяла его за руку и без лишних разговоров увлекла туда, где кусты росли гуще, образуя укрытие.

– Мы всего-то собирались зайти в павильон, поесть мороженого. А ты разоделась, как на прием в американском посольстве, – бурчал, шагая за Мариной Витек. Он чувствовал себя не в своей тарелке, ну совсем.

– Тебе что, не нравится? – с вызовом спросила Маринка. – Я тебе не нравлюсь?

– Нравишься, нравишься! Просто я не соответствую.

– Ах, вот оно что! Ну, об этом можешь не беспокоиться. Ты очень даже соответствуешь. И всегда будешь соответствовать. А мороженое мы поедим в другой раз.

– А как же? А что же?

– Ну, не обижайся, Витенька. У меня появились другие дела. Они, собственно, и раньше были, только я надеялась, что их удастся совместить с нашей встречей. Удалось, как видишь, но лишь в малой степени. Поэтому мы с тобой сейчас немного побудем, и я уйду. Ладно?

Она подвела Виктора к закутку из цветущего кустарника, в глубине которого пряталась скамейка. Она его слегка к ней подтолкнула, и он уселся, откинувшись, и тогда Маринка забралась к нему на колени. Со стороны площади и фонтана их тут почти никто не видел. Да и некому было подсматривать, в это время дня народа в парке обычно немного.

– Ну, вот, – сказала Маринка, обхватывая шею Витьки руками. – Хоть нацелуемся всласть. – И впилась в его губы поцелуем.

У Виктора от такого девичьего напора в голове помутилось. Губы у Марины были влажными и упругими, а на вкус – точно некий экзотический фрукт, не сладкий, но терпкий. Совершенно необычно! И запах от нее исходил такой же пряный, дурманящий. Не из-за него ли Виктор был близок к обмороку? От него, конечно – а еще от осознания, насколько необычна ситуация, в которой он оказался. Ведь со стороны Маринка все равно, что ребенок, и если кто-то их сейчас увидит... Да его просто забьют камнями на месте!

Тут Марина отстранилась и, точно откликаясь на его опасения, сказала:

– Ты не думай ничего такого. Я способна, я умею делать все то же самое, что и обычная, нормальная женщина. И даже лучше. И много чего еще умею! Ты удивишься!

Витек странно улыбнулся. Все вместе, и Маринка, и слова ее, и чертовски двусмысленная ситуация, в которой он оказался, стали не на шутку его заводить – и смущать в то же время.

– Так удиви меня! – сказал он ей, закинув руки на спинку скамейки. – Удиви! – повторил ещё раз с вызовом.

– Ты хочешь? Ты, правда, хочешь? – обрадовалась Маринка, и снова принялась целовать его в губы. Она двигала длинным и узким языком в его рту, как колибри в зеве цветка. Виктор обмирал от восторга. «Однако...» – думал он в помрачении.

– Хорошо, – сказала она позже, останавливаясь и отстраняясь от него с неохотой. – Хорошо. Ты получишь все, что пожелаешь. Но потом. Потом, Витенька. Сейчас же я прошу тебя вот о чем... – Она задумалась, подбирая слова. – Ты должен пообещать мне кое-что. Пообещаешь?

– Все, что угодно, птичка моя. Но что ты хочешь от меня?

– Витенька, пообещай мне, что эта наша встреча станет последней.

– Что! – взвился Виктор. От неожиданности и нелепости самой просьбы он едва не вскочил на ноги, лишь Марина, наложив ладошки ему на грудь, удержала его на месте.

– Послушай меня! Послушай меня! Послушай меня! – заторопилась она. – Послушай! Это не навсегда. Только лишь временно. Так надо! Через какое-то время я сама тебя найду. Обещаю!

– Но почему? Почему? – не мог понять Виктор. Ведь все было так хорошо.

– Потому что опасно. И для тебя, и для меня. Я, если честно, для того и пришла, чтобы предупредить тебя. Все неожиданно осложнилось... Я и в Варьете больше не смогу выступать. По крайней мере, пока все не уляжется.

– За меня, Мариночка, не беспокойся. Я за себя постою. Скажи лучше, что угрожает тебе? И я сделаю все...

– Вот этого я и хочу избежать. твоей активности и твоего геройства. Слишком опасно! А ты совершенно не понимаешь, с чем столкнулся.

– Так объясни!

– Не могу, родненький! Иначе мне придется тебя убить! Поверь, этой тайны тебе лучше не знать.

– Ты, правда, можешь меня убить? Сама?

– Герману скажу, если понадобится. Ему это раз плюнуть.

– А Герман это?..

– Шофер. Ты с ним знаком.

– Да уж.

– Это шутка, конечно. Герман, наоборот, будет тебя оберегать. Но есть другие, и вот из-за них погибнем и ты, и я, и Герман. Я прошу тебя лишь выждать некоторое время. Не показываться в Варьете, не разыскивать меня. Сделать вид, что мы друг для друга не существуем. Я сама найду тебя, как только это станет возможно. Клянусь! Ну, что, обещаешь?

Виктор был и ошеломлен, и раздавлен. Он ожесточенно замотал головой, пытаясь скинуть проклятое наваждение. Ведь это наваждение же? Она не может говорить ему таких слов!

– Обещай! Обещай! – не отступала Маринка.

– Ну, хорошо! Хорошо! – вдруг сдался он. И закричал: – Если ты так хочешь!

– Я не хочу, Витенька, не хочу. Но так надо. – Маринка покрывала его лицо торопливыми поцелуями. – Так надо, Витенька. Не подведи меня, нас не подведи, чтобы не случилось непоправимого. Хорошо? Договорились? Вот и отлично. А сейчас я ухожу. А ты оставайся на месте. Хорошо, милый? Не пытайся меня преследовать, не пытайся за мной следить. Придет время, и ты все узнаешь. Обещаю. И ты удивишься! Только, чур, никому о нас не рассказывать! Нельзя. А сейчас, посиди немного, и шагай домой. – Она поцеловала его последний раз. – До встречи, милый!

Она соскользнула с него на землю, будто шелковая лента, легко и беззвучно, подхватила подаренный ей букет и поспешила удалиться. Лишь спустя секунды, с запозданием возник и рассыпался за розовыми кустами звон ее каблучков.

Виктор, едва пришел в себя, сразу спохватился. «Как же так? Куда она?» – взорвались в голове вопросы. Он тут же бросился за ней вдогонку, несмотря на запрет. Ведь он, как-никак, казацкого роду-племени, а казаку приказать могут лишь батька-командир, да его собственное сердце. Как прикажут, так он и сделает. Тревога, которую он ощущал еще до свидания, вновь вернулась. Она всколыхнула его сердце, оно погнало его вперед. Мокрым полотенцем прилипло к груди и больше уже не отпускало его смолистое и липкое, будто дух растертой в пальцах полыни, чувство опасности. Чтобы совладать с ним, умерить его, ему нужно было узнать хоть что-то еще.

Маринки нигде не было видно, но он помнил, откуда она появилась, и помчался в ту сторону. И так до самого выхода из парка. Он как раз выглянул из-за квадратной колонны арки, чтобы увидеть, как она садилась в свою большую черную машину, и охранник (Герман, вспомнил Виктор) в черном костюме захлопнул за ней дверь. Потом Герман сел за руль, и машина уехала.

«Ничего себе!» – в очередной раз удивился Витек. Он никак не мог привыкнуть, что Маринка разъезжает на таком огромном лимузине. Хотя, конечно, ходить самой, да пешком по городу Маринке никак не гоже. Ее, такую кроху, ведь кто угодно обидеть может. И все же, уж больно дорогая машина. Больно дорогая... Ему купить такую еще не скоро удастся. Тут Виктор хищно оскалился. Ничего! Как-нибудь! Дайте срок – все будет!

Однако Маринку нельзя было терять из виду.

Тут ему повезло. Ко входу в парк подкатило такси. Только оно освободилось, Виктор впрыгнул на заднее сиденье, и велел водителю следовать за черным лимузином.

– Невеста моя там, хочу посмотреть, куда она едет, – объяснил он.

Лимузин привез Маринку в центр. Там он остановился возле внешне неприметного двухэтажного дома. Выйдя, водитель постучал в дверь, а когда та открылась, коротко переговорил с кем-то невидимым за ней. Убедившись, видимо, что их ждут, он отворил дверцу лимузина и помог Маринке выйти, после чего сопроводил ее до двери в дом. После этого Герман, а это был он, вернулся в за руль и отогнал лимузин от входа в ближайший переулок. Тут Виктор расплатился и отпустил такси.

Спокойным прогуливающимся шагом он несколько раз прошелся по узкому тротуару взад-вперед вдоль улицы. Ту самую дверь рядом с книжным киоском, небольшую и совсем неприметную, выкрашенную снаружи обычной коричневой краской, он и прежде видел сто, а, быть может, и двести раз. Проходил мимо и никогда не обращал на нее внимания. Ну, потому она и неприметная такая, чтобы не бросаться в глаза. Правда, возможно, не всегда была она такой неприметной, кто знает. Ни малейшей суеты, никакой людской толчеи, – ничего такого необычного здесь не было и в помине. Только закрытая наглухо дверь, и все – никто в нее не входил, никто не выходил. После Маринки, имеется в виду. Виктор не на шутку разволновался. Ну, и любопытство его, конечно, грызло. Вот, что это за дом? – думал он. И что она там внутри делает? Так долго... Нет, надо узнать. Надо посмотреть...

О том, что дом жилой, и что в нем всего лишь находится квартира, в которой Маринка живет, даже мысли не возникло. Нет, не создавал дом такого впечатления.

Решив, что слишком подозрительно бродить под дверью взад-вперед, Виктор перешел на противоположную сторону улицы и стал наблюдать за таинственной дверью оттуда.

В субботний день улица была многолюдной. Место для наблюдения он выбрал рядом с церковью, а ещё тут же была трамвайная остановка. По самому центру улицы были проложены рельсы. Трамваи носились по ним туда-сюда беспрестанно, взвывали моторы, скрипели и дребезжали, открываясь, двери, визжали тормоза. Вагоны подкатывали к остановке постоянно, люди приезжали и уезжали, и Виктор не опасался, что будет бросаться здесь в глаза, как отдельно стоящий памятник. Он вел свои наблюдения, ни о чем особо не беспокоясь, ну и размышлял обо всем между делом.

На самом деле, тут было, отчего удивиться. Он прожил в городе почти всю жизнь, но даже не подозревал, что в этом доме напротив может находиться. По внешнему виду ведь ничего не скажешь. Дома вдоль всей улицы стояли впритык друг к другу, не протиснуться, не заглянуть, а с другой стороны, во дворах, он никогда не бывал, так что, там могло быть, что угодно.

Кстати, а вот про заброшенную синагогу напротив церкви, он что-то такое слышал. Не помнил, когда, не помнил, от кого... Да уже и не помнил, что. Мол, была когда-то где-то здесь... Не в нее ли ведет эта дверь? Как все странно...

За все время, пока он стоял, прислонившись к дереву, он видел лишь одну женщину, что вошла в интересующую его дверь. Ее, похоже, ждали, потому что никаких вопросов не задавали: открыли, она юркнула внутрь, и дверь тут же захлопнулась. Но хорошо уж, что кто-то туда заходит, подумал Витек. Какое-то движение есть, и это успокаивает. Осталось дождаться, чтобы кто-то вышел.

Однако, время шло, но никто из дома не выходил. Витек заскучал. Похоже, был только один способ выяснить, что там происходит на самом деле. И это, сходить туда самому и все узнать на месте. Правда, хоть внешне никакой опасности он не замечал, здравый внутренний голос все настойчивей советовал ему брать свою задницу в охапку и уносить её отсюда подобру поздорову. И он совсем было собрался совету последовать, но не успел. Вдруг какие-то фигуры возникли у него за спиной, его взяли под руки, и что-то острое и очень серьезное уперлось ему в печень.

– Если жить хочешь, иди вперед и не дергайся, – приказали ему – и жало клинка кольнуло его в бок. Пришлось подчиниться.

Это было невероятно! Виктор не мог поверить, что его посреди дня похищали прямо с оживленной городской улицы. И никто ничего не видел, никому не было никакого дела!

Что ж, с другой стороны, он давно взял себе за правило все вопросы выяснять на месте. Значит, у него будет такая возможность.

Виктор с сопровождающими плотной группой перешли улицу и остановились, конечно, перед той самой дверью. Один из конвоиров, тот, что был слева, постучал набалдашником трости, и дверь тотчас распахнулась. Не давая Виктору опомниться, его втолкнули внутрь, и дверь за ним тотчас захлопнулась.

В тесной прихожей, закрывая проход, стоял невысокий и очень коренастый мужчина. Во фраке, Витек не мог поверить своим глазам, мужчина был во фраке! А на голове его красовался цилиндр, правда, помятый и довольно сильно потертый. На широкой груди привратника, прямо под сросшейся с бакенбардами рыже-пегой бородой, сверкала казавшаяся ослепительной белая манишка.

– Похоже, у нас сегодня будет еще один участник, – сказал конвоир из-за правого плеча. Они оба вошли следом и продолжали держать Виктора под руки.

Глаза привратника удивленно раскрылись.

– Правда?! – воскликнул он, и только после этого обратился к гостю. – Кто вы? – голос глухой, как из бочки.

– Виктор я. Подхалюзин. И я ни в чем не желаю участвовать!

– По собственному ли желанию господин пришел сюда? – продолжал допытываться коренастый, не слушая возражений казачка.

Виктору очень захотелось уйти, ну просто невыносимо, но стена позади него была незыблема – ни сдвинуть, ни пошатнуть.

– По собственному, по собственному, – ответили за него.

– Да будет так! – ответил привратник. Он будто произносил фразы неведомого ритуала.

Привратник отступил в сторону, Виктор втолкнули в открывшийся проход. И вот тут он почувствовал в полной мере, что все, обратной дороги нет. Легкая сначала, но с каждым мгновением все более густеющая жуть проскользнула ему под рубашку, прошлась холодными ладонями по спине, понабилась в карманы пиджака. Полные карманы этого добра! У парня даже ноги подогнулись, такую тяжесть он вдруг ощутил.

Сердце конвульсивно отбарабанило: там! там! там! – и замерло, придавленное плитой неизбежности.

Его снова подтолкнули в спину, так же решительно, он сделал еще несколько шагов вперед и оказался в следующем, тоже тесном помещении, где был устроен небольшой гардероб. Вешалки в гардеробе все сплошь были пусты, а в пространстве царил полумрак, лишь из открытой впереди двери падал на пол косой луч света. Густо, тяжело и неприятно пахло крысами, сыростью и запустением. Виктору осмотреться не позволили. На ухо ему предложили проходить дальше, и снова толкнули, еще более настойчиво, – в открытую дверь впереди. Он ворвался в нее стремительно и оказался в обширном зале. И это уже было похоже на синагогу. Возможно. Хотя Виктор в этих вещах совершенно не разбирался. Просто в голове застряла эта странная мысль, и он нашел в ней точку опоры.

Зал оказался в плане почти квадратным, с высоким потолком, пустым и гулким. В том смысле, что никакой люстры, столь обычной для любого театрального или просто большого зала, здесь не было. И никакого декора – стены ободраны, в трещинах. По всему периметру, кроме передней стены, поддерживаемый чугунными колонами, шел узкий балкон. Выше него, под самым потолком, на боковых стенах располагались рядами стрельчатые окна, через которые и вливался внутрь этот рассеянный свет. Верхняя галерея была заполнена зрителями, там сидел вдоль стен на длинных лавках и стоял, облокотившись на перила, разнообразный люд. В основном мужчины, показалось Виктору, но были и женщины. С балкона, точно горгульи с крыши средневекового собора, свешивались матовыми головами и торчали острыми бронзовыми плечами светильники – сдвоенные бра со стеклянными плафонами, накрытыми сверху колпаками. Они еще не горели, но бронза их, мешая торжественность с тревожностью, поблескивала.

У передней, глухой, стены была устроена небольшая сцена. Остальной зал в основном был чист от мебели, но посреди него толпились какие-то люди, человек шесть-семь. Опять же, следуя настойчивому приглашению, Виктор выдвинулся вперед, и когда он присоединился к общей группе, будто только его и ждали, в зале вспыхнул свет – зажглись те самые бра на балконе. Свет оказался слишком внезапным и слишком ярким, так что пришлось прикрыть от него глаза рукой. Но едва ослепление прошло, он оглянулся и тогда увидел ее. Марину.

У противоположной сцене стены часть зала была выгорожена невысокой деревянной балюстрадой. Получалось что-то вроде ложи, но на уровне пола. Точеные балясины, полированные перила. Ложа располагалась так, что вошедший в зал всегда оказывался к ней спиной, и не замечал ее сразу. Там, за загородкой, на кресле с высокой резной спинкой, точно на троне, восседала Маринка.

«Прямо царица, честное слово!» – едва увидев ее, подумал Витек. Марина сидела высоко, и Виктор решил, что для нее на сиденье положили несколько подушек. Узнав свою девушку, он искренне обрадовался и помахал ей рукой.

За спинкой Маринкиного кресла, весь в черном, стоял ее охранник, он же водитель. Германа Виктор узнал сразу. А ещё в ложе, рассредоточившись, стояли с десяток коренастых мужиков во фраках и цилиндрах, как родные братья похожие на привратника на входе.

Маринка никак на жест Витька не отреагировала, зато один из коренастых мужей шагнул к барьеру и, требуя внимания, трижды хлопнул в ладоши. Руки у него были большими и жесткими, точно теннисные ракетки, потому и хлопки получились громкими. Ну и акустика в зале оказалась вполне на уровне, так что все сразу притихли.

– Прошу внимания! – сказал спикер голосом зычным и грубым. Присутствующие повернулись к нему и приготовились слушать. – Прошу внимания, господа! – повторил он. – Наконец, все, на кого мы сегодня рассчитывали, собрались, так что, можем начинать. Итак! – Он поднял руку над головой, призывая к вниманию ещё и жестом. – Каждый из вас прибыл сюда для участия в нашем мероприятии исключительно по собственному желанию, о чем недвусмысленно заявил при входе в здание. В этом смысле требования закона полностью соблюдены. Второе. Позвольте разъяснить вам, в чем суть сегодняшнего действа, и каковы правила участия в нем.

Глашатай опустил руку и сложил их обе перед собой. Выдержав паузу, он продолжил ворчливым голосом. Странный акцент выдавал в нем иностранца.

– Итак, правила, господа. Они просты. Сейчас вам будет предложено вытащить из барабана, в случайном порядке, номера. Под этими номерами вы и будете зафиксированы в качестве участников, их вам нанесут на руку. Никто не знает ваших имен, господа, и не узнает – только номера. Но! Это только начало. Дальше вас проводят в отдельное помещение, где вы сможете переодеться. Ваша задача измениться, загримироваться до неузнаваемости. Чтоб мама родная вас не узнала, господа! И даже лучше. Потому что мама вам жизнь дала, здесь же ситуация несколько иная. Далее вас по одному, и опять в случайном порядке, будут выводить на эту сцену, где против каждого из вас выступит один из присутствующих здесь джентльменов. Его задача будет противоположна вашей, он должен будет опознать вас, то есть, угадать номер, нанесенный на вашу руку. Вы можете всячески мешать ему, господа, вводить в заблуждение, используя для этого мимику, жесты, отвлекающие движения, даже декламацию. Танец, наконец, – вы можете танцевать, господа. Все, на что вы способны в плане актерского мастерства, приветствуется и поощряется. Нам, присутствующим в зале, будет любопытно за всем наблюдать. Все ли вам ясно, господа? Не осталось ли у вас вопросов?

– Есть вопросы! – подняла палец вверх сухонькая женщина лет пятидесяти, – не та, которую Витек видел входившей в театр. – Ну, угадаете вы, или не угадаете, и что? Всё? Как-то не слишком заводит.

– Совершенно справедливый вопрос! – воодушевился спикер. – Я намеревался осветить его чуть позже. Хотя, не играет особой роли, когда. Итак, господа, последствия. Как вы понимаете, господа, участие в игре, а это, безусловно, игра, не бесплатное. Стоимость участия – ваша жизнь. Если вы загримируетесь достаточно хорошо, и останетесь неузнанным, то и жизнь сохраните.

– А если нет? – выкрикнул кто-то.

– Ну, а если нет, жизнь ваша переходит во владение джентльмена, вас узнавшего. С ней будет волен он распорядиться по своему усмотрению.

– Ги-ги, – нервно хохотнул худой юноша в очках и сразу захлебнулся.

Виктор с трудом сглотнул возникший в горле комок.

– Надеюсь, вы шутите? – спросила женщина. Спросить-то она спросила, но голосом тусклым, без надежды, и Витек засомневался, ради чего она сюда пришла. Похоже, не ради представления, или игры, а ради сомнительного финала. Положим, его сюда заманили, но эти что, сами пришли? Зачем?

– Какие уж тут шутки! – возразил спикер. – Шутки остались за дверями этого зала, и вы все это знаете, господа. И, предваряя следующий вопрос, отвечаю. Если ваша маскировка, ваш грим окажутся успешными, и вас не опознает ваш экзаменатор, вы сохраните жизнь и уйдете отсюда невредимыми, с весьма солидным количеством золота в придачу. Что касается экзаменатора, он в этом случае лишится на неопределенный срок права участия в игре, так что, у всех нас есть веские причины быть проницательными и дотошными. Ну, и еще одно. За строгим соблюдением правил и регламента следит наша Белая королева! – И он, повернувшись, отвесил почтительный поклон Марине. После добавил: – Королеве также сегодня предстоит выступить в роли экзаменатора. Большая честь для вас, господа! Большая честь!

«Белая королева? – ничего не понимая, повторял про себя Виктор. – Какая Белая королева? Маринка?»

Тут Марина повернула голову и что-то сказала стоявшему за ней охраннику. В волосах ее при этом сверкнула драгоценная искра.

«Господи, что это? Корона? Настоящая?» – Виктор совершенно запутался. Но когда до него дошел, наконец, смысл сказанного спикером, растерянность его немедленно была сметена нахлынувшим ужасом. Этот ужас лился, казалось, отовсюду, и накрывал его волнами, одна другой мощней и выше. Тут-то Виктор решил, что довольно уж он испытывал судьбу, и что пора отсюда валить. Никому ничего не говоря, никого не спрашиваясь, приседая на подгибающихся ногах, он засеменил к выходу. Но в дверях бетонной глыбой стоял привратник, ни обойти, ни выдавить его из прохода было нереально.

– Дайте мне выйти! – тихо, но решительно потребовал Виктор. – Я хочу уйти!

– Не положено, – увесисто возразил джентльмен с бакенбардами. – До окончания игры никто из людей не может покинуть зал. – Говорил он с тем же акцентом, что и глашатай. Точно, братья.

– Из людей? – ухватился за некий ускользающий смысл Виктор. – Погодите, разве здесь есть кто-то еще? Не люди? А кто?

Служитель не ответил, он молчал, как призрак отца Гамлета, но был его невозмутимей.

– А после окончания? – безнадежно допытывался у него Виктор. – После вы нас отпустите?

– Вопрос не ко мне, – снизошел до ответа привратник, прежде чем замолчать окончательно.

Да, ответа Виктор не получил, но и в зал возвращаться ему не хотелось. Он всегда считал себя смелым парнем, но в разумных пределах. За просто так подставлять лоб под камень или шею под топор он не имел ни желания, ни обыкновения. Возможно, кто-то из игроков пришел сюда ради острых ощущений, кто-то, в самом деле, решил свести счеты с жизнью таким странным способом, Витек же чувствовал себя обманутым. Какого черта? – злился он. Хотя злиться он, прежде всего, должен был на себя. Маринка велела не высовываться, так вот и не надо было высовываться! Теперь что будешь делать?

Тут он почувствовал прикосновение к руке. Оглянувшись, увидел рядом Маринкиного охранника Германа. Тот сделал Виктору знак следовать за собой и отвел парня в сторону, где никто не мог их услышать.

– Вы напрасно усердствуете, – сказал ему он там тихо. – Вас отсюда не выпустят.

– Что за люди! – воскликнул Виктор с негодованием.

– Они не люди, – отрезал охранник.

– Как это? А кто?

– Гномы.

Виктор оторопело уставился на собеседника.

– Гномы? – переспросил он недоверчиво. – Да разве ж они существуют?

– Как видите.

– Они вроде мельче быть должны? Нет?

– Кто вам сказал? Вот какие есть, такие есть. И они нас ненавидят, чтоб вы знали. А теперь прекратите болтать и слушайте, что я вам скажу. Прежде всего, перестаньте рваться уйти и истерить, это бесполезно. Но, если будете делать так, как я скажу, у вас есть шанс уцелеть.

– Ш-што делать? – спросил Витек заплетающимся языком.

– Идите, куда вас поведут, переодевайтесь там, наносите грим. Участвуйте в игре наравне со всеми. И, вот вам, сделаете на костюм бутоньерку. Знаете, откуда она? – он незаметно передал Виктору розу, небольшую, едва распустившийся бутон. Виктор сразу узнал ее, она была из того букета, который он утром подарил Маринке. – По этому цветку она сможет вас узнать.

– Это зачем ещё?

– Долго объяснять. И еще, не пытайтесь заговорить с хозяйкой, будет только хуже. Вас могут ликвидировать без игры. И никто вам тогда не поможет.

Встрепенувшись, будто от грубого толчка, Виктор быстро глянул на Маринку, но она старательно не смотрела в его сторону. Тогда он перевел взгляд на привратника и похолодел. Тот, напротив, глядел на него в упор, исподлобья. Он жестко улыбался сквозь бороду, скаля крупные желтые зубы. «Этот точняк гном, – подумал Виктор. – Ишь, какой оскал. Волчара!» От увиденного его передернуло.

Когда Виктор вернулся в группу, так сказать, артистов, все уже вытащили свои номера. То есть, по факту, кроме Виктора никто особо не сопротивлялся. Вообще никто. То есть, все пришли сюда добровольно. Все шло, как заведено, как планировалось... Кем? Кхм... Гномами? Гномами, ага... Сказанное Германом, не умещалось у Виктора в голове. Но он, к своему изумлению, находил все больше подтверждений этой, кхм, странной версии. И стать коренастых джентльменов, их вид, и облик, и костюмы – все указывало на то, кто они есть. Ещё голоса и акцент. А когда он услышал, как двое из них вдруг заговорили между собой на незнакомом и совершенно непохожем ни на какой другой языке, он совсем уверовал, что так оно и есть. Гномы!

Тем не менее, номер из барабана он потянул.

313.

Заготовленным штампом ему сразу набили цифры на левое запястье. Виктор не сопротивлялся, сам оттянул рукав пиджака. Краска немедленно въелась в кожу и высохла, а ему почудилось, что это душу его проштамповали. Мелькнула мысль, что всё, теперь ему точно не выбраться, но, к удивлению, он отреагировал на неё вяло.

Потом им указали лестницу, ведшую куда-то вниз. Спустившись по ней, с двумя поворотами, все оказались в подвальном помещении. Здесь еще больше несло сыростью и затхлостью. И, сверх того, неожиданно, рыбой. Щелкнули выключатели, и вспыхнувшие прожекторы высветили обширную рукотворную полость с низкими сводчатыми потолками. Крипта, – услышал Виктор сказанное кем-то незнакомое слово, и стал пытливо озираться, стараясь сразу определиться, нет ли возможности улизнуть незаметно из этого подвала. Он всё ещё был настроен при первой возможности дать дёру.

Первое, что бросилось в глаза, это стоявшие вдоль стен большие столы, заваленные разнообразной одеждой. На других столах он увидел различные парики, маски, головные уборы. А еще обувь, сумочки, перчатки. На отдельном столике в центре зала были разложены принадлежности для нанесения грима. Короче говоря, имелось всё, чтобы до неузнаваемости изменить облик. При желании и соответствующем уровне мастерства. Тут же повсюду, дробя и множа отражения, стояли большие напольные зеркала.

– Здесь вы сможете совершить своё переоблачение, – объявил сопровождавший их глашатай. – Наверх вас будут вызывать по одному. – Небрежным жестом он указал на колокольчик на стене, к которому была привязана бечевка. – Вот этим. Как прозвенит, следующий участник должен подняться по лестнице. Порядок, кто за кем, определите сами. И рекомендую не затягивать, а то, знаете, у всех у нас нервы. У кого-то они могут и не выдержать, а это чревато неприятностями. Что ж, желаю всем удачи! И, удивите нас, господа!

Еще один любитель удивляться!

Гном стал подниматься по лестнице, однако через пару ступеней остановился.

– Ещё одно, – сказал, обернувшись. – Советую не приближаться к тому колодцу. А то наши друзья рыбари могут неправильно понять ситуацию, и возбудятся раньше времени. А нам этого не хотелось бы.

Посмотрев в указанном направлении, Виктор увидел каменный круг, составленный из профильных каменных блоков высотой в пояс, и с широким верхом, где так удобно и приятно было бы сидеть летом, располагайся колодец во дворе дома, а не в подвале.

Убедившись, что все его услышали, глашатай ушел, а артисты приступили к переодеванию. Пример тут подавала та самая женщина, которую Виктор прежде выделил из всех. Она молча подошла к столу с одеждой и стала деловито ее перебирать. Тут же за ней подтянулись и остальные, и процесс переодевания пошел. Все молча, сосредоточенно, без лишних слов.

Но Виктор прежде решил осмотреться, для чего обошел зал по кругу. В стенах в нескольких местах были устроены оформленные арками ходы. Но все они были либо заложены глухой каменной стеной, либо перекрыты крепкой дверью, запертой на тяжелый висячий замок. Виктор постучал по стенам и подергал все двери и замки, и быстро убедился, что дело это бесполезное. Дохлый номер, пытаться бежать отсюда, – сделал он вывод. Недаром же устроители так спокойны на этот счёт.

Завершая осмотр, Витек подошел к колодцу. Уперевшись о край кольца, он далеко перегнулся и заглянул в него.

Ему почудилось, будто он посмотрел в саму преисподнюю.

Колодец был полон мрака, густого и непроглядного, где утонули все догадки о том, есть ли у него дно, и где оно может находиться. А еще он полнился жутью. В лицо Виктору дохнуло холодной липкой сыростью, но он не уловил никакого плеска или журчания подземной реки. И почти сразу он услышал этот звук. Знаете, в некоторых фантастических фильмах режиссеры фантазируют о том, как, по их мнению, должен звучать открытый космос. Эти тоскливые бесконечные ноты, тянущие то на понижение, то на повышение, вынимающие душу из раковины сознания, услышав которые, мозг тут же рисует картины исказившихся в мучительном крике глоток.

О-ууу! О-у! Ооо-ууу!

Здесь звук все повышался, а источник его неумолимо и очень быстро приближался. Виктор смотрел туда в ожидании неведомого, не в силах оторваться. Эта кричащая, вопящая тьма его заворожила, загипнотизировала. Он чувствовал, что его неудержимо тянет в глубину, навстречу мраку и этому визгу, который, точно свинцовый расплав, заполнил его голову без остатка. Голова сделалась такой тяжелой, что перевешивала все остальное. Виктор не мог ее больше удерживать, не мог себя удерживать, и он даже не заметил, как подался вперед ещё дальше, как началось его соскальзывание за край, в объятия завывающей и торжествующей смерти.

Неожиданно кто-то грубо и решительно схватил его за шиворот и оттянул от края колодца. И в тот же миг перед широко распахнутыми изумленными глазами Витька что-то мелькнуло, вверх – и сразу вниз. Нечто неуловимо быстрое вырвалось на мгновение из бездны, обдало его ветром, и рыбным запахом, и даже мелкими брызгами, и ухнуло обратно. Все промелькнуло так быстро, что он ничего не заметил, только это самое мелькание.

– Ты что?! – заорала на него женщина, та самая – это она оттянула его от пропасти. – Торопишься сдохнуть?

Женщина уже начала переодевание, и была теперь в черном эластичном лифчике, в котором грудь ее казалась совсем плоской, и таких же облегающих шортах выше колен. Фигура стройная и сильная. «Чего она злится?» – подумал Виктор с обидой. Но тут до него постепенно стало доходить, что он только что побывал практически за гранью, и это понимание, не умещаясь в сознании, полезло наружу крупной дрожью.

– У тебя тремор, – сказала женщина спокойно, без удивления. Она раскурила и передала ему сигарету. – На-ка, курни, успокойся.

– Зачем ты меня оттащила? – спросил он после нескольких жадных затяжек. – Разве тебе не все равно?

– Нет, не все равно, – отвечала она зло. Она была почему-то очень злой. Насколько спокойной, настолько и злой. – Во-первых, мы с тобой не конкуренты, золота у них, у гномов, на всех хватит. За теми дверями, что ты осматривал, в катакомбах, его спрятано немеряно.

– Это, правда, гномы? – спросил Виктор. – Они, что, оттуда пришли?

– Правда, оттуда. Из подземелий, – женщина кивнула и продолжила. – Все эти катакомбы именно гномы когда-то и начинали копать. У них тут целый город подземный был. А потом люди, простые горожане, и особенно монахи из монастырей, сумели оттеснить гномов глубоко и далеко. И все их ходы завалили и замуровали. Да еще заговорами запечатали. Да так, что гномы не смогли обратно пробиться, как ни пытались. В общем, не стало тут гномов, о них и думать и вспоминать забыли. Но лет десять назад они вернулись. Потому что они упорные и всегда возвращаются за своим. А противостоять им на этот раз, как оказалось, некому. Люди все сами по себе, властям пофиг, а монахов и вовсе нет. Гномы, правда, тоже уже не те, не так сильны, да и людей расплодилось слишком много. Но злобу свою на нас они сохранили, и ничто не мешает им мстить нам.

– Мстить? За что им мстить, например, мне?

– А ты думал, эта игра в переодевание, что на самом деле? Такой способ мести. Да, необычный, но он соответствует их представлениям о жизни и о чести. Мстят они всем, не только тебе. Просто по факту, что ты человек. Играют на наших слабостях. тешут свое самолюбие. А, плевать. – Она махнула рукой. – Расплачиваются честно, и меня это устраивает. Это что касается гномов. Ну и, во-вторых, к рыбарям ты, если что, всегда успеешь.

– Рыбари, это...

– Те твари, что живут в подземной реке. В колодце.

– А если, что?

– Если плохо загримируешься, и тебя узнают, то вот им потом и скормят. Если повезет, увидишь, как скармливают других. Всё, хватит болтать! Это не шутки, парень!

– Как тебя зовут?

– Забудь! – она махнула рукой. – Нет меня. Никого нас нет.

И действительно, в их маленьком коллективе совсем не было разговоров, и никто ни с кем не знакомился. Даже номера на руках скрывали друг от друга, старались не показывать. Вообще, каждый держался обособленно, был сам за себя. А как иначе? Все ведь они здесь в поисках удачи, и каждый надеялся, что именно ему повезет. А все остальное не важно, только мешает. Поэтому, чем меньше знаешь, тем лучше. Виктор тоже пришел к такому выводу.

Он пожал плечами, и наравне с прочими соискателями стал подбирать себе костюм.

Но какой? Оказалось, это не так просто. То есть, совсем не просто, придумать костюм вообще, а тем более такой, в котором будешь неузнаваем. В этом деле надо быть специалистом, или хотя бы подготовиться заранее. И другие, с удивлением обнаружил Виктор, готовились. Кое у кого даже появились в руках бумажки с рисунками, с эскизами, по которым те и подбирали себе костюмы.

И костюмы составлялись, получались. Могло даже показаться, что и все эти одежды, и аксессуары оказались здесь не случайно, а подбирались кем-то по определенному списку. Хотя, конечно, вряд ли. Тем не менее.

Например, женщина, – та, которой Виктор был обязан спасением – составила себе полный костюм мушкетера. В нем было всё, начиная от сапог с ботфортами – её, между прочим, размера – до плаща, перевязи, замшевых перчаток с раструбами и шляпы с плюмажем. На столе для гримирования нашелся подходящий парик, а также накладные усы и бородка. Во всем этом она была вылитый артист Старыгин в роли Арамиса, в меру женственный и утонченный. И даже опасный, притом, что, разумеется, без шпаги. В мушкетерском облачении она была неузнаваема, и, Виктору подумалось, уже заработала свое золото.

И так же все остальные. Вскоре в крипте появились мавр, индус, пират, доктор Айболит и даже одна мумия. Такой себе миниатюрный карнавал без музыки.

Виктор долго не мог ни на что решиться, но потом в руки ему сама далась серебряная венецианская маска, и все тут же получилось. В груде одежды нашлись для него пышное лиловое платье и подходящий плащ до земли, шелковые сиреневые чулки и туфли с золотыми пряжками. А когда он сыскал себе ещё серебряный парик с буклями, костюм оказался полностью составленным. Осталось выкрасить руки серебряной краской, что и было сделано. Краска оказалась специальной, видимо, театральной, она быстро сохла и не пачкалась. Однако номер на руке прятаться не пожелал и тут же проступил снова. А поскольку рукава платья были в три четверти, ему пришлось, чтобы скрыть цифры, намотать на руку край плаща. И вуаля!

На всё про всё – на подбор костюмов, переодевание и вживание в образы – у артистов, по прикидке Виктора, ушло около часа. Он как раз завершил собственное переоблачение, когда задергался и надтреснуто задребезжал колокольчик над лестницей.

За переодеванием артисты расслабились, отвлеклись от предстоящего и даже стали перекидываться друг с другом отдельными словами, но под колокольчиком враз все замерли – как громом пораженные.

– Пора! – сказал мушкетер. Женщина в образе солдата все так же не теряла самообладания и, похоже, была самой опытной из всех собравшихся. Потому она решительно взяла со стола коробок со спичками и отсчитала из него семь штук. Одну сломала. – Будем тянуть спички. И побыстрей, – сказала она.

– Ага, хитрая! – заявила ей мумия. – Так ты останешься живой до самого конца.

– Последний достанется Белой королеве, такой обычай. Так что, умрет сто процентов. – возразил мушкетер. – Хочешь? Иди последним, я не претендую. Мне вообще пофиг, в следующий раз я потяну первой. – И она подняла зажатые в пальцах спички. – Ну, кто?

– Я! – мумия, расталкивая всех, неожиданно рванулась вперед. – Я всегда иду первым.

Он, все-таки это был мужчина, примерился и, зацепив спичку ногтями, вытащил её из зажима. Короткую! Вздох то ли облегчения, то ли разочарования, вырвался из груди остальных участников жеребьевки.

– Вот, видите! – сказала мумия, демонстрируя спичку. – Обломанная. Я же говорил! Черт! Ну, ладно, я пошел. Держите тут за меня кулаки, что ли.

И, вздохнув, мумия тяжело, точно несла на плечах свод ночного неба со всеми его звездами, потащилась наверх. Ленты, из которых она смотала своё облачение, которые делали её мумией, чередующимися рывками волочились за ней по полу, а когда она взошла на лестницу, потянулись по ступеням следом.

У Виктора внутри все тряслось, все клокотало. «Маринка? – думал он лихорадочно. Маринка?! Она тоже?» Он не мог поверить, что та, кто щекотала его своим язычком, кого он держал на коленях – та миниатюрная красавица может взять и вот так просто всадить в него кинжал. Или в кого-то другого, не имеет значения, в кого.

– Это правда? Правда, что ты сказала про Белую королеву? Ну, что она тоже? Того? – зашептал он горячечным шепотом на ухо стоявшему рядом мушкетеру.

– А ты думал! – уверила его она. В смысле – он. – Королева должна подтверждать свой авторитет.

– А если нет? Что тогда?

– Понятия не имею! Другая, видимо, будет.

– Почему тогда у нее шофер человек? – не отставал Виктор.

– Вот у нее и спросишь при случае. Ну, все, тихо!

До сих пор Виктор смотрел на все как бы чуть-чуть со стороны, чему и сам удивлялся. Чувства, что происходящее касается и его тоже, у него не было. Вот не было, и все. И это понятно. Ведь у него была Маринка, которая вытащит его из передряги. Она просто не могла дать ему погибнуть, и он все время подспудно об этом думал. Хотя, если разобраться, эта его надежда основывалась только на словах Германа. То есть, в воздухе висела. Ведь он мог и соврать. Если разобраться, что их с Маринкой связывает? Ничего! Ну, подумаешь, поцеловались разок. С кем не бывает! Да, было хорошо, но ни он ей, ни она ему ничего не должны.

И вдруг даже эта призрачная надежда оказалась под угрозой. Была атакована, разрушена! И, лишившись ее, Виктор испытал шок. Как он ни крутил, как ни поворачивал, под каким углом ни рассматривал эту историю дальше, роль в ней удивительной малютки Маринки – помимо заявленной роли Белой королевы – оставалась от него скрытой. А потому и в отношении собственной судьбы он оставался в неведении, и, мало-помалу, липкий страх снова сковал его душу.

– Тс-с-с! – мушкетер приложил палец к губам и яростно сверкнул глазами.

В крипте воцарилась тишина. Все, замерев, с трепетом, сквозь сердечный гомон и шум в ушах, прислушивались к тому, что происходит наверху. Однако тщетно, оттуда не доносилось ничего, ни единого звука. Оставшиеся в подвале пребывали в полном неведении относительно всего, что происходит в зале наверху. И это, наверное, было самым тяжелым для них испытанием. По крайней мере, в этот момент. Звенящая тишина придавила всех, и даже свет, показалось им, померк.

И когда напряженность ожидания достигла высшей точки, когда, казалось, крышку котла вот-вот сорвет – с разрушительными последствиями, – тишину раздавили тяжелые шаги на лестнице. Кто-то медленно спускался в крипту.

Топ. Топ. Топ.

Командор?

Спустился гном, один из тех, что собрались наверху, но кто конкретно, неизвестно. Они и так казались все на одно лицо, но этот еще и был в маске. Похоже, джентльмены тоже не желали быть узнанными и подготовились к представлению соответствующим образом. На этом была маска смерти, слишком узкая для его лица. В сочетании с торчавшими из-под нее рыжими бакенбардами, бородой и котелком на голове, вид у него был экзотический. Но абсолютно не смешной. Тем более, и повода смеяться не было. Наоборот.

Увидев ношу его, которой гном не особо тяготился, все вздрогнули и оцепенели, а кто-то судорожно вскрикнул, как всхлипнул: Ах-хах!

Джентльмен нес на руках мумию, верней то, что от нее осталось. Спеленатое белыми лентами с ослабшими кольцами тело было похоже на большую личинку жука. Голова его свешивалась вниз и болталась так свободно, будто шея была тряпичной. Из левого бока, вонзенный в сердце по самую рукоятку, торчал большой нож. Так как клинок плотно сидел в ране, крови почти не было, и все же кое-что выбивалось из нее и падало жирными всплесками на пол. Поэтому, чтоб не замарать одежду, гном нес тело на вытянутых руках, отстраняясь. С той же целью, не влезть в пятна на полу и не замазать ботинки, он широко расставлял ноги. Получалось карикатурно, но никто даже не усмехнулся. Возле колодца убийца таки поскользнулся, нога поехала по жирному, и он чуть не грохнулся в лужу крови. Однако устоял.

Глухо чертыхнувшись, гном скинул тело на край колодца и лишь тогда выдернул нож из раны. Кровь ударила фонтаном и пролилась в мрачную бездну – как приглашение демонам, ее населяющим, на пир. Пятясь, он отступил назад.

Долго ждать не пришлось. Тотчас раздался знакомый звук: вновь во всей неистовости проявилось это акустическое воплощение ужаса, – и тело буквально исчезло у всех на глазах. Мумию просто сдернули с камня, на котором она лежала, причем так быстро, что никто не заметил, кто это сделал и как он выглядит. В скорости нападения рыбарю не было равных. Звук тут же прекратился. А потом, через несколько долгих мгновений, все отчетливо услышали далекий всплеск. Значит, вода в колодце все же была.

Гном отвесил короткий поклон в сторону колодца и, обходя пятна крови на полу, направился к лестнице. Причем, молча, он явно не считал нужным что-либо сказать пребывавшим в совершенном ужасе остальным участникам испытания. Перед лестницей он остановился и о ребро ступени тщательно отчистил от крови, в которую влез, ботинок. Пару раз притопнул ногой – и ушел.

Едва он скрылся, как снова прозвенел дребезжащий колоколец.

Первой пришла в себя дама в костюме мушкетера.

– Ну, что, кто возьмет спички? – спросила она.

– Давайте, я, – предложил Виктор. Он чувствовал холод, изнутри и снаружи. И тот, что внутри, был значительно сильней. Ему вдруг стало предельно ясно, что отвертеться не удастся, чуда не случится, и участвовать в представлении ему придётся наравне со всеми. До конца.

Короткая спичка досталась мушкетеру. И это не могло быть простой случайностью или совпадением. В случайности Виктор перестал верить давно, а почему судьба так лихо все закручивает, не понимал.

– Эх, шпаги нет! – заявил мушкетер с сожалением. – Ладно, как-нибудь. Я задержу их, ничего! Ну, не поминайте лихом! Надеюсь, больше мы с вами не встретимся, ни в каком виде.

Она натянула перчатку и махнула всем рукой. Потом, насвистывая что-то в наклеенные усы, пошла вверх по лестнице, как и гном старательно обойдя пятна крови на ступенях.

И точно, они не встретились. Никто из оставшейся в крипте пятерки больше не видал ни удалого мушкетера, ни даму, его изображавшую. Видимо, ей снова удалось обмануть судьбу. Но, может, не обмануть, а договориться? Эх, знать бы правильные слова!

Колокольчик прозвенел вновь, и в этот раз жребий угодил в арапа Петра Великого, как окрестил этого персонажа Виктор. Странно, он совсем не помнил, как этот человек выглядел без грима. Юнец в очках? Не помнил. В свободном желтом одеянии и с наложенным на лицо толстым слоем грима, узнать его было невозможно.

Арап, как перед тем мушкетер, помахал всем рукой на прощанье, правда, обошёлся без последнего слова, и медленно побрел на встречу с судьбой. Понурившись, как агнец на заклание.

Виктор махнул ему вслед, тот уже не увидел.

И ведь никто их не гонит, сами идут, сами, – думал токарь четвертого разряда. А могли бы занять круговую оборону в этом подвале, и ещё неизвестно, как бы все обернулось... Да нет, к сожалению, все известно. Против кинжалов с голыми руками не выстоять... Эх!

Совсем скоро арап вернулся, и в том уже не было ничего удивительного.

Ожидавшие в крипте снова сушили тишину. Они прислушивались к происходящему наверху, но, как и раньше, ничего не могли расслышать. И когда вновь зазвучали шаги по лестнице, все без исключения побледнели. Потому что догадались: арапу не повезло. Но тут в мерной поступи шагов произошел сбой, ритм их сломался, шаги вдруг рассыпались торопливой дробью, будто шедший споткнулся. Тотчас следом возникли другие звуки, гулкие и все убыстрявшиеся. Казалось, что мяч скатывается по лестнице, подпрыгивая на ступенях.

И точно, что-то круглое спрыгнуло с лестницы в зал и, подкатившись к самому колодцу, остановилось. Тут все, кто еще имел возможность наблюдать, вздрогнули, раздался общий крик ужаса. Потому что никакой то был не мяч, а отрубленная голова арапа. А точней, второй женщины из состава артистов, загримировавшейся под негра. Лицо ее было в кровавых потеках, черный курчавый парик потерялся, а перепачканные кровью когда-то русые, волосы торчали грязными космами в разные стороны. А глаза! Они смотрели на всех, казалось, с обидой и укором. Но, недолго смотрели.

По лестнице следом за головой вприпрыжку спустился гном. По виду, поторапливался, будто намеривался голову догнать. Другой гном, не тот, что в первый раз. На этом, помимо маски, был ещё длинный, до пола, клеенчатый фартук, надел, видимо, чтобы костюмчик не замарать. Очень предусмотрительно, потому что из тела, которое он держал под мышкой, из рассечённой шеи, все ещё довольно бодро хлестала кровь. Она попадала сначала на фартук и с него уже стекала на пол.

«Чёрт раздери, скользота какая!» – бурчал довольно громко, явно стараясь оправдаться в неловкости, гном. Он торопливо направился к колодцу, однако подобрать голову не успел, его опередили.

Снова неожиданно для всех из колодца высунулся рыбарь, по обыкновению, стремительно. Виктор решил, что это он и есть, поскольку ни о какой другой живности из колодца разговора не было. У рыбаря оказалась обтекаемая голова с большими, совершенно темными, как сажей нарисованными, глазами, и зеленоватое, покрытое густой слизью, точно рыба линь, тело. Чем завершалось тело, ногами, ластами или хвостом, или вовсе не завершалось, судить было нельзя, поскольку нижняя его часть осталась скрытой от глаз. Но и рта, или подобия пасти, кстати, Виктор тоже не увидел, и чем оно так жутко завывало, тоже осталось не ясно. Как и то, каким способом поедало добычу. А вот руки у рыбаря были похожи на плавники с длинными и острыми, как спицы, лучами, и он тут же продемонстрировал их возможности в полной мере. В мгновение ока это порождение адских вод вонзило одну из спиц арапу в глаз и немедленно исчезло, утащив с собой голову. Мурена, утягивающая добычу в логово, по сравнению с этой неистовой свирепостью кажется добрейшим существом на свете.

Мгновение – и всё пропало.

Гном от действий рыбаря, похоже, оторопел вместе со всеми. Он замер на полпути к колодцу, и какое-то время стоял, выжидая. Потом медленно двинулся дальше, намереваясь оставить тело на камне. По пути он левой рукой зачем-то достал из ножен широкий кинжал и держал его наготове.

И точно! Не успел гном освободиться от трупа, как метнулась к нему из колодца спица рыбаря. И, не будь гном настороже, быть бы ему нанизанным на стальной палец, как перед тем голова арапа. Но он был готов и, махнув клинком, со звоном отбил атаку. И тут же подскочил к колодцу. Швырнув тело в колодезный зев, он перегнулся через край и закричал – туда, в гудящий мрак провала:

– Эй, ты, обмылок! Ну-ка, прекращай безобразничать! А то быстро тебе воду перекроем! Слышь, ты?! Прекращай! – И, подтверждая реальность угрозы и серьезность намерения её исполнить, он несколько раз провел лезвием кинжала по камню: Вжик! Вжик! Вжик!

Ответом ему стала волна звуков, от которых у Виктора немедленно подвело живот и затошнило.

– О-ууу! О-у! Ооо-уу!

Гном зло плюнул в колодец и, тяжело ступая и что-то бормоча себе под нос, удалился. Объяснить что-либо присутствовавшим при стычке людям он не счел необходимым. Как заметил Виктор, гномы эти вообще к людям относились не очень. Совсем не очень.

Едва гном скрылся, вновь задергался колокольчик. И снова звон этот был подобен грому с ясного неба.

– Что ж, давайте покончим с этим, – сказал первым пришедший в себя добрый Доктор Айболит. Он так смешно дергал сросшимися с бородкой густыми седыми усами, и одновременно густыми бровями, что Виктор сразу почувствовал к нему абсолютное доверие. Его снова смущало предчувствие, будто он останется в подвале один после всех, и тогда его чудесным образом отмажут и спасут из этого ужаса. А, услышав беззлобное шамканье доктора, в предчувствии своем он только укрепился. Ведь не может, просто не может с ним случиться ничего плохого! Ведь, правда, же? Поэтому, едва Айболит приготовил спички, он первым потянулся к ним и вытащил. Его – жребий.

– О, счастливчик! – с бесконечной радостью за него в голосе произнес доктор.

Виктор несколько минут оторопело взирал на доставшуюся ему короткую спичку. Не верил своему счастью, ага. Вдруг почувствовал, как где-то в животе, в области солнечного сплетения будто лопнула трубка, и из нее принялось весьма противно капать. Он не понимал, что это, и не хотел строить предположений. Может быть, кровь, а, может быть, жизнь. По ходу, начался последний отсчёт.

– Что ж, значит, так, – сказал он. И повторил: – Так, значит.

Потом, ни на кого не глядя, сжав спичку в кулаке, побрел к лестнице. В ушах звенело, ноги подгибались, но включилась внутренняя программа подкачки и поддержки, и он шёл, шёл... Уже на лестнице спохватился и бегом вернулся обратно.

– Где она? Где? – твердил он, перебирая тряпьё на столе, возле которого переодевался. – А, вот она! Вот!

Он нашел подаренную ему бутоньерку там, где оставил, и попытался прикрепить цветок к левому плечу, но одной рукой у него не получалось.

– Дайте, я! – предложил помощь пират и быстро привязал розу к рукаву, там как раз имелись подвязки. – Так хорошо? Ну, и хорошо! С Богом! – И он скользящим жестом перекрестил Виктора.

На залитой кровью лестнице было скользко и пахло весьма тошнотворно. Витек поднимался, прижимаясь к стене. Вцепившись обеими руками в подол, он задирал платье, оголяя не только золотые пряжки туфель, но и собственные лодыжки. Боже, как же неудобно ходить в таком длинном! Какое счастье, что недолго осталось!

«Ты это о чём сейчас подумал? – резко оборвал он себя. – Не смей, слышишь? Не смей! Всё будет хорошо!»

Но подлое слово вылетело, и свое черное дело оно сделало – к тому моменту, когда он выбрался в верхний зал, никакой уверенности в благоприятном исходе у Виктора уже не осталось.

У лестницы его встречал глашатай, – а, может, и кто-то другой. Гном был в маске, так что достоверно опознать его было невозможно. Встречавший подал ему знак следовать за собой. Он подвел Виктора к сцене и помог на нее взобраться по довольно шаткой лесенке.

«А если я грохнусь отсюда и расшибусь, это ведь их не остановит? – подумал Витек. И сам себе ответил: – Нет, не остановит. Лежачего прирежут, душегубы».

Круглая сцена была крохотной, как блюдце, и возможности где-либо спрятаться на ней не имелось. В огнях рампы, Виктор весь был, как на ладони. Он и рад бы спрятаться, так ведь на эшафоте от палача спрятаться негде. Поэтому, не стал и пытаться – на деревянных ногах сразу вышел вперед и занял позицию на авансцене. Страх его, похоже, размножался почкованием, разрастался и множился, будто уродливая сизая бородавка. Он облепил парня со всех сторон, отяготил неподъемным грузом. Тяжесть эта облепила его наростами, они, уродливые, свисали со спины, с плеч, с рук – как вцепившиеся намертво и повисшие на зубах собаки. Но, несмотря ни на что, Виктор старался не подать вида, что боится, держал фасон. Казацкого ведь он роду! Подхалюзин! Не имеет права фамилию опозорить. Тем более, находится в образе. Он где-то читал, или слышал, что знатные венецианские дамы слыли гордячками, были высокомерными и недоступными, что те королевы. Вот, он должен соответствовать идеалу! Виктор раскрыл веер и принялся нервно обмахиваться.

Сразу обнаружилось, что расстановка сил в зале изменилась. Гномы перенесли кресла из ложи прямо к сцене и вальяжно на них развалились. При этом все они, в том числе и Марина, надели маски. То были всё белые маски смерти, разные её выражения и ипостаси. Только ведь, независимо от гримас косой, суть её не менялась. Витек нервно усмехнулся: ну, ты нашел, когда философствовать.

Публика на балконе скрывалась за ярким светом ламп и была не видна. Но хоть она и пряталась по ту сторону от света, сразу ощущалось, что она присутствует, что жаждет продолжения представления. Изливавшееся сверху густое, как вар, напряжение ожидания накапливалось в зале, не давало дышать. Публика была в предвкушении очередной смерти, все эти люди (или кто они?) для того и пришли сюда – присутствовать, напитаться. Их темная страсть, их мрачная сущность ощущались физически.

«Королева гномов», – презрительно подумал единственный актер в зале. Хотя, ему-то чего нос задирать? В образ вошел? Ну-ну. Смотри, как выходить будешь...

– Очень хорошо, – оценил один из гномов, похоже, сам глашатай, старания Виктора в переодевании, да и результат тех стараний тоже. – Отличный костюм! Ну, что? Кто возьмет на себя этот ребус? Чья очередь вступить в игру, джентльмены?

– Пожалуй, я возьму на себя смелость! – одна из масок подняла руку. И что-то в этом движении, в этом жесте сразу показалось Виктору подозрительным, он сходу не уловил, что. А, может, просто отказывался верить тому, что видел.

– Королева?! Вы?! – удивился и глашатай. – Но...

– Я всегда хотела поучаствовать в... Венецианском карнавале. Да все никак не удается. А ведь кое-кто обещал свозить меня на него. Я ничего не путаю? Нет? Не могу упустить хоть этот случай. Надеюсь, никто не будет против, и джентльмены уступят даме возможность отыграть этот сет.

Это была она, Маринка, Виктор узнавал ее голос – и отказывался верить словам, которые она произносила. Он даже хотел вмешаться, окликнуть ее, напомнить о себе. Мол, эй, посмотри сюда! Ла-ла-ла! Малышка! Мы знакомы! Я тот самый придурок, который вздумал приударить за тобой! Помнишь меня? Мы целовались с тобой на скамейке! Наверное, я был не прав! Он даже раскрыл рот, но горло у него пересохло, и кроме пары нечленораздельных хрипов ничего он больше не выдал. И хорошо, что так.

– Но регламент, королева! – продолжал сопротивляться гном. – Кто же вместо вас закроет сегодняшнее представление?

– Да кто угодно! Достойных много.

– Так не положено, королева!

– Хм, не положено! – обиделась Маринка. – Подумаешь! Я так редко обременяю вас какими-то просьбами... Могли бы хоть раз и пойти навстречу... королеве.

– Ну, я не знаю. Как общество решит...

В партере, где происходило препирательство, повисла тишина. Гномы, скрывшись за масками, хранили молчание и неподвижность. Чувствовалось какое-то внутреннее напряжение, все будто чего-то ждали. И дождались: один из сидевших в центре гномов, самый важный из них, медленно кивнул, соглашаясь. И тогда, как по команде, закивали все остальные.

– Что ж, да будет так! – возвестил спикер. И, с поклоном: – Просим вас, королева! Ваш выход!

Взявшийся невесть откуда Герман помог королеве Марине взойти на сцену.

– Убийца! – зашипел ей Виктор. – Предательница! Иуда! – Он попытался сорвать розу с карнавального платья, но не смог сразу ухватить ее рукой, а потом и вовсе оставил попытки, решив, что все бесполезно.

Маринка никак не реагировала на брошенные ей обвинения. Оказавшись на сцене, она молча совершила полный достоинства поклон в зрительный зал, после чего принялась медленно кружить вокруг венецианки. И всякий раз, как она оказывалась у Виктора за спиной, он напрягался, ожидая немедленного удара в спину. Однако удара все не было, и тогда Виктора понесло в другую крайность: он вдруг воспылал надеждой, что королева возьмет на себя неудачу и тотчас объявит, что не знает, кто скрывается в костюме венецианки. Это немыслимо, невозможно, но Маринка знает, придумала, как все устроить, как все объяснить. Совершенно пустые фантазии! Вместо всего этого смертельная маска неожиданно вынырнула сзади, приблизилась, будто принюхиваясь, и тогда Виктор услышал ее горячий шёпот:

– Не дергайся, Витенька. Стой спокойно, и останешься в живых. И не смотри так на меня, ты сам заварил эту кашу. Молчи. Главное, не дергайся, понял?

Да как же не дергаться! Наоборот, хотелось оттолкнуть от себя эту маньячку и бежать, куда глаза глядят!

А Маринка уже был впереди, на авансцене. Снова поклонившись залу, она подняла руку, призывая к вниманию, и провозгласила:

– Эта венецианская дама, джентльмены... Ее номер триста тринадцать!

– Какие ваши доказательства? – потребовали с мест.

Королева подошла к Виктору и взяла того за руку. Подняв ее, она откинула край плаща и показал всем цифры. Черными пауками они сидели на серебряном его запястье и были ясно и отчетливо видны.

– Триста тринадцать!

– Туше! – завопил в восторге партер. – Туше!

Балкон грохнул аплодисментами.

В руке Маринки блеснуло лезвие выкидного ножа, узкое, длинное и чрезвычайно острое. Скорей всего, то была наваха. Судя по ее ловким и уверенным движениям, она умела с ней обращаться.

– Доверься мне, – сказала она загипнотизированному блеском стали Виктору, приблизившись на расстояние удара. И, заглядывая в глаза, ему показалось, с нежностью, пытаясь удержать его на поводке взгляда, прошептала лишь для него: – Прощай, Витенька.

И тогда с силой, без замаха, вонзила нож ему в бок.

Виктор почувствовал короткий, тупой тычок, и пошатнулся. Потом что-то инородное, постороннее, чего не должно быть, сквозь треск и хруст, раздвигая ребра, раздирая плоть и суть, коснулось его сердца. Его замутило мгновенно, подхватило и закружило так сильно, что ни вынести этого танца, ни даже дышать сделалось невозможно. Тут его время остановилось, на глаза опустилась пелена, и он, прекращая быть уникальной формулой мироздания, соскользнул в прожорливую темноту. Где-то там в ней все еще завывал рыбарь, но уже совсем не страшно.

– Это как раз было не трудно. Снести тело в подвал, спрятать в неиспользуемом проходе, от которого у нас есть ключ. Конечно, все сделал я, королеве это было бы не по силам. Другое дело, следовало поторопиться, чтобы никто ничего не заподозрил, и по этой причине времени на перевязку тоже не было. Пришлось воспользоваться ее платком. Ну, и укол, чтобы вы не пришли в себя раньше времени и не стали бы бродить по подземелью. Ищи вас потом...

– Но как?

– Что, как?

– Нож, и вот это все? – он показал руками, что, как и куда вонзалось.

– А, это. Это она умеет. Если честно, я сам ее всему научил. Как ударить ножом в сердце, чтоб человек не умер, но был бы, как мертвый. И чтоб обошлось без обильной кровопотери. Особый удар, настоящее искусство. Строго говоря, вам повезло. Миллиметр в сторону, и вы никуда бы уже не поехали.

Виктор запрокинул голову, вгляделся в ночное небо. Низкие звезды подмигивали ему с видом заговорщиков, ветер ерошил волосы. Перетянутая повязкой рана в боку слабо пульсировала. Он представил себе то, что довелось пережить совсем недавно, и его опять слегка замутило.

Они сидели на заброшенном где-то в лесу полустанке, ждали единственного поезда, который здесь останавливается. Пустынный перрон освещен всего двумя фонарями, один в начале, другой в конце, не считая лампы над станционным павильоном. Лавка без спинки, но можно опереться спиной о штакетник палисада. За своим левым плечом Виктор видел капот черного лимузина, на котором Герман привез его сюда. Не снимая черных лайковых перчаток, Герман курил короткую и тонкую сигару. Такая же была зажата и у Виктора в пальцах, но он не курил ее – сигара просто тлела и дымилась. И без дыма Виктор хмелел от ночного воздуха, от вольного ветра, от запаха железной дороги – от всего, что отделяло его от подземелья гномов.

– Что же получается, Маринка – гномиха? Или как правильно сказать?

– Правильно, гномесса. И – нет, она не гномесса. То есть, мать ее была обычным человеком, а вот отец... М-да. Воспитали ее гномы. За нее они убьют любого. И надо говорить Марианна. В общем, вас это больше не должно волновать. Забудьте обо всем.

– Как же забыть?

– Так. Если жить хотите, забудьте. Вообще, правильно было сделать все как надо, бритвой по горлу и в колодец. Но она так решила, подарить вам жизнь, значит, так тому и быть. Только помните, что бритва и колодец вас всегда ждут. И это не я, и не она. Поэтому, уезжайте как можно дальше и никогда не возвращайтесь. Кстати, держите билет. Купе, нижняя полка. Ведь вы когда-то же хотели уехать? В детстве? Вот, давайте. Пришло время осуществить мечту.

– Но у меня мама, бабушка.

– Кстати...

Герман подвинул к Виктору стоявший у его ног саквояж.

– Держите, это ваше. Тут хватит на все. И чтобы перевезти на новое место маму и бабушку, тоже. В общем, начните жизнь сначала. Еще не поздно. Только не оглядывайтесь. Не возвращайтесь.

Вдали показался желтый глаз поезда. Он стремительно приближался, а вместе с ним росло и чувство огромной потери.

Саквояж оказался слишком тяжелым. Герман донес его до вагона и подал Виктору наверх, в тамбур. Поднял на прощание руку в черной перчатке, махнул ей, пыхнул дымом зажатой в губах сигары.

Две минуты стоянка, всего. Никаких долгих проводов. Вот, уже и поехали.

Саквояж оттягивал руку, Виктор поморщился. Перед тем, как пройти в вагон, оглянулся на скользящие мимо темные громады деревьев.

«Прощай, птица Хумай!» – подумал. – Прощай, Марианна!»