Проснись

Глава 1

Он открыл глаза и посмотрел на часы, стоящие на прикроватной тумбочке. Блеклые синие цифры показывали час ночи. Точнее, час и четыре минуты. Спать оставалось менее 5 часов. Почувствовал раздражение с оттенком досады. Перевернулся на спину и уставился в потолок, к которому узкой полосой прилип свет уличного фонаря, пробивавшийся через неплотно задвинутые бежевые шторы.

Последние пару недель он испытывал явные проблемы со сном — каждую ночь засыпал долго и тяжело, буквально борясь с собственным разумом за возможность провалиться в безмятежность дремы и хоть немного отдохнуть от опостылевшей реальности.

Закинул руки за голову и отбросил попытки убедить себя в скором приходе сна. Задумался. Да уж, с течением лет, как выяснилось, жизнь становилась все более сложной. Куда делись тот подростковый задор и твердая убежденность, что самое лучшее еще впереди? В голове зазвучал несложный мотив какой-то старой песни.

«Вся жизнь впередииии, нааадейся и ждииии».

Оставалось всего несколько месяцев до момента, когда он разменяет четвертый десяток. Сколько еще ждать? Как долго надеяться?

Поймал себя на неприятной мысли, будто пик жизни уже миновал и он попросту неуправляемо катится по пологому склону к маячащей на горизонте финишной линии, чтобы как заправский марафонец разорвать грудью ленточку «конец».

В миг ему стало очень жалко себя. Жалко того мальчишку — самого себя из прошлого, чьи чаяния и надежды он не смог оправдать. В глазах слегка защипало и он почувствовал, как по вискам покатились тяжелые капли, впитываемые подушкой. Он продолжал лежать так какое-то время, пока тяжелый узел в груди не стал ослабевать. Повернул голову и снова взглянул на часы. Час и 27 минут. Спасть оставалось четыре с половиной часа. Повернулся на правый бок, закрыл глаза. Постарался выбрать максимально удобное положение — правую руку положил под подушку, телом принял позу эмбриона.

Периодически, когда сон не шел, он начинал фантазировать на какую-либо тему и визуализировать эти картинки в своем воображении. Не овец ведь считать в самом деле.

Стал перебирать в голове темы и параллельно прислушиваться к ощущениям — какая из них вызывает в душе теплый отклик.

Внезапно из глубин памяти всплыл частично забытый образ дачи прабабушки с прадедушкой. Сердце приятно подпрыгнуло, а губ коснулась легкая ностальгическая улыбка. Ох, как много бы он сейчас отдал за возможность вернуться туда…в то время, в то место.

Вот под деревом стоят качели, которые прадед смастерил собственными руками. Он хорошо помнил их. Сиденьем качели служило двухместное кресло троллейбуса. Он знал это даже будучи ребенком, ведь троллейбусы, курсировавшие по его городу, обладали именно такими сиденьями — коричневый дерматин, натянутый на плотный поролон. Ему это всегда казалось необычным. Он пару раз спрашивал у прадеда, откуда тот взял такое сиденье, на что тот хитро улыбался в ответ и, напустив на себя притворно-важный вид, отвечал, что знаком с директором депо.

Вспомнил одноэтажный дачный домик, многие из деталей которого также сохранились в анналах его памяти и всплывали в процессе этого мысленного путешествия.

Так, стоп. Не так быстро. Раз уж он добыл из недр своего разума настолько раритетное воспоминание, то просто необходимо прожить его максимально детально.

Дорога…попытался вспомнить дорогу к даче. Он тогда был еще совсем ребенком, поэтому вряд ли мог запомнить весь путь от города, но хотя бы что-то…

Он оказался на перекрестке дорог. Он очень хорошо его помнил — это был съезд с асфальтированного шоссе на грунтовую дорогу. Слева находилась автобусная остановка, откуда дачники отправлялись обратно в город, справа — небольшой магазин, предлагавший скромный ассортимент продуктов вперемешку с дачным барахлом вроде граблей и пластиковых ведер.

Огляделся по сторонам — не видно ни людей, ни машин. Снова бросил взгляд на магазин. Тот выглядит вполне работающим, внутри горит свет, дверь открыта и сквозь дверной проем видна часть прилавка. Направился к нему, зашел внутрь.

⁃ Есть тут кто?

В ответ тишина. Медленно обвел взглядом помещение и ощутил легкий прилив эйфории — здесь все было ровно так, как он запомнил, даже запах! Это был, определенно, запах прошлого, запах старого дачного магазина советского формата. Это был особый запах, который невозможно описать, его можно только лишь знать. Прошло уже почти 25 лет, а не изменилось ровным счетом ничего.

На полке за прилавком стоят несколько коробок сока марки J7, который он так любил в детстве. И логотип и дизайн коробки были именно такие, какими он их помнил с тех давних лет.

Вот под стеклом витрины лежит коробка с вафельным тортом «Причуда» — между прочим, гастрономический шик того времени.

За прилавком стоит напольный вентилятор, вращающий «головой» из стороны в сторону.

Справа в углу помещения тихо гудит низкий белый морозильник с запотевшими стеклянными дверцами-крышками. Подошел, сдвинул одну из крышек в сторону. Сердце радостно подпрыгнуло — внутри лежало мороженое. Было оно лишь двух видов, но зато какое! Любимейшее мороженое детства — вафельный стаканчик, наполненный пломбиром или шоколадным мороженым, а сверху прямо на замороженную массу налеплена круглая бумажная этикетка с названием изготовителя и прочей неинтересной информацией.

Слегка дрожащими пальцами отлепил круглую бумажку и, не теряя времени, впился зубами в упругую сливочную массу. В голове взорвался фейерверк. На пару долгих секунд он застыл в эйфорическом экстазе, но быстро пришел в себя и начал энергично жевать.

Он стоял, уставившись в окно на остановку на другой стороне дороги, и жевал мороженое. Отточенным движением раз за разом подносил стаканчик ко рту, откусывал и жевал. Вновь откусывал и снова жевал. Пару минут спустя отправил в рот самое вкусное — донышко вафельного стаканчика, наполненное подтаявшим мороженым. Растянул наслаждение на сколько смог и, в конце концов, мощным глотательным движением покончил со сладостью.

Не отводя взгляд от окна, прислушался к ощущениям. Поначалу все казалось обычным — было вкусно буквально как в детстве. Но в то же время он, не способный объяснить это словами, ощущал, будто вкус мороженого на самом деле передавался в его мозг не языковыми рецепторами, а рождался непосредственно в разуме.

Еще миг побыв в рассуждениях с самим собой, он отправился далее изучать чертоги собственных воспоминаний.

Осматривая магазин, заметил на прилавке деревянные счеты. Он хорошо помнил, как кассир в кружевном переднике и в забавной белой шапочке, скорее похожей на высокий цилиндр, склеенный из листа бумаги, энергично щелкала по счетам пальцами, отправляя деревянные «бочонки» в разные стороны. Для него в то время (надо сказать — и по сей день) это казалось какой-то бессмыслицей, скорее похожей на некую взрослую игру в цифры.

Ладно, достаточно магазина. Вышел на улицу. Грунтовая дорога прямой серой нитью плавно спускалась вниз, где начинались первые дачные участки. Он шел в спокойном темпе, оглядывая окружающее пространство и подмечая для себя детали, казавшиеся важными или интересными в детстве. Вот заросший травой участок, огороженный покосившимся деревянным забором по пояс высотой. Посередине участка стоит закрытый досками колодец. Всегда было интересно — есть ли в нем вода?

По левую руку начинался берег реки, куда они с отцом приходили порыбачить на старые бамбуковые удочки. Воспоминание о нем отозвалось уколом в груди. Между ними были прекрасные отношения, но отец внезапно ушел из жизни несколько лет назад. Врачи сказали — тромб. Так он узнал, что тромб не оставляет времени на последние слова.

Он немного постоял на берегу, невидящим взглядом смотря на движимую легким течением поверхность воды. Зажмурился, собрался с мыслями, распахнул глаза и пошел дальше. Надо вспомнить дорогу к прадедовой даче.

Долго идти не пришлось. Спустя пару изгибов грунтовой дороги он заметил поворот на одну из дачных улиц, которую с первого взгляда уверенно идентифицировал как ту самую. Еще миг спустя он стоял перед зеленым забором чуть выше его роста. Сердце ускорило темп. Да, это тот самый забор…сколько лет…

Взялся за железную ручку калитки и потянул вниз — та послушно поддалась и мягко, без единого скрипа, калитка открылась. Он ступил на небольшую бетонированную площадку, которая обычно служила парковкой для старенькой дедовской «шестерки». Слева и справа стояли тонкие металлические опоры, по которым вился виноград. Прямо пред ним располагался домик, справа от которого оставалось место для прохода. Он точно помнил, что вход в дом был с задней стороны, потому не задерживаясь прошел между боковой стеной дома и зарослью винограда и вышел во двор. С улыбкой посмотрел на те самые качели. За ними начинался внушительных размеров участок земли, испещренный аккуратными грядками. В дальнем левом углу участка находился колодец, накрытый крышкой. На крышке стояло алюминиевое ведро, к ручке которого была прикреплена цепь в палец толщиной.

Медленно водя головой из стороны в сторону, он в очередной раз отметил для себя, что все выглядит точь-в-точь, как он запомнил, разве что ореховое дерево, под которым стоят качели, уже не кажется столь большим.

Очень хотелось сесть на качели, но еще больше хотелось войти в домик. Он хорошо помнил расстановку нехитрой мебели, старую печь кирпичной кладки и даже часы с кукушкой, которые висели в зале. Это были настоящие работающие часы, из маленькой дверцы которых каждые 60 минут выскакивала деревянная птичка и уханьем сообщала о начале нового часа.

Вошел в незапертую входную дверь. Здесь начиналась узкая прихожая, бывшая по совместительству летней кухней и верандой. Ничего особо интересного, насколько он помнил, тут не было, поэтому сразу открыл дверь, ведущую в дом. В лицо пахнуло теплой волной застоявшегося воздуха и запахло…воспоминаниями. Невозможно описать этот запах, но он знал его с самого детства. Справа внезапно что-то затрещало, он посмотрел туда и увидел на стене те самые часы. Память подбросила ему очередной осколок, из которого он вспомнил, что такой механический звук эти настенные часы издавали перед тем, как из них выпрыгнет кукушка. Он даже перестал дышать в ожидании этого момента. Вот-вот, еще секунда, еще секунда…

Дверца на часах резко открылась, из нутра неспешно выехала маленькая деревянная птичка и…вместо ожидаемого уханья, птичка начала издавать странный электронный звук, скорее похожий на повторяющееся пищание. Звук шел как будто издалека и даже несколько запаздывал. Но он нарастал и становился все громче и громче, он раздражал слух и начинал доставлять физический дискомфорт.

Он открыл глаза. Часы на тумбочке сработавшим будильником вырвали его из необычайно приятного сна. Рукой он нащупал большую прямоугольную кнопку на крышке часов и глухим щелчком выключил этот раздражающий писк. Потер ладонями сонное лицо, посмотрел на цифры. 6 часов утра.

Глава 2

К восьми часам он уже сидел на рабочем месте, раскладывая бумаги, оставленные для него предыдущей сменой. Работа его была однообразной и не сказать, чтобы сильно сложной — каждый день он составлял маршруты для курьеров доставки и отправлял их старшим логистам. Изо дня в день. С восьми до пяти. Утром получал данные, обрабатывал их и ближе к вечеру выдавал готовые маршрутные листы.

Не работа мечты, конечно, но платили сносно. Да и график был неплохим. Плюс медицинская страховка от компании и шумные корпоративы два раза в год.

Сказать, однако, что работал он с энтузиазмом — было бы явным преувеличением. Он пришел сюда сразу после университета, чтобы «годик-другой набраться опыта» и перейти в руководящее звено, однако уже пятый год сидел в простых логистах, а на горизонте не маячил даже лучик надежды на повышение. Он старался не думать об этом, задвигая страхи о будущем в недра подсознания и успокаивая себя тем, что, мол, еще вся жизнь впереди, успеется.

Несмотря на привычную рутину, этим утром он чувствовал себя непривычно бодро. В офисной столовой, стоя в очереди к кофе-машине, он успел отпустить комплимент прическе новенькой девушки из бухгалтерии, а также поучаствовать в обсуждении с другими логистами последней серии трендового сериала.

Да, сегодня он определенно чувствовал себя иначе, чем в любой другой день. Даже телефонный разговор с матерью не смог пошатнуть его настрой. Стоя в утренней пробке, он вспоминал детали сна, который ему довелось увидеть прошедшей ночью, и решил позвонить маме, чтобы ненароком выспросить у нее пару деталей. Это был сон из тех, которые ты ощущаешь почти как реальность. Из тех, которые не улетучиваются, как только ты открыл глаза. Этот сон был ярким, сочным, детальным и, что необычно, он помнил его до сих пор.

⁃ Алло.

⁃ Привет, мам! Как ты?

⁃ Мм…здравствуй. То не звонишь всю неделю, а то вот он, ни свет ни заря. Соскучился по матери?

Между ними были напряженные отношения сколько он себя помнил. Мать в молодости была карьеристкой и неохотно уделяла крупицы своего свободного времени сыну. Воспитанием занимались, в основном, бабушки-дедушки и отец. Они окружали его теплом и любовью, что совершенно не нравилось его матери. Она считала, что с таким воспитанием сын никогда не вырастет настоящим мужчиной, поэтому своим жестким отношением к нему, как она думала, компенсировала чересчур нежное отношение других родственников.

В конечном счете, раздираемый подобным воспитательным диссонансом, сын вырос совершенно обычным человеком с потухшими глазами и легким тревожным расстройством.

Однако, сегодня, будучи в приподнятом настроении, он решил во что бы то ни стало не позволить ей испортить его.

⁃ Да что-то навалилось работы, совсем не до звонков было. Зато вот сейчас выдалась свободная минута, звоню тебе.

Он произнес эту фразу наигранно бодро и с натянутой улыбкой, не давая матери повода раздуть конфликт.

⁃ Много работы, говоришь…значит, тебя можно поздравить с повышением?

Тон ее оставался сухим и жестким, но в самом конце предложения он будто бы услышал легкие ноты…благосклонности…или, может, одобрения? Ему сделалось не по себе, ибо любой из его ответов неминуемо вел к эскалации и материнскому разочарованию. Поэтому он не нашел ничего лучше, чем пойти ва-банк и полностью проигнорировать вопрос.

⁃ Мам, давно хотел спросить — ты помнишь ту старую прадедушкину дачу? Возле которой еще была река, где мы с отцом рыбачили.

Мать молчала дольше обычного, решая, судя по всему, продолжить ли давить на вопрос о работе или переключиться на тему воспоминаний.

⁃ Да, конечно я ее помню. Хорошее было место. Спокойное… А почему ты спрашиваешь?

Внутри их семьи молчаливым единодушием было принято считать прадеда покойным, хотя, справедливости ради, это было не совсем точно. Никто не знал, что с ним произошло. Он не умер в собственной постели и не ушел из жизни в больнице.

В один из ясных весенних дней он, как обычно, отправился на рыбалку, но не вернулся. При нем были надувная лодка, пара коротких весел, две удочки, садок и небольшая рыбацкая сумка с запасными крючками и прочим инвентарем. Вечером того странного дня у берега реки было найдено все перечисленное. Все, кроме самого прадеда.

Кто-то из собравшихся соседей предположил, что он мог упасть за борт и утонуть, однако все местные знали, что река, а вернее сказать — заводь на этом участке реки была мелкой, максимум по шею взрослому человеку. На следующий день даже приехали водолазы-спасатели. После целого дня напряженных поисков при помощи эхолокатора и постоянных погружений они лишь развели руками, подтвердив, что тела здесь нет. После долгой и безрезультатной недели попыток найти хоть какую-то зацепку, подавленная горем семья признала его мертвым. Похороны провели с пустым гробом и более никогда не пытались расследовать это загадочное исчезновение. Милиция тоже не усердствовала в поисках и через некоторое время закрыла дело, признав человека пропавшим без вести.

⁃ Просто…мне на днях снился сон…и в нем была эта дача. Знаешь, как это бывает — какие-то детские воспоминания пришли в голову. Вот решил поделиться с тобой.

Мать, к его искреннему удивлению, внезапно поддалась ностальгическому порыву и пустилась в воспоминания.

⁃ А помнишь, какие там стояли качели? У меня в одном из альбомов даже сохранилась фотография, где вы сидите на них с отцом и дедом.

⁃ Да, как раз качели я отлично помню! А пом….

⁃ Там еще огород был большой. Я, конечно, никогда не прикасалась к нему, но помню, что бабушка выращивала на нем весьма вкусные помидоры.

⁃ А в конце огорода колодец стоял. Всегда было интересно, насколько глубок…

Разверзнувшимся гейзером памяти она не давала ему закончить ни одно из предложений. Сначала просто констатировала факты из прошлого, связанные с дачей и не только, но вскоре ее начало уносить от темы в русло перемывания костей деду, бабушке, отцу и вообще всем родственникам.

Он уже почти не слушал ее, невидящим взглядом смотря в окно и вновь переживая теплые воспоминания о приятном сновидении.

⁃ …кстати, вспомнилось: в спальне прадеда стоял большой письменный стол с массивными резными ногами, помнишь? В нем еще была выдвижная полка, которую он закрывал на ключ…

В глубинах его разума действительно сверкнул отблеск подобного воспоминания! Да, там определенно была полка с замком! Ох, как же он тогда, изнуряемый детским любопытством, хотел заглянуть в нее.

⁃ …дед, конечно, был странноватым человеком. Так ревностно охранял свой стол, закрывал полку на замок… А какой смысл, если все знали, куда он прятал этот ключ?!

Он уже начинал уставать от этого затянувшегося разговора и пытался поддерживать его в режиме минимальных энергозатрат, периодически выдавливая из себя «угу, точно», «согласен», «даа, правда странно».

⁃ …надо было просто просунуть правую руку под стол и на ближайшей ножке прям под столешницей на маленьком гвоздике висел этот ключ. Я нашла его меньше, чем за минуту. Тоже мне, партизан…

Ее голос излучал самодовольство, ей нравились эти воспоминания. Такая себе ностальгическая ярмарка тщеславия одного зрителя.

⁃ Мам, уже захожу в офис, много работы, прости. Рад был тебя слышать, хорошего дня! Люблю, целую…

Положил трубку, выдохнул. По крайней мере, в этот раз ему практически не пришлось выслушивать неприятные вещи в свой адрес. Прогресс.

День пролетел как обычно: утренний кофе, работа, обед, работа, болтовня с коллегами, еще чуть работы. 5 часов вечера, пора домой. Пробки на дорогах, вредный ужин из фастфуда и колы, душ и вот он уже лежит в постели. Немного интернета и можно спать.

Сон пришел необычайно быстро для последних недель. Он отложил телефон и уже угасающим сознанием вспомнил дачу, прошлую ночь и, сладко улыбнувшись, подумал, что было бы неплохо вернуться туда еще разок.

Он снова стоял у зеленой калитки. Вошел, проследовал между стеной дома и вьющимся виноградом и его глазам вновь предстала картина из прошлого. Качели, дерево, огород, колодец. Решил пройтись до колодца. Между свежевскопанными грядками располагалась тропинка утоптанной земли. Интересно, сколько его детских шагов помнила эта земля?

Грунт не был сухим, напротив — он мягко пружинил под его ногами, оставляя на себе слегка продавленные следы 42-го размера.

Дойдя до колодца, постоял недолго в нерешительности. Почему-то колодец внушал ему некоторый страх еще с детства. Страх глубины, страх бездны.

«Это всего лишь сон», — успокоил он себя, — «давай уже, открывай».

Протянул руку, снял с крышки колодца ведро на цепи и поставил его на землю. Взялся за ручку крышки и с легким скрипом поднял ее. Из тьмы колодца повеяло прохладой и свежестью. Он не решился заглянуть внутрь (все равно ничего не видно), вместо этого он поднял ведро и, держа его за цепь, начал медленно опускать вниз.

Двумя руками он неспешно перебирал цепь, опуская ведро все глубже, откуда оно, ритмично стукающееся о каменную стенку колодца, отзывалось глухим звоном. Цепь грозила вот-вот закончиться и, когда в запасе оставалось не более метра, руки почувствовали, как ведро коснулось воды. Подергав цепь из стороны в сторону, он «утопил» ведро и начал поднимать его обратно. Помогая себе обеими руками, размеренными движениями тянул цепь вверх. Раз-два. Раз-два.

Когда показалась ручка ведра, взялся за нее правой рукой и вытащил на поверхность. Она была ледяная, как само ведро и вода в нем. Закрыл крышку колодца и поставил на нее ведро. Не размышляя долго, наклонился, вытянул губы трубочкой, коснулся поверхности воды и усилием щек и языка потянул ее в себя. Сделал крупный глоток, еще один. Это, определенно, была самая вкусная вода в его жизни. Выпрямился, причмокнул губами и снова ощутил то, с запозданием приходящее чувство, будто вкус воды появился в его разуме независимо от факта самого питья, он возник там сам по себе.

Задумавшись, еще немного постоял, осматриваясь по сторонам, и двинулся обратно в сторону дома. Подметил интересную деталь: небо было закатным, на облака ложились фиолетовые и красные лучи заходящего Солнца, но темнее не становилось. Будто закат в этом сне был растянут в бесконечности и сколько бы он здесь ни находился — ночь не наступит никогда. Это выглядело красиво и навевало легкую тоску.

Зашел в первую дверь, миновал прихожую и, толкнув вторую дверь, оказался внутри дома. Часы с кукушкой размеренно тикали, вися на стене.

Снял обувь. Перемещаясь короткими шагами, словно боялся спугнуть кого-то, осмотрел зал. На стене справа от двери заметил выключатель и без особой надежды щелкнул. Люстра под потолком вспыхнула, мягким желтым светом заливая пространство вокруг себя.

Медленно осмотрелся по сторонам, давая собственной памяти время вытащить из своих глубин всевозможные давно позабытые детали. Несколько мгновений спустя воображение грубыми набросками нарисовало карту дома. Так, справа была кухня, которую он, в целом, помнил весьма неплохо — в стене напротив входа и по правую руку располагались большие окна в старых деревянных рамах, выкрашенных белой глянцевой краской.

В углу на сколоченной из толстых досок подставке стояла переносная газовая плита на две конфорки, от которой в сторону тянулся газовый шланг, исчезающий в стене. Точно…с той стороны стены, на летней кухне, стоял высокий красный баллон. В голове ускользающим миражом мелькнуло воспоминание, как однажды дед с отцом, пыхтя и грубо ругаясь, тащили этот тяжеленный баллон, привезенный с заправочной станции в багажнике старой «шестерки».

Рядом с плитой располагался немолодой холодильник, на котором хвастливо красовались два потускневших от возраста шильдика «ЗИЛ» и «Москва». Это был низкий, тяжелый и шумный агрегат с округлыми формами и необычной ручкой-рычагом. В детстве этот холодильник ассоциировался с соседом, дядей…как же его звали…нет, не получается вспомнить. Он был низкорослым широкоплечим мужчиной с богатыми темными усами и гулким утробным голосом. Почти всегда он был одет в полосатую безрукавку, а на внешней стороне кисти правой руки была татуировка в виде якоря и надписью «Москва».

Вдоль стены тянулся ряд шкафчиков. Открыл ближайший. Внутри лежали пачка макарон, различная крупа, банка сахару и даже несколько консерв. В остальных хранилась посуда и различная кухонная утварь.

Наспех покончив с кухней, отправился изучать остальную часть дома. Прошел через просторный зал, в углу которого стоял старый телевизор с кинескопом. Ухмыльнувшись самому себе, вспомнил, как для переключения канала приходилось вставать и идти к телевизору, нажимая квадратные кнопки, расположенные на боковой панели.

Перед телевизором стояли два низких кресла, обтянутых темно-зеленой тканью, а между ними располагался низенький столик, украшенный белой кружевной салфеткой.

В углу напротив телевизора высился старинный сервант, полный различных чайников, кружек, блюдец и тарелок. В выдвижных полках хранились нарядные вилки и ложки, игриво поблескивающие серебром. Это был сервант «на особый случай». Почти в каждом доме был такой. Всем строго настрого запрещалось использовать посуду из него, ведь она предназначалась исключительно для серьезных жизненных мероприятий — дней рождения, свадеб и поминок.

«Синдром отложенной жизни», — поднимая брови, цокнул он слегка раздраженно.

Почти все его родственники были такими. Вот взять хотя бы его бабушку — уже какой год в ее шкафу копились подаренные комплекты полотенец и постельного белья.

На вопрос, почему она не пользуется всем этим добром, бабуля словно заученно отвечала что-нибудь в духе «вот родственники приедут, я им и постелю новенькое».

Рядом с сервантом была дверь, ведущая в спальню прадеда и прабабки. Это всегда была запретная зона, куда можно было зайти только если кто-то из них был там.

Подошел к двери, взялся за ручку и немного завис. Почему-то в его памяти эта спальня располагалась в противоположной стороне зала…или это безжалостное время подтерло детали его воспоминаний?

Тряхнул головой, выныривая из топкого омута памяти и, нажав на ручку, толкнул дверь от себя.

Это была небольшая комната с одним окном по правую руку, большой кроватью с пружинами вместо матраса, стоявшей посередине комнаты возле стены и вещевым шкафом по левую руку.

Рядом со шкафом стоял массивный письменный стол и не менее массивное кресло с высокой спинкой. Это был тот стол, о котором вспомнила мать во время их телефонного разговора.

Он подошел ближе, провел пальцами по лакированной поверхности столешницы, пару раз стукнул костяшками, извлекая из древесины глухой звук.

Отодвинул кресло и сел. Придвинулся к столу, положил на него руки и закрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям.

Удивительно…насколько этот запретный предмет будоражил его воображение в детстве, ровно настолько его взрослая версия была к нему равнодушна.

Открыл глаза. Вдохнул полной грудью и медленно выдохнул. Путешествия по дальним углам воспоминаний выматывали. Нет не физически, но эмоционально. Он, казалось бы, спал, но его разум продолжал трудиться. Он точно знал, что проснется совершенно невыспавшимся, но это была лишь отдаленная перспектива грядущего утра, поэтому он отодвинул эти мысли подальше, чтобы своей рациональностью они не мешали наслаждаться моментом.

Запустил правую руку под стол, поелозил немного пальцами и нащупал маленький гвоздик, на котором, определенно, висел ключ!

Достал его и рассмотрел поближе. Он был цвета потускневшей меди, а формой напоминал ключ из какого-то старого мультфильма — головка была выполнена в виде тонкого кольца, а бородка состояла из трех крошечных зубчиков разной высоты и толщины.

Вместе с креслом чуть отодвинулся от стола и, не медля, сунул ключ в замочное отверстие той самой полки, которую прадед так ревностно оберегал от посторонних.

Ключ повернулся мягко и беззвучно. Он потянул на себя полку и та плавно поддалась. Сердце забилось чуть быстрее. Любопытство росло пропорционально тому, покуда полочка выдвигалась из стола.

Внутри лежали какие-то бумаги, неизвестное содержимое которых распаляло его интерес.

Неспокойной от возбуждения рукой он достал содержимое и выложил на стол перед собой. Было видно, что бумаги исписаны беглым, но ровным почерком и ему не терпелось скорее узнать, о чем же писал прадед и почему так тщательно скрывал это от родственников.

Взял самую верхнюю — это был двойной лист, явно вырванный из тетради «в полоску». С лицевой стороны не было никаких надписей. Он развернул его и начал читать выведенные аккуратной прописью слова на левой странице.

На миг он подумал, что это какая-то шутка… Забывая дышать, откинулся на спинку кресла, стараясь сконцентрировать помутневший от волнения взгляд на пляшущем в дрожащей руке листке бумаги. Прищурившись, начал читать:

«Это не сон. Здесь небезопасно. Если можешь — уходи немедленно. Если увидишь человека — не разговаривай с ним, не смотри в глаза и НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ ПРИКАСАЙСЯ. Это не чело….»

Сердце рухнуло в пятки. В ушах диким потоком зашумела кровь, тело неконтролируемо затрясло, а бумага выпала из вмиг ослабших пальцев — он только что отчетливо услышал, как открылась и тут же захлопнулась входная дверь.

Глава 3

Он лежал на спине и тяжело дышал. Сердце продолжало изредка подпрыгивать в груди, глаза были широко распахнуты.

На этот раз он отчетливо помнил практически все детали сна и это по-настоящему пугало. У него, как и у любого человека, конечно же, бывали сны, выйдя из которых продолжаешь ощущать удивительную реалистичность увиденного в течение всего последующего дня. Но к вечеру почти все фрагменты сна, обычно, рассеивались как утренний туман с восходом солнца. Однако, в этот раз все было иначе…намного иначе.

Посмотрел на часы. 5:37. Засыпать уже не было смысла, да он бы, пожалуй, и не смог. Перед глазами, словно отпечатавшись на сетчатке, стояли выведенные ровным почерком слова предупреждения.

«Это не сон».

А вдруг и правда?!

Мотнул головой, резко перевернулся на бок и почувствовал накативший прилив злости. Ну это ведь бред! Почему он вообще допускает сомнения?! Это был самый что ни на есть настоящий сон. Страшный, жуткий, реалистичный, но все-таки сон. Кошмар.

Когда пунктуальный будильник сообщил, что наступило 6 утра, он был уже бодр и немного успокоился, отпуская мысли об увиденном сне. Сел на край кровати, потянулся в разные стороны и, встав, отправился в душ.

День прошел в привычной рабочей рутине. Если он и вспоминал о сне, то уже не испытывал негативных чувств и воспринимал увиденное буквально как самый обычный сон, не стараясь искать какого-то скрытого смысла.

Вечером, поужинав лапшой быстрого приготовления и парой вареных сосисок, он, не тратя ни минуты на смартфон и телевизор, быстро принял душ и отправился в постель.

В этот раз долго ворочался. Сон напрочь отказывался приходить. Он старался не думать о даче и просто прокручивал в голове прошедший день, который, в общем-то, не отличался обилием интересных и запоминающихся событий.

Вспомнил о бабушке. Подумал, что утром надо не забыть позвонить ей, они не болтали уже пару недель.

Бабушка являлась невесткой прадеда и жила в квартире, которая досталась от него по наследству. Дед, приходившийся прадеду сыном, умер около 5 лет назад и теперь в этой большой квартире бабушка жила одна, периодически навещаемая внуками и немногочисленными еще живыми друзьями.

Он любил бабушку, но не любил приезжать в гости.

Во-первых, надо было ехать через весь город, что в любой день отнимало около полутора часов в каждую сторону.

Во-вторых, ему не очень нравился тот район. Причем с самого детства. Это был старый спальный район, сплошь состоящий из двухэтажных домов красного кирпича, звавшихся «сталинскими».

В каждом доме было по десять квартир со скрипучими полами и необычайно высокими потолками. Они были построены почти сотню лет назад и жили в них, в основном, такие же почтенные старики вперемешку с маргиналами помоложе, получившими жилье в качестве наследства и влачившими свою жизнь, перебиваясь между нерегулярными заработками и регулярным употреблением крепких алкогольных напитков низкого качества.

Район был откровенно унылым и не вызывал теплых чувств. Когда он был совсем ребенком, его частенько привозили сюда на выходные, которые он проводил под чутким вниманием прабабки и прадеда.

Те, будучи людьми пожилыми, просыпались рано и засыпали тоже рано. Вместо воскресных мультиков ему приходилось смотреть вместе с ними какие-то скучнейшие передачи о деревенской жизни простых людей или, что еще хуже, новости.

Гулять было особо не с кем, поэтому он в одиночку исследовал окружающую территорию, к слову, совершенно не представляющую из себя эталон интересности.

Ветхие гаражи, кирпичные дома, снова гаражи, лавочки со столами во дворах, заросли винограда в чьем-то палисаднике, старый пыльный УАЗик с давно спущенными колесами, медленно врастающий в землю.

Как же он всегда ждал вечера воскресенья! За ним приезжали дед с бабушкой, реже — отец и забирали его домой из этого застрявшего во времени уголка отчаяния и скуки.

За воспоминаниями и раздумьями сон подкрался незаметно.

Он стоял напротив двухэтажного кирпичного дома. Под маленьким козырьком из шифера располагался вход, черным провалом темневший на контрасте с красной стеной.

Слева в тридцати шагах располагались неизменные и словно неподвластные времени гаражи. Справа вдаль тянулась узкая улица, по сторонам которой стояли такие же дома. На этом участке их было шесть штук, все до единого похожие друг на друга словно близнецы. В конце улицы, примерно в двух сотнях метров от него, стоял седьмой дом. Он был чуть длиннее и на один этаж выше остальных, а также располагался перпендикулярно улице.

Никакого желания гулять не возникало — все это он видел буквально пару месяцев назад, когда навещал бабушку. Ну, возможно, присутствовали некоторые незначительные изменения…не было видно небольшой детской площадки между соседними домами. Там, как и в его детских воспоминаниях, стояли заросли колючих кустов.

На этом отличия сна от реальности заканчивались. Район, словно капсула времени, оставался неподвластен изменениям.

Еще раз неспешно оглядевшись по сторонам, он направился ко входу в дом. Старая деревянная дверь, облезающая хлопьями зеленой краски, была открыта. Сразу за ней следовали местами сколотые ступени, ведущие на площадку первого этажа. Не задерживаясь, он свернул на следующий лестничный пролет и, преодолев его, вышел на площадку второго этажа. Первая квартира справа была той самой. Крупная бронзовая цифра 5 висела аккурат над отверстием глазка. Он надавил на ручку и вошел внутрь. На первый взгляд, все было ровно так, как и в его последний визит два месяца назад. Только пахло иначе. Старостью.

По привычке разулся и прошел в зал. Сразу отметил изменения — телевизор был другим, старый и громоздкий с выпуклым стеклом экрана вместо современного плоского и тонкого.

Перед телевизором стояло мягкое кресло с журнальным столиком по левую руку. Именно на этом кресле прадед каждый вечер засыпал под монотонное бубнение ведущего новостей.

Прошагал по залу до выхода на балкон. Слегка удивился напольному светильнику, дивану и узору обоев, которые, как оказалось, остались только в его памяти. В настоящее время квартира выглядела существенно иначе.

Вышел на балкон, открыл окно и по старой привычке, опершись руками в подоконник, высунулся из него по пояс, полной грудью вдыхая свежий воздух. Справа за гаражами зеленой сверкающей лентой бежала река, которую нельзя было увидеть с земли, но зато она отлично была видна с высоты второго этажа. Бросил беглый взгляд влево — ничего интересного, взгляд упирался в стену дома в конце улицы.

Снова перевел взгляд на реку и лишь долей секунды позже осознал, что что-то было не так…волосы на шее зашевелились, а руки мгновенно покрылись мурашками — он резко повернул голову влево и, лишь только глаза поймали фокус, отчетливо увидел черную человеческую фигуру, стоявшую у стены дальнего дома.

Она не шевелилась. С этого расстояния нельзя было рассмотреть черты лица и детали одежды, но однозначно можно было утверждать, что размерами она была значительно крупнее среднестатистического человека.

Он почувствовал прилив тревоги, высвободивший в его кровь дозу адреналина. Сердце, по ощущениям, увеличилось в размерах и билось прямо о ребра. Он продолжал смотреть на фигуру, которая сохраняла абсолютную статичность. Смотрела ли она на него в ответ — было неясно. Пока рациональная часть его возбужденного разума продумывала план действий, бессознательная его сторона подкинула кусочек воспоминания. Это было настолько очевидно, что он даже слегка хохотнул от пришедшей в его голову мысли. По правую руку от него на полу балкона всегда стояла тумба со всякими хозяйственными вещами и разным дедовским скарбом, копившимся там многие годы — мотки проводов, отвертки и гаечные ключи, металлические баночки из-под кофе, полные шурупов и болтов… И в самой верхней полке лежал охотничий монокль, являвшийся одним из самых интересных развлечений во всем доме. Обычно он рассматривал в него реку с проплывающими по ней баржами, но чаще пытался высмотреть, что же происходило в окнах у соседей.

Отточенным движением спрыгнув с подоконника, он вернул всего себя внутрь балкона и, как в детстве, уже почти присел перед тумбой…как обнаружил, что никакой тумбы не было. Вместо нее в углу балкона стоял скромный металлический чемоданчик для инструментов. Слегка дрожащими пальцами он отщелкнул щеколду замка, откинул крышку и увидел внутри набор гаечных ключей и еще пару каких-то непонятных инструментов. Монокля не было.

Он вскочил на ноги и снова выглянул из окна — пейзаж оставался неизменным, только черная фигура уже отсутствовала в поле зрения.

Сначала он испытал кратковременный прилив облегчения, но секунду спустя незванным прибоем нахлынула волна тревоги в сопровождении разрозненных мыслей. Усилием воли он заставил себя успокоиться, крепко сжал кулаки, закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, считая про себя. Один — вдох. Два — выдох. Три — вдох. Четыре — выдох. Пять…преодолевая скорость света, в голове мелькнула мысль, от которой капли ледяного пота мгновенно выступили над его верхней губой. Дверь. Он не закрыл входную дверь на замок. Проскальзывая носками по деревянному лакированному полу, он, подталкиваемый стремительно нарастающим ужасом, сорвался с места в сторону входа. В несколько шагов он преодолел все расстояние и, лишь успел взяться пальцами за щеколду замка, как ручка двери, нажатая с той стороны, подалась вниз и дверь распахнулась, отбрасывая его с такой легкостью, будто он весил не более трехлетнего ребенка. Больно приземлившись на пол, он по инерции проехал на спине еще около метра и остановился затылком об угол дверного проема. Из глаз брызнули искры, а череп буквально затрещал от боли. Расфокусированным зрением он попытался разглядеть входной проем, который собой закрывала громадная фигура человека…человека ли? Неимоверным усилием воли он сконцентрировал взгляд и вернул зрение, о чем немедленно пожалел. Стоявший в прихожей был ростом около 2,5 метров и шириной больше дверного проема. На нем не было никакой одежды, вместо этого неведомое существо было покрыто черной лоснящейся кожей. Такой цвет кожи бывает у трупов, долго пролежавших во влажном месте. Обычно это большие черные пятна, местами переходящие в синие и фиолетовые, покрывающие значительную часть спины или живота, в зависимости от того, в какой позе лежало тело. Но это…нечто… было полностью черным, без единой проплешины. От него исходил вязкий могильный смрад, застревающий на полпути в легкие — тело не было готово принимать в себя воздух, пропитанный этим отвратительным зловонием. Оно стояло словно статуя, не совершая никаких движений, но это только усиливало ощущение ужаса, которое распространяло существо.

Собрав остатки воли и сил, лежавший на полу маленький человек поднял взгляд и пристально посмотрел в лицо черному гиганту. Глаза были так же черны, как и его тело, но излучали какой-от иной вид энергии. Волос на голове не было, нос отсутствовал, а на месте рта широким разрезом практически от уха до уха зияла темная безгубая щель. Лишь только их взгляды пересеклись, человек почувствовал, как все чувства, надежда, а, может, и сама жизнь, покинули помещение. В этом мире теперь были только они двое и не оставалось сомнений — что бы ни произошло далее, это будут лишь страдания, ужас и боль, которые он будет испытывать так долго, пока не потеряет собственный разум…

Он открыл глаза. За окном уже светало и будильник вот-вот должен был зазвонить. Повернувшись на спину, почувствовал зябкие влагу и холод — он буквально плавал в постели из собственного пота. Голова раскалывалась, затылок саднил — пальцами коснулся ушибленной во сне части черепа и с недоумением почувствовал влажный рубец в пару сантиметров длиной. Поднес пальцы к глазам — на них была густая бордовая кровь, жирной медленной каплей стекавшая по направлению к запястью.

Кажется, в этот раз он уже не сможет убедить себя в том, что это был всего лишь сон.

В этот день он не пошел на работу. Написал незамысловатую смс старшему логисту с кратким объяснением, что, мол, приболел, надо отлежаться, но завтра точно буду в строю.

Пролежал в постели почти до обеда, лишь однажды поднявшись, чтобы заменить мокрую простынь. Голова кружилась как после сотрясения, а общее состояние можно было сравнить с гриппом, когда силы покидают тело, а суставы и мышцы начинает крутить медленной тягучей болью.

В районе часу дня почувствовал, что проголодался. Открыл на телефоне приложение доставки еды и задумчиво уставился в экран. Есть действительно хотелось, однако ничего не казалось ему аппетитным. Пицца? Слишком сухо. Лапша с мясом? Жирно. Бургер и картошка? Желудок отозвался неприятным позывом, ясно давая понять свое отношение к данному выбору. Суп… Хм, а что, звучит неплохо. В детстве, когда он заболевал и вместо уроков оставался дома, бабушка укутывала его теплым одеялом, поила чаем с медом и обязательно готовила свежий куриный суп. Она всегда говорила, что от супа выздоравливают и набираются сил, чему он беспрекословно верил.

Отправил в корзину порцию супа-лапши, добавил к нему свежеиспеченную чесночную булочку и шоколадный кекс на десерт. Вроде бы все. Еще секунду поразмыслил, после чего нажал кнопку «оформить заказ».

Курьер должен был прибыть через полчаса, поэтому он решил хоть немного привести себя в порядок. Нехотя вылез из-под одеяла, натянул футболку и отправился в ванную. Через большое зеркало, висевшее над раковиной, на него смотрело собственное отражение и, надо сказать, выглядело оно довольно удручающее. Серые круги под глазами, глубокие морщины на лбу, взъерошенные волосы — это был вид глубоко уставшего и больного человека, коим он себя, конечно же, не считал. Как минимум, до текущего момента.

В попытке взбодриться улыбнулся собственному отражению — получилось что-то среднее между улыбкой разочарования и легким оскалом.

«Ладно, не великая беда, все плохо выглядят, когда болеют», — успокоил он себя и потянулся рукой к выдвижной полке, чтобы взять маленькое зеркало. На вытянутой руке пристроил его сзади головы, настраивая так, чтобы увидеть собственный затылок в большом зеркале. Ровно посередине затылка была небольшая полоска рассеченной кожи, окруженная запекшейся в волосах бордовой кровью. Прикоснулся к ране пальцем и слегка дернулся — было больно и даже несколько противно. По-хорошему, такое рассечение следовало показать доктору. Он бы промыл его как следует, наложил пару швов и через неделю о нем напоминала бы лишь тонкая полоска шрама. Но лишь от мысли, что ему для этого необходимо как минимум выйти из дома, уже становилось не по себе. Решил, что ничего страшного не случится, если он просто позволит этой маленькой проблеме зажить без вмешательства врачей.

Сходил в душ, аккуратно вымыл кровь из ссохшихся между собой волос. Рассечение щипало, но боль была терпимой, и он, стиснув зубы и стоя под струей горячей воды, наблюдал, как дно душевой наполняется кроваво-розовой пеной, стекающей по его ногам.

Курьера он встретил в халате и чуть приподнятом настроении. Суп был что надо. Нежное куриное мясо, насыщенный бульон, толстая упругая лапша — трапезничая в постели, он буквально как в детстве ощущал, что силы постепенно возвращаются к нему, а настроение ощутимо улучшается.

Спустя некоторое время, отправил в рот последний кусок шоколадного кекса и откинулся на подушку. Ощущая себя заметно лучше, чем несколько часов назад, он решил ненадолго вернуться к воспоминаниям прошедшей ночи.

⁃ Это ведь был сон? — с тоном надежды в голосе спросил он сам себя вслух.

⁃ А ты можешь объяснить это иначе? — ответил он сам себе после небольшой паузы.

Ему очень хотелось сказать «нет», но он не мог. Да, все вполне было похоже на страшный сон, кроме… Как объяснить рассечение на затылке? Он провел ладонью по уставшему лицу и на минуту уставился вникуда, размышляя. Ему как никогда хотелось найти объяснение событию, которое объяснить было совсем непросто.

⁃ А может…я просто упал во сне?

⁃ Упал и не проснулся? Просто поднялся и продолжил спать дальше, истекая кровью?

⁃ Согласен, звучит так себе… О, а, может, я ударился о стену?

Повернулся, посмотрел на стенку, к которой примыкало изголовье кровати и попробовал себе представить, как бы выглядела такая гипотеза на практике. Белая поверхность стены была чистой, без кровавых пятен и капель.

⁃ Но это ведь ничего не значит, я мог удариться о нее, а кровь пошла не сразу…могло ведь случиться так?

⁃ Могло…да, я думаю, что могло.

Небольшой диалог с самим собой помог родить ответ, который, хоть и не был идеальным, но казался как минимум приемлемым, что в сложившейся ситуации уже было немало. Это помогло отпустить назойливые и тревожные мысли, которыми кишел его разум и остаток дня он провел как обычный приболевший человек — пил чай с лимоном, листал интернет и смотрел телевизор.

С наступлением вечера снова пришли неприятные размышления, от которых он всеми силами старался отмахнуться. Попробовал полностью переключиться и написал несколько сообщений паре своих друзей. Завелась переписка и тревога снова отошла на второй план, оставшись маячить где-то на фоне, но не желая полностью уходить.

В комнате было темно. Телевизор что-то бубнел на минимальной громкости. Он, лежа на боку, одной рукой набирал сообщение, щурясь от яркости экрана телефона.

Он сначала хотел позвонить бабушке и поговорить с ней, вероятно даже поделиться переживаниями последних ночей, но решил оставить разговор на завтра, а сегодня обойтись просто текстовым сообщением.

«…уже значительно лучше, готовлюсь спать. Тебе доброй ночи, завтра позвоню и расскажу, какие страшилки снились мне всю неделю». Поставил смеющийся смайлик в конце и отправил сообщение.

Через минуту пришел ответ.

«И тебе доброй ночи, заинтриговал! На какую тему хоть сны были?»

Немного подумав, начал печатать ответ.

Открыл глаза. Это снова была прадедова дача. Он даже не думал об этом месте перед сном, почему же он снова здесь?

Как и все разы прежде, зашел в калитку, обошел дом, постоял перед дверью прислушиваясь. Так, на всякий случай. Убедившись, что всё тихо, зашел внутрь — все выглядело так же, как и в прошлый раз. Сразу направился в комнату — если во всем этом и есть какой-либо смысл, то, скорее всего, он скрыт в прадедовском столе. Сел на массивный стул, придвинулся к столу. Рукой нащупал на ножке гвоздик с маленьким ключом и через мгновение уже поворачивал его в замке.

В полке стола вперемешку лежали тетрадные листы и стандартные белые листы для печати. Почти все из них были исписаны уже знакомым ему прадедовым беглым курсивом. При детальном рассмотрении рукописей становилось очевидно, что писавший старался изложить как можно больше мыслей за ограниченный отрезок времени — порой слова казались просто набором закорючек, которые нужно было разгадывать словно шифр. Но бóльшая часть текста все же была вполне пригодна к прочтению.

Следующее, что бросилось в глаза — под каждой отдельной записью стояла дата. Достал самый нижний — ветхую тетрадную страницу в клетку с наполовину выцветшими синими чернилами. В нижнем правом углу было крупно выведено — 10 января 1961 г.

Он удивленно приподнял брови, откладывая запись на стол.

Снова взял тонкую стопку бумаг, немного пробежал по краям пальцами и вытянул случайный лист. Это была половинка листа А4 с неровно оторванным краем и скудным количеством текста. Внизу подпись — 27 августа 1968 г.

Наспех просмотрел остальные листы, почти все из них были датированы разными годами. Был большой пробел между 1975 и 1991. Две записи от 2001. Последняя же была написана в апреле 2005.

Это был двойной лист из тетради в полоску, с каждой из сторон исписанный плотным, но аккуратным почерком.

Решил все-таки начать по порядку и вернулся к первой записи. На желтеющей странице бледнели прыгающие по строчкам слова:

«Сегодня мне привиделся сон, да не простой, а странный, словно явь, но в то же время и вовсе не похожий на нее. Вижу я место знакомое — это дом, в коем родители мои проживали, да и деревня та, где я мальцом бегал. На первый взгляд — что тут необычного? Но сон этот был чересчур ясным и подробным. Ни разу в жизни своей такого не видел. А что главное — людей не стало. Пусты ангары, скотины не видать, хотя запахи, как полагается, те самые, деревенские. Избы все на месте, да только жизнь из них будто выветрилась. Не удержался я, зашел в землянку повитухи нашей, бабки знакомой. Под потолком растения всякие висят, да на полках травы и ягоды по горшкам разложены. Печь, как бы еще тёплая, кажется, недавно истоплена — тепло так и идет, а огня вовсе нет, зола одна.

Заглянул я и к кумовьям матушкиным. В избе всё как всегда: кровати застланы, погреб полон, дрова аккуратно сложены у печи. И снова — никого. Чувствую что-то не ладное. Не бывает так в обычных снах, думаю я.

Дошел я и до нашей избенки. Там, как и в старину, моя кроватка стоит — как бы с утра застланная. Всё вроде на месте, и всё же не так, как должно быть. Вышел я на улицу, гляжу в поле, и вдруг замечаю — идёт ко мне человек. Большой, здоровенный мужик, а я среди наших такого не припомню. Подошел он поближе, и тут уж я совсем опешил — лица у него нет, или я не разглядел. Чудится мне, будто неладное это. Всё это странно, дурно.

10 января 1961 г.»

Закончив чтение, он продолжил молча смотреть на бумагу, обдумывая написанное прадедом. Вспомнил черное Нечто, с которым и сам недавно встретился — от возникшей перед глазами картинки по рукам и спине пробежали мурашки.

Отложил страницу и наугад вытянул из стопки следующую.

Бывший некогда белым лист был немного помят и имел желто-кремовый оттенок. Слова на нем были написаны черными чернилами, местами в глаза бросались небольшие кляксы, оставленные в спешке.

«За последние годы мне несколько раз снились странные сны, похожие на тот, первый. Вот и прошлой ночью случился один из них… Думаю, пришло время опять записать всё это на бумаге.

Не знаю, как объяснить, но заметил я в этих снах одну закономерность: каждый раз они не похожи на обычные сны. Оно как-то по-другому чувствуется. Словами не опишешь, но я сразу это ощущаю — как будто сон, а не совсем…чересчур настоящий.

И ещё… эти сны всегда уносят меня в места, о которых и не вспомнил бы, если б не они. В такие, где давно не был, а память о них, как говорится, припорошена временем. То вот в родительский дом в деревне забросит, то в интернат, где учился в начальных классах. А как-то года два назад во сне очутился у тётки в городе, у отцовской сестры. Родители меня к ней летом отправляли, подальше от деревни. И там, во сне, впервые страх почувствовал. Страх оттого, что я там не один. Видел… не знаю, как сказать… не людей, а что-то другое. Как сущности какие-то. Нечто. Пару раз сталкивался с чёрной фигурой, вроде человек, но как только Она приближалась — я сразу просыпался. Потому и не могу сказать наверняка, кто это был.

А что касается сегодняшнего сна… Был я в пионерском лагере, где отдыхал после войны. Хорошо помню эти длинные коридоры с комнатами по обеим сторонам. И площадка для построения там была, как тогда, помню — высокие пихты и тополя по кругу стояли.

Ночь всю я по лагерю ходил, по корпусам заглядывал, всё пустое было, как обычно во снах. Но вот в столовой кое-что произошло, что у меня из головы не выходит до сих пор.

Шёл я по основному залу, как вдруг послышался грохот — словно кастрюля упала где-то на кухне. Идти туда мне совсем не хотелось, но… не успел я решиться, как оттуда, из дверного проема, чертыхаясь, выскочил человек. Он вроде обычный, но вот одежда его… странная какая-то. Не такая, как у нас.

Пробежал через зал, и тут взглянул на меня. Мы оба, наверное, были ошарашены — десять шагов нас разделяло. Он остановился, осмотрел меня пристально, и я видел — он до смерти напуган. Еле дыша, он вымолвил странное: «Ты оттуда или отсюда?».

Я растерялся, не сразу понял, что ответить. А на кухне снова что-то загремело, и этот человек, махнув рукой, побежал дальше.

«Я настоящий!» — только и крикнул я ему вдогонку.

На удивление, он резко остановился в дверях, обернулся, снова меня оглядел и на выдохе сказал: «Тогда уходи. Это место не для нас. Не жди!».

Глянул испуганно в сторону кухни и исчез.

И тут, когда я только начал осмысливать всё, что он сказал, из кухни вышло… что-то. Это вроде было человеком, но и нет. Ног — или конечностей — было больше, чем у человека. И главное — Оно несло с собой ужас. Страх такой, что ноги подкашиваются и шагу не ступить. Оно двигалось ко мне… и я проснулся.

3 марта 1967 года.»

Он читал уже вторую запись и не мог до конца поверить, что это все происходило в действительности. Может быть, это просто какой-то странный розыгрыш, который прадед оставил после себя? И вообще, с чего он сейчас решил, что все это имеет отношение к реальности? Ведь это происходит во сне…в странном сне, стоит признаться. Во сне, который ощущается не как сон и он сам это прекрасно понимает. Вдобавок, записи деда описывают эти сны схожим образом, потому все же верно будет допустить, что это какая-то странная или…иная реальность? Даже внутри собственной головы это звучало как синопсис фантастического фильма…но, хотелось или нет, с положением дел приходилось считаться.

Легким быстрым движением пролистнул стопку страниц и достал очередную. Взглянул на дату — 22 ноября 1993 г. Со времени первой записи прошло более 30 лет. Почувствовал прилив любопытства с примесью опаски, вздохнул глубоко, встряхнул в руках двойной тетрадный лист и начал читать.

«Стоило мне понадеяться, что все осталось в прошлом…и вот теперь это происходит почти каждую ночь. Я оказываюсь в разных местах, знакомых и незнакомых. Где-то я бывал всего раз, а куда-то меня забрасывает постоянно. Я устал. Я не могу выспаться…но это больше, чем просто недосып. Каждый раз мне страшно. Каждый раз я чувствую физическую усталость наравне с моральной. Мои, так сказать, путешествия, превратились в еженощную борьбу за жизнь.

Но все же одна вещь не может не радовать — я наконец-то начал разбираться в том, что же происходит. Еще в семидесятых у меня родилось предположение…и сейчас я могу точно сказать, что оно подтвердилось. За все это время я встретил там немало людей (и не только) и теперь, сопоставляя все услышанное от них, я должен перестать себя обманывать и признать пугающую правду…все происходящее является реальностью. Абсолютной. У меня не осталось в этом сомнений. Только реальность эта специфическая, она похожа на нашу, но происходит в другом времени…в прошлом. Знаю, это непросто принять. Да, согласен, это дико. Это жутко. Это не похоже на правду. Но что есть правда? Ой, да ну эту философию! Я видел это собственными глазами! Я общался с людьми из далекого будущего и из настолько же давнего прошлого. Они даже говорят по-разному. Выглядят по-другому. Но всех их вместе со мной объединяет один факт — мы все оказываемся в совершенно разных местах и это всегда прошлое. Один из них…он из будущего…он рассказал мне, что уже не первый десяток лет бьется над пониманием проблемы и достиг некоторых результатов. Так вот…согласно его выводам, мы действительно оказываемся в прошлом, но с некоторыми условностями. Это, как он странно выразился, что-то вроде эээм… ментальных червоточин. Некоторые люди…их разум в момент погружения в сон случайным образом генерирует фрагментарные воспоминания…и в определенный момент, уж не знаю деталей — как именно, слой этой реальности, возникшей внутри разума, пересекается со слоем реальности в прошедшем времени и человек физически оказывается там. Но, как написал выше, есть условности. Здесь всегда есть вещи, машины, строения, техника, деревья…в общем, всё. Всё, кроме людей, живших здесь в то время. Я бы хотел написать, что это прошлое мертво, но это не так. Здесь есть много кого…кроме людей. Да, это чистая фантастика. И да, это правда.

Можно было бы воспринять все происходящее как научное открытие или, как минимум, в качестве интересного приключения, если бы только не одно но. По догадкам все того же человека, ментальные червоточины являются редкостью для нас, живущих в нашем мире. Однако для…странно это писать…для других существ из других миров — это не более чем увлекательное путешествие. Я бы сказал, что для них это — что-то вроде сафари. Мы попадаем туда вопреки воли, в то время как они приходят туда специально. За нами. Я видел, как они забирают других людей. Я бы хотел забыть то, что видел, но такое не забывается. Страшные, нечеловеческие вопли этих несчастных до сих пор звучат у меня в голове.

Я и сам оказывался на волосок от…этого, но всегда каким-то чудом мне удавалось уйти. Со временем я понял, что для выхода всего лишь надо проснуться, но, как говорится, легко сказать, нелегко сделать. Измотанный подобными путешествиями и переживаниями разум не так легко пробудить…но пока что у меня получалось. Сколько я еще продержусь…не знаю. По возможности я стараюсь попадать сюда, на нашу дачу. Кажется, что в этом месте меня никто не ищет. По крайней мере, я еще не встречал тут других людей…и иных существ.

22 ноября 1993 г.»

Прочитанное существенным образом проливало свет на происходящее и отвечало на многие вопросы. Он не мог отделаться от мысли, что это какой-то розыгрыш, но рациональной частью собственного ума понимал, что все написанное — это не просто правда, это — ценнейшая информация, накопленная прадедом за долгие десятилетия.

Внезапно его посетила странная, но по-своему позитивная мысль: если уж прадед так долго справлялся со всем этим и успешно дожил до преклонных лет, то, возможно, не так все на самом деле и страшно?

Откинулся на спинку кресла, закинул руки за голову и, смотря в потолок, вслух начал рассуждать:

«Раз уж дед выбрал это место в качестве недосягаемого укрытия и осознанно именно здесь оставил такое количество бесценной информации, то, полагаю, мне тут ничего не грозит?»

Губы самовольно начали расплываться в улыбке, а сердце радостно подпрыгнуло в груди. Он поднялся с кресла, заложил руки за спину и начал ходить по комнате, о чем-то беззвучно дискутируя с самим собой. Подошел к единственному окну, постоял, посмотрел на зелень за окном. Снова вернулся к столу и сел на кресло — следовало дочитать оставшиеся записи. Логично было вернуться к более старым и придерживаться хронологии, но любопытство взяло вверх и он решил взять самую последнюю.

Готовясь к очередному погружению в прадедову память, он потянулся в кресле и широко зевнул, едва не вывернув челюсть. На миг замер, прислушался к ощущениям и, убедившись, что все в порядке, усмехнулся этой глупой ситуации и взял в руки тетрадный полосатый лист с красными полями.

«Я не думаю, что у меня осталось много времени. Сущности, как я сам решил их называть, выяснили, пожалуй, все места, где я могу оказаться. Это настоящая охота, по-другому не скажешь. Уже трудно понять, где мой мир, а где — чужой. Просыпаюсь от кошмара, только чтобы осознать, что по-прежнему в нём. Выбраться из этого стоит огромных усилий. Мне страшно оставаться одному. Когда я бодрствую, ощущаю облегчение, но к вечеру его сменяет тревога, перерастающая в откровенный страх. Я боюсь засыпать, но другого пути нет. Я старый человек, мне нужен сон.

Иногда я проваливаюсь в дрему посреди дня, и через полчаса меня будит телевизор, жена или сосед, заглянувший одолжить топор. Такие короткие перерывы помогают держаться, но не заменяют настоящего сна. Сын думает, что у меня проблемы со здоровьем, таскает по врачам. Те подтверждают, что выгляжу я неважно, но анализы не показывают ничего страшного. Врачи только разводят руками — мол, старик, это нормально в твоём возрасте.

Я хотел бы уйти сам, по своей воле, тихо, мирно, как обычный человек. Заснуть и не проснуться. Без страха, без борьбы. Но сущности всегда находят меня. Куда бы я ни пошёл, какие бы далёкие уголки памяти ни открыл — они всегда там. Ждут.

Я не понимаю, за что мне это. Когда всё началось, я воспринял всё как странное приключение. Но теперь могу сказать: бóльшая часть моей жизни была кошмаром. Бегством, борьбой. Я уже забыл, что значит жить. Просто жить. Спать, когда хочется. Выспаться. Проснуться бодрым, а не обессиленным. Забыл, как это — когда разум чист, когда не нужно отчаянно пытаться понять, в каком из миров нахожусь в данный момент и стоит ли быть начеку.

Я хотел бы пойти с внуком на утреннюю рыбалку. Сидеть в лодке, щуриться от лучей восходящего солнца и умиляться его радости от пойманного карася. Но мне не доверяют детей, все считают меня больным.

Чёрт с ними. Чёрт со всеми. Утром возьму лодку и пойду на реку. Я устал так жить. Я устал бороться.

17 апреля 2005 г.»

Дочитав, он покрутил в руках лист, с целью убедиться, что прочел все написанное. Записка, определенно, проливала свет на происходящее с ним, но по-прежнему оставалась куча вопросов, на которые так хотелось знать ответы. Происходило ли подобное с отцом? А с дедом? Он изо всех сил напряг мозг, силясь найти в далеких уголках памяти зацепки или хотя бы намеки на это. Тщетно. Никто из них никогда не говорил о чем-то подобном и вообще не был замечен за странным поведением. А прадед был?

Это хороший и, главное, абсолютно логичный вопрос, на который в его голове уже сформировался настолько же логичный ответ: он был еще ребенком, да и проводил с прадедом не так много времени, чтобы иметь возможность заметить что-либо необычное в его поведении.

Утром надо позвонить маме и бабушке и аккуратно расспросить их об…о чем? Алло, мам, а прадед, случайно не был замечен за странными путешествиями во времени? Даже он сам не удержался и прыснул от нелепости подобного вопроса.

Нет, так не пойдет. Надо поступить более технично и приехать к бабушке в гости. Попить с ней чай, справиться о ее самочувствии, завести ностальгическую беседу о предках и аккуратными намеками постараться добыть любую информацию о прадеде.

Звучало это, конечно, в духе дешевых детективных рассказов, но при этом оставалось вполне себе приемлемым планом.

Еще какое-то время он посидел на кресле, смотря в окно и прокручивая в мозгу всю открывшуюся для него этой ночью информацию. На секунду, поддавшись тщеславной слабости, представил, как он хвастается своей «способностью» парням на работе, но тут же жестко обрубил сам себя. Никто. Не должен. Знать. Да это же очевидно и не требует каких-либо дальнейших дискуссий с самим собой. Ну кто тебе поверит? Решат, что парень перетрудился или чего хуже — заподозрят в употреблении веществ и пожалуются куда надо…потом проблем не оберешься.

Поджав губы, вздохнул, признавая правоту собственной рациональной стороны. Никто не узнает. Никто.

За стеной раздался знакомый механический треск и мгновение спустя деревянная кукушка сообщила о наступлении нового часа.

«Думаю, ты права, хватит на сегодня», — ответил он кукушке, аккуратно возвращая бумаги в полку стола. Повернул в замке маленький ключ и после потянулся под столешницу, чтобы вернуть его на место. Нащупал тонкий гвоздик на ножке, но выронил ключ и тот с легким «дзынь» упал на деревянный пол. Цокнув, закатил глаза и, продолжая сидеть на кресле, усилиями ног отодвинулся от стола, чтобы нагнуться. В момент, когда массивное кресло с гулким скрипом проползло по полу, он услышал короткий, приглушенный стеклом окна металлический лязг. Волна холода пробежала от затылка до самого копчика, а сердце моментально удвоило темп. Повинуясь рефлексам, подскочил с кресла и в пару широких шагов оказался у окна. Возле калитки неподвижно стояла высокая черная фигура и, не было сомнений, смотрела прямо на него.

Ноги задрожали так, что потребовались немалые усилия воли, чтобы устоять. В голове роились сотни мыслей, но не было ни одной, за которую он мог бы зацепиться дольше секунды. Необходимо было срочно спасаться, но паника тяжелой пеленой застилала чувства и разум. Проснуться! Надо срочно проснуться! Он напрягся изо всех сил, зажмурив глаза. Ничего не произошло. С размаху влепил себе увесистую пощечину, от которой комната в глазах заходила ходуном. Как, черт возьми, разбудить себя?! Изо всех сил ущипнул себя ногтями за руку, за шею, за щеку…не помогает. Глаза заслезились от боли. Размытым боковым зрением заметил движение в окне — черная фигура направилась в проход между стеной и зарослями винограда. Оно шло за ним. В голове зашумело. Он уже едва мог разобрать собственные мысли. В отчаянии он завопил не своим голосом, сорвавшимся в визг:

«Как мне разбудить себя?!»

Бросился в коридор, пока тварь еще не появилась в доме. Подбежал к серванту с посудой и непослушными руками принялся ожесточенно выдергивать полки со столовыми приборами. Вилки, ножи и ложки поскакали по полу с веселым звоном. Уже буквально рыдая от захлестнувшего ужаса, он упал на колени и судорожно нащупал ближайший нож.

«Повезло», — сквозь морок паники мелькнула жуткая мысль, — «острый».

Сжимая его в руке, поднялся с колен и, коротко всхлипнув, резким ударом вонзил лезвие в бедро правой ноги. На долю секунды сознание покинуло тело, чтобы тут же вернуться и наполнить его еще большей порцией боли. Протер рукавом залитые слезами глаза и взглянул на ногу — нож торчал чуть выше колена. Почувствовал моментальный приступ рвоты и не смог удержать его, тугой струей вывернувшись прямо на пол. Оглянулся по сторонам — задумка с ножом не сработала, он все еще был тут. Услышал шаги за дверью. Подумал о прадеде — интересно, было ли ему так же страшно? Испытывал ли он подобные страдания перед самым концом?

Ручка входной двери медленно подалась вниз. В отчаянной попытке укрыться хоть где-то, он, подволакивая ногу, дотащил себя до комнаты и захлопнул дверь. Замка или щеколды не было. Попытался подвинуть стол, чтобы создать нечто вроде баррикады, но не справился — стол был слишком тяжел для человека в его состоянии.

Продолжая истерично всхлипывать, он забился в угол за столом. Посмотрел на нож — надо попробовать еще раз. Взялся за рукоятку и, сжав челюсти до треска зубов, потянул вверх. Лезвие сначала с трудом, но все же поддалось и выскользнуло из бедра. Из раны тут же короткими толчками начала выходить густая темная кровь, медленно разливаясь по полу.

За стеной послышалась тяжелая поступь.

«Надо попробовать еще раз, я должен разбудить себя!»

Он поднял трясущуюся руку, сжимающую нож, взглянул на лезвие и, завыв от ужаса и отчаяния, с размаху ударил себя в левое плечо. Промахнулся. Удар пришелся в район ключицы. Лезвие попало в кость и раскололось на несколько крупных частей, одна из которых осталась торчать чуть выше груди.

Он по-прежнему сидел в углу комнаты, дрожа и истекая кровью. Не помогло. Не проснулся.

Мысли заволокло туманом, было очень больно и невыносимо страшно. Краешком разума осознал, что начинает терять рассудок.

Периферическим зрением увидел, как дверь медленно открывается и громадная темная масса появляется в комнате, медленно вращая своей уродливой головой.

Он изо всех сил не хотел смотреть в ту сторону. Стуча обломанными зубами и судорожно подергиваясь, он уставился на обломок ножа, который по-прежнему сжимал в кулаке. Нечто заметило его и уже неминуемо приближалось, широкими шагами сокращая и без того небольшое расстояние между ними.

Уже практически отсутствующим зрением он смог различить, как тварь остановилась и нависла над ним, источая мерзкий тяжелый смрад. Покачиваясь, он поднял голову и, протерев глаза внешней стороной левой ладони, посмотрел прямо в черное безносое лицо.

Существо смотрело прямо ему в глаза. Широкая щель того, что являло собой рот, была приоткрыта и шумно втягивала в себя окружающий воздух.

Человек, ясно осознавая свое положение, последним волевым усилием переломил гнетущее чувство ужаса и, смотря в черные глаза, улыбнулся настолько широко, насколько смог. После чего перевел взгляд на нож в правой руке, затем на запястье левой руки. Снова поднял голову, последний раз заглянул в лицо твари и слабым, но ровным голосом произнес: «Я сделаю это сам, сука ты страшная».

После чего издал нечто вроде жуткого хохота с примесью кашля и твердым быстрым движением резанул себя по венам.

До рассвета оставалось еще около часа, но за окном на горизонте уже начинали приплясывать первые лучи грядущей зари. Телевизор слабо освещал комнату, показывая какой-то старый фильм про грабителей банка. Возле кровати стоял бумажный пакет с мусором, оставшимся от обеда. На расправленной постели рядом с подушкой лежал телефон, тусклым светом экрана освещая несколько кровавых пятен на наволочке. На экране виднелось начатое сообщение, адресованное контакту «Бабушка». Сообщение, которое уже никогда не будет дописано и отправлено.

Лишь вмятина и немного тепла от мгновение назад лежавшего на постели тела были последними свидетелями некогда существовавшего человека.