Ключ громко лязгнул в замке входной двери, прокрутившись четыре раза. Оглядевшись в тёмном подъезде, я попытался приметить что-то необычное. Ничего непривычного вокруг не было. Я сосредоточился. Хорошо. Зайдя в кабину вызванного лифта, я ощутил, как в груди дрогнуло сердце. Лифт был обшарпан и грязен. Меня охватила лёгкая паника, но разум быстро восстановил равновесие. Направление сдвига не реверсировано, просто лифт починят лишь через несколько лет. Выйдя из подъезда, я вздохнул с облегчением. Достроенной позже входной группы с постом консьержки не было, зато была старая деревянная скамейка. Я совсем успокоился и направился в сторону остановки. Хлопнув по карманам, я не нашёл кошелька, но не потому, что забыл его дома, а потому что купил его только через год.
Зайдя в автобус, я увидел табличку со стоимостью проезда. Шесть рублей. «Скоро начну понимать любителей СССР» – пронеслось в голове. Я улыбнулся. Главное не забывать про запрет на упоминание вслух некоторых вещей. Никаких трендов соцсетей, никаких дорожающих криптовалют. Автобус вёз меня по родному району, и я разглядывал пустыри, на которых позже вырастут свечки, зажженные желанием заработать на точечной застройке. Магазины носили старые уникальные названия – сетевая торговля была не так развита. Марки машин проезжающих мимо были более однообразны. Лучше не разглядывать их и не забивать голову лишней информацией. Я намеренно отвёл глаза от приближающегося рекламного щита. Зачем мне всё это? Не буду же я в старости писать мемуары. Хотя многие писатели посчитали бы грехом отказ от превращения моего опыта в прозу. Выйдя из автобуса, я побрел к школе. Впереди и сзади шли такие же девятиклассники, как и я. Я чуть не расхохотался. Таких девятиклассников, как я в этом мире сейчас нет. В этой временной линии точно. Да и не факт, что в других слоях кто-то отправился в тело пятнадцатилетнего себя. Я приближался к школьному крыльцу, но не вглядывался в лица идущих мне навстречу учеников, решив заранее не беспокоиться о том, что не узнаю кого-то из одноклассников. Её-то я точно узнаю, я уверен.
Расписание помогло выяснить, где будет первый урок. География в моем любимом классе. Он был наименее скучным в оформлении: тут и там висели красочные политические карты, гербы и флаги государств, фотографии политиков и жителей в колоритных национальных костюмах. Таким он мне запомнился. Поднявшись на нужный этаж и подойдя к кабинету, я увидел пустой коридор и её, расположившуюся у стены. Она стояла, опершись о стену спиной и уставившись в телефон. Лицо её было бледным, высокий лоб слева обрамляла свободная прядь волос, справа такая же прядь была спрятана за ухо, на затылке тёмная копна была перехвачена какой-то заколкой. Косметики почти не было или её было ровно столько, чтобы я не заметил её в тусклом коридоре. Тёмно-карие глаза уставились в одну точку на небольшом дисплее мобильника, который она держала перед своей грудью. Эта грудь второго размера выделяла её среди сверстниц, хотя в моих воспоминаниях она была побольше. Алина была высокого роста, почти с меня. Метр восемьдесят или чуть ниже. Я забыл об этом. По фотографиям всегда сложно угадать рост, а память не всегда хранит такие подробности. Я долго готовился к этой встрече и сильно переживал. Я строил грандиозные планы, но первый шаг на пути к великой цели должен был быть коротким и мягким. Я улыбнулся, подошёл и сказал: «Привет, Алина». Она подняла глаза и чуть нахмурилась, надменно уставилась на меня и голосом без всяких интонаций пробормотала:
– Привет.
– Как дела?
Она вновь поглядела на меня, похоже её удивило не только то, что я пытаюсь с ней заговорить, нарушая сложившийся порядок вещей, но и то, что я обратился к ней по имени. Я решил, что нет смысла имитировать свою давно излеченную номатофобию.
– Нормально, – коротко ответила она, поджав губы.
В этой интонации читалось раздражение, но я был к этому готов. Уже готовя следующую фразу, я услышал голос сзади.
Меня окликнули с лестницы, ведущей на первый этаж. Развернувшись, я увидел Саню. Мне захотелось расхохотаться, так нелепо он смотрелся сейчас. Вспомнив его через пятнадцать лет, я едва сдерживал смех. Низкорослый, упирающийся пузом в руль джипа, крутой обладатель солидной менеджерской должности. Но сейчас он был обычным вполне спортивным школьником с потёртым рюкзаком и выражением непонимания на лице. Я быстро подошёл к нему. Он протянул руку, я протянул свою, но в ответ он хлопнул меня по ладони, затем сжал кулак, я машинально сжал свой и легко ударил по его кулаку сверху, получив удар в ответ. Старые ритуалы вылезли наружу из подкорки мозга.
– Здорóво. Чё такой весёлый?
– Тебя увидел, – максимально честно и глупо ответил я и снова улыбнулся.
Его ответная искренняя улыбка была непривычной картиной. Через пятнадцать лет он начнёт казаться серьезным, напрягая все мускулы лица, дабы убедить людей вокруг в том, что он разбирается в своём деле. Привычка останется надолго. Я постоянно гляжу на него и думаю, что он воображает себя человеком, на плечах которого лежит тяжелейший груз мыслительной работы, в действительности сводящийся к подсчётам собственных доходов и расходов. Кто-то принимает математику за философию.
– Географию перенесли в двести третий. Пошли, – сказал Саня.
– Идём, только позову Алину.
– Бревно? Забей на неё.
Меня передёрнуло, стоило лишь услышать её старое прозвище. Она получила его за безэмоциональное поведение. За то, что она долго не поддавалась, когда её дразнят. За то, что медленно отвечала у доски. За то, что не любила участвовать в жизни класса. За то, что не делилась своими мыслями и интересами. За то, что смотрела на всех свысока.
Я всё же вернулся и сказал ей, что урок перенесли. Она ничего не ответила, только убрала телефон в сумку, поправила её на плече и пошла в сторону лестницы так, будто меня не существует. Я пошёл за ней, на этот раз разглядывая её задницу. Я помнил её чуть менее плоской. Память опять подводит.
Дойдя до нужного кабинета, я увидел остальных одноклассников. Сосредоточившись и стараясь не выдавать эмоций, я просто подошел и бросил «привет», особо не глядя ни на кого. Главный задира класса Серёга повернулся ко мне и протянул свою здоровую руку, я пожал её максимально сильно на грани провокации. Он искусственно застонал, будто бы от боли, крикнув «да ты чё, щас сломаешь», затем засмеялся.
– Что, каши переел за завтраком?
– Да, гороховой, готовьтесь.
Чувство юмора девятиклассника не сложно сымитировать. Нужно просто представить, будто ты идиот. Подтверждением моих мыслей был ржач ещё нескольких одноклассников. Дабы пресечь дальнейшие диалоги и ненужные развития событий, я вытащил учебник и начал вчитываться в нужный параграф. Можно было даже не учить особо. Можно было наговорить чего-то на тройку. Подобные предметы особо не нужны были в моей будущей карьере. Но всё же я пробежался глазами по страницам. Позже, сидя в классе, я посматривал то на Алину, разглядывая её причёску и движения рук, когда она пишет, то на разноцветную политическую карту, принесённую учителем для сегодняшнего урока. Цвета стран были по-прежнему яркими. Это хорошо.
Возвращаясь после уроков домой, я сказал Сане, чтобы он больше не называл Алину бревном при мне. Да и в разговоре с другими тоже. Он удивленно покосился на меня.
– Ты ку-ку? Влюбился что ли?
Этот вопрос, способный вывести из себя любого школьника, не подействовал на меня никак.
– Кажется да, – ответил я, не глядя на вскинувшего бровь одноклассника.
Я дошел до своего дома, вошёл в квартиру, бросил рюкзак на кресло в комнате. Моё мягкое старое кресло. Как жалко было выкидывать его, когда оно совсем истёрлось. Сев за письменный стол, я снова подумал о том, что всё вокруг расставлено непривычно. И зачем мы меняли местами стол и шкаф? На стене висел плакат с рекламой газировки и разнообразными российскими рок-группами, которые я уже давно не слушал. Нет, не так. Которые я ещё слушал, но не буду слушать в точке возврата. Я пристально вгляделся в цвета на плакате. Они начали тускнеть. Времени осталось немного. Скоро придут родители. Уже чувствовалась сонливость. Нужно завершить фазу. Вытащив из стола нож и положив рядом, я расстегнул рукав, взглянул на своё предплечье и провёл острием по внешней стороне руки, оставив короткий и неглубокий надрез длиной сантиметра в два. Больно, но что поделать? Подхватив пару капель выступившей крови пипеткой, я капнул их в пробирку и закупорил её. Отмотав кусок приготовленного пластыря, я в последний раз взглянул на рану, уже казавшуюся серой, и заклеил её. Подняв глаза, я увидел лишь чёрно-белый мир вокруг. И последнее. Взглянув на время, я понял, что меня хватило на шесть часов. Хорошо, посмотрим, что будет завтра. Я записал время на пробирке. В дверь звонил кто-то из родителей. Глаза слипались.
***
Я поднял голову от стола и открыл глаза. Компьютер монотонно шумел. Очередное путешествие закончилось. Без особой надежды я взглянул на свою руку. Пореза как не бывало. Вздох. Ну ничего. Закинув пробирку в цилиндрический аппарат, подключенный к системнику множеством разноцветных проводов, я быстро прощёлкал по кнопкам, запускающим анализ. Результаты были хорошими. Падение на четырнадцать процентов означает, что у меня есть ещё несколько дней, однако для обеспечения плавного возврата придётся переступить болевой порог чуть дальше. Переключившись на вкладку браузера, я увидел фотографии Алины из настоящего времени. За годы, что я не видел её со школы, она не сильно поменялась внешне, но её внутренний мир точно изменился. На фото она часто улыбалась, большинство из них были сделаны на природе. Это была не натянутая и вымученная улыбка, это была улыбка счастливого человека, искренняя и расслабленная. Были кадры из походов с каким-то турклубом. Никаких гламурных утиных селфи, фотоотчётов после показного шопинга или клубных вечеринок для эстетствующего быдла. Ничего из того, чем я представлял её жизнь. Она стала менее пафосной и более искренней. На одном из фото она стояла в тёмном зале, за спиной виднелась толпа людей и освещенная сцена, а на сцене моя любимая рок-группа. Это было одним из последних доводов в пользу вмешательства. Я просто не мог уложить в своей голове, как она стояла в нескольких десятках метров от меня, слушала ту же музыку, прыгала и танцевала в том же ритме, что и я, но не помнила о моём существовании. Пролистав фотки и не увидев изменений по сравнению с моментом входа, я понял, что действую правильно, теперь осталось проверить ещё кое-что. Я переключился на другую вкладку и убедился, что она появилась у меня в друзьях. Этот прогресс меня не удивил. Без особых надежд я поискал личные сообщения и не нашёл ничего, кроме будничных поздравлений с праздниками. Ну хоть что-то. Я встал из-за стола и размялся. Затем взял пачку сигарет, вышел на балкон и закурил, стараясь не стряхнуть пепел на сушащийся на верёвке белый лабораторный халат. Сколько же мне было, когда я впервые затянулся? До или после?
***
Я уложил рюкзак: компас, спички, запасная зажигалка, пачка сигарет. Короткая веревка. Дождевик. Еду брать не стал, сегодня не понадобится, рассинхронизация ещё не такая сильная.
Выйдя из подъезда, я вдохнул своими вновь молодыми лёгкими морозный мартовский воздух. Везде ещё лежал снег. Вдохнув ещё раз поглубже, я не ощутил разницы между состоянием дыхательной системы в прошлом и будущем. Это радует. Но всё же в случае успеха я дал себе слово бросить. И да, с этим тоже надо что-то делать, подумал я, ощупывая ремень, застёгнутый на третью дырку. Ещё можно всё поменять.
Сегодня первым уроком был английский. Мне удалось быстро прочитать заданный текст перед занятием, и я довольно легко отвечал на вопросы учителя. Повезло, что меня не вызвали к доске. Если бы на меня уставились сразу двадцать пар глаз, то поток воспоминаний из прошлого при зрительном контакте с каждой мог бы сбить меня с толку. Но я спокойно сидел на своём месте, временами поднимая руку и складно отвечая, наслаждаясь звучанием своего голоса, который в будущем слегка изменится из-за привычки курить или просто от взросления. После английского мы переместились в кабинет литературы. Проходили один из рассказов Рэя Брэдбери. В спокойном состоянии я мог бы легко ответить на все вопросы учителя и поразить всех своими познаниями в теме, но мысли сбивались. Я знал, что через полчаса, во время перемены случится то, ради чего я пришёл. Я не сводил глаз то с Алины, то с Максима, худого бледного школьника, сидящего на последней парте. Он постоянно улыбался, когда с ним кто-то заговаривал вне зависимости от серьёзности темы диалога. Его улыбка больше была похожа на мерзкую гримасу, будто он не радовался, а просто пытался изображать эмоции словно робот. Его голос был высоким даже после того, как начал ломаться, поэтому он постоянно пытался говорить грубо и негромко, так чтобы не сорваться на свой естественный писк и опять не насмешить всех. Обычным его развлечением было докопаться до кого-то из одноклассников, но после нескольких неудач, закончившихся для него синяками под глазом, он решил перейти на жертв послабее. Ими становились ученики младших классов или одноклассницы, на защиту которых никто не встанет. Одной из таких была Алина. И я знал, что сегодня их конфликт дойдёт до предела. Сегодня он в очередной раз распустит руки, но в этот раз с особой жестокостью. Дойдёт до того, что он ударит её кулаком в лицо, выкрикнув что-то нецензурное. Именно после этого она решит уйти из нашей школы.
Сразу как прозвенел звонок, я встал и пошёл в сторону первой парты, где сидела Алина. Саня, сидевший по левую руку от меня, даже не заметил, как резко я ушел и продолжал мне что-то говорить. Я подошёл к доске, взял сырую тряпку и начал стирать записи, краем глаза наблюдая, как Максим приближается к первой парте. «Вообще-то не ты сегодня дежурный» - услышал я голос позади, обернулся и увидел на нашу старосту Олю. «Мне не сложно» - буркнул я и начал двигаться к правой стороне доски, приближаясь к месту, где сидела Алина. Максим уже навис над её столом и громко выкрикивал что-то ей в лицо. В общем гомоне, привычном для перемены, никто не обращал на них внимания. Я вытер остатки доски, дошёл до раковины, посильнее намочил тряпку и повернулся лицом к классу, оказавшись за спиной у Максима. Держа тряпку в левой руке, я нащупал в правом кармане небольшую продолговатую свинчатку. Моя физическая подготовка не блистала, но стоило быть уверенным в своих силах. Тем временем конфликт дошёл до предела. Вышедшая из себя Алина вскочила из-за парты и закричала «уйди, идиот». «Не уйду» - передразнил Максим, искусственно повысив свой голос до визга. Она попыталась оттолкнуть его, он толкнул её в ответ, Алина пошатнулась и чуть не упала, разозлилась ещё сильнее и залепила ему звонкую пощёчину. Гул в классе стих, все повернули голову в нашу сторону. Максим грязно оскорбил Алину, затем схватил за волосы, и уже было собирался ударить по лицу, но я начал действовать. Сделав два шага вперёд, я на вытянутых руках занёс тряпку ровно над шеей Максима и резко выжал её так, что вода потекла ему прямо за шиворот, затем повесил эту же тряпку ему на шею. Он начал резко поворачиваться, схватившись руками за тряпку и убирая её. Времени до того как мы встретились взглядом хватило для того, чтобы выхватить свинчатку и ударить его в нос. Он схватился руками за лицо, наклонился, застонав, затем выпрямился, размазав кровь по губам. В его глазах полыхнула ярость, Максим пошёл на меня, замахиваясь, но я недолго думая встретил его ударом ноги в живот. Он вновь загнулся и опустился на колени. Я задумался о том, чтобы ещё раз ударить его ногой в лицо, но посмотрел на Алину. По её лицу катились слёзы, а волосы были растрёпаны.
– Тебе не больно? Он тебя больше не обидит, – я попытался изобразить спокойствие и заставить свой чуть не дрогнувший голос звучать ровно.
Она не успела ответить, потому что в класс вошёл учитель. Я отправился на своё место. Мне было не важно, как меня накажут, но на вопрос «кто сделал это» класс ответил гробовой тишиной. Учитель отослал Максима вытирать кровь с лица и тот не вернулся до конца урока. Монотонный голос учителя звучал как фоновый шум, я полностью погрузился в себя, уставившись в пустой тетрадный лист. Получилось или нет? Хватит ли силы вмешательства для необходимого эффекта? Руки тряслись, хотелось выкурить сигарету. Всё-таки эта зависимость имеет психологическую, а не физическую основу. Дождавшись конца урока, я быстро побросал учебники в сумку и вышел в коридор. Где бы подышать свежим воздухом? Я вспомнил про удалённый класс на четвертом этаже, где шли только редкие уроки мировой художественной культуры. Я подумал о том, чтобы стащить ключ оттуда, но не помнил номер класса, поэтому просто побежал по лестнице на последний этаж. К моему удивлению дверь была открыта. Войдя в аудиторию, по стенам которой были развешаны плакаты известных художников, я подошел к окну, рядом с которым висела знаменитая картина Дали со стекающими часами, и слегка приоткрыл его.
Взглянув на школьный двор, я увидел, как школьники проводили урок физкультуры, катаясь на коньках по катку, которому оставались последние дни до прихода тепла. Пять или шесть ребят катили по часовой стрелке. Коньки касались льда с ритмичным стуком, переходившим в шорох скольжения. Движения рук напоминали крылья птиц в стае. Сделав круг, один из ребят по неведомой причине отделился от общей группы и, развернувшись, поехал в обратную сторону. Чуть меньше чем через полкруга он встретился с основной связкой и в неловкой попытке разъехаться поскользнулся, упав на лёд и сбив с ног ещё двоих. Послышался стон, рассерженный крик и свисток тренера. По моей коже пробежались мурашки, я закрыл окно и пошёл вниз на следующий урок.
После уроков я спустился в фойе, и, сменив обувь, сидел на мягком диванчике, размышляя о том, что я мог ещё сделать. Из гардероба вышла Алина и направилась в сторону выхода. Я встал и встретился с ней взглядом. Она на секунду посмотрела мне в глаза, затем опустила их и, развернувшись, пошла к противоположному концу зала, где положила вещи на диванчик и стала глядеть в зеркало. Я подошёл к ней сзади и тихо позвал.
– Алина? – она обернулась и слегка покраснела. Такого я раньше не видел. Щёки нашей "мисс высокомерие" покрыл румянец.
– Спасибо… - проговорила она, посмотрев на меня, а затем отведя глаза в сторону.
– Хочешь, провожу тебя до дома? - наши глаза встретились, она вновь хотела что-то сказать, но сзади раздался негромкое хихиканье. Повернув голову, я увидел двух девушек из параллельного класса, которые остановились недалеко от нас и подслушивали. Увидев, что их раскрыли, они взялись под руки и пошли в сторону выхода. Алина залилась краской ещё сильнее.
– Нет, спасибо, я пойду. До завтра! - она схватила свою сумку и пошла в сторону выхода быстрым шагом.
Я медленно оделся и пошёл следом. Алина оглядывалась по сторонам, вышла с территории школы. Я хотел было пойти в другую сторону, но вдруг увидел, как серая фигура быстрым шагом вышла из-за угла школы и двинулась вслед девушке. Я узнал Максима по его слегка дёрганой пружинящей походке. Я пошёл вперёд, не спуская глаз с его спины. Он быстро приближался к идущей впереди Алине, распинывая лежащие на тротуаре куски льда. Я ускорился, сокращая дистанцию между нами. Неужели время не хочет менять своё русло и продолжает течь туда же куда и раньше? Я шел быстрым шагом, стараясь не привлечь его внимания. Максим уже догнал Алину, схватил за руку и вновь начал вопить на неё. Понимая, что он меня уже не услышит, я быстро побежал, стараясь как можно быстрее настичь его. Не раздумывая, я без предупреждения ударил его кулаком в ухо. Он упал на спину с ошарашенным перекошенным лицом.
– Зачем ты это делаешь? – выкрикнул я. – Чего ты от неё хочешь?
– Это ты её хочешь, мудак! Идите, пусть она отсосёт тебе!
Я хотел было ударить ещё, пусть он и лежал, но почувствовал, как Алина схватила меня за левую руку, прижавшись ко мне плечом. Я ухом ощутил тепло её дыхания, почувствовал аромат её духов, и на миг у меня закружилась голова. Я отошёл на шаг от своего соперника, повернулся к испуганной девушке и предложил ей идти дальше. Она до сих пор держала меня за руку, обхватив в районе плеча. Мы молча двинулись по дороге. Торопливо оглянувшись я увидел, как Максим встаёт и, не отряхиваясь от снега, уходит.
– Спасибо ещё раз, – голос Алины был как всегда тих и вдобавок дрожал, но я слышал её отчётливо, ведь она была совсем рядом, ближе чем когда-либо.
– Не за что. Ты теперь можешь не бояться его. Но я всё равно провожу тебя до дома.
Она ничего не ответила, только отпустила меня, а затем сжала мою ладонь. Это прикосновение заставило моё сердце перевернуться, хотелось чувствовать каждую точку на её тёплой ладони каждой точкой своей. Под ногами шуршал грязный снег. Я молча проводил её до подъезда. Коротко попрощавшись, я заметил сероватый оттенок её лица. Значит сегодня нужно как можно быстрее вернуться домой.
Войдя в квартиру, я бросил рюкзак на пол. Посмотрел на время, затем сел за стол. Нож валялся рядом с настольной лампой. Я включил её, но вместо жёлтого, свечение стало равномерно серым. Я взял нож и, закатав рукав, провёл по гладкой коже предплечья. Боль была тупой, равномерной. Она почти победила мою сонливость, но только на полминуты, пока я собирал кровь в пробирку. Глаза слипались. Я вспомнил мягкое прикосновение её ладони, ощущение от её дыхания возле моего уха. Я улыбнулся и заснул.
Пробуждение было одним из самых неприятных в жизни. Многие рассказывают, как падают с кровати, но мне так просыпаться никогда раньше не доводилось. Тем более, что падал я не на мягкий ковёр в тёплой комнате. Я проснулся от падения. Колени ударились о плотный снег, затем в этот снег вошли мои руки и я оказался на четвереньках. Встав на ноги, я сбросил рюкзак и, перебирая лежащие в нём верёвку и нож, нашёл перчатки, которые надел лишь отряхнув замерзшие запястья от снега. Сырые пальцы начали отогреваться. Вокруг было подозрительно темно. Справа и слева были узкие железные стены, спереди и сзади решетчатые заборы. Я вгляделся вперёд меж прутьев забора и увидел очертания знакомой школы. Не той, где я учился, другой школы в противоположном конце моего района. Значит всё не так уж плохо. Я просунул рюкзак меж прутьев, затем вскарабкался и перелез. Оказалось, что меня выкинуло прямо между двух гаражей. Очень даже неплохо, даже с высотой повезло. Я поплёлся в сторону дома, отогрев руки, убрал перчатки обратно в рюкзак, достав сигарету. Короткого взгляда на часы, хватило, чтобы убедиться, что времени в этот раз осталось ещё меньше.
Придя домой, я замаркировал время выхода на второй заполненной собственной кровью пробирке. Я вновь провёл анализ. При виде цифр на экране я нахмурил брови. Падение показателей составило ещё двадцать пять процентов. Это больше чем я думал. Хотя последний заход должен стать контрольным, и сильных расходов не предвидится, всё равно хотелось иметь запас. Разглядев свою руку под лампой я вновь не нашёл никаких следов от порезов. Настроение упало. Я открыл вкладку браузера почти без надежды и попытался найти Алину у себя в друзьях. Не получилось. Затем поискал общим поиском. Страница нашлась. Я переключился на личные сообщения и пролистал наши с ней старые диалоги. Хотелось сохранить интригу и перечитать всё с начала, но терпения не хватало. Я перешёл в конец и увидел, как мы договариваемся о том, что она приедет и заберёт вещи. После этого ничего не было. В груди возникло странное щемящее ощущение. Вроде того, когда тебе сначала сказали плохую новость, затем хорошую, но плохая перекрыла хорошую. Я пролистал вверх, перечитал последние переписки, полные подозрений с моей стороны. Затем промотал сразу на несколько лет назад. Увидел совместное фото с вручения её диплома. Солнце светило, она слегка щурится и улыбается. Тонна косметики прикрывала её мешки под глазами, хотя в обычное время Алина ею не пользовалась. Я помню это? Как-то смутно. Но если покопаться в памяти, то можно восстановить всё что было с моей проекцией на эту временную линию. Я нашёл ещё одно фото, сделанное в моей квартире. Вот мы стоим прямо в этой комнате, обнявшись на фоне ёлки. Я перевёл взгляд с монитора на угол комнаты, где когда-то стояла подставка с хвойным деревом, подошел туда и занял ту же позу, что была запечатлена на фото. Что я вообще делаю? Я вернулся к компьютеру и вновь взглянул на расчёты. Хватало ещё на один сдвиг. Я поглаживал руку в месте исчезнувших порезов и думал о том, где я ошибся. По всем даже самым скромным ожиданиям я уже должен был изменить последовательность событий до нужного результата. Судя по анализу крови, следующий заброс был последним безопасным, после него я либо материализуюсь чёрт знает где, либо привлеку за собой в прошлое побочные эффекты, которым там не место. Но самое печальное заключалось в том, что у меня не было больше сценариев общения с Алиной. Оставалось только импровизировать или надеяться на чудо, в случае если импровизация не сработает. Сняв с батареи высохшие перчатки, я сунул их в рюкзак.
***
Встав с утра, я зашёл на кухню. На столе лежала записка о том, что съесть на завтрак. Записка была явно лишней, яичницу в сковороде я бы и так нашёл. Позавтракав, я двинулся в школу. Я старался быть максимально внимательным и выглядывал по сторонам Алину, пытаясь не упустить из виду ничего, что происходит вокруг. Конечно, это привело к тому, что я поскользнулся на подтаявшем льду и упал. Сзади послышался незнакомый девичий смех. Я разозлился, встал и обернулся. Передо мной стояла Алина и смеющаяся Даша, её подруга. Алина легко дёрнула Дашу за руку, та перестала смеяться.
– Привет, – сказала Алина. – Ты не ушибся?
– Всё отлично! Привет. Тут скользко, так что вы осторожнее.
– Хорошо, – она сочувственно улыбнулась.
Они ушли вперёд, а я поплёлся сзади, потирая ушибленную руку. Даша была лучшей подругой Алины, и это было неудивительно. Они были весьма похожи. Не внешне, но характерами. Обе такие нелюдимые и отстранённые. Большую часть времени они общались только друг с другом. Их отличало лишь то, что Даша была менее привлекательна, её вытянутое лицо с острым подбородком и маленьким носом всегда казалось мне каким-то неживым, будто вытесанным кукольным мастером. Глядя на двух девушек, идущих впереди, я понял, что Даша была худа, но не стройна и в её теле отсутствовали те привлекательные изгибы, из которых складывалась фигура Алины. Парни действительно позже взрослеют, я не мог найти никаких других объяснений тому, что у Алины до сих пор не было поклонника или двух в классе, если не считать полусумасшедшего Максима. И меня. Но я просто исправляю ошибки.
Появление Даши подпортило планы. Они с Алиной точно будут неразлучны весь день. Придётся искать момент, чтобы оказаться наедине. Думаю, в присутствии Даши Алина может снова закрыться и ощетиниться иголками надменности и безразличия.
Перед уроками, у меня не получилось увидеться с девушками, я попал в большую очередь в раздевалке, и едва я вбежал в класс, прозвенел звонок. Все сорок пять минут я сидел и судорожно крутил в руках карандаш, пытался понять, что ещё можно сделать. При звуке звонка я быстро покидал учебники в сумку и собирался выбежать из класса, но услышал резкий окрик учителя. Пришлось вернуться и потратить половину перемены на то, чтобы привести в порядок доску. Закончив, я посмотрел в дневник и убедился в том, что следующим уроком стоит история. Перспектива сорок минут грузить свой мозг датами сражений и именами давно мертвых людей вызвала во мне легкую тошноту. Я решил прогулять и посидеть где-нибудь в тишине. На ум снова пришёл класс культуры, поднявшись на четвёртый этаж, я увидел открытую дверь с ключом в замке. Входя, я ожидал увидеть начинающийся урок, но в классе никого не было. Подойдя к окну, я снова оглядел двор. Двор был пуст, все были на уроках. Лишь дворник на крыше правого крыла школы скидывал снег. Глядя на пустой каток, я ощутил тоску. Лёд был перечеркнут узорами белых линий, оставленных лезвиями коньков. Они начинались внезапно, пересекались и обрывались. Каждая линия – результат труда отдельного человека, напряжения мышц, стремления оттолкнуться от скользкого льда и устремиться вперёд. Что будет, если нарушить этот рисунок? Убрать одну из этих белых полос? Исчезнет лишь одна отметина на катке или целая судьба человека будет выброшена из истории, потянув за собой непреодолимые изменения в будущем? Одна стёртая или переправленная полоса на льду станет картой, что будет вытащена из фундамента карточного домика за секунду до его падения. Уверен ли я в том, что делаю?
Думал всё пройдёт так легко? Туда и обратно, как на автобусе съездить? Скажи спасибо, что до сих пор не нарушил ничего в ходе собственной судьбы. Ну, это сейчас ты думаешь, что не нарушил. Но ты же не выходил из дома уже несколько дней. По одним её фоткам в социальной сети ничего не определишь. Может ты лишь для неё ничего не испортил. Откуда ты знаешь? Мой сеанс самокопания нарушил резкий звук.
Сзади послышался скрип двери. Обернувшись, я увидел Максима. Он заглядывал в класс, пытаясь остаться незаметным. Увидев меня, он выпучил глаза и спросил:
– Что ты тут делаешь!?
– Ничего. Пытаюсь побыть один.
– А, ну пытайся, теперь у тебя будет много времени.
Он захлопнул дверь, я предчувствовал что-то подлое с его стороны, но остался стоять на месте. Послышался металлический щелчок. Он закрыл меня на замок, придётся теперь искать выход. Поборов волну ненависти, захлестнувшую меня, я задумался о том, что будет, если никто не придёт сюда до конца дня. Можно будет открыть окно и покричать или нажать на кнопку пожарной сигнализации. И как я буду объяснять то, что зашёл сюда? Вторая волна ненависти оказалась сильнее. Да кого вообще волнуют эти объяснения перед учителями. У меня последние часы на то, чтобы хоть что-то изменить, а я заперт этим кретином в классе. Я пнул по стоящей рядом парте, сразу пожалев об этом. В пальцах чувствовалась боль. Не психуй, тебе в этом теле ещё жить лет пятнадцать как минимум. Прозвенел звонок и я понял, что опоздал на урок, затем вспомнил, что мне нет до этого никакого дела, и немного успокоился.
Обойдя класс по кругу, я рассмотрел все висящие тут плакаты с изображением произведений живописи. Это подействовало умиротворяюще, я минуту вдумчиво бродил между картинами, вспоминая о том, как давно не был в музеях. Я задумался о том, что где-то может быть запасной ключ от кабинета. Подойдя к столу учителя, я наугад передвинул несколько пачек исписанных листов и небольшую стопку учебников. Ничего не было. Открыв верхний ящик стола, я увидел несколько ручек, пару карандашей и книгу «Граф Монте-Кристо» А. Дюма. Заглянув под неё, я увидел ключ. Сердце дрогнуло. Подойдя к двери и вставив ключ в замок, я дважды провернул его, убедившись, что смогу выйти. Вновь бездумно оставив ключ торчать из замка, я вернулся к окну. Дворник покинул крышу, не дочистив её до конца. Солнце начало ярко светить, снег на крыше подтаивал, утяжеляя и так немаленькие сосульки. В какой-то момент большой пласт снега скатился вниз, не дойдя чуть-чуть до обледенелого края. Надо бы держаться оттуда подальше сегодня. Получить по голове я и в своём времени могу.
Я совершенно не понимал, что делать. Проведя остатки урока в созерцании редких прохожих за школьным забором, я услышал звонок и собирался пойти вниз. Тут мой слух напрягся, я уловил знакомый голос. Приоткрыв окно я посмотрел вниз и увидел Алину и Дашу, выходящих из школы. Опять Даша пошла курить и потащила за собой Алину? Я наблюдал за тем, как они прошли к левому крылу и встали чётко под сосульками. В этот же момент очередной пласт снега мягко съехал с верхушки крыши, упершись в предыдущий. Теперь огромная куча зависала прямо над головами девушек. Вот только они не смотрели вверх. Я понял, что лёд может легко пробить кому-то голову, если сейчас эта груда снега столкнёт его. Быстро отскочив от окна, я открыл дверь кабинета и сбежал по лестнице, миновав охранника, выбежал во двор и помчался в сторону курилки. Я бежал что есть сил, и видел, как очередной кусок снега соскальзывает с верхушки и запускает обвал. Подбежав к крыльцу, я понял, что Алина стоит чуть дальше, а Даша прямо под нависшим льдом. Не сбавляя скорости, я подбежал к Даше и толкнул руками в плечо, она упала в сугроб и выронила сигарету, я поскользнулся и упал на колени рядом. В этот миг огромный пласт снега сбил сосульки, обрушившись острым ледяным дождём на место, где мы только что стояли. Мне за шиворот налетел холодный снег.
– Ты что наделал, кретин, я чуть головой не ударилась! У меня точно синяк остался. Идиот! Что ты вообще здесь бегаешь без куртки, дебил отмороженный?
Даша вопила, размахивая руками, но я лишь улыбался, глядя на неё, затем встал с колен, отряхнулся, протянул ей руку и предложил помочь подняться.
– Да пошёл ты! – крикнула она, пытаясь самостоятельно подняться.
– Как скажешь! – максимально вежливо сказал я.
Я развернулся, и увидел Алину. Она стояла, ошарашено глядя на меня. После небольшой паузы она откинула прядь волос со лба и негромко проговорила:
– Не ори так, курица, он тебя защитить хотел.
– У-ф, еле успел. – сказал я, затем выдохнул, пытаясь восстановить дыхательный ритм. - А если б курил, то вообще бы не успел. Если когда-то начну, скажите мне, что я дурак. А лучше вообще начну бегать по утрам. Я улыбнулся кривоватой улыбкой. Нападавший за шиворот снег начинал таять и стекать по спине тонкой струйкой.
Я нёсся домой со всех ног. Я был окрылён. У меня всё получилось. Я был уверен в том, что всё получилось. Войдя в комнату, я сел за стол, отдышался. Взял нож и повторил привычный ритуал, чуть сморщившись от боли. Мир менял краски на серость так быстро, что я с трудом попал пипеткой в собственную рану. Даже боль не смогла прогнать улыбку с моего лица. Взглянув на выцветающий циферблат часов, и с трудом различив стрелки, я понял, что это была последняя попытка. Следующий заброс уже не получится осуществить. Пытаясь закрепить заполненную пробирку на подставке, я потерял равновесие и начал падать, словно пьяный. Серость стала тьмой. Что-то круглое покатилось по столу. Послышался звон. Это сосулька сломалась, или пробирка разбилась? Я падал со стула, словно груда льда с крыши. Но кто же тот дворник, который всё это натворил? Я сам.
***
В ушах звенел ветер. От следующего дуновения я начал терять равновесие. Пришлось сильнее ухватиться за ствол дерева. Я открыл глаза и увидел перед собой толстую березу. Кора под пальцами была жесткой. Я посмотрел вниз. Высоко. Метрах в трёх подо мной виднелся сугроб. Хорошо, что я сижу на толстой ветке. Перекинув сумку на грудь, я открыл молнию и вытащил веревку. Привязав её покрепче, я скинул конец вниз. Надев перчатки, чтобы не ободрать руки, я крепко ухватился за веревку и стал спускаться, отталкиваясь ногами от ствола. Стараясь не глядеть вниз, я медленно слезал, пока не шоркнул носком по мягкому снегу. Спрыгнув и утонув по колено, я снова обрёл равновесие. Ну вот всё пришло в норму, подумалось мне. Хотя насколько нормальным может быть стояние по колено в снегу в неизвестном лесу. Я вытащил из сумки телефон и проверил геолокацию. С облегчением выдохнув, я пошёл на север, через пару минут мне попалась тропа и идти стало легче, а ещё минут через десять я вышел из парка. Вблизи виднелась автобусная остановка. Вскоре подошел автобус, на котором я уехал домой.
Придя домой, я увидел пробирку, докатившуюся до края стола. Взял её и закинул в анализатор. Разбудив спящий компьютер, я сел за стол и хотел было открыть браузер, но остановился. Мой взгляд привлекла фоновая картинка. Ярлыки закрывали по краям свадебное фото, на нём счастливая и непривычно улыбающаяся Алина, а рядом с ней… Я смотрелся очень необычно в этом костюме. Я с трудом себя узнавал. Слёзы навернулись на глаза, но я был счастлив так, как никогда раньше. Теперь всё становилось мутным, но не теряло своих цветов. Хотелось засмеяться, но лишь сильнее заслезились глаза.
Зазвонил телефон. Я выхватил его из кармана и, протерев глаза, разобрал на дисплее имя, начинающееся на «А». Я принял звонок. Голос в трубке затараторил без пауз.
– Привет. Я всё ещё у мамы, напомни, как открывается этот твой термос, хотим прогуляться по лесу и прихватить чего-то горячего, но не можем понять, как эта твоя хитрая крышка работает.
Я слушал этот голос и не мог поверить, что он звучит так мягко и жизнерадостно. В моей груди разливалось тепло.
– Любимый, ты оглох там, что ли?
Я боялся, что если скажу хоть слово, морок развеется.
– Да, сейчас вспомню, подожди. – В моей голове пронеслись вновь приобретенные воспоминания. Наша свадьба, совместные горные походы, длинный ряд кинотеатра, концерт группы, которая мне не нравилась, но который я обязан был посмотреть за компанию, а вот мы покупаем новый термос.
– Это что с твоим голосом? Ты плачешь? Опять Хатико пересматриваешь? Ладно, без шуток, что у тебя там произошло? Пора волноваться?
– Всё хорошо. Надави посильнее и крути против часовой.
***
Я стоял посреди клуба, недалеко от стойки звукорежиссёра. Мне уже довелось дважды послушать этих музыкантов вживую, но я хорошо помнил только один их концерт. Я мог бы вспомнить и второй, если бы заставил свою новую память регенерировать события своего нового прошлого, но старался делать это реже. Хорошо, когда жизнь преподносит тебе приятные сюрпризы в будущем. Ещё лучше, когда удивительные неожиданности есть ещё и в прошлом. Сейчас тоже был просто отличный момент. В моих руках были два пластиковых стакана. Я ждал.
Мой локоть почувствовал касание. Я повернул голову и увидел, как резко приближаются губы. Ответив на поцелуй, я протянул стакан. Она взяла его и легонько ухватила меня за локоть. Я вздрогнул.
– Ой, прости, я совсем забыла про твой порез. Ну я же хорошо перебинтовала, повязка не развязалась?
– Нет. Всё отлично.
– Ты поосторожней в своей лаборатории, я беспокоюсь, вон как сильно тебя поранило всего лишь от одной лопнувшей колбы.
– Обещаю быть осторожнее.
Свет начал гаснуть, разноцветные футболки на зрителях начали становиться тёмно-серыми.
– Начинается – тепло прошептала мне в ухо Алина, крепко обхватив меня за руку.
Я повернул голову к сцене и увидел вокалиста, вышедшего под шквал аплодисментов. Заиграли музыканты, и голос громом зазвучал из динамиков:
Where’s this present you speak of?
Where’s this heavenly bliss?
I’m so sick of time travel
And you said that makes two of us
And all your life you just exist
And all your life it’s moments missed
And all the time you wait in the line
What d’ya find?
Well that makes two of us