Протокол "Гхола": Пробуждение

Мир начался с удара.

Не было никакого плавного выхода из сна, никакого медленного возвращения сознания. Было ощущение, будто меня засунули в железную бочку и сбросили с Эвереста.

БУМ.

Вибрация прошла сквозь что-то вязкое, в чем я плавал, прошла сквозь кости, отдаваясь звоном в каждом нервном окончании. Затем — скрежет. Чудовищный, разрывающий уши визг металла, который, казалось, длился вечность. И снова удар, такой силы, что меня швырнуло о что-то твёрдое.

Тьма.

А потом пришла жара.

Она накатывала волнами, просачиваясь снаружи. Это был не приятный пляжный зной, а удушающее, промышленное пекло. Спину начало жечь. Жидкость вокруг меня, секунду назад нейтральная, вдруг забурлила, превращаясь в кипяток.

«Внимание. Критическое повреждение контура. Термическая угроза. Экстренный сброс».

Эти слова вспыхнули в голове не как мысль, а как чужеродная команда, холодная и механическая. Мой разум — разум Алекса — метался в панике раненого зверя. Где я? Я заснул дома. Почему здесь так жарко? Почему я не могу пошевелиться?

Но тело знало, что делать.

Пальцы правой руки сами изогнулись и ударили по внутренней стенке, нащупав скрытый механизм, о котором я понятия не имел.

Глухой хлопок.

Стена перед моим лицом отлетела куда-то в темноту.

В тот же миг меня вышвырнуло наружу вместе с потоком горячей, липкой жижи. Я пролетел пару метров и рухнул на пол, больно ударившись плечом о что-то твердое и ребристое. Воздух был не просто горячим — он обжигал. Гортань спазмировало, я закашлялся, выдирая изо рта трубку и выплевывая остатки какой-то смеси, перемешанной с гарью. Дышать было нечем: воздух был густым от дыма, пыли и запаха озона.

— Кха… твою… — хрип вырвался из груди. Голос был низким. Чужим.

Я попытался встать, но пол под ногами ходил ходуном. Нет, не пол. Корабль? Это похоже на корабль. Вся эта гигантская конструкция стонала и оседала. Я слышал, как где-то за стенами сыпется что-то тяжелое и сыпучее — звук, похожий на непрерывный шелест дождя, только в тысячу раз громче. Нас закапывало.

Я поднял голову, протирая глаза от слизи. Аварийное освещение заливало помещение кроваво-красным светом, мигающим в такт умирающему генератору.

Картина была апокалиптической.

Огромный ангар превратился в свалку. Многотонные контейнеры были сорваны с креплений. Один из них, пробив переборку, торчал из стены под неестественным углом, из его рваного бока сыпались какие-то электронные потроха. Искры сыпались дождем с перебитых кабелей под потолком, поджигая маслянистую лужу на полу.

Но страшнее всего было то, что находилось слева.

Ряд из трех металлических цилиндров, таких же, как тот, из которого выпал я. Они были уничтожены. Сплющены в блин рухнувшей балкой. Из-под балки, смешиваясь с прозрачным гелем, текла ярко-алая, пугающе свежая кровь.

Я посмотрел на свои руки. Они были покрыты этой розовой слизью.

И я застыл.

Это были не мои руки.

Слишком большие. Слишком бледные. Мышцы предплечий бугрились под кожей, словно стальные канаты. Идеальные пропорции, длинные пальцы, широкие запястья. Это были руки убийцы или пианиста, но точно не мои прежние руки, привыкшие к клавиатуре и рулю автомобиля.

«Что за черт?!»

Я обернулся к цилиндру, из которого выбрался. На уцелевшем боку висела металлическая табличка. Символы были незнакомыми, но мозг мгновенно перевел их, словно я всю жизнь читал на этом языке:

ГРУЗ 73-А ЗАКАЗЧИК: ДОМ ВАРОСТИП: СОВЕТНИК / ТЕЛОХРАНИТЕЛЬСТАТУС: ГХОЛА (НЕ АКТИВИРОВАН)

— Гхола... — прохрипел я, пробуя слово на вкус. Память Алекса подкинула определение из книг: искусственный человек, выращенный из мертвой плоти. — Значит, попал.

Я встал. Тело реагировало мгновенно. Никакой слабости, только адреналин и звериная собранность. Я был абсолютно голым посреди горящего ада, в чужом теле, но стыда не было. Был только холодный расчет: выжить.

Я огляделся. Пол был наклонен градусов на тридцать. Чтобы передвигаться, приходилось балансировать.

Прямо передо мной, в луже масла, лежало тело. Человек в сером комбинезоне. Его голова была неестественно вывернута, глаза остекленели. Он был мертв. На поясе у него висел набор инструментов.

— Прости, друг, — пробормотал я по-русски. — Тебе это уже не понадобится.

Я шагнул к трупу. Мои движения были плавными и точными, мозг Алекса еще только осознавал намерение, а тело Гхолы уже выполняло его. Я сорвал с пояса мертвеца ремень. Тяжелый ключ, моток изоленты и странный инструмент с пистолетной рукояткой.

«Лазерный резак», — услужливо подсказала память тела.

Одежда. Мне нужна защита.

Я быстро, не церемонясь, начал расстегивать комбинезон мертвеца. Ткань была прочной, огнеупорной. Стягивать одежду с трупа — занятие не для слабонервных, но запах гари и инстинкт самосохранения перебивали брезгливость. Через минуту я уже застегивал молнию на груди.

В этот момент корабль снова содрогнулся. Гулкий удар откуда-то сверху, словно великан ударил кулаком по обшивке. Потолок надо мной прогнулся, и из вентиляционной шахты вырвался клуб коричневой пыли. Песок.

Нас хоронили заживо.

Нужно выбираться из этого отсека.

Я направился к массивной двери в конце зала. Она была перекошена, индикатор замка мигал желтым. Надпись гласила: «Внимание! Разница давлений».

Я приложил ладонь к панели. Писк отказа. «Доступ запрещен».

— Ладно, — я выхватил лазерный резак. Инструмент приятно лег в руку.

Я нажал на спуск. Синий луч вгрызся в металл петель. Искры брызнули во все стороны, но я даже не зажмурился — рефлексы берегли глаза, я инстинктивно прикрылся локтем.

Через минуту дверь с грохотом упала внутрь темного коридора. Я шагнул следом, освещая путь фонариком, встроенным в резак.

Коридор выглядел не лучше трюма. Стены были смяты, панели обшивки сорваны. Здесь пахло смертью еще отчетливее.

Я сделал несколько шагов вверх по наклонному полу и замер.

Впереди, у переборки, ведущей к жилым отсекам, сидел человек в черной форме. Он был жив. Одной рукой он зажимал рану на животе, сквозь пальцы сочилась темная кровь, другой пытался поднять короткий автомат, нацеливая его на меня.

Его глаза расширились. В них был чистый ужас.

— Стоять... — прохрипел он. Изо рта вырвался пузырь кровавой пены. — Тварь... назад в капсулу...

Я остановился. Во мне боролись две личности. Алекс хотел поднять руки и крикнуть: "Эй, я свой, давай помогу!". Но кто-то, чьи инстинкты были прошиты на генетическом уровне, видел другое: Угроза. Оружие на боевом взводе. Палец на крючке дрожит. Он выстрелит.

— Опусти ствол, — сказал я спокойно. — Корабль разбит. Нет больше капсул.

— Нечисть... — его глаза закатились, рука дернулась.

Мое тело сработало быстрее мысли.

Рывок влево, перекат. Очередь игл прошила воздух там, где секунду назад стояла моя голова, и высекла искры из стены.

Я оказался рядом с ним в одно мгновение. Удар ребром ладони по запястью — сухой хруст, автомат упал на пол. Охранник вскрикнул и обмяк. Он был уже мертв, рефлекс был последним.

Я поднялся, тяжело дыша. Сердце колотилось. Я только что мог умереть. Реально умереть, по-настоящему. И я только что сломал человеку руку, даже не задумываясь.

— Ну и рефлексы у тебя, приятель, — прошептал я, глядя на свои руки. — Спасибо.

Я поднял оружие. «Игольник "Вектор"». Легкий, удобный. Оружие легло в руки так, будто я родился с ним.

Теперь у меня было оружие и одежда. Следующая цель — наверх. Мне нужно знать, где мы, и есть ли шанс связаться с кем-то.

Я двинулся дальше. Гравитация всё еще была смещена, пол уходил вверх.

На пути попадались каюты. Двери многих были открыты. Внутри царил хаос. В одной из кают я нашел женщину. Она лежала на кровати, придавленная шкафом. Мертва. В другой комнате я увидел детскую игрушку, валяющуюся на полу — плюшевого червя с большими глазами. Странная игрушка для ребенка на таком корабле. Это напомнило мне о доме. О племяннике.

Тоска кольнула сердце, но я загнал ее поглубже. Не сейчас.

Чем выше я поднимался, тем сильнее становился вой ветра снаружи.

Впереди показался свет. Настоящий, дневной свет, пробивающийся сквозь дым.

Я вышел к широкому проему. Двери шлюза были вырваны "с мясом". За ними начинался командный мостик. Я протиснулся в щель. И замер.

Огромное обзорное стекло мостика, занимавшее всю стену, было покрыто паутиной трещин. А за ним...

За ним не было космоса. Там бушевала стена песка. Коричневая, плотная муть билась в стекло с такой силой, что казалось, по обшивке работают наждаком. Сквозь вой ветра я слышал гул. Буря. Глобальная, беспощадная буря.

«Песок. Бесконечный песок. Бури, способные содрать мясо с костей...»

— Арракис, — само собой сорвалось с губ. Это единственное место во вселенной, которое подходило под описание. Дюна.

На мостике царила смерть.

Тела людей в офицерской форме лежали вповалку. Кто-то был пристегнут к креслам, кто-то валялся на полу. Панели приборов искрили. Часть потолка обрушилась прямо на навигационный стол.

Я осторожно вошел внутрь, держа оружие наготове. Хруст стекла под ногами казался оглушительным.

В центре, в капитанском кресле, сидел грузный мужчина. Его голова свесилась на грудь. Из груди торчал кусок пластика.

Я подошел к нему. На его поясе висел ключ-карта. Допуск. То, что мне нужно.

Я протянул руку, чтобы забрать карту.

— Не трогай его!

Крик был слабым, девичьим, но полным ярости.

Я резко развернулся, приседая и наводя ствол на звук.

За одной из консолей, сжимаясь в комок, сидела девушка. Почти ребенок. Её лицо было перемазано сажей и кровью, роскошное платье порвано. Она дрожала, но в руке сжимала маленький, украшенный камнями кинжал.

Она смотрела на меня не как на спасителя. Она смотрела на меня с ужасом и отвращением.

— Отойди от моего отца, гхола! — выплюнула она.

Я замер. Гхола. Она знает, кто я.

— Твой отец мертв, — сказал я. Мой голос звучал глухо в шлеме тишины, который накрывал мостик после бури эмоций. — А мы пока нет.

— Я приказываю тебе... — начала она, пытаясь встать, но тут же охнула и схватилась за ногу. Кровь на бедре. Ранена.

Я опустил оружие, но не убрал его.

— Приказы кончились, — сказал я, делая шаг к ней. — Корабль умирает. Если мы не уйдем отсюда вглубь, мы умрем вместе с ним.

Она выставила кинжал перед собой. Рука дрожала. — Ты не подойдешь. Ты... вещь. Мерзость.

Я посмотрел на нее. Потом на бурю за окном. Потом снова на нее. Внутри меня боролись Алекс, который хотел успокоить ребенка, и Гхола, который рассчитывал вероятность того, что она пырнет меня ножом.

— Я — вещь, которая может вынести тебя отсюда, — сказал я спокойно. — Или вещь, которая заберет карту у твоего отца и уйдет одна. Решай.

Она замерла. Взгляд метнулся к мертвому капитану, потом на меня. В глазах стояли слезы, но за ними я увидел стальной стержень. Она хотела жить.

Медленно, очень медленно, она опустила кинжал.

— Помоги мне, — прошептала она едва слышно. — выдохнула она и потеряла сознание.

Я подхватил ее на руки. Она была легкой.

Я развернулся и понес ее прочь с умирающего мостика, вниз, в безопасную утробу трюма. Снаружи песок уже почти закрыл обзорные окна, погружая рубку во тьму.

Обратный путь был адом.

Адреналин, который гнал меня вверх на мостик, начал отступать, оставляя после себя свинцовую тяжесть в мышцах. Тело Гхолы было выносливым — я это чувствовал каждой клеткой, — но даже у биологической машины есть предел, особенно после экстренного пробуждения.

Девушка на руках почти ничего не весила — хрупкая, как фарфоровая кукла. Но каждый шаг по накренившейся палубе требовал усилий. Корабль продолжал "дышать". Металл скрипел, переборки стонали под колоссальным давлением. Вибрация от бури снаружи затихала, сменяясь глухим, давящим гулом, от которого закладывало уши.

Мы уходили под землю. Вернее, под песок. Нас хоронило заживо.

Я миновал коридор с трупом охранника. Его остекленевшие глаза смотрели в никуда. Я перешагнул через него, стараясь не смотреть на неестественно вывернутую руку. «Это сделал я». Мысль была неприятной, холодной, но память тела услужливо подкинула: «Угроза устранена. Движемся дальше. Приоритет: сохранение объекта».

Спуск в трюм занял, по ощущениям, вечность. Воздух здесь становился гуще, но прохладнее. Система вентиляции в нижних секторах еще боролась за жизнь, в отличие от верхних палуб, где уже отчетливо воняло гарью.

Я добрался до гермодвери медицинского отсека. Она находилась в том же защищенном блоке, что и грузовой трюм — в самом "брюхе" левиафана.

Панель доступа светилась тусклым оранжевым светом.

— Надеюсь, ты здесь не просто для красоты, — пробормотал я, перехватывая девушку одной рукой и доставая ключ-карту, которую я забрал у мертвого капитана на мостике.

Приложил пластик к считывателю. Секунда тишины. Писк. «Доступ разрешен. Уровень: Командный. Добро пожаловать, Капитан».

Двери с шипением разъехались.

Внутри было чисто. Стерильно. Белый пластик стен, хромированные поручни, резкий запах антисептика. Это место казалось островком нормальности посреди хаоса разрушения. Единственное, что портило вид — перевернутая каталка и несколько разбитых склянок на полу.

Я внес девушку внутрь и осторожно уложил на ближайшую диагностическую кушетку. Она была без сознания, дышала поверхностно и часто. Лицо бледное, на лбу испарина.

Кушетка под ней тихо загудела, распознав вес пациента. Над телом развернулся полупрозрачный голографический купол сканера, пробежавший синей полосой от головы до пят.

На настенном экране побежали строчки данных. Я смотрел на них, и мой мозг снова начал работать в двух режимах. Алекс видел набор непонятных графиков. Гхола мгновенно вычленял суть.

«Идентификация личности: ЗАВЕРШЕНА».Имя: Элара Варос. Статус: Наследница Дома (Прямая линия). Группа крови: А-позитивная. Возраст: 17 стандартных лет.

— Варос, — прочитал я вслух, вспоминая надпись на своей капсуле. — Значит, дочь заказчика.

Система продолжила выдавать диагноз:

«Внимание! Требуется немедленное вмешательство. Рекомендовано: Репозиция, фиксация, медикаментозная терапия».

Я посмотрел на свои руки. — Я не врач, — сказал я системе. — Я даже не знаю, кто я.

«Протокол экстренной медицины: Активен», — всплыла подсказка в голове. Информация развернулась в сознании, как инструкция, которую я зубрил годами. Я просто знал, что и в какой последовательности нужно делать. Это пугало и восхищало одновременно.

Я подошел к медицинским шкафам. Руки сами находили нужное, пока я читал этикетки на Галактике. Пневмошприц. Ампула с прозрачной жидкостью — универсальный анальгетик и стимулятор регенерации. Набор для фиксации — баллончик с быстротвердеющей пеной.

Я приставил шприц к шее Элары. Пшшш. Она даже не пошевелилась. Затем я взялся за ногу. Ткань штанины пришлось разрезать лазерным резаком, выставив его на минимальную мощность. Вид распухшей, посиневшей конечности заставил Алекса внутри меня поморщиться. Но руки Гхолы действовали жестко и четко.

Потянуть. Вправить.

Хруст. Девушка глухо застонала во сне, дернувшись всем телом. Я удержал ногу. Затем быстро нанес пену из баллона. Она мгновенно раздулась, обволакивая голень, и через пять секунд затвердела, превратившись в легкий, но прочный, как камень, гипс.

— Жить будешь, Элара, — выдохнул я, вытирая пот со лба.

Теперь нужно было позаботиться о себе.

Жажда вернулась. Я нашел диспенсер с водой в углу. Налил в мягкий стаканчик. Вода была теплой, с привкусом железа, но для меня она показалась нектаром. Я хотел выпить всё, но внутренний ограничитель остановил: «Не больше 200 мл. Риск отека».

Я вернулся в коридор. Оставлять путь наверх открытым было глупо. Если на корабле есть кто-то еще — обезумевшие члены экипажа или, что хуже, мародеры, которые могли заметить падение, — я не хотел гостей.

Я добрался до проема, где срезал дверь в трюм. Тяжелая плита валялась на полу. Поднять ее я не мог. Но рядом были ящики. Я начал стаскивать их в проход, создавая баррикаду. Работа была тяжелой, но мышцы радовались нагрузке. Через двадцать минут проход был надежно завален хламом. Не крепостная стена, но тихо через нее не пролезть.

Затем я вернулся в трюм. Мое убежище.

Свет снова мигнул. На этот раз тьма длилась секунд пять. Когда аварийки зажглись снова, они светили совсем тускло. Вентиляция стихла до едва слышного шепота.

«Энергия. Реактор поврежден».

Я нашел люк в полу трюма с маркировкой "Технический уровень / Реакторная". Задраен. Ключ капитана (теперь я знал, что его звали Варос, но имя отца Элары система не высветила) снова сработал.

Я спустился по узкой лестнице. Жар здесь был сильнее. Реакторный отсек был тесным. Посредине стояла сфера генератора, пульсирующая неровным, сбивчивым ритмом. Панель управления горела россыпью тревожных огней.

«Утечка в контуре охлаждения. Топливные стержни дестабилизированы».

Я подошел к пульту. Я никогда не видел таких панелей, но пальцы сами легли на сенсоры. Я понимал логику интерфейса. Это было странное чувство — как будто кто-то другой управляет твоим телом, а ты просто наблюдаешь из зрительного зала.

— Отключить второстепенные системы, — скомандовал я, вводя команды. Голос дрогнул. — Обесточить жилые палубы, мостик, двигательный отсек. Задраить гермозатворы сектора 4. Перевести реактор в режим "Гибернация".

Система сопротивлялась. «Внимание! Режим гибернации снизит выработку энергии на 90%. Системы жизнеобеспечения будут работать на минимуме».

— Выполнять! — рявкнул я.

Гул генератора изменился. Он стал тише, ниже. Пульсация выровнялась. Красные огни сменились желтыми.

«Расчетное время работы на остаточном ресурсе: Неопределенно долго (при текущем потреблении)».

— Отлично, — я прислонился спиной к теплой стене. — У нас есть свет и воздух. Остальное найдем.

Я поднялся обратно в трюм. Теперь, когда адреналин схлынул окончательно, навалилась усталость. Такая, что я едва переставлял ноги.

Я побрел в медотсек. Это было самое безопасное место на корабле. Герметичное. Чистое. И там была вода.

Элара спала. Показатели на мониторе выровнялись.

Я сел в глубокое медицинское кресло рядом с её кушеткой. Положил игольник на колени, не выпуская рукоять из ладони.

День подходил к концу. Я жив. Я на Арракисе. Я — искусственное существо с памятью человека, которого здесь никогда не было. И у меня на попечении дочь мертвого аристократа.

— Спокойной ночи, Элара, — прошептал я в полумрак. — Завтра нам предстоит выяснить, как выжить в этой могиле.

Я закрыл глаза и провалился в сон без сновидений, под убаюкивающий гул вентиляции и далекий, бесконечный скрежет песка, поглощающего наш стальной гроб.