25 марта, вторник. 7:15 утра. Автобус №17.
Автобус дышал. Его двигатель выдыхал густой, маслянистый запах, смешанный с ароматом свежего хлеба от пекарни на углу и едкой городской пылью, поднятой утренним потоком машин. Солнце только поднималось над крышами небоскрёбов Империи, отбрасывая длинные, чёткие тени, которые скользили по салону, будто лезвия. Всё было обыденно, почти скучно — как вчера, как позавчера. Мир ещё спал, даже когда бодрствовал.
Айзек Моретти сидел у окна, в третьем ряду справа. Форма Академии — тёмно-синий китель с серебряными пуговицами, чёрные брюки — сидела идеально, но под тканью он ощущал лёгкое, постоянное давление бронежилета. Он не стеснял движений, просто напоминал о себе каждый раз, когда Айзек поворачивал корпус. В кармане лежал смартфон, тяжёлый и безликий. А в кобуре у правого бедра — холодная сталь пистолета. Ещё два магазина — в скрытых карманах на пояснице. Нож — в ножнах вдоль позвоночника. Все эти предметы казались невесомыми, пока он не думал о них. А он думал. Он всегда думал.
Автобус дёрнулся, трогаясь с остановки. Стекло гудело под пальцами. Айзек смотрел в окно, но не на улицу — на отражение. В нём мелькали лица пассажиров: студентка с гигантскими наушниками, старик с газетой, мать с ребёнком. Ничего особенного. Ничего угрожающего. Только обычный вторник.
Справа от него, через проход, сидела девушка. Она читала книгу в тёмно-зелёной обложке, её длинные волосы цвета морёного дуба были собраны в небрежный хвост. Айзек видел её профиль: прямой нос, чуть приподнятые уголки губ, словно она знала шутку, которой не спешила делиться. На её форме — такой же, как у него, но с серебряной эмблемой на лацкане — не было ни пылинки. Она была частью этого мира, этого утра. И она была его целью.
Фонд передал данные час назад, зашифрованным пакетом. Сона Элис Вейнрайт, 18 лет. Дочь генерального директора «Вейнрайт Индастриз». Место учёбы — Академия «Карлсруэ». Приоритет защиты — Альфа-1. Задача: внедриться в её окружение, обеспечить её выживание до полного коллапса инфраструктуры, затем эвакуировать в обозначенную Фондом безопасную зону. Никаких эмоциональных связей. Никаких отклонений от миссии. Он был её тенью с этого момента. До конца.
Он перевёл взгляд с её отражения на собственные руки, лежащие на коленях. Спокойные. Не дрожат. Внешне — просто новый ученик, немного отстранённый, слегка уставший от раннего подъёма. Внутри же… внутри всё было собрано в тугую, холодную пружину. Он знал, что где-то за городом армия проводит учения. Что в больницах студгородка уже третий день нет свободных коек. Что по телевизору говорят о новом штамме гриппа. Он знал то, чего не знал никто в этом автобусе: что тишина — это обман. Что запах хлеба скоро сменится запахом дыма и разложения. Что тени от зданий станут длиннее, и в них зашевелятся совсем другие фигуры.
Автобус проезжал мимо стройки. Где-то наверху завывала болгарка, и этот звук — резкий, пронзительный — заставил его чуть скосить глаза. В салоне несколько пассажиров вздрогнули. Девушка — Сона — даже не оторвалась от книги. Она лишь перевернула страницу, лёгким движением заправив прядь волос за ухо. Айзек заметил, что у неё на запястье тонкий серебряный браслет с маленьким подвеском в виде птицы. Не по уставу, но кто будет проверять дочь Вейнрайта?
Снаружи промелькнул военный грузовик. Камуфляж, зарешеченные окна. Он ехал в сторону студгородка. Никто в автобусе не обратил на него внимания. Айзек же отследил его взглядом, пока он не скрылся за поворотом. Армия уже здесь. Оцепление начнётся через несколько дней. Он должен быть внутри периметра, когда это случится.
В кармане завибрировал смартфон. Одно короткое сообщение, всплывшее на экране: «Первичный контакт рекомендован на перемене после второго урока. Аудитория 304. Будьте естественны.»
Он выключил экран. Вдохнул. Выдохнул. Воздух в салоне был тёплым, спёртым, пах потом, духами и тем самым хлебом. Он снова посмотрел на Сону. Она закрыла книгу, убрала её в рюкзак из тонкой чёрной кожи. Потом подняла глаза и встретилась с его взглядом в окне. Всего на секунду. Её глаза были цвета тёплого янтаря. В них не было ни любопытства, ни страха. Только лёгкая, вежливая отстранённость. Она кивнула ему — формально, как однокласснику, которого видишь впервые. Он ответил тем же. Естественно. Спокойно.
Автобус замедлил ход, подъезжая к остановке перед Академией. Здание возвышалось за кованым забором — неоклассический фасад с колоннами, ухоженные газоны, фонтаны. Здесь пахло не пылью, а деньгами и лавандой. Мир ещё держался. Но он знал, что под этой лавандой уже сквозит тонкий, едва уловимый запах грядущей гнили. Как в больнице, перед сменой дежурства.
Он встал, поправил ремень рюкзака. Пистолет мягко упёрся в ребро. Бронежилет был его второй кожей. Девушка — Сона — тоже поднялась, пропуская его вперёд жестом. Он шагнул в проход, и его плечо чуть коснулось её плеча. Ткань её кителя была гладкой, почти шёлковой. Она не отстранилась.
— Новичок? — спросила она тихо, голосом, в котором не было ни дружелюбия, ни неприязни. Просто констатация.
— Да. Первый день, — ответил он, голос ровный, чуть глуховатый от преднамеренной усталости.
— Удачи, — сказала она и вышла впереди него, растворившись в толпе студентов, стекавших к воротам.
Он остался на мгновение позади, глядя ей вслед. Ветер донёс обрывок радиопередачи из открытого окна такси: «…рост заболеваемости в студенческом городке, власти призывают сохранять спокойствие и соблюдать гигиену…»
Спокойствие. Гигиена. Они ещё не знают, что мытьё рук не спасёт от того, что идёт. Она — приоритет. Фонд платит за результат. Всё остальное — шум.
Он двинулся к воротам, предъявив академический билет охраннику. Тот лениво кивнул, даже не взглянув на фото. Айзек прошёл внутрь, в мир, где ещё звенели звонки, смеялись подростки и пахло мелом. В мир, которому оставалась неделя.
Над ним, высоко в небе, пролетела стая птиц, собравшись в тугой, трепещущий клин. Они летели на север. Прочь от города. Он заметил это. Запомнил.
Начало положено. Миссия активирована.
8:00 утра. Аудитория 211, кабинет истории.
Класс пах старым деревом, пылью книжных переплётов и лёгкой нотой лавандового освежителя. Солнечный свет, разрезанный жалюзи, падал на парты длинными полосами, в которых танцевали пылинки. Айзек занял место у окна, в среднем ряду — не слишком близко к учителю, не слишком далеко. Сона сидела двумя рядами впереди, слева от центра. Он видел её спину, собранные волосы, чуть склонённую голову. Она положила на парту тот же зелёный том — это оказался сборник стихов на древнеимперском языке. Необычный выбор для утра вторника.
Учитель, мужчина лет пятидесяти с седеющими висками и острым взглядом, представил его классу коротко, без лишних эмоций: «Айзек Моретти, перевелся к нам из филиала на севере. Прошу соблюдать академический кодекс.» Ему кивнули несколько человек. Он ответил лёгким, формальным наклоном головы. Никто не улыбнулся. Здесь не было места дружелюбию — только вежливость, отточенная годами в семьях, где каждое слово имело вес. Он вписывался идеально: спокойный, немного отстранённый, без попыток понравиться.
Пока учитель говорил о торговых путях эпохи ранней Восточной Империи, Айзек анализировал Сону. Не глазами новичка, а взглядом агента.
Она сидела с идеальной осанкой, но без напряжения. Руки лежали на столе, пальцы время от времени слегка постукивали по обложке книги — ритмично, будто отбивая такт музыки, которую слышала только она. На правой руке — тот самый серебряный браслет. На левой — часы с матовым чёрным циферблатом, без бренда, возможно, кастомные. Одежда безупречна, но не броска. Волосы убраны так, чтобы не мешать, но несколько прядей всё же выбивались, смягчая строгость образа. Она не вертелась, не перешёптывалась с соседями. Когда отвечала на вопрос учителя — голос был тихим, но чётким, формулировки точными, без лишних слов. Привыкла к дисциплине, но сохраняет внутреннюю автономию. Не ищет одобрения окружающих.
Две девушки слева от неё иногда бросали на неё взгляды — не враждебные, но оценивающие. Одна из них, с розоватыми волосами, закатанными в сложную причёску, что-то прошептала другой. Та чуть улыбнулась. Сона проигнорировала это. Парень справа от неё, крупный, с надменным взглядом, попытался передать ей записку. Она не повернула головы, просто положила ладонь на край парты, преграждая путь. Жест был настолько естественным, что он даже не обиделся, просто пожал плечами. Она в центре внимания, но держит дистанцию. Умеет мягко, но недвусмысленно отстранять.
На её рюкзаке висел ключ-брелок в форме маленького серебряного дракона — возможно, семейный герб? В кармане кителя угадывался прямоугольный контур — смартфон, но на уроках она его не доставала. Когда учитель упомянул о эпидемиях в истории, её пальцы замерли на секунду. Она не посмотрела в окно, не изменила позы, но он уловил микрожест — легчайшее напряжение в плечах. Тема болезней её задевает. Возможно, уже слышала о случаях в студгородке от родителей или через свои каналы.
Снаружи, через приоткрытое окно, донёсся отдалённый вой сирены — не полиции, а скорой. Одна, потом вторая, где-то в районе больничного квартала. Никто в классе не среагировал, кроме Айзека. И кроме Соны. Она чуть повернула голову, всего на градус, будто ловя звук. Потом снова уставилась в книгу, но её пальцы перестали отбивать ритм.
Цель — не просто богатая наследница. Она наблюдает. Слушает. Чувствует диссонанс. Это хорошо — значит, будет готова, когда начнётся хаос. И плохо — значит, может задавать вопросы, на которые у меня нет ответов от Фонда.
Физические параметры: рост около 170 см, вес предположительно 55–60 кг. Походку видел в автобусе — лёгкая, но не спортивная, скорее грациозная. Руки без видимых следов тренировок (ни стрельба, ни борьба). Вероятно, полагается на охрану или собственную осторожность. Браслет может быть трекером. Часы — возможно, GPS. Фонд не сообщал об этом. Нужно будет проверить.
Эмоциональный фон: сдержанный, почти холодный, но без высокомерия. Не участвует в подростковом трёпе. Возможно, одинока даже в этой толпе. Идеальная мишень для вербовки…
Учитель закончил лекцию, дал задание на самостоятельное изучение. В классе зашуршали страницами, заскрипели стулья. До перемены оставалось пятнадцать минут. Сона закрыла книгу, достала блокнот с тёмно-синей обложкой и начала делать пометки. Её почерк — быстрый, угловатый, совсем не девичий.
Айзек тоже открыл учебник, но не читал. Он слушал. Слушал дыхание класса, скрип мела на доске, далёкие сирены, появляющиеся чуть чаще. Слушал тихий стук своего сердца под бронежилетом.
Сона вдруг подняла глаза и встретилась с его взглядом в отражении окна. Она не удивилась, не отвела взгляд. Просто смотрела секунду, две. Потом её губы чуть дрогнули — не в улыбке, а в чём-то похожем на лёгкую усталость. Она отвернулась, снова углубившись в записи.
Она заметила наблюдение. Не испугалась. Интересно.
Звонок на перемену прозвучал резко, пронзительно, будто набат. Класс ожил. Сона медленно собрала вещи, не торопясь выйти. Айзек остался на месте, дав ей уйти первой. Его задание начнётся на следующей перемене, в аудитории 304.
Но пока — он просто новенький, который смотрит в окно на башню с часами, пока одноклассники толпятся у двери. Часы показывали 9:30. Время текло. Мир держался. А он уже видел трещину на его идеально отполированной поверхности.
Перемена — это не просто перерыв. Это живая карта социальных связей, разыгрываемая за десять минут. Воздух гудел от смешанных голосов, скрипа подошв по полированному полу, хлопающих дверей. Айзек вышел из кабинета истории, медленно, будто размышляя о чём-то, и остановился у высокого окна в конце коридора. Вид открывался на внутренний двор Академии — идеальный газон, клумбы с тюльпанами, несколько учеников, курящих у фонтана. Но он смотрел не на них. Он смотрел на отражение в стекле, ловя в нём движение толпы.
Анализ начался мгновенно.
Класс делился на группы чётко, почти по невидимым границам:
«Наследники» — те, чьи фамилии он встречал в сводках Фонда о крупнейших корпорациях Восточной Империи. Они стояли кучкой у окна слева, непринуждённо переговариваясь. Язык тела расслабленный, но взгляды оценивающие. Центром был тот самый крупный парень с урока — Ларс Вейсхаупт, сын владельца сети частных клиник. Рядом с ним две девушки, в том числе с розоватыми волосами — Мия Рейнхард, наследница медиа-империи. Говорили громко, с легким снисхождением.
«Академики» — тихие, с книгами и планшетами. Стояли у стены возле кабинета физики, обсуждали что-то связанное с только что окончившимся уроком. Лидером тут была стройная девушка с серебристо-белыми волосами, собранными в тугой пучок, — Элина Фрост. Её имя фигурировало в списках победителей национальных олимпиад.
«Нейтралы» — те, кто не стремился ни к элите, ни к изоляции. Небольшая группа из трёх человек у автомата с напитками, смеялась над шуткой. Казались наименее иерархичными. Возможно, самый безопасный вход.
Сона стояла чуть в стороне, у шкафчиков. Не одна — с ней была ещё одна девушка, миниатюрная, с короткими медно-рыжими волосами и очками в тонкой оправе. Они говорили тихо, но Сона периодически кивала, иногда касалась браслета. Её собеседница жестикулировала активно, явно взволнованно.
Ларс — влияние через статус. Элина — через интеллект. Нейтралы — через простоту. Сона — вне системы, но с собственной свитой. Начинать нужно с наименьшего сопротивления.
Он направился к автомату с напитками, проходя мимо «Наследников». Ларс мельком взглянул на него — оценивающе, без интереса. Айзек сделал вид, что не заметил, остановился у аппарата, достал из кармана несколько монет. Купил бутылку воды — холодной, с конденсатом на пластике. Тактильное ощущение прохлады в ладони было ясным, реальным.
К «нейтралам» подошёл естественно, будто просто ищет место, чтобы отпить воды. Они прервали разговор на секунду. Парень с тёмными вьющимися волосами и веснушками первым кивнул.
— Новенький, да? — спросил он без агрессии, с лёгким любопытством. — С истории?
— Да, — ответил Айзек, откручивая крышку. — Айзек.
— Марк, — представился он. — Это Лина и Томас.
Лина, девушка с каштановыми волосами до плеч, улыбнулась вежливо. Томас, высокий и худой, просто поднял руку в знак приветствия. Они говорили о проблеме с домашним заданием по математике — что-то про логарифмы. Он вставил реплику, короткую, но точную, предложив альтернативный способ решения. Не чтобы блеснуть, а чтобы показать, что он не пустое место.
Марк оживился:
— О, так ты шаришь? У нас завтра контрольная, можно будет спросить, если что?
— Если успею, — он сделал глоток воды, почувствовав, как холод растекается по горлу. — Сам пока не всё понял.
Это была ложь, конечно. Математика давалась ему легко, но скромность здесь ценилась больше, чем демонстрация ума.
Тем временем краем глаза он следил за Соной. Рыжая девушка, похоже, делилась чем-то тревожным — она часто оглядывалась, понижала голос. Сона слушала, её лицо оставалось спокойным, но пальцы сжали ремешок рюкзака. Потом она что-то сказала, и рыжая девушка кивнула, чуть успокоившись.
Разговор с «нейтралами» продолжался. Он узнал, что Марк занимается фотографией, Лина — музыкой, Томас увлекается историей имперского флота. Не самая влиятельная группа, но устойчивая. Они не лезут в драмы, не участвуют в подковёрных играх «Наследников». Идеальная точка входа.
— А ты откуда перевёлся? — спросила Лина.
— С севера, там где граница с Федерацией, — ответил он, используя готовую легенду. — Отец получил перевод по работе.
— Повезло, — фыркнул Томас. — Здесь хоть и престижно, но душно. Буквально.
Айзек кивнул в сторону окна. Воздух в коридоре и правда был спёртым, несмотря на работу вентиляции. Запах — смесь парфюма, пота и чего-то химического, возможно, моющего средства для полов.
В этот момент мимо прошла Элина Фрост с двумя «академиками». Она бросила взгляд на его группу, остановилась на секунду.
— Вы обсуждаете третий номер из задачника? — спросила она без предисловий, обращаясь скорее к Марку. — У меня получился ответ 4,7.
Марк замялся. Айзек мягко вмешался:
— Если использовать преобразование через натуральный логарифм, да. Но через десятичный выходит 4,68.
Элина внимательно посмотрела на него. Её глаза были светло-синими, почти ледяными.
— Вы проверили оба метода? — спросила она.
— Да. Погрешность из-за округления.
Она кивнула, будто поставила мысленную галочку.
— Вы не похожи на типичного новичка, — заметила она и, не дожидаясь ответа, пошла дальше.
Контакты установлены. С «нейтралами» — прямо, с «академиками» — через демонстрацию компетентности. «Наследники» пока остались за кадром — нарочитое игнорирование с их стороны было заметно, но он не собирался лезть в их иерархию. Пока.
Звонок на урок прозвучал резко, разрезая гул голосов. «Нейтралы» попрощались кивками, пошли к кабинету химии. Он задержался на секунду, наблюдая, как Сона и её рыжая подруга направляются туда же.
Перед тем как двинуться, он заметил деталь: на полу возле шкафчиков лежал смятый листок. Он поднял его не глядя, сунул в карман. Позже, возможно, пригодится.
Марк, Лина, Томас — безопасный тыл. Элина — возможный источник информации об учебных процессах, что может быть полезно для поддержания легенды. Ларс и его группа — потенциальная угроза, если решат, что я лезу не в свою лигу. Сона… пока держится обособленно, но у неё есть хотя бы одна близкая связь. Рыжая девушка — возможное слабое место, канал влияния.
Он направился на следующий урок — химию, аудитория 215. По пути мимо открытого окна доносился свежий ветер, запах скошенной травы и… отдалённый, едва уловимый запах дизельного выхлопа. Где-то рядом проехала военная техника.
Всё идёт по плану. Переживём первый день. Следующий шаг — контакт с Соной после второго урока. А пока… нужно быть просто учеником.
Он вошёл в кабинет химии, где пахло реактивами и старой мебелью. Его место — снова недалеко от окна. Он сел, положил рюкзак. Под кителем бронежилет был всё так же невидим. Пистолет — на месте.
Мир ещё держался. Но он уже встроился в его трещину.
11:15 утра. Коридор у аудитории 304.
Химия закончилась на тягучей ноте — запах серы, щёлочи и школьной скуки. Он вышел одним из последних, давая потоку учеников разойтись. Коридор опустел, лишь эхо шагов далёких групп таяло в поворотах. Аудитория 304 была в дальнем крыле, у перехода в библиотечный корпус. Здесь было тише, пахло старыми книгами, пылью и едва уловимым ароматом древесного лака от полированных панелей на стенах.
Он подошёл к двери. Она была приоткрыта. Изнутри доносились приглушённые голоса — женские, спокойные, без напряжения. Он сделал паузу, слушая дыхание мира: где-то вдалеке хлопнула дверь, зашипел радиоприёмник уборщицы, за окном прокричала ворона. Всё ещё обыденно. Всё ещё обманчиво.
Он вошёл.
Аудитория была небольшой. Это был кабинет для дополнительных занятий. Столы стояли полукругом, на одном из них лежала открытая книга, рядом — чёрный рюкзак с серебряным дракончиком. У окна стояли две фигуры: Сона и та самая рыжая девушка с очками. Они обернулись на его вход почти синхронно.
Сона не выразила удивления. Её лицо оставалось нейтральным, но в глазах промелькнула быстрая оценка — кто он, зачем, почему здесь. Рыжая девушка насторожилась заметнее: её пальцы сжали край стола, поза стала чуть защитной.
Он закрыл дверь, негромко щёлкнув замком. Звук был мягким, но в тишине комнаты он прозвучал как акцент.
— Прошу прощения за вторжение, — сказал он, голос ровный, без извиняющихся нот. — Я Айзек Моретти. Мы были на истории и химии.
Сона кивнула, коротко, будто подтверждая факт, а не знакомство.
— Сона Вейнрайт. Это Алиса Керри, — она представила подругу лёгким движением руки. — Вы искали конкретно эту аудиторию или заблудились?
Вопрос был задан вежливо, но с лёгким подтекстом: здесь не место для случайных.
— Искал, — ответил он честно, делая два шага внутрь, но не приближаясь слишком близко. Оставалась дистанция в четыре метра — безопасная, неагрессивная. — Увидел вас в автобусе и на уроках. Подумал, что раз уж мы в одном классе, стоит представиться нормально, а не между звонками.
Алиса чуть расслабилась, но взгляд её оставался изучающим. Она была тем, кого в оперативных сводках называют «наблюдателем второго порядка» — не главной целью, но тем, кто может стать или помехой, или путём.
— Обычно новички идут к «наследникам» или к «нейтралам», — заметила Сона, её голос был тихим, но чётким. — Не к тем, кто сидит с книгами в пустых аудиториях.
— Обычно — да, — согласился он, позволяя лёгкой улыбке тронуть уголки губ. Не широкой, просто намёк на искренность. — Но я не люблю толпу. И, судя по всему, вы тоже.
Сона не ответила на это. Она скрестила руки на груди, но не защищаясь — скорее, занимая позицию для анализа. Её глаза — тёплые янтарные — скользнули по его форме, задержались на лице, вернулись к глазам.
— Вы с севера, верно? — спросила Алиса внезапно, её голос был выше, мягче. — Говорят, там сейчас холодно даже весной.
— Да, — он кивнул, переключаясь на неё. — Утром ещё иней на траве. Здесь… душно. В прямом смысле.
— Это из-за системы вентиляции, — сказала Сона, как бы между делом. — Её не обновляли с прошлого года. Как и многое в этом городе.
В её словах не было критики, только констатация. Но он уловил тон — лёгкая усталость от несовершенства мира. Возможно, зародыш будущего разочарования.
— Вы читали это? — он кивнул в сторону книги на столе. Это был тот же зелёный том — сборник стихов, но теперь он разглядел название: «Хроники тишины» поэта-символиста начала века.
Сона проследила за его взглядом.
— Да. Рекомендую, если интересуетесь метафорой распада, — она сделала паузу, будто проверяя его реакцию. — Особенно сейчас.
— Сейчас? — он поднял бровь, сохраняя нейтральность.
— В городе что-то происходит, — тихо сказала Алиса, обмениваясь взглядом с Соной. — В больницах переполнено. Говорят, грипп. Но…
— Но грипп не пахнет формалином за километр, — закончила Сона, её голос стал ещё тише. — И военные на улицах — не для учений.
Она смотрела на него, будто ожидая, что он что-то скажет. Он сделал вид, что задумался, давая паузе растянуться. Воздух в аудитории казался густым, тяжёлым. За окном снова прошла тень — стая птиц, летящих низко, почти касаясь крыш.
— Я заметил, — наконец сказал он, выбирая слова тщательно. — Но разве это не… нормально? Власти говорят, всё под контролем.
— Власти говорят многое, — Сона отвернулась к окну. Её профиль был чёток на фоне света. — Мой отец, например, сегодня утром отправил семью на загородную виллу. Никаких объяснений. Просто «на недельку».
Это была важная информация. Фонд не сообщал о перемещениях семьи Вейнрайт. Возможно, они знали что-то, чего не знали другие.
— А вы остались, — заметил он.
— У меня здесь дела, — она обернулась, и в её взгляде промелькнуло что-то твёрдое, почти стальное. — И, кажется, не только у меня.
Она снова смотрела на него — пристально, без агрессии, но с ясным вопросом. Кто вы на самом деле?
Он не отвел глаз.
— У меня тоже есть дела, — сказал он просто. — И, возможно, наши пути пересекаются.
Алиса выглядела напряжённой, но заинтересованной. Сона медленно кивнула, будто что-то подтвердив для себя.
— Тогда, — она взяла книгу со стола, положила её в рюкзак, — увидимся на следующем уроке, Айзек. И… спасибо за то, что подошли.
Это был не дружеский жест, но и не отторжение. Это было признание: он прошёл первый фильтр.
Он кивнул, отступил к двери.
— До встречи, — сказал он и вышел, оставив дверь приоткрытой.
В коридоре было прохладнее. Он сделал несколько шагов, остановился у окна. Внизу, на улице, припарковался военный джип. Из него вышли двое в камуфляже, разговаривали с охранником академии. Что-то показывали на планшете.
Контакт установлен. Она подозревает, что город на пороге чего-то большего. Отец отправил семью — значит, элита готовится. Она осталась — либо по приказу отца, либо по собственному решению. Алиса — её доверенное лицо, возможно, информатор. Нужно будет сблизиться с ней тоже.
Моя легенда выдержала первичную проверку. Но вопросы будут глубже. Нужно быть готовым.
С дальнего конца коридора донёсся звук сирены — не скорой, а полицейской. Короткий, оборванный вой, будто его поймали и подавили.
Мир ещё держался. Но трещины уже пели.
12:30 дня. Аудитория 208, урок литературы имперской эпохи.
Третий урок проходил в кабинете с высокими арочными окнами, через которые лился рассеянный свет, окрашивая парты в теплые янтарные пятна. Преподаватель — пожилая женщина с усталым, но внимательным взглядом — монотонно разбирала аллегории в поэме о закате династии. Воздух пах старыми страницами, меловой пылью и лёгким запахом озона от проектора, который мерцал на стене неисправной пиксельной полосой.
Айзек сидел в том же ряду, что и утром, но теперь сместился на одно место ближе к центру — чтобы видеть и Сону (она сидела двумя рядами впереди, слева), и «нейтралов» (справа от него, через проход). Урок был скучным, формальным, что создавало идеальный фон для тихого наблюдения и осторожного обмена информацией.
Сона вела конспект, но её движения были механическими. Взгляд часто отрывался от тетради и устремлялся в окно — туда, где у главных ворот Академии теперь стояли два военных джипа. Солдаты в камуфляже разговаривали с администратором, жестикулируя. Один из них что-то записывал в блокнот.
Алиса, сидевшая рядом с Соной, почти не писала. Она тихонько перешёптывалась с Соной, наклонив голову. Он уловил обрывки: «…папа сказал не паниковать…», «…в общежитии уже тройной пропускной режим…».
Сона в ответ лишь качала головой, её пальцы сжимали ручку так, что костяшки побелели. Она выглядела не испуганной, но сосредоточенной — как игрок, оценивающий риски на доске.
Когда преподаватель отвернулась, чтобы написать на доске дату, он наклонился к Марку, сидевшему справа, и тихо, под шуршание переворачиваемых страниц, спросил:
— Здесь всегда так… напряжённо? Или это из-за военных у ворот?
Марк перевёл на него взгляд, чуть улыбнулся нервно.
— С прошлой недели. Сначала говорили, что учения, потом — что карантин из-за гриппа. Но чтобы солдаты с автоматами у академии — это новое.
Лина, сидевшая за ним, тихо добавила, прикрывая рот рукой:
— Моя сестра в медколледже говорит, что в больницах уже мест нет. Везут из студгородка. И не только студентов — полицейских, военных. Говорят, у них какая-то лихорадка с агрессией.
Томас, наклонившись с другого края, прошипел:
— В чатах пишут, что вчера в общежитии №4 был бунт. Битая мебель, кровь на стенах. Но новости молчат.
Айзек кивнул, делая вид, что удивлён, но не шокирован.
— Странно. На севере о таком бы уже кричали на каждом углу.
— Здесь не любят панику, — Марк пожал плечами. — Особенно перед выборами в городской совет.
Преподаватель обернулась, и разговор заглох. Но информация уже была получена: слухи расползались быстрее, чем официальные опровержения. Больницы переполнены, военные усиливают присутствие, в студгородке уже есть очаги насилия — всё это укладывалось в прогнозы Фонда.
За окном, за пределами кампуса, над крышами жилых кварталов студгородка, поднялся тонкий столб дыма — чёрного, густого. Непохоже на костёр. Скорее, горел мусор или техника. Ветер дул в сторону академии, и через приоткрытую форточку потянуло едким запахом гари и пластика.
Несколько учеников у окон заёрзали, зашептались. Преподаватель резко похлопала в ладоши:
— Уважаемые, сосредоточьтесь на тексте! Это просто… учения гражданской обороны.
Но её голос дрогнул на слове «учения».
Сона обернулась и встретилась с его взглядом. Её глаза были твёрдыми, почти без эмоций, но в них читалось понимание: ты тоже видишь. Ты тоже знаешь. Она медленно отвела взгляд, словно давая ему понять — контакт установлен, тишину нужно хранить.
Слухи подтверждаются. Больницы переполнены, военные уже не скрывают присутствия, в студгородке — очаги беспорядков. Заражение локализовано в студгородке, но паники ещё нет. Сона в курсе происходящего больше, чем обычные ученики. Её отец, вероятно, имеет доступ к закрытой информации. Алиса — её канал связи с низовыми слухами.
Нейтралы верят в официальную версию, но уже колеблются. Они могут стать полезными как источник непредвзятой информации, но в момент хаоса — ненадёжны.
Военные у ворот — либо готовятся к оцеплению района, либо уже проводят разведку. Нужно быть готовым к тому, что к вечеру перемещение может быть ограничено.
Урок подходил к концу. Преподаватель торопливо дала задание на завтра — анализ оды о единстве нации. Ирония висела в воздухе, тяжёлая, как свинец.
Перед самым звонком Сона незаметно сунула что-то в учебник, а затем передала его Алисе. Та, выходя из-за парты, «случайно» уронила книгу возле его ноги. Он наклонился, чтобы помочь поднять, и его пальцы на секунду коснулись обложки. Под ней лежала сложенная вчетверо записка.
Он поднял книгу, вернул её Алисе с кивком. Записка осталась у него в ладони, спрятанная в кулаке.
Звонок прозвучал, резкий и неожиданно громкий. Класс зашевелился, заскрипели стулья, зазвенели голоса. Но сегодня в этом шуме чувствовалось напряжение — будто все ждали, что вот-то сейчас что-то произойдёт.
Он вышёл в коридор последним, разжав ладонь. На клочке бумаги, вырванном из тетради, было написано аккуратным, угловатым почерком:
«Библиотека. 16:00. Северный зал. Приходи один.»
Подпись не требовалась.
Где-то в это время в больнице студгородка умирал первый пациент с подтверждёнными симптомами «имперской лихорадки». Его тело отправили в карантинную зону, но санитар уже был заражён. Военные получили приказ готовиться к возможному оцеплению района. По телевидению в это время шла кулинарная передача.
На подоконнике в коридоре, у открытого окна, сидела ворона. Неподвижная, чёрная, с блестящими глазами. Она смотрела не на улицу, а внутрь здания — на проходящих учеников. Когда Айзек прошёл мимо, она медленно повернула голову и каркнула один раз — хрипло, почти человечески. Потом взмахнула крыльями и улетела в сторону студгородка, туда, где поднимался дым.
13:10 дня. Перемена между третьим и четвёртым уроком, коридор у центральных окон.
Перемена после третьего урока была короткой — всего пятнадцать минут, теперь каждый момент ощущался плотнее, тяжелее. Воздух в коридоре казался гуще: запах школьной столовой (томлёный соус, подгоревший рис) смешивался с пылью от ног десятков учеников и едва уловимым химическим шлейфом от недавно вымытых полов. Айзек направился к автомату с напитками у большого панорамного окна, из которого открывался прямой вид на главные ворота и припаркованные военные джипы.
У ворот стояли не два, а уже три джипа. Камуфляжная раскраска, затемнённые стёкла, антенны связи на крышах. Шесть военных в полной экипировке — каски, разгрузки, автоматы на ремнях. Двое общались с охранником академии, трое стояли полукругом, наблюдая за улицей, один что-то говорил в рацию.
Айзек купил банку холодного чая, прислонился к подоконнику, делая вид, что пьёт. В отражении окна видел, как к нему приближается Марк — один, без Лины и Томаса.
— Прикинь, — начал он, тоже глядя на ворота, — они уже час как тут. И не просто стоят — они что-то ищут.
— Кого? — спросил Айзек нейтрально, делая глоток. Чай был слишком сладким, липким.
— Не знаю. Но вроде как утром из общежития №4 сбежал какой-то студент. Говорят, буйный, в истерике. Может, его ищут.
— Студент с гриппом? — уточнил он, поднимая бровь.
— С чем-то похуже, — Марк понизил голос. — Сестра Лины из медколледжа слышала, что у него была температура под сорок, и он… кусался.
В этот момент один из военных у ворот резко поднял руку, указывая куда-то вглубь улицы. Двое других моментально среагировали, схватились за оружие, но не подняли. Из-за угла показалась гражданская машина — чёрный седан. Она замедлила ход у ворот, окно опустилось, и водитель что-то показал военным. Те отдали честь, и машина проехала на территорию академии.
— Чёрный мерс с дипломатическими номерами, — тихо сказал Марк. — Это кого-то из «наследников» или администрации привезли.
Снаружи доносился не только рокот двигателей, но и отдалённые, прерывистые сирены — где-то между скорой помощью и полицией. С востока, со стороны студгородка, ветер иногда доносил неясные крики — то ли спор, то ли призыв.
В коридоре вокруг него говорили о контрольных, о вечеринках, о новых гаджетах, но голоса звучали нервно, с паузами, будто люди подсознательно прислушивались к тому, что происходит за стенами.
Подоконник дрожал от низкочастотной вибрации — где-то неподалёку работала тяжёлая техника, возможно, грузовики с оборудованием. Запах гари стал отчётливее — теперь это был не просто дым, а смесь горелой пластмассы, резины и чего-то органического, сладковато-приторного. Он видел, как несколько учеников у окон морщили носы, переглядывались.
Военные ищут не просто сбежавшего студента. Они отрабатывают протокол изоляции очага. Дипломатическая машина — либо эвакуация кого-то важного, либо встреча с администрацией для координации. Сирены учащаются. Запах гари — возможно, горят заражённые вещи или тела в крематории больницы. Всё идёт по предсказанию Фонда: день Z через неделю, но подготовка идёт уже сейчас.
Марк полезен: он связан через Лину с медколледжем, имеет доступ к низовым слухам. Нужно мягко подтолкнуть его к дальнейшему сбору информации.
Он повернулся к Марку, глядя прямо на него, но без давления.
— Твоя сестра, — начал он тихо, — она может узнать, что за болезнь у этого студента? Официально — грипп, но если кусается… это больше на бешенство похоже.
Марк напрягся, но кивнул.
— Попробую спросить. Но она и так напугана — говорит, в колледже уже ввели масочный режим и запретили выход в город.
— Разумно, — он отпил ещё чаю, взгляд скользнул за окно. Военные у ворот теперь стояли в более плотном строю, один из них что-то кричал в рацию, жестикулируя на восток. — Если что-то узнаешь — дай знать. Лучше перебдеть.
Марк кивнул, уже не как простой одноклассник, а как союзник в зарождающемся заговоре молчания. Он отошёл, доставая телефон.
В это самое время в штабе гражданской обороны столицы генерал Арманд МакКорнер подписывал предписание о подготовке к возможному карантину студгородка. Документ был помечен грифом «Для служебного пользования». По радио в столовой академии в это время играла лёгкая инструментальная музыка, но за пять минут до конца перемены её прервали экстренным сообщением: «Внимание, граждане. В связи с проведением учений служб быстрого реагирования возможно временное ограничение движения в районе студенческого городка. Просим сохранять спокойствие.»
Голос диктора был ровным, почти монотонным. Никто в коридоре не поверил.
На асфальте у ворот, куда только что отъехала дипломатическая машина, осталось тёмное маслянистое пятно. Но при ближайшем рассмотрении Айзек понял, что это не масло — это была полоска чего-то красноватого, липкого, в которой увязло выпавшее из гнезда голубя перо. Ветер шевелил его, но оно не улетало, будто приклеенное.
Звонок на урок прозвучал, но на этот раз он был приглушённым — будто его намеренно снизили, чтобы не привлекать лишнего внимания с улицы.
Он бросил банку в урну, почувствовав, как холодок от конденсата на пальцах медленно испаряется. Четвёртый урок — физкультура, в спортзале на первом этаже. По пути туда он снова пройдёт мимо окон с видом на ворота.
13:40 дня. Спортивный зал №1.
Спортзал был просторным, с высокими потолками, пахнувшими старым деревом, лаком для пола и потом поколений учеников. Свет лился сквозь высокие окна, затянутые металлической сеткой — мера предосторожности, внедрённая ещё при постройке. Сегодня сетка отбрасывала на пол узор из ромбов, похожий на растянутую паутину.
Физрук, мужчина лет сорока с коротко стриженными седыми волосами и внимательным, оценивающим взглядом, построил класс и объявил нормативы: разминка, затем кроссфит - круговые тренировки — бёрпи, прыжки на тумбу, канат, работа с лёгкими гирями. Группы были смешанные, по шесть человек. По стечению обстоятельств или по воле Фонда, он оказался в одной группе с Соной, Алисой и тремя другими учениками, среди которых был и Марк.
Сона двигалась плавно, без лишних усилий, но и без энтузиазма. Её разминка была техничной — каждое упражнение она выполняла ровно в пределах требований, не больше, не меньше. Гибкость средняя, суставы не скрипели, дыхание ровное. Она не смотрела по сторонам, не болтала, будто выполняла рутинную процедуру.
Вывод: физическая форма на базовом, удовлетворительном уровне. Возможно, занималась общей физподготовкой или танцами в детстве, но не спортом высоких достижений. Тело не тренировано для длительных нагрузок, но и не ослаблено.
Алиса была другим случаем. Она старалась, но её движения были немного угловатыми, дыхание сбивалось быстрее. При наклонах она слегка краснела, на лбу выступила испарина. Она несколько раз поглядывала на Сону, будто сверяясь, и когда та кивала почти незаметно, Алиса чуть расслаблялась.
Вывод: физически слабее, возможно, астенического телосложения. Сильно зависит от психологической поддержки, в стрессе может паниковать или, наоборот, мобилизоваться — пока неясно.
Бёрпи: Сона сделала десять повторений ровно, без ускорения в конце. Лицо оставалось нейтральным, только на висках выступили капельки пота. Она дышала через нос, чётко контролируя ритм.
Алиса справилась с семью, потом замедлилась, оперлась на колени. «Не торопись, дыши», — тихо сказала ей Сона, и это сработало — Алиса сделала ещё три.
Прыжки на тумбу: здесь Сона показала неплохую взрывную силу — прыгала уверенно, приземлялась мягко, сгруппировавшись. Но после пятого прыжка заметно устала — мышцы бёдер дрожали.
Алиса еле допрыгивала до высоты 50 см, её движения были несогласованными. «Сосредоточься на руках», — снова подсказала Сона, и Алиса улучшила результат на один прыжок.
Канат: Сона не полезла, сославшись на старую травму запястья (правда или легенда — неясно). Алиса тоже отказалась.
Вместо этого они перешли к гирям. Сона работала с весом 12 кг — чисто, но без излишнего энтузиазма. Алиса взяла 8 кг, и было видно, как напрягаются её предплечья.
Сона — дисциплинирована, имеет базовую подготовку, вероятно, получала уроки самообороны или общей физподготовки как часть воспитания. Не боец, но сможет бежать, прятаться, выполнять простые инструкции. Критически важна её психологическая устойчивость — она не паникует, даже когда устаёт.
Алиса — слабое звено физически, но упорна и слушает Сону. В кризисе может стать обузой, но если Сона привязана к ней — станет и ключом к влиянию. Нужно будет либо усилить Алису, либо быть готовым нести двоих.
Марк в той же группе показывает средние результаты, но не выкладывается полностью — типичный любитель. Не угроза, но и не опора в бою.
Во время перехода между станциями он оказался рядом с Соной у кулера с водой. Она пила маленькими глотками, её лицо было влажным, но спокойным.
— Вы в хорошей форме, — заметил он нейтрально, не как комплимент, а как констатацию факта.
Она посмотрела на него, в её глазах мелькнула тень усталости.
— Достаточной, — коротко ответила она. — А вы явно тренировались серьёзнее, чем требуется для академии.
— Северные школы строги к физподготовке, — отпарировал он, используя легенду. — Там без этого нельзя.
Она кивнула, будто принимая объяснение, но во взгляде остался лёгкий скепсис.
Когда группа перешла к упражнениям с мячом на координацию, из открытого окна со стороны улицы донёсся резкий, протяжный звук — не сирена, а скорее, рёв двигателя, переходящий в скрежет металла. Возможно, авария или военная техника зацепила забор.
Алиса вздрогнула, мяч выпал у неё из рук и покатился к стене. Сона же мгновенно повернулась к источнику звука, её тело напряглось, рука непроизвольно потянулась к запястью — туда, где был браслет. Не к оружию — к трекеру? К сигналу? Её глаза сузились, она замерла на секунду, сканируя обстановку, потом так же быстро расслабилась, будто ничего не произошло.
— Всё в порядке, Алиса, — сказала она ровным голосом, поднимая мяч и возвращая его подруге. — Просто грузовик.
Но он заметил, как её пальцы слегка дрожали. Она была настороже. И это было важно.
Урок подходил к концу. Физрук объявил заминку — растяжку. Сона села на мат, её движения были медленными, будто она обдумывала что-то. Алиса рядом с ней шептала:
— Ты думаешь, это началось?
— Ещё нет, — так же тихо ответила Сона. — Но скоро.
Они не видели, что он стоит за матами, убирая гири. Он услышал. И они, кажется, знали, что он услышал.
В это время в больнице студгородка был зафиксирован первый случай превращения — санитар, укушенный утром, впал в состояние агрессивной кататонии и напал на врача. Инцидент заблокирован, тело изолировано. Военные получили приказ перейти к фазе «мягкого оцепления» — пока без объявления, но с усилением патрулей. По местному радио в спортзале играла бодрая музыка, но за десять минут до конца урока её сменили на повторное сообщение об «учениях».
Когда класс строился для окончания урока, Айзек заметил, что на полу у стены, под одним из окон, лежала сломанная заколка — серебряная, в форме стрелы. Такие заколки были частью форменного аксессуара для девочек старших классов. Но эта была не просто сломана — она была погнута с силой, будто её насильно вырвали из волос. И рядом, почти незаметно, на полированном полy был след — не грязный, а будто протёртый чем-то влажным, темноватым.
Он не поднял заколку. Но запомнил.
Звонок прозвенел, физрук отпустил класс. Сона и Алиса ушли вместе, не оглядываясь.
У него было около двух часов до назначенной встречи в библиотеке.
14:20 дня. Задний двор академии, у чёрного хода.
Айзек вышел через боковую дверь спортзала, притворившись, что ищет потерянный брелок. Холодный ветер встретил его резким порывом, принеся с собой запахи: дизельного выхлопа, влажного асфальта после недавней помывки двора и той же сладковатой гари, что висела в воздухе с утра. Задний двор академии был узким, вымощенным брусчаткой, с высокими кирпичными стенами по бокам. Здесь стояли мусорные контейнеры, пара служебных фургонов с логотипом академии и — как он и предполагал — два военных внедорожника с потушенными фарами. Один, по всей видимости, убыл в другое место.
У ближайшего внедорожника стояли трое военных. Двое курили, отворачиваясь от ветра, третий — старший по званию, судя по погонам — что-то говорил в рацию. Он заметил Айзека мгновенно, прервав сообщение на полуслове. Его взгляд скользнул по его форме, задержался на лице, оценивающе, но без агрессии. Один из курящих тоже повернул голову, затем пожал плечами и вернулся к разговору с напарником. Их позы были уставшими, скорее скучающими, чем напряжёнными. Никаких признаков готовности к немедленным действиям.
Ветер усилился, зашелестел пластиковой плёнкой на одном из контейнеров. Где-то вдали, за стеной, послышался короткий лай собаки — отрывистый, тревожный, затем резко оборвавшийся. Солдаты переглянулись. Старший что-то пробурчал в рацию, получил короткий ответ. Он кивнул и сделал знак остальным: всё спокойно.
От внедорожников тянуло теплом двигателей и запахом перегретого металла — они прибыли недавно.
Никаких условных сигналов Фонда. Ни нашивок, ни жестов, ни специфического снаряжения. Обычные армейские подразделения, вероятно, из местного гарнизона. Их задача — наблюдение, возможно, подготовка к блокпосту. Контакт с ними сейчас — риск. Они доложат о любом подозрительном интересе. Агент Фонда, если он здесь, не станет раскрываться при свидетелях.
Но… старший смотрел на меня чуть дольше, чем нужно. Не с угрозой. С вопросом? Нет, скорее с привычной оценкой гражданского. Он видел сотни таких, как я. Ученик, заблудившийся. Ничего более.
Также приметил пути отступления: чёрный ход в стене ведёт в узкий переулок между корпусами. Там могут быть запасные ворота на улицу. Контейнеры можно использовать как укрытие или баррикаду. Высокие дренажные трубы на стенах — возможный путь на крышу. Нужно запомнить.
В это самое время в оперативном штабе гражданской обороны генерал МакКорнер получал первые доклады о «ненормальном поведении» заражённых. Пока это называли «психическими эпидемиями». Было принято решение увеличить число патрулей вокруг больниц, но без применения летальной силы. В академии по внутреннему радио передавали объявление о досрочном окончании занятий для старших классов — «в связи с проведением санитарных мероприятий». Голос секретаря был ровным, но в конце фразы дрогнул.
Мысли старшего в отряде военных, с которым переглядывался Айзек:
Ещё один ученик. Надо бы гнать его обратно, но устал уже от этих взглядов — как будто мы оккупанты. Хотя чёрт, может, они правы. Что мы тут делаем? Грипп, говорят. А на деле — трупы в морге шевелятся. Команда: наблюдать, не вмешиваться. Ждать приказа на изоляцию района. Интересно, успеют ли этих богатеньких детей вывезти до того, как здесь всё вспыхнет? Этот, впрочем, выглядит… спокойным. Слишком спокойным. Будто уже видел такое. Ладно, не моя проблема.
Пока он делал вид, что нашел «потерянный» ключ от шкафчика и поворачивался уйти, его взгляд упал на землю под колесом ближайшего внедорожника. Там лежала смятая пустая упаковка от шприца — не медицинского, а того типа, что используют для ветеринарных транквилизаторов. Рядом — обрывок марлевого бинта с бурым, не до конца отстиранным пятном.
И ещё — на боку внедорожника, чуть выше колёсной арки, была царапина. Не от камня. Она была глубокая, параллельная, с зазубринами по краям. Как будто кто-то вцепился в металл и тянул, оставляя следы когтей или… зубов.
Он отвел взгляд и пошел обратно к двери, не ускоряя шаг. Сержант проводил его взглядом, затем плюнул на асфальт и снова поднёс рацию ко рту.
Агентов Фонда здесь нет. Но военные уже сталкивались с чем-то, что требует транквилизаторов и оставляет следы на броне. Они не говорят об этом. Они ждут.
Путь отступления через переулок возможен, но если они поставят там пост — он будет заблокирован. Нужен запасной вариант. Возможно, крыша. Или система тоннелей под академией — в таких старых зданиях она часто есть.
Ветер снова донёс запах гари, теперь смешанный с чем-то кислым, словно горелый сахар. С востока, со стороны студгородка, над крышами поднялся ещё один, более густой столб дыма.
Время до встречи в библиотеке сокращалось.
14:45 дня. Подвальный этаж, коридор служебных комнат.
Айзек спустился по узкой лестнице за кухней столовой, притворившись, что ищет туалет. Дверь в подвал была не заперта — лишь табличка «Служебные помещения. Вход воспрещён». За ней открылся длинный, слабо освещённый коридор с голыми бетонными стенами, пахнущий сыростью, старыми трубами и хлоркой. Воздух здесь был на несколько градусов холоднее, гуще. Стояла тишина, нарушаемая только гудением вентиляции и редкими каплями воды где-то вдалеке.
Он двинулся вглубь, шаги отдавались эхом. Коридор разветвлялся: налево — дверь с надписью «Котельная», направо — «Архив и склад», прямо — тупик с решёткой, за которой угадывался технический колодец.
Из-за двери котельной доносились голоса — двое рабочих обсуждали что-то на повышенных тонах.
— …да я говорю, вчера в больнице видел! На носилках везли, а он дёргался как рыба!
— Молчи, тебе ещё работать здесь…
Он замер, прислонившись к стене у развилки. Их разговор продолжился, но уже шёпотом. Через минуту дверь распахнулась, вышел мужчина в синем комбинезоне, увидел его и нахмурился.
— Ты как тут оказался? Ученикам тут нельзя.
— Извините, искал туалет, заблудился, — ответил он, сохраняя спокойный, слегка смущённый тон.
Рабочий покачал головой, махнул рукой в сторону лестницы.
— Выход там. Быстро.
Он кивнул и пошел обратно, но успел заметить: за его спиной, в котельной, на стене висела старая, пожелтевшая схема коммуникаций академии. И на ней чётко был обозначен технический тоннель, ведущий от котельной к соседнему зданию библиотеки и дальше — к ливнёвому коллектору на улице.
Пока он отступал, его взгляд зацепился за решётку в тупике. Она была прикреплена на болтах, не на сварке — значит, её можно снять при наличии инструмента. За решёткой угадывался вертикальный колодец с железными скобами, уходящий вниз. Возможно, доступ в канализацию или технические тоннели. Запомнил координаты: 20 шагов от лестницы, рядом с пожарным щитом.
Котельная — возможный путь через технический тоннель. Решётка — запасной вариант, если главные пути перекрыты. Рабочие напуганы, но пока держатся. Схему нужно сфотографировать при возможности. Главное — тоннель ведёт к библиотеке. Это может быть путём не только для отступления, но и для скрытного доступа к северному залу.
Физические ощущения: холодный пот на спине под бронежилетом, несмотря на прохладу подвала. Пульс ровный, но учащённый — не от страха, от адреналина миссии. Рука непроизвольно тянется к скрытому ножу — рефлекс проверки оружия.
Встреча через час. Нужно подготовить вопросы, возможные сценарии. Она может проверять меня. Или просить помощи. Или сама быть агентом другой группы. Будь готов ко всему.
В это время по громкой связи академии прозвучало новое объявление: «Внимание. В связи с проведением внеплановых санитарных мероприятий, библиотека будет закрыта с 16:30. Убедительно просим всех учащихся освободить помещения до указанного времени.» Голос был напряжённым, фраза прозвучала как приказ, а не просьба.
Где-то наверху, в основном корпусе, слышались торопливые шаги, голоса учителей, собирающих классы. Приглушённо, из открытого окна подвала, донёсся звук вертолёта — низко, на юге, возможно, санитарного или военного.
Мысли рабочего из котельной:
Опять эти детки, куда не надо лезут. Хотя этот… какой-то не похожий на остальных. Смотрит прямо, не ёрзает. Может, тоже что-то знает? Нет, бред. Просто заблудился. Только бы не полез в тоннели — там и так непонятно что творится. Вчера ночью скрежет был, будто что-то металлическое тащили. Лучше не думать. Скоро смена, надо домой, пока дороги открыты. Жена звонила, говорит, в аптеках масок нет, в магазинах консервы сметают. Чёрт, неужели правда грипп такой страшный?
Покидая подвал, он заметил на ступеньке лестницы странный предмет — нерабочий карманный фонарик, старый, с разбитым стеклом. Но не это привлекло внимание. Рядом с ним лежала перчатка — не рабочая, а тонкая, кожаная, женская. На указательном пальце перчатки было тёмное пятно, похожее на засохшую кровь. И чуть выше, на стене, на уровне плеча, виднелся смазанный отпечаток ладони — тоже с красноватым подтоном.
Кто-то уже спускался сюда недавно. И не для поиска туалета.
Он поднялся на первый этаж, оставив подвал за собой. Время — 15:20. До встречи 40 минут.
Айзек пришёл заранее, чтобы осмотреть место. Северный зал находился на втором этаже, в старом крыле здания. Он прошёл через читальные залы, почти пустые в это время. Воздух здесь пах пылью, бумагой и тишиной.
Северный зал был небольшим, с высокими окнами в стрельчатых арках, длинным дубовым столом и стеллажами по стенам. Он выбрал позицию у дальнего конца стола — спиной к стене, с видом на вход и окна. Проверил: окна открываются, за ними — узкий карниз, ведущий к пожарной лестнице. Путь отступления №2.
Пол под ногами — массивные дубовые доски, скрипящие в одном месте, в трёх шагах от двери. Запомнить, чтобы не шуметь.
Он сел, достал смартфон, сделал вид, что изучает материал. На самом деле он сканировал зал: возможные укрытия, источники света (люстра на цепи, которую можно сорвать), тяжёлые книги как импровизированное оружие.
В 15:50 в зал зашла библиотекарша — пожилая женщина в очках, нервно поправляющая крах платья.
— Зал закрывается через 40 минут, молодой человек. Не задерживайтесь.
Её глаза были красными, будто она не спала или плакала.
— Я жду одноклассницу, мы быстро, — ответил он.
Она кивнула и вышла, оставив дверь приоткрытой.
Теперь — ожидание.
Он проверил оружие скрытым движением — пистолет на месте, глушитель в кармане, нож у позвоночника. Бронежилет прилегал плотно. Дыхание ровное.
Снаружи, через открытое окно, донёсся звук сирены — на этот раз не одной, а нескольких, сливающихся в протяжный, тревожный хор. Где-то далеко, в студгородке, что-то горело. Дым стал гуще.
Его часы показывали 15:58.
Шаги в коридоре. Лёгкие, быстрые. Не одни — двое.
Дверь открылась без стука. Вошли две фигуры — Сона и Алиса. Сона — первой, её шаги были лёгкими, но чёткими, будто она отмеряла расстояние до него. Алиса — следом, прикрывая дверь за собой. Она выглядела бледнее, чем утром, её пальцы теребили край кармана.
Воздух в зале казался внезапно плотнее. Запах старой бумаги и воска для пола смешался с лёгким ароматом парфюма, который носила Сона — что-то нейтральное, с нотой сандала и холодного чая. Звуки извне приглушились, будто комната сама поглотила шум.
Сона остановилась в трёх метрах от стола, её глаза скользнули по нему, по окнам, по тени под столом. Она проверяла, один ли он. Убедившись, она кивнула Алисе, и та осталась у двери, будто на страже.
— Ты пришёл, — сказала Сона. Её голос был тихим, но нёсся в тишине зала отчётливо, как удар камертона.
Он не ответил, лишь слегка склонил голову, подтверждая факт. Его руки лежали на столе, ладонями вниз — открытый, но не угрожающий жест.
Она подошла ближе, на два шага, и села на стул напротив него. Не вплотную к столу, а чуть отодвинув его, сохраняя дистанцию. Её движения были экономичными, лишёнными суеты.
— Я решила поговорить с тобой, потому что ты не похож на остальных, — начала она, не отводя взгляда. Её глаза — янтарные, тёплые, но сейчас в них читалась сталь. — Ты спокоен. Слишком спокоен для того, кто только что перевёлся в новую академию в день, когда город начинает пахнуть смертью.
Он позволил паузе повиснуть. Снаружи снова завыла сирена, на этот раз ближе. Алиса у двери вздрогнула.
— Ты тоже не паникуешь, — наконец ответил он, голос ровный, без вызова. — Хотя, судя по всему, у тебя больше причин для беспокойства, чем у меня.
Она не улыбнулась. Её пальцы слегка постучали по столу — тот же ритм, что он заметил утром.
— Мой отец эвакуировал семью. Но я осталась. У меня есть причины. У тебя, как я понимаю, тоже.
— У каждого есть причины, — уклонился он. — Вопрос в том, насколько они сильны, чтобы оставаться здесь, когда другие бегут.
Сона обменялась взглядом с Алисой. Та кивнула почти незаметно, будто давая разрешение на следующий шаг.
— Вчера вечером, — начала Сона, понизив голос ещё сильнее, — в студгородке напали на патруль полиции. Не грабители. Не пьяные. Люди с горячкой, которые… не чувствовали боли. Одному из них выстрелили пять раз в грудь. Он продолжал идти.
Айзек не изменился в лице, но внутри всё сжалось. Фаза активного заражения начинается раньше, чем предсказывал Фонд. Возможно, локальные мутации.
— Ты откуда это знаешь? — спросил он нейтрально.
— У меня есть источники, — уклончиво ответила она. — Вопрос в другом: если это не грипп, если это что-то хуже… что ты будешь делать?
Она смотрела на него, ожидая не пафосных слов, а конкретики. Он понял: это не проверка на героизм. Это проверка на адекватность.
— Я буду выживать, — сказал он просто. — И, возможно, помогу тем, кто этого заслуживает.
— «Заслуживает» — интересное слово, — она чуть наклонилась вперёд. — Кто, по-твоему, заслуживает?
— Те, кто не сходит с ума от страха. Те, кто может думать. И те, кто не предаст, — он посмотрел прямо на неё. — Как, например, ты и Алиса.
Алиса у двери тихо выдохнула. Сона не моргнула.
— Предположим, я верю тебе, — сказала она. — Что ты предлагаешь?
— Пока — ничего, — он развел руками, демонстрируя открытость. — Я новенький. Я не знаю здесь никого, кроме вас. Но я вижу, что ты что-то замышляешь. И, возможно, мне стоит быть рядом, когда это «что-то» начнётся.
Она задумалась. Её взгляд скользнул к окну, где за стёклами уже сгущались сумерки, и дым над студгородком теперь был виден как тёмная, тяжёлая пелена.
— Через неделю, максимум две, здесь будет ад, — тихо сказала она, и в её голосе впервые прозвучала не уверенность, а усталость. — Я не могу уйти, пока не закончу одно дело. Но когда оно закончится… мне понадобится человек, который умеет оставаться спокойным. И, возможно, умеет больше, чем кажется.
Она снова посмотрела на него — теперь уже не как на подозрительного незнакомца, а как на потенциальный актив.
— Ты умеешь обращаться с оружием? — спросила она прямо.
Вопрос-ловушка. В стране, где оружие — редкость, положительный ответ выдаст в нём либо преступника, либо военного, либо… агента.
— Я вырос на севере, — ответил он, используя легенду. — Там до границы с Федерацией рукой подать. Иногда бывали стычки. Папа научил основам.
Она кивнула, будто этого было достаточно.
— Хорошо. Тогда слушай. Через три дня, если всё пойдёт так, как я предполагаю, военные закроют студгородок на полный карантин. Выезд будет запрещён. Я остаюсь здесь, потому что мне нужно найти одного человека. Когда найду — мы уходим. Если ты хочешь быть полезным — помогай следить за обстановкой. Делиться тем, что увидишь. И… защищать Алису, если меня не будет рядом.
Алиса прошептала: «Сона…»
— Это не просьба, — Сона не отводила от него взгляда. — Это условие.
Он медленно кивнул.
— Я могу это сделать. Но взамен я хочу знать, что происходит на самом деле. Не слухи. Не догадки. То, что знаешь ты.
Она замолчала на долгих десять секунд. В зале было слышно, как за окном каркает ворона.
— Хорошо, — наконец сказала она. — Но не сейчас. Сейчас нам нужно расходиться. Библиотеку скоро закроют. Завтра, на первом уроке, я передам тебе кое-что. Будь готов.
Она встала, её движения снова стали точными, лишёнными сомнений.
— И, Айзек… — она остановилась у двери. — Если ты меня предашь, я сама разберусь с тобой. Понял?
— Понял, — ответил он, и в его голосе не было ни страха, ни вызова. Только принятие правил игры.
Она кивнула и вышла, уводя за собой Алису.
Он остался сидеть за столом, слушая, как их шаги затихают в коридоре.
Первая фаза сближения пройдена. Она видит во мне ресурс. Но и я получил доступ к её планам. Она ищет кого-то в студгородке. Кого? Это её личная миссия?
За окном сирены завыли снова — теперь их было много, целый хор. Где-то вдали, в студгородке, вспыхнула новая точка огня.
Время уходило. До дня Z оставалось шесть дней.
Айзек вышел из библиотеки через чёрный ход — ту самую дверь в переулок, что заметил утром. Воздух снаружи был холоднее, пахнул дизелем, дымом и надвигающимся вечером. Он задержался в тени арки, позволяя Соне и Алисе выйти через главный вход и свернуть на аллею, ведущую к жилым кварталам студгородка.
Он начал слежку, сохраняя дистанцию в 50–70 метров, используя укрытия — деревья, припаркованные машины, углы зданий. Его шаги были бесшумными, дыхание ровным. Он помнил каждую трещину на асфальте, каждый источник света, каждый возможный поворот.
Сона и Алиса шли быстро, но не бежали. Сона периодически оглядывалась — не панически, а методично, сканируя пространство. Она проверяла углы, окна, тени. Профессионально. Алиса держалась близко к ней, почти вплотную, её голова была опущена, плечи напряжены.
На улицах стало меньше людей. Те, кто были, шли с сумками, набитыми продуктами, не разговаривали, торопились. Из открытого окна кафе доносился голос радио: «…повторяем, сохраняйте спокойствие, следуйте указаниям властей…»
Ветер усилился, принося с востока запах гари, смешанный с чем-то сладковато-гнилостным. Небо над студгородком стало медно-красным от заката и дыма. Где-то в трёх кварталах вспыхнули синие огни полицейских машин, но без сирен — лишь тихое мигание.
Он заметил, что Сона ведёт Алису не к элитным домам, где живут семьи вроде её, а в сторону старого жилого массива — района дешёвых квартир и общежитий. Туда, где утром, по слухам, был «бунт».
Она идёт не домой. Она ищет кого-то в самом опасном районе. Почему? Кто этот человек? Беглый родственник? Информатор?
Тактика слежки: держаться за углами, использовать отражения в витринах, не пересекать открытые пространства. Она может делать контрразведку — внезапные остановки, ложные повороты. Нужно быть готовым.
Холодный металл пистолета у бедра. Лёгкий зуд под бронежилетом от пота. Обострённый слух — ловлю каждый её шаг, каждый шорох.
Если она меня обнаружит — миссия под угрозой. Но если узнаю её цель — получу рычаг влияния.
В это время военные начали устанавливать первые КПП на въездах в студгородок. Пока что — лишь проверка документов, но в воздухе висело ожидание жесткого карантина. Из больницы №3, что в пяти кварталах отсюда, выехала колонна машин скорой помощи с включёнными, но беззвучными сиренами. Они везли кого-то или что-то на запад, в сторону загородной клиники.
Внутренний мир Соны:
Алиса дрожит. Надо бы отправить её домой, но она не уйдёт. Она боится остаться одна. И я её понимаю. Этот новенький… кажется, полезным. Но доверять нельзя. Проверю сегодня — если он последует, значит, либо любопытен, либо опасен. Если нет… возможно, он именно тот, кто нужен.
Нужно найти его. Сегодня. Пока ещё можно передвигаться свободно. Пока он ещё отвечает на звонки. Если завтра будет карантин — все пути отрезаны. И тогда… тогда придётся идти через эпицентр.
Пахнет горелой плотью. Боже, что здесь происходит?
Сона и Алиса остановились у старого пятиэтажного дома с облупившейся штукатуркой. На первом этаже горел свет, но окна были закрыты плотными шторами. Сона огляделась — Айзек успел прижаться к стене киоска, — затем быстро поднялась по ступеням и скрылась в подъезде. Алиса осталась снаружи, нервно переминаясь с ноги на ногу.
В этот момент из переулка напротив вышли двое мужчин в тёмной одежде. Они шли не спеша, но их движения были синхронными, почти механическими. Один из них нёс большой спортивный мешок, из которого сочилась тёмная жидкость, оставляя капли на асфальте. Они не смотрели на Алису, не реагировали на свет фонаря. Они просто шли на восток, в сторону больницы.
Алиса замерла, её глаза расширились от ужаса. Она прижалась к стене, закрыла лицо руками.
Айзек оставался в тени, наблюдая. Это были не военные, не мародёры. Их походка… была слишком ровной. Без суеты. Без цели.
Они уже здесь. На улицах. И Сона ведёт Алису прямо в их гнездо.
Через пять минут Сона вышла из подъезда одна. Её лицо было бледным, но решительным. Она что-то сказала Алисе, взяла её за руку, и они быстро зашагали обратно, в сторону академии.
Они прошли в метре от его укрытия. Он слышал их дыхание — частое, сбитое.
— Он не отвечает, — тихо сказала Сона. — Квартира пуста. Но… там был запах. Тот самый.
— Что будем делать? — голос Алисы дрожал.
— Завтра. Сегодня мы возвращаемся. И готовимся.
Они ушли. Он остался в тени, глядя на тёмный подъезд того дома.
Она искала кого-то. Не нашла. Но «запах тот самый» — значит, она знает, как пахнет заражение. Она ближе к истине, чем я думал.
Он медленно двинулся обратно, обходя стороной тот переулок, где прошли двое с мешком.
Над городом, в густеющих сумерках, зажглись прожектора военных вертолётов. Они ползли по небу, выискивая что-то на земле.
День подходил к концу. Но ночь, он чувствовал, будет долгой.
Часы показывали 17:40. Айзек вернулся в свою квартиру, но не надолго — лишь чтобы сменить академическую форму на тёмную, неброскую одежду: чёрные тактические штаны, серый капюшон, тёмно-синюю ветровку. Бронежилет остался под ней, оружие проверено и перепроверено. Он взял с собой фонарик с красным светофильтром, перчатки, маску-балаклаву и компактный набор для взлома — всё, что могло понадобиться для скрытного проникновения. Его отражение в зеркале было теперь безликим, растворённым в сумерках.
Он вышел на улицу, когда стемнело окончательно. Улицы студгородка опустели ещё больше. Лишь редкие окна горели жёлтыми квадратами, да где-то вдали мигали синие огни патрульных машин. Он двигался по маршруту, избегая освещённых участков, используя тени как щит. Воздух стал холоднее, пахнул промозглой сыростью, дымом и теперь ещё — сладковатым, тошнотворным запахом, похожим на испорченное мясо.
Подойдя к дому №14, он замер в тени разбитого фонаря. Дом стоял тёмным, безжизненным силуэтом. Только на втором этаже, в угловом окне, мерцал слабый, неровный свет — будто от свечи или экрана телефона.
Напротив дома, в сквере, сидела стайка ворон. Они не каркали, не двигались — просто сидели на голых ветвях, смотря в сторону подъезда. Их чёрные силуэты сливались с тьмой, лишь глаза отсвечивали тусклым зелёным в отблесках далёкого уличного фонаря.
Из раскрытого подвала соседнего дома доносилось шуршание — возможно, крысы, но слишком громкое, слишком… влажное.
Ветер поднял с земли обрывок газеты, который прилип к его ноге. Он отряхнул его — на странице была напечатана реклама курортов Империи: «Солнце, море, безопасность». Ирония висела в воздухе гуще дыма.
Дверь подъезда была не заперта — её придерживал кирпич. Он вошёл внутрь.
Лестничная клетка пахнет плесенью, мочой и… хлоркой? Кто-то недавно пытался отмыть. Ступеньки скрипят под ногами — нужно ставить ногу ближе к стене. Пистолет в руке, палец вдоль ствола, не на спуске. Слушаю: тишина, но не полная. Где-то выше — шорох, будто что-то волокут.
Сона говорила о запахе. Что она имела в виду? Запах смерти? Запах болезни? Сейчас здесь пахнет… мокрой шерстью и медью. Как в операционной после тяжёлой операции.
Квартира, куда она ходила — скорее всего, та, где свет. На втором этаже. Нужно подняться, не привлекая внимания. Если там кто-то есть — он может быть заражён. Или уже мёртв. Или… пока еще живой, но на грани.
Миссия Фонда — защитить Сону. Но сейчас я нарушаю протокол, лезу в неизвестное. Если это ловушка — я подведу не только себя, но и её.
Но если я узнаю, что она ищет — я получу контроль. Или хотя бы понимание.
В это время по городскому радио транслировали экстренное сообщение: «Внимание, жителям студенческого городка. С 22:00 вводится комендантский час. Всем гражданам предписано оставаться в своих домах. Нарушители будут задержаны.» Голос диктора звучал монотонно, но в конце фразы слышался лёгкий шум — будто кто-то в студии что-то уронил.
Где-то в километре отсюда, у больницы №3, военные развернули полевой госпиталь. Туда уже везли первых «буйных» больных.
Они придут. Я знаю. Я слышал, как она стучала днём. Но я не мог открыть. Не мог. Потому что если она увидит… она убежит. Или позовёт их. А они уже здесь, в подъезде. Шарят по ночам.
Таблетки не помогают. Температура не спадает. Руки трясутся. И этот запах… он идёт от меня. От моей кожи. Как будто я гнию заживо.
Свеча догорает. Скоро тьма. Может, в темноте они не найдут. Может…
Шаги на лестнице. Опять? Нет, в этот раз тише. Осторожнее. Не она.
Кто бы ты ни был… уходи. Пока не поздно.
Айзек поднялся на второй этаж. На площадке лежала сломанная детская игрушка — пластиковый солдатик, расколотый пополам. Рядом — капля чего-то тёмного, липкого, тянется к двери квартиры №5. Дверь приоткрыта. Из щели сочится тот самый сладковато-медный запах.
Он медленно надавил на дверь плечом. Она бесшумно подалась.
Внутри — темно, кроме тусклого света свечи на кухонном столе. Квартира состоит из одной комнаты. На полу — разбросанные одежда, пустые упаковки от лекарств, бутылки с водой. На стене — фотография молодого человека в студенческой форме, улыбающегося. Тот же парень, что на фото, сейчас сидит на кровати у окна.
Он обернулся на его вход. Его лицо бледное, покрытое испариной, глаза лихорадочно блестят. На шее — тёмное пятно, похожее на синяк, но с расходящимися красными прожилками.
— Уходи, — прошептал он, голос хриплый, словно горло пересохло. — Они уже близко.
Он не сдвинулся с места, анализируя: симптомы совпадают с описанием ранней стадии заражения. Но он ещё говорит. Ещё в сознании.
— Кто они? — спросил он тихо.
— Те, кто ходят ночью. Кого не остановить, — он кашлянул, и на ладони осталась красноватая слизь. — Она приходила… Сона. Скажи ей… я не мог. Прости.
Он закрыл глаза, тело затряслось в ознобе.
В этот момент снаружи, со двора, донёсся звук — глухой, тяжёлый удар, будто что-то упало с высоты. Затем — тихий, протяжный стон. Не человеческий. Не животный.
Парень на кровати вздрогнул, его глаза расширились в ужасе.
— Они здесь.
Айзек отступил к двери, глядя на него. Он был уже потерян. Но его слова… «Скажи ей… я не мог.» Что он не мог? Уйти с ней? Предупредить?
Он вышел из квартиры, закрыв дверь. На лестнице запахло хлоркой ещё сильнее — будто кто-то пытался скрыть следы.
Спускаясь вниз, он услышал за своей спиной тихий, сдавленный плач. Потом — звук разбитого стекла.
Он не обернулся.
На улице, у подъезда, он увидел свежий след на асфальте — длинную, тёмную полосу, будто что-то волокли к скверу. Туда, где сидели вороны. Теперь они летали кругами, каркая хрипло, тревожно.
Вдалеке, у въезда в студгородок, зажглись прожектора КПП. Время комендантского часа приближалось.
Айзек растворился в темноте, направляясь к своей квартире. Но в голове уже строились планы: Он знал Сону. Он что-то должен был ей сделать. Он заражён. И теперь… теперь он либо умрёт, либо станет одним из них.
А Сона ищет его. И не найдёт.
Завтра будет другой день. Ближе к концу.
Он запер дверь на все замки, поставил под неё стул с металлическими ножками — примитивная, но эффективная сигнализация. Включил свет — тусклый, желтоватый, от старой лампы на потолке. Квартира встретила его тишиной и запахом остывающей пыли. Он снял ветровку, бронежилет, разложил оружие на столе для чистки, но сначала — отчёт.
Он достал смартфон, запустил шифрованное приложение. Интернет работал с перебоями — сигнал прыгал, но соединение держалось. Он набрал сообщение, стиль сухой, чёткий, как и требует протокол:
ОТЧЁТ №1. АГЕНТ: АЙЗЕК МОРЕТТИ. ДАТА: 25 МАРТА. ВРЕМЯ: 20:17.
1. КОНТАКТ С ЦЕЛЬЮ: Установлен. Проведена встреча в библиотеке. Цель (Сона Вейнрайт) проявляет высокую осведомлённость о ситуации в городе, сохраняет хладнокровие. Предложила кооперацию на условиях взаимного информирования и защиты её спутницы (Алиса Керри). Согласие получено.
2. НАБЛЮДЕНИЯ ЗА ЦЕЛЬЮ:
— Физическая форма: средняя, выносливость в пределах нормы, психологическая устойчивость высокая.
— Поведение: целеустремлённое, скрытное. Имеет собственные источники информации (возможно, через семью).
— Действия: вечером 25.03 посетила квартиру в районе общежитий (адрес: ул. Академическая, 14, кв. 5). Искала мужчину (идентификатор неизвестен). Не застала его на месте, но отметила «характерный запах».
3. РАЗВЕДКА В КВАРТИРЕ №5:
— Обнаружен мужчина 19–22 лет с симптомами, совпадающими с ранней стадией заражения (лихорадка, тремор, поражение кожи на шее, кровохарканье).
— В сознании, но дезориентирован. Упомянул, что «ожидал Сону», но «не смог» что-то сделать.
— В квартире следы хаоса, медикаменты, запах разложения и хлорки.
— Вне квартиры замечены подозрительные личности с мешком, сочащимся жидкостью. Их поведение аномально.
4. ОБЩАЯ ОБСТАНОВКА:
— Военное присутствие усиливается. Установлены КПП на въездах, введён комендантский час с 22:00.
— Слухи о нападениях и «неуязвимых» больных подтверждаются.
— Паника пока сдерживается, но напряжение растёт.
5. ВЫВОДЫ:
— Цель не является пассивным объектом защиты. Она ведёт самостоятельную операцию, возможно, связанную с поиском заражённого лица.
— Инфекция распространяется быстрее, чем указано в открытой хронологии. Нулевые пациенты уже на улицах.
— Рекомендую продолжить сближение с целью, параллельно готовя пути эвакуации.
ЗАПРОС ИНСТРУКЦИЙ:
Следует ли раскрывать цели истинную природу угрозы? Разрешение на применение оружия в случае непосредственной опасности для цели?
КОНЕЦ ОТЧЁТА.
Он отправил сообщение. Через две минуты пришёл автоматический ответ:
ПРИНЯТО. ДЕЙСТВУЙТЕ ПО ПРОТОКОЛУ «ТЕНЬ». РАСКРЫТИЕ ИНФОРМАЦИИ — ТОЛЬКО В СЛУЧАЕ КРИТИЧЕСКОЙ УГРОЗЫ ДЛЯ ЦЕЛИ. ПРИМЕНЕНИЕ ОРУЖИЯ — РАЗРЕШЕНО ДЛЯ ЗАЩИТЫ ЦЕЛИ ИЛИ СОБСТВЕННОГО ВЫЖИВАНИЯ. СЛЕДУЮЩИЙ ОТЧЁТ — 26.03, 22:00. БУДЬТЕ НА СВЯЗИ.
Он почистил пистолет, проверил патроны, нож. Бронежилет повесил на спинку стула рядом с кроватью. Поставил будильник на 5:30 — раньше, чем обычно, чтобы успеть оценить обстановку до начала занятий.
Выключил свет, лёг на кровать. Темнота поглотила комнату, но не тишину. Снаружи доносились отдалённые, но регулярные звуки: рёв двигателей военной техники, редкие крики (возможно, пьяные, возможно, нет), лай собак, внезапно обрывающийся.
Завтра — 26 марта. До дня Z остаётся пять дней. Сона передаст мне «кое-что» на первом уроке. Что? Информацию? Оружие? Предупреждение?
Тот парень в квартире… он был на ранней стадии. Через день-два он либо умрёт, либо превратится. Сона ищет его. Почему? Личная связь? Или он что-то знал?
Военные уже готовят карантин. Когда они закроют периметр, выбраться будет сложно. Нужно к тому времени быть максимально близко к ней — физически и психологически.
Фонд молчит. Значит, всё идёт по плану. Их плану.
Он закрыл глаза, но не сразу уснул. В голове проигрывались кадры дня: её взгляд в библиотеке, след от мешка на асфальте, трясущиеся руки парня в квартире, вороны в сквере.
Последним звуком перед сном стал далёкий, но чёткий одиночный выстрел где-то в районе больницы. Потом — тишина. Глубокая, давящая, будто город затаил дыхание.
Сон пришёл, но он был чутким, готовым прерваться в любой момент.
Конец первого дня. 26 марта ждёт.
П/А: Стоило ли выкладывать главу в полном объеме, или же лучше делить главы на части?
От автора
Книги этого цикла в качестве фона частично используют мои наработки по основной вселенной FrosaVerse. Возможны совпадения. Рекомендую другие книги цикла, если они уже вышли.