Проводник

Сергей сидел у окна в электричке, наблюдая за мелькающими за стеклом пейзажами. Год работы в крупной корпорации пролетел незаметно, оставив после себя лишь усталость и ощущение бесконечной гонки. Проекты, дедлайны, бесконечные митинги — всё слилось в однородную массу, из которой он наконец-то выбрался. Отпуск. Первый за год. Целых две недели. Он даже не мог вспомнить, когда в последний раз отдыхал так долго.

За окном мелькали яркие пятна желтых и красных листьев, редкие домики, словно случайно рассыпанные по просторам, и бескрайние поля, теряющиеся в дымке на горизонте. Солнце почти скрылось, оставив после себя лишь тонкие золотые лучи, которые нежно касались верхушек деревьев, будто не желая отпускать день. Вагон, убаюкивающий мягким покачиванием на стыках рельсов, казался островком уюта и покоя. Сергей закрыл глаза, погружаясь в воспоминания и мечты о деревне, куда он направлялся. В его воображении вставали невысокие, словно прижавшиеся к земле домики, некоторые из которых помнили еще его прадедов. Он представлял себе добродушных стариков, сидящих на завалинках и ведущих неторопливые разговоры о детях и внуках, разбросанных по большим городам. Воздух, напоенный ароматом свежей травы и цветов, растущих в изобилии на каждом участке, кудахтанье кур, бродящих по дворам, и лай собак, ревностно охраняющих свои владения, - эта картина, такая знакомая и родная, казалось, навсегда отпечаталась в его памяти, как будто деревня всегда ждала его, оставаясь неизменной, как сама вечность.

Его бабушка Маша ушла три года назад, и с тех пор он ни разу не ступал на эту землю. Работа, бесконечная городская суета, дела — всё это, как стена, отделяло его от места, где прошли его лучшие детские годы. Каждое лето он приезжал сюда, и бабушка неизменно встречала его на платформе — с теплой улыбкой и чем-нибудь вкусным: то свежим пирожком, то румяным яблоком из своего сада. Тогда деревня казалась ему целым миром, бескрайним и полным тайн, где каждый день дарил новые приключения. Теперь всё изменилось. После похорон бабушки он не находил в себе сил вернуться, а деревня, когда-то шумная и живая, тогда казалась ему пустынной и тихой, будто замерла в ожидании. Отец не раз предлагал продать дом, но Сергей упрямо сопротивлялся. Где-то в глубине души он лелеял надежду однажды вернуться сюда, отстроить дом заново и, возможно, остаться здесь навсегда. Чтобы поддерживать порядок, он попросил соседа бабушки, деда Егора, присматривать за домом, регулярно отправляя ему деньги. Сначала они перезванивались, потом общение стало реже, ограничиваясь краткими сообщениями, а последние несколько месяцев Дед Егор и вовсе перестал отвечать. Сергей старался не думать о плохом, надеясь, что с соседом всё в порядке, но где-то в глубине души тревога тихо шевелилась, напоминая о себе всё чаще.

Он открыл глаза и взглянул на телефон. Полоска связи была полностью серой, никаких уведомлений в стиле: «Срочно подключайся, у нас тут пиз…». Сергей улыбнулся. Он давно мечтал о таком моменте — когда можно просто сидеть и ничего не делать, ни о чём не думать. Работа не вызывала у него ненависти, но с каждым годом он чувствовал себя всё более чужим в этом бешеном ритме. Жизнь в мегаполисе, казавшаяся такой привлекательной в молодости, после тридцати начала угнетать его своей суетой и бесконечной гонкой, и он все чаще задумывался перейти на какую-нибудь частную практику, пусть и сильно потеряв в заработке, переехать в столь знакомые с детства места, начать новую жизнь.

Электричка замедлила ход, приближаясь к станции. Сергей взял рюкзак и вышел на платформу. Воздух здесь был другим — свежим, с легким запахом хвои и земли. Он глубоко вдохнул, чувствуя, как напряжение постепенно уходит.

Парень поправил рюкзак и огляделся. Вокруг не было ни души, только редкие фонари еле освещали платформу. Маленький магазин, в котором он в детстве покупал шоколадки и газировку на подаренные бабушкой деньги, был уже закрыт. У остановки автобусов, стоявшей неподалёку, посапывал под скамейкой маленький чёрный пёс. Сергей направился к бытовке с крупными буквами «РЖД» на торце, где горел свет.

— Здравствуйте! Автобусы до Чекановки ещё ходят? - спросил парень у полной женщины, смотревшей что-то на небольшом планшете.

— Здрасьте, — устало ответила та, приоткрывая окошко. — Последний час назад ушёл. До одиннадцати ходят.

— А такси можно вызвать? У меня тут телефон не ловит.

— Такси тут нет, чай не Москва, — сухо ответила она и закрыла окно.

Такси тут было, парень в этом был уверен, да и до Москвы было всего часа два на электричке, но тетка была явно недовольна ночным гостем, который оторвал ее от просмотра чего-либо. Полицейских, которые обычно патрулируют станции даже ночью, тоже видно не было. Вокруг была лишь темнота, обычная для пригорода, тишина и легкий шум ветра в деревьях.

Сергей вздохнул, поправил рюкзак, и медленно зашагал к остановке. Дорога до деревни была недолгой — обычно автобус преодолевал её за каких-то пятнадцать минут, — но идти пешком вдоль тёмной, безлюдной дороги он не решился. Не то чтобы он боялся диких собак или лихих водителей, скорее, сказывались привычки, выработанные годами жизни в большом городе, где темнота и пустынные улицы всегда вызывали настороженность. Вдруг из-за тяжёлых туч выглянула полная луна, залив окрестности призрачным серебристым светом. Сергей остановился, огляделся и, подумав, решил срезать путь через поле. Достав из кармана фонарик, он щелкнул выключателем и, освещая себе путь узким лучом света, уверенно шагнул вперёд, оставляя за спиной освещенную платформу и погружаясь в тишину ночи.

Тьма сгущалась вокруг него. Вдалеке едва виднелись тёмные очертания крыш деревни, но они казались такими далекими, почти недосягаемыми. Фонарик слабо освещал путь, луч света дрожал, будто боясь пробить густой мрак. Ноги утопали в высокой траве, которая шуршала под ботинками, словно шептала что-то на непонятном языке.

В голове неожиданно ожили давно забытые страхи. В детстве они с ребятами как-то заигрались до позднего вечера и возвращались домой через это же поле. Тогда трава казалась им огромной, почти по грудь, а впечатления от фильмов ужасов, которые они тайком смотрели в городе, разыгрывали в воображении самые жуткие сцены. Но страшнее любых монстров была бабушка, которая, узнав о таких прогулках, строго отчитывала его, пугая нечистой силой. Она рассказывала, как та забирает непослушных детей и уносит их в темные, страшные места, откуда нет возврата. Маленький Сережа, конечно, понимал, что всё это выдумки, и бабушка просто хочет, чтобы он был осторожнее, но эти истории, словно семена, глубоко засели в его подсознании. Теперь, спустя столько лет, они вдруг проросли, рисуя в воображении пугающие образы: тени, шевелящиеся в темноте, и неведомые существа, которые, казалось, поджидали его где-то впереди.

Сердце Сергея забилось чаще. Он оглядывался, но вокруг была только тьма, свет луны, казалось, поглощала сама земля. Тени будто двигались на краю его зрения, обступая его, приближаясь с каждым шагом. Иногда ему казалось, что он слышит шаги — тихие, едва уловимые, но явно не его собственные.

Ветер поднялся, завывая в ушах, и трава вокруг заколыхалась, словно поле ожило. Сергей ускорил шаг, но тени, казалось, двигались быстрее. Они сгущались, становились плотнее, будто пытаясь отрезать ему путь. Он чувствовал, как холодный пот стекает по спине, а дыхание становится прерывистым. В голове крутились мысли: «Это просто игра света. Это просто ветер. Это просто игра воображения». Но рациональные объяснения не помогали — страх был сильнее.

Он почти бежал теперь, спотыкаясь о кочки и корни. Деревня казалась ближе, но тени не отставали. Они будто дышали за его спиной, шептали что-то, чего он не мог разобрать. Сергей сжал фонарик так, что пальцы побелели, и устремил взгляд на крыши домов. Единственная мысль вертелась в его голове:“Только бы добраться! Только бы добраться!”

И вдруг он услышал голос. Тихий, едва уловимый, но знакомый. Это был голос бабушки. Она звала его, как когда-то в детстве: «Сережа, иди сюда, мой мальчик. Помоги мне, внучек». Сергей остановился, сердце замерло. Он обернулся, но вокруг была только тьма. Голос звучал снова, но теперь он был уже не таким добрым. В нём слышалась тревога, почти предупреждение: “Ну где же ты? Почему ты меня не слушаешься?”.

“Это всё нереально”, - убеждал себя Сергей, но внезапный вой, словно рычание древнего зверя, ударил его по ушам, сотрясая душу. Парень пошатнулся, словно сильный порыв ветра толкнул его в спину и окунулся лицом в темноту, наползающую на землю.

Он очнулся, лежа на траве. Вокруг него сгущались тени, а луна на небе будто потускнела. Сергей поднялся на ноги и бросился вперёд, не оглядываясь. Тьма сомкнулась за его спиной, но он уже видел первые дома. Свет в окнах одного из них слабо мерцал, как маяк в бурю. Он бежал, не чувствуя усталости, пока не оказался на улице деревни. Тени остались позади, они медленно уползали по земле обратно в поле, но их шепот еще долго звучал в его ушах.

Парень перевёл дух, опершись на забор. Деревня была тихой, почти безжизненной. Только ветер шуршал в траве и листьях деревьев. Здесь, среди домов, он чувствовал себя чуть безопаснее, хотя волнение, где-то глубоко в душе, не отпускало. Что-то было не так, что-то, что он не мог понять.

Сергей шёл по ночной деревенской улице, и каждый его шаг отдавался глухим эхом в тишине. Фонарик в его руке слабо освещал путь, луч света дрожал, выхватывая из темноты куски дороги, заборы, покосившиеся ворота. Дома стояли темные, окна, словно слепые глаза, смотрели в ночь. Ни единого огонька, ни единого признака жизни. Только во дворах иногда мелькали темные силуэты — то ли тени, то ли что-то большее. Они замирали, будто наблюдая за ним, и исчезали, стоило ему повернуть голову.

Его взгляд упал на дом вдалеке. Это был дом его бабушки. Единственный, в окнах которого горел свет. Сергей почувствовал облегчение, но в то же время что-то внутри него сжалось. Почему свет горел? Кто мог быть в доме? Бабушки не было уже три года, а от Егора не было вестей уже несколько месяцев.

Он подошёл ближе. Дом выглядел так, как будто его только что покинули. Калитка была приоткрыта, на крыльце стояли старые кирзовые сапоги, а из трубы поднимался легкий дымок. Сергей остановился, чувствуя, как сердце начинает биться чаще. Он взялся за ручку калитки, но вдруг услышал шаги. Они раздавались где-то сзади, медленные, тяжёлые. Парень обернулся, но улица была пуста, только тени колыхались в свете фонаря.

Сергей вошёл во двор. Шаги следовали за ним, но он не оглядывался. Он поднялся на крыльцо и взялся за ручку двери. Она была тёплой, будто кто-то только что держал её, толкнул дверь, и она со скрипом открылась.

Внутри пахло свежим чаем и какими-то травами. В гостиной горела старая керосиновая лампа, на столе стоял чайник и чашка. Сергей замер на пороге, чувствуя, как дыхание перехватывает. Он знал этот запах. Это был запах бабушкиного дома.

— Кто там? — раздался голос из кухни, и в дверном проеме появился старик в коричневом пиджаке, синей выцветшей рубашке и серых широких брюках.

— Дядь Егор? — медленно произнёс Сергей.

— Ты что тут… — старик запнулся. — Как ты тут оказался?

— Приехал на электричке, — растерянно ответил Сергей. — Где все? Почему так тихо, будто на кладбище?

— На кладбище? — старик тоже был растерян. — Сережа, как ты добрался-то сюда? Ты шёл через поле?

— Да, через поле. Автобусы больше не ходили, по дороге долго было идти, вот я и решил сократить путь.

— Ох-ох-ох, — дед Егор сел на табуретку и закрыл лицо руками. — Что же делается… Твоя бабка, Мария Анатольевна, права была, оказывается…

Сергея начало это уже напрягать. Страх и растерянность сменились злобой от непонимания того, что говорил старик. Он хотел уже прикрикнуть, но в дверь постучали, а затем послышался скрежет, будто с той стороны кто-то медленно царапал дверь когтями. Дед Егор и Сергей одновременно посмотрели на неё.

— Быстро иди в комнату! — прокряхтел старик и, насколько позволяла его больная спина, подошёл к двери и задвинул засов. — Они не должны тебя учуять.

— Да что же происходит-то?! — выходя из себя, повысил голос Сергей. — Я с места не сдвинусь, пока не услышу ответы!

— Будут тебе ответы! — рявкнул Егор. — Иди в комнату, свет не зажигай, а я сейчас.

Сергей прошёл в комнату и сел на старый, но такой знакомый диван, покрытый плотным пледом. В коридоре, ворочая засовом, старик начал ругаться на кого-то: «Нет тут никого! Не положено вам сюда соваться! Пошли отсюда все!»

Послышался звук открывающейся двери, неразборчивые голоса зазвучали в голове, но расслышать отдельные слова было невозможно. Они словно диким потоком врывались в сознание, превращаясь в сплошной шум.

Старик захлопнул дверь, послышался железный звук засова. Егор зашёл в комнату и сел напротив парня на старенькое кресло:

— За тобой приходили, — старик махнул рукой в сторону двери. — Ждут, видимо, хотят, чтоб ты их проводил. Эх-эх-эх, значит, на тебя это всё упало, в тебе переродилось…

— Егор Павлович, да скажите, наконец, что происходит? — чётко и уверенно, выделяя каждое слово, проговорил Сергей. Эти тени в поле, пустая деревня, чертовщина на пути к дому уже порядком выводили парня из себя.

— Тебе бабка твоя когда-нибудь рассказывала о своём прадеде Всеволоде Ивановиче? — опустив голову, спросил старик.

— Нет, ну то есть, не думаю. Может, и рассказывала, но кто же вспомнит-то?

— Может, и не рассказывала, да. Не хотела накаркать. Всеволод был, как бы это сказать, проводником, своего рода.

— На станции работал?

— Не-е, — усмехнулся старик. — Не на станции. Тогда её ещё тут не было. Провожал он этих вот, которые вокруг дома ходят.

— Чертей?

— Да нет же… Хотя, может, и их тоже, но нет. Души это, те, кто помер, да не вознесся, кто землю топтать выбрал, кто не понял, что умер, кого держат на земле грехи да дела незавершенные. Не давал им, как этим вот, столпиться в одном месте. Душа же как: отходит из тела и возносится, а может и просто уходит куда.

— Куда?

— Да не знаю я! Если верующим был бы, то сказал бы, что на небеса или… не на небеса. А так вот уходят куда-то, перестают по миру шататься.

— Так мы в чистилище? — дрожащим голосом спросил Сергей.

— Да нет, мы вроде как в нашем мире, но не совсем. Это как вон в окнах: есть комната эта, есть стекло, есть промежуток перед еще одним стеклом, а там уже и улица. Так вот мы между этими стеклами.

— Так, то есть мой прадед провожал эти… души? Бабушка всё это знала, но причём тут я?

— Ну так, дар этот, или проклятие, передается только по мужской линии. Она мне говорила, что раз в сколько-то поколений это происходит, вот и боялась, что ты можешь под раздачу попасть. Видимо, попал.

— А как я очутился тут? Ну то есть, как это работает?

— Ты же через поле шел, правильно? Ну так поле-то — это место между миром людей и миром духов. Там нужно было быть осторожным, соблюдать обряды и всякое такое. Вот, видимо, одно да на другое — и ты тут как тут. Тут ещё место у нас такое, необычное. Кто-то говорит, что проклятое, а кто-то, что всякие волхвы тут обряды проводили. Может, тут у нас, как на железнодорожных путях, развилка какая или узел, раз прадед твой тут обосновался.

Сергей пытался переварить всё сказанное. Нет, он, конечно, любил смотреть ужастики, читал мистику и крипипасты, но даже подумать не мог, что что-то подобное может произойти с ним.

— А ты-то что тут делаешь тогда? — уже зная ответ, спросил Сергей.

— А умер я, Сережа, умер. Пару месяцев назад. Вот прям там, — старик указал на кухню. — И помер за столом. Чай так и стоит, сколько чашек ни выпью, а он всё стоит и стоит. Свежий и горячий всегда, что интересно.

— А что тебя держит?

— Ну как же?! Я же обещал, что присмотрю за домом, вот и смотрю.

— А почему ты нормальный, в светлом доме, не кидаешься на меня? А эти вон на улице, словно пираньи на кролика.

— А чёрт его знает, может, пару лет, и я бы стал таким же.

Оба замолчали. Сергей пытался всё переварить, а Егор давал ему время.

— Как же мне тогда выбраться отсюда?

— А чёрт его знает. Бабка-то твоя сама, видимо, не в курсе была. А может, и была, да не говорила.

— Может, у неё какие книги остались? С обрядами там, заклинаниями или порошочками?

— Ага, смешай глаза жабы, перхоть черного кота и все это в полнолуние!

— Серьёзно?

— Да нет, конечно, — старик засмеялся. — Смотрел я тут, прибирался, да не было у неё никаких книжек, времени то у меня много было, сам понимаешь. Может, в советские времена избавились от всего этого, может, спрятали куда, а может, и не было ничего такого.

— Дела… — проговорил Сергей, подошёл к старику и присел на корточки. — Ну, может, хоть что-то вспомнить получится?

— Да нет, Сережа, я действительно не знаю.

В этот момент в дверь опять застучали, только после пары ударов этот стук начал усиливаться. В окне в комнате показалось нечто, похожее на голову человека, только вся она была размытая, как дым, который рассеивает ветер. Только в отличие от дыма, она собиралась вновь. Черный провал рта что-то говорил, серые губы медленно двигались.

Засов на двери задрожал и начал медленно отходить, дверная ручка начала дергаться, словно кто-то пытался открыть её с той стороны. Старик вскочил и побежал к двери:

— Помоги, Сережа, держи дверь!

Парень побежал к Егору, но запнулся о табурет, и, еле сохраняя равновесие, он налетел на старика. Но вместо того, чтобы впечатать соседа в дверь, он прошел сквозь него. Серый пиджак, словно дым, расступился перед руками парня, и в сознании Сергея начала вырисовываться картина:

Молодой парень, которому было от силы лет семь или восемь, сидит на заборе. Мимо него стройным шагом проходят солдаты в форме. У каждого за спиной по трёхлинейке, вещмешок, а на голове пилотка с красной звездой. Дальше, уже более взрослый, он с какой-то женщиной сидят у радио, где звучный голос объявляет о полной капитуляции Германии. Следующая картинка показывала уже взрослого мужчину, он стоит у дверей какого-то здания, в руках цветы и сетка с яблоками, он встречает женщину, которая держит в руках свёрток. Он медленно и аккуратно берёт его в руки, и на глазах появляются струйки скупых мужских слёз. Далее он видит уже мужчину в возрасте, тот стоит у двух могил на кладбище, что-то говорит, теребя в руках серую кепку. Следующая картина показывает, как он, Сергей, просит присмотреть за домом бабушки, даёт ему деньги, хотя старик отказывается. Парень обещает приезжать и навещать, говорит, что переедет сюда, перестроит дом, что не хочет его продавать. Картины продолжают меняться, показывая фрагменты жизни, которые Егор помнил всё это время. Сергей чувствовал всю тяжесть прожитых лет старика, его переживания, его радости и печали.

Всё резко оборвалось. Егор стоял рядом с дверью и улыбался:

— Спасибо, Сережа, — сказал старик и начал таять в воздухе.

— Ох, ёпта, — проговорил парень, отходя от двери на пару шагов. Голова кружилась, но Сергей сохранял равновесие. “Это что же, получается, я его так “проводил”?”, - подумал парень, присаживаясь на табурет. “Он обещал, что присмотрит за домом, пока я не вернусь.. И это держало его тут?” - вертелись мысли в голове Сергея. “Так может, если я выслушаю этих вот, то и они могут отстать от меня?”

Дверь, тем временем, сорвав засов распахнулась. В проеме виднелись темные полупрозрачные фигуры, чем-то напоминающие человеческие. Они извивались и покачивались, словно дым от костра на легком ветру, от них исходило непонятное, тягостное, но в то же время просящее чувство, словно взгляд бездомного у вокзала, который без слов надеется, что ты подашь ему несколько рублей. Парень поднялся на ноги и шагнул навстречу им.

— Ну что, товарищи призраки, — уверенно сказал Сергей, — сейчас я вас провожать буду!

Фигуры сплошным потоком ринулись на парня, лампа погасла, и тьма поглотила весь дом.

Сергей проснулся на диване. Голова была очень тяжёлой, словно после бессонной ночи. За окном уже пели птицы, луч солнца, проходя между не полностью прикрытых занавесок, падал прямо на лицо парня. Выругавшись, он поднялся, дотянулся до рюкзака и одним залпом осушил бутылку воды, купленную перед выездом.

В голове мелькали картины, как после сна: вот человек, он заделал ребёнка девушке, которая его любила, но бросил ее; вот женщина, утопившая свое новорожденное чадо, потому что изменила своему жениху, ушедшему в армию; старушка, которая из-за зависти отравила скотину соседки. Десятки картин мелькали в его голове, показывая историю сотен людей, которые не могли уйти из этого мира даже после смерти.

Видел он и свою бабушку. Видел её маленькой девочкой, сидящей на коленях сурового мужчины. Видел, как она встречала его поздней ночью, несмотря на ругань её мамы, прабабушки Сергея. Видел, как они с семьей встречали победу в Великой Отечественной войне, устроив гуляние на всю ночь. Видел, как после очередного ночного похода в поле его прадедушка так и не вернулся. Ему было очень грустно и стыдно, что так мало уделял времени ей, когда из-за работы забывал позвонить даже на праздники. Но держал её тут страх, страх за своего внука, который может пойти по стопам ее отца Всеволода.

— Слишком много для первого раза, — сказал вслух Сергей и полез за шоколадным батончиком, когда в дверь постучали.

— А что вы тут делаете? — не здороваясь, спросила старушка, стоявшая на пороге. — Ох…

— Живу я тут, — пробурчал Сергей, откусывая шоколадный батончик.

Старушка кивнула и побежала к людям, собравшимся у калитки. «Я тут живу», — подумал Сергей, помахал собравшимся и закрыл дверь.