Промозглый осенний ветер резал кожу, как лезвие. Он не просто дул — он выдирал из меня куски, будто пытался выскрести душу изнутри. Я стоял посреди мёртвого города. Некогда — промышленный гигант, сердце региона, гудевшее от миллионов жизней, голосов и машин. Теперь — пустота. Дома с облупившейся штукатуркой смотрели на меня пустыми глазницами разбитых окон. Город тосковал. И я понимал его. Мы были похожи: оба — одинокие, вычеркнутые из жизни, лишённые того самого — того, что заставляет дышать, идти вперёд, верить.
Ветер был его голосом. Он шептал мне: верни всё. Наполни улицы. Верни шум, суету, жизнь.
Но город — как человек — не может жить без движения. Он чахнет. И я чувствовал: его, как и меня, лишили чего-то главного. Не просто дома или работы. А смысла.
Я плотнее запахнул серый дорожный плащ и двинулся к центру. По пустынным улицам ветер гнал пожелтевшие газеты, катал ржавые банки, пытался сдвинуть с места покинутые машины. Его мольба не умолкала. Я перестал её слышать — как перестаёшь замечать хроническую боль. Привыкаешь. Но привыкание не лечит.
Я шёл, надеясь найти хоть что-то в центре: запись, след, намёк — что же случилось с этим местом. И всё это время пытался говорить с городом. Он молчал. Только стонал — мольбой, без слов.
Я верил: однажды он услышит меня. Тогда я скажу ему правду: прошлое ушло. Будущее закрыто. Осталось только настоящее — и его надо принять. Мы не выбираем дорогу. Её выбирает за нас судьба. Даже у городов она есть. Этому суждено было остаться одному. Он не знал. А если бы знал — всё равно не смог бы изменить.
Иногда я ненавижу себя за эту работу. Принимать чужую утрату как свою — больно. Но иначе нельзя. Только так можно утешить эгрегор города, помочь ему отпустить и уйти в покой. Иначе он не уйдёт. Он вырвется. И найдёт другой, живой город. Заберёт его себе. А это — катастрофа.
До центра было далеко. Зубы стучали. Я знал: проводникам запрещено заходить в здания переходящего города. Это нарушает баланс. Но ветер и сырость сломили меня. Я свернул в боковую улочку и вошёл в одноэтажное здание странной архитектуры — снаружи оно напоминало странную смесь дачи и старинной гостиницы.
Внутри — обычная планировка. Холл. Слева — стойка администратора. Прямо — лестница на второй этаж. Справа — гостиная с камином. Мебель уцелела. «Переход» ещё не завершился — ментальные образы бывших жильцов не сплелись в единую сеть. У меня было время.
Я собрал сломанные стулья, бросил в камин, достал спички. Едва поднёс пламя — почувствовал движение. Лёгкое. Почти неуловимое. В другое время я бы проигнорировал. Но здесь, сейчас — это было невозможно.
Я потушил спичку и пошёл к лестнице. С каждым шагом ощущение усиливалось. На первом пролёте оно превратилось в образ. На втором — я уже знал: в доме присутствует сущность, способная к «переходу». Но не «проводник». Мы чувствуем друг друга на расстоянии. А эта — чужая. Незнакомая. Опасная.
Я поднялся наверх. Дверь скрипнула — тяжко, предостерегающе. И тогда я увидел его.
Передо мной стоял Контролирующий.
Пустота. Вакуум. Космос? Я висел на трубках. И этот звук… Тук-тук-тук… Равномерный, неумолимый. Бьёт в виски. Я не могу пошевелиться. Не помню, кто я. Не помню, где я. Только боль. И страх…
Я резко сел в кровати. Снова этот сон. Снова — с тех пор, как увидел его в той гостинице.
Голова раскалывалась, будто в ней били молотком. Я сжал виски, нащупал тапки, добрался до кухни. Две таблетки «Анальгина», глоток воды — и в ванну. В зеркале на меня смотрел незнакомец. С тёмными кругами под глазами, с лицом, которое я почти не узнавал.
Кто я на самом деле?
Когда-то — человек. Теперь — «проводник». Не живой, но и не мёртвый. Чувствую голод, холод, боль. Сплю. Снится. Сомневаюсь. Может, это всё — кома? Или ад? Где обещанные райские сады? Где покой?
Я принял душ, сварил кофе, проверил почту. Пусто. Уже несколько недель — ни писем, ни сигналов от других. Даже эгрегоры молчат. Это тревожило. Я привык к одиночеству — оно часть профессии. Но тишина… Тишина была другой.
Я лёг обратно, уставился в пожелтевший потолок и попытался навести порядок в мыслях.
Начну с самого начала. С моей смерти.
Помню обрывки: такси. Ночь. Пустая дорога. Яркий свет. Удар.
Потом — эта кровать. Эта комната. И чёткое знание: ты — проводник. Твоя задача — помогать умирающим городам уйти в покой.
Но кто я был до этого?
Этот вопрос не даёт покоя. Я записываю всё в дневник — мысли, сны, догадки. Разбираю их, как код. Пытаюсь найти логику. Ведь если не знать прошлого, как строить будущее? Даже если это будущее — вечное одиночество между мирами.
Мои размышления прервал стук.
Не в дверь. В сознание.
Я почувствовал присутствие. То же, что в гостинице.
Поднялся — и на пороге уже стоял Контролирующий.
— Ты же хотел с кем-нибудь поговорить! — сказал он, опережая мой вопрос.
Я открыл рот, но не выдавил ни звука.
— Ох, прости… — Его очертания дрогнули, сгладились, обрели форму. Сначала — овал. Потом — черты лица. Через мгновение передо мной стоял мужчина лет шестидесяти: седина у висков, аккуратная бородка, светло-серый костюм времён СССР, лакированные туфли.
— Так, думаю, тебе легче будет со мной общаться.
Я был ошеломлён. Высшая сущность. В моём доме. В человеческом обличье.
— Может, предложишь старику пройти? Или будем стоять в дверях?
Я кивнул, отступил, неуклюже махнул рукой в сторону комнаты. Он прошёл мимо, сел у моего письменного стола.
— Чаю? — выдавил я.
— С удовольствием.
Я бросился на кухню — хоть немного времени, чтобы собраться. Пока кипятил воду, искал кружки, заваривал чай, в голове крутилось одно: зачем он здесь?
Вернулся с двумя кружками — и замер.
Он читал мой дневник. Мои пальцы сжались на ручках кружек. Горячий чай обжёг ладони — я даже не почувствовал.
— Простите, — сказал я, стараясь сохранить спокойствие, — но читать чужие записи без разрешения… это не очень прилично.
— Согласен, — не отрываясь от страниц, ответил он. — Но именно из-за этой книжечки я здесь.
Мир внутри меня пошатнулся.
— Чем могла заинтересовать вас… вся эта бредятина?
— Не бредятина. Поиск. — Он наконец поднял глаза. И я увидел: в них не было ничего. Ни злобы, ни доброты. Ни пустоты даже. Просто — ничего.
— Ну? — спросил он. — О чём ты хотел поговорить?
Я запнулся. Мысли метались, как испуганные птицы.
— Вижу, не можешь понять, — мягко сказал он. — Я, старый дурак, давно не работал с такими, как ты. Давай познакомимся. Меня зовут Валерий Александрович Ситкин. Учёный. Философ. Доктор наук. В прошлой жизни, конечно.
Он помолчал.
— А ты — Дмитрий Викторович Анохин. Инженер-программист. Тридцать четыре года. Был женат. Без детей. Именно твоя привычка всё анализировать и систематизировать привела тебя сюда.
— Куда «сюда»? — вырвалось у меня.
— В этот дом. На эту работу.
— А где я вообще?
— Не в Раю. Не в Аду. Ты находишься на одну миллионную долю секунды позади настоящего. Временной континуум. Ты работаешь с информацией — архивируешь, кодируешь, сохраняешь. Как и полагается программисту.
— А куда она потом девается?
— Не в «сеть мироздания», как ты думаешь. Там — фильтрация. Есть те, кто обрабатывают поток. Конвейер, если угодно. Но это — не сейчас.
Он посмотрел прямо в глаза.
— У тебя есть вопросы. Я здесь, чтобы помочь найти ответы. И провести тебя в одно место.
— Наша задача?
— Именно. Ты последуешь за мной?
— А если нет?
— Тогда я уйду. Таковы правила.
Я вскочил.
— Хватит лезть в мою голову! Если хотите говорить — говорите словами! Не ментальными импульсами, а словами!
Он поднял руки.
— Прости. Обещаю — больше не буду.
Я сел. Глубоко вдохнул.
— Ответьте на один вопрос.
— Слушаю.
— Я узнаю правду?
— Смотря что ты считаешь правдой.
— Кем я был?
— Ты это знаешь. Часть уже открыта тебе. Остальное — по дороге. Ты всё поймёшь. И в конце перед тобой будет выбор.
— Какой выбор?
— Это — в конце. А мы только начинаем.
Он протянул руку.
— Так? Твоё слово?
В голове бушевал ураган. Но где-то глубоко — я знал: этого момента я ждал с самого пробуждения.
Страх душил. Но выбора не было.
— Я готов.