Промозглый осенний ветер резал кожу, как лезвие. Он не просто дул — он выдирал из меня куски, будто пытался выскрести душу изнутри. Я стоял посреди мёртвого города. Некогда — промышленный гигант, сердце региона, гудевшее от миллионов жизней, голосов и машин. Теперь — пустота. Дома с облупившейся штукатуркой смотрели на меня пустыми глазницами разбитых окон. Город тосковал. И я понимал его. Мы были похожи: оба — одинокие, вычеркнутые из жизни, лишённые того самого — того, что заставляет дышать, идти вперёд, верить.

Ветер был его голосом. Он шептал мне: верни всё. Наполни улицы. Верни шум, суету, жизнь.

Но город — как человек — не может жить без движения. Он чахнет. И я чувствовал: его, как и меня, лишили чего-то главного. Не просто дома или работы. А смысла.

Я плотнее запахнул серый дорожный плащ и двинулся к центру. По пустынным улицам ветер гнал пожелтевшие газеты, катал ржавые банки, пытался сдвинуть с места покинутые машины. Его мольба не умолкала. Я перестал её слышать — как перестаёшь замечать хроническую боль. Привыкаешь. Но привыкание не лечит.

Я шёл, надеясь найти хоть что-то в центре: запись, след, намёк — что же случилось с этим местом. И всё это время пытался говорить с городом. Он молчал. Только стонал — мольбой, без слов.

Я верил: однажды он услышит меня. Тогда я скажу ему правду: прошлое ушло. Будущее закрыто. Осталось только настоящее — и его надо принять. Мы не выбираем дорогу. Её выбирает за нас судьба. Даже у городов она есть. Этому суждено было остаться одному. Он не знал. А если бы знал — всё равно не смог бы изменить.

Иногда я ненавижу себя за эту работу. Принимать чужую утрату как свою — больно. Но иначе нельзя. Только так можно утешить эгрегор города, помочь ему отпустить и уйти в покой. Иначе он не уйдёт. Он вырвется. И найдёт другой, живой город. Заберёт его себе. А это — катастрофа.

До центра было далеко. Зубы стучали. Я знал: проводникам запрещено заходить в здания переходящего города. Это нарушает баланс. Но ветер и сырость сломили меня. Я свернул в боковую улочку и вошёл в одноэтажное здание странной архитектуры — снаружи оно напоминало странную смесь дачи и старинной гостиницы.

Внутри — обычная планировка. Холл. Слева — стойка администратора. Прямо — лестница на второй этаж. Справа — гостиная с камином. Мебель уцелела. «Переход» ещё не завершился — ментальные образы бывших жильцов не сплелись в единую сеть. У меня было время.

Я собрал сломанные стулья, бросил в камин, достал спички. Едва поднёс пламя — почувствовал движение. Лёгкое. Почти неуловимое. В другое время я бы проигнорировал. Но здесь, сейчас — это было невозможно.

Я потушил спичку и пошёл к лестнице. С каждым шагом ощущение усиливалось. На первом пролёте оно превратилось в образ. На втором — я уже знал: в доме присутствует сущность, способная к «переходу». Но не «проводник». Мы чувствуем друг друга на расстоянии. А эта — чужая. Незнакомая. Опасная.

Я поднялся наверх. Дверь скрипнула — тяжко, предостерегающе. И тогда я увидел его.

Передо мной стоял Контролирующий.

Пустота. Вакуум. Космос? Я висел на трубках. И этот звук… Тук-тук-тук… Равномерный, неумолимый. Бьёт в виски. Я не могу пошевелиться. Не помню, кто я. Не помню, где я. Только боль. И страх…

Я резко сел в кровати. Снова этот сон. Снова — с тех пор, как увидел его в той гостинице.

Голова раскалывалась, будто в ней били молотком. Я сжал виски, нащупал тапки, добрался до кухни. Две таблетки «Анальгина», глоток воды — и в ванну. В зеркале на меня смотрел незнакомец. С тёмными кругами под глазами, с лицом, которое я почти не узнавал.

Кто я на самом деле?

Когда-то — человек. Теперь — «проводник». Не живой, но и не мёртвый. Чувствую голод, холод, боль. Сплю. Снится. Сомневаюсь. Может, это всё — кома? Или ад? Где обещанные райские сады? Где покой?

Я принял душ, сварил кофе, проверил почту. Пусто. Уже несколько недель — ни писем, ни сигналов от других. Даже эгрегоры молчат. Это тревожило. Я привык к одиночеству — оно часть профессии. Но тишина… Тишина была другой.

Я лёг обратно, уставился в пожелтевший потолок и попытался навести порядок в мыслях.

Начну с самого начала. С моей смерти.

Помню обрывки: такси. Ночь. Пустая дорога. Яркий свет. Удар.
Потом — эта кровать. Эта комната. И чёткое знание:
ты — проводник. Твоя задача — помогать умирающим городам уйти в покой.

Но кто я был до этого?

Этот вопрос не даёт покоя. Я записываю всё в дневник — мысли, сны, догадки. Разбираю их, как код. Пытаюсь найти логику. Ведь если не знать прошлого, как строить будущее? Даже если это будущее — вечное одиночество между мирами.

Мои размышления прервал стук.

Не в дверь. В сознание.

Я почувствовал присутствие. То же, что в гостинице.
Поднялся — и на пороге уже стоял
Контролирующий.

— Ты же хотел с кем-нибудь поговорить! — сказал он, опережая мой вопрос.

Я открыл рот, но не выдавил ни звука.

— Ох, прости… — Его очертания дрогнули, сгладились, обрели форму. Сначала — овал. Потом — черты лица. Через мгновение передо мной стоял мужчина лет шестидесяти: седина у висков, аккуратная бородка, светло-серый костюм времён СССР, лакированные туфли.

— Так, думаю, тебе легче будет со мной общаться.

Я был ошеломлён. Высшая сущность. В моём доме. В человеческом обличье.

— Может, предложишь старику пройти? Или будем стоять в дверях?

Я кивнул, отступил, неуклюже махнул рукой в сторону комнаты. Он прошёл мимо, сел у моего письменного стола.

— Чаю? — выдавил я.

С удовольствием.

Я бросился на кухню — хоть немного времени, чтобы собраться. Пока кипятил воду, искал кружки, заваривал чай, в голове крутилось одно: зачем он здесь?

Вернулся с двумя кружками — и замер.

Он читал мой дневник. Мои пальцы сжались на ручках кружек. Горячий чай обжёг ладони — я даже не почувствовал.

— Простите, — сказал я, стараясь сохранить спокойствие, — но читать чужие записи без разрешения… это не очень прилично.

— Согласен, — не отрываясь от страниц, ответил он. — Но именно из-за этой книжечки я здесь.

Мир внутри меня пошатнулся.

— Чем могла заинтересовать вас… вся эта бредятина?

— Не бредятина. Поиск. — Он наконец поднял глаза. И я увидел: в них не было ничего. Ни злобы, ни доброты. Ни пустоты даже. Просто — ничего.

— Ну? — спросил он. — О чём ты хотел поговорить?

Я запнулся. Мысли метались, как испуганные птицы.

— Вижу, не можешь понять, — мягко сказал он. — Я, старый дурак, давно не работал с такими, как ты. Давай познакомимся. Меня зовут Валерий Александрович Ситкин. Учёный. Философ. Доктор наук. В прошлой жизни, конечно.

Он помолчал.

— А ты — Дмитрий Викторович Анохин. Инженер-программист. Тридцать четыре года. Был женат. Без детей. Именно твоя привычка всё анализировать и систематизировать привела тебя сюда.

— Куда «сюда»? — вырвалось у меня.

— В этот дом. На эту работу.

— А где я вообще?

— Не в Раю. Не в Аду. Ты находишься на одну миллионную долю секунды позади настоящего. Временной континуум. Ты работаешь с информацией — архивируешь, кодируешь, сохраняешь. Как и полагается программисту.

— А куда она потом девается?

— Не в «сеть мироздания», как ты думаешь. Там — фильтрация. Есть те, кто обрабатывают поток. Конвейер, если угодно. Но это — не сейчас.

Он посмотрел прямо в глаза.

— У тебя есть вопросы. Я здесь, чтобы помочь найти ответы. И провести тебя в одно место.

— Наша задача?

— Именно. Ты последуешь за мной?

— А если нет?

— Тогда я уйду. Таковы правила.

Я вскочил.

— Хватит лезть в мою голову! Если хотите говорить — говорите словами! Не ментальными импульсами, а словами!

Он поднял руки.

— Прости. Обещаю — больше не буду.

Я сел. Глубоко вдохнул.

— Ответьте на один вопрос.

— Слушаю.

— Я узнаю правду?

— Смотря что ты считаешь правдой.

— Кем я был?

— Ты это знаешь. Часть уже открыта тебе. Остальное — по дороге. Ты всё поймёшь. И в конце перед тобой будет выбор.

— Какой выбор?

— Это — в конце. А мы только начинаем.

Он протянул руку.

— Так? Твоё слово?

В голове бушевал ураган. Но где-то глубоко — я знал: этого момента я ждал с самого пробуждения.

Страх душил. Но выбора не было.

— Я готов.

Загрузка...