2017 год.
Дачный поселок за чертой города.
Кабинет генерала в отставке Замятина.
Камеры, софиты, микрофон. Съемочная группа.
Время 16 часов 13 минут.
— Расскажите, пожалуйста, как все было пятнадцать лет назад?
Два оператора снимали репортаж о давних событиях, участником которых когда-то был генерал. Репортер настроил запись, включил микрофон.
И пожилой человек преклонных лет начал…
Из интервью генерала в отставке Замятина:
— Тогда мне только дали звание полковника. В 2002 году это было. В воинский гарнизон, начальником которого я числился, поступила информация. За городом в то время находилась клиника душевнобольных. «Психушка №8» — так ее прозвали люди. В один из дней персонал клиники перестал выходить на связь. Не выезжали машины. Не проходили звонки ни туда, ни назад. Три дня из корпуса не возвращалась дежурная смена, а сменявший ее персонал не мог пробраться внутрь. Правое крыло было окутано каким-то незримым барьером.
— Что вы сделали, когда получили звонок?
— Оградил оцеплением корпус. Вертолеты были бессильны высадить на крыши десант. Их не пускало какое-то силовое поле, раскинувшееся вокруг клиники.
— Что потом?
— Потом туда внутрь пробрались три репортера. Такие как вы. И назад не вернулись.
Он глянул в камеру.
— Впрочем, давайте все по порядку.
Приблизил лицо к объективу. На экранах телевизоров зрители увидели его увеличенное изображение. Теперь оно смотрело прямо в глаза. Близкий до жути рот прямо в камеру прошептал, зловеще растягивая буквы:
— Я, генерал Замятин, начинаю свой рассказ.
И через секунду, еще больше зловеще:
— Слушайте его, люди…
Глава 1
2002 год.
Правое крыло психиатрической клиники №8.
Время 20 часов 18 минут.
Невероятной мощности удар потряс стены здания:
БА-ААММ!
Посыпалась штукатурка. Где-то в раздаточном блоке зазвенела посуда.
— Соня, что там? — раздался испуганный голос медсестры. Два дюжих санитара промчались по коридору, едва не опрокинув девушку. Та сползла спиной по стене, подбирая упавший поднос с таблетками. Предстоял вечерний осмотр больных, и таблетки предназначались в качестве успокаивающих процедур.
— Соня! — крикнула медсестра в пустой коридор. Глянула на часы — 20:19. Минута прошла с момента удара, а, казалось, пролетела вечность. Что громыхнуло? Откуда такой чудовищный взрыв, без пороха, дыма, осколков?
— Сестра-аа… — донеслись крики из палат. Двери стали раскрываться. Из них выглядывали перекошенные испугом лица умалишенных пациентов.
— Не может быть! — ахнула девушка, дрожащими руками ссыпая таблетки в стаканчики. Поднос в руках ходил ходуном.
Двери палат! Они же должны быть заперты автоматически! Их может разблокировать только личный код санитаров, врача и двух медсестер на дежурстве. Сегодня дежурство было ее. Код она намеревалась ввести, когда будет открывать дверь палаты. Дать таблетку на сон, поправить постель, успокоить пациента. Пожелать спокойной ночи. Выйти, заблокировать дверь. Перейти к следующей палате. Разблокировать. Войти. Дать таблетку. Выйти. Запереть кодом. И так далее, перемещаясь от палаты к палате по всему правому крыло психической клиники №8.
И вот теперь — удар, потрясший все здание: БА-АААММ!
Два промчавшихся санитара, уронивших поднос. Осыпавшаяся штукатурка. Разблокированные двери палат. Отсутствие Сони — ее подруги по дежурству, повара столовой. И…
И безумные лица пациентов.
Одна минута…
Нет. Точнее, уже две минуты после удара.
— Со-оняя… — всхлипнула она в пустой коридор. — Где же ты? Что случилось?
Раздаточный блок столовой находился в нескольких шагах от девушки. Преодолеть их у нее не хватало решимости. Палаты разблокировались самопроизвольно после удара, и несколько безумных пациентов с термином «крайне опасные» уже выглядывали в коридор. Медсестрам к ним путь был заказан. Туда заходили только накачанные санитары-костоломы с дубинками в руках. В этом, правом крыле, особо опасных пациентов было шестеро. По большей части маньяки-убийцы, но были и душевнобольные, впадавшие в крайние стадии психических истерик. Эти могли переломить шейные позвонки медсестры, впиться зубами в артерию, перегрызть горло. Садисты, изверги, считающие себя вампирами. И вот, на пути к столовой, где должна была отозваться Соня, перед медсестрой уже маячили силуэты психопатов.
— Как могли открыться двери? — пролепетала она.
Две уродливые фигуры с искаженными лицами и ощерившимися клыками уже тянули к ней скрюченные когти.
Новый удар потряс здание мощнейшим толчком: БАА-ААМММ!
Ударная волна промчалась по коридорам, сбив с ног чудовищных уродов. Девушку повалило на пол. Из палат высыпали остальные пациенты.
— А-аа-аа… — выли безумными криками испуга.
— Взжы-ыыы… — хрипели на корточках умалишенные. Ревели по-медвежьи. Выли по-волчьи. Скулили по-собачьи. Визжали как лисицы, угодившие в капкан. Другие подражали уханьям филинов, иные пациенты — кукареканьям петухов, гоготам гусей. Начиналось всеобщее бешенство. Медсестра так и не увидела конца этой жуткой картины. Две пары челюстей сомкнулись на ее позвонках. Перегрызли сонную артерию. Фонтаном хлынула кровь. Два маньяка-убийцы, возомнившие себя в припадке бешенства вампирами, пожирали девушку живьем. Отрывали куски теплого мяса. Запихивали в рты. Поглощали внутренности. Раздирали плоть. И урчали – урчали – урчали.
Дежурная медсестра, девушка двадцати трех лет, перестала существовать в этом мире.
— Соне-ечка-а… — были ее последние слова. — Ох… больно-то ка-ак…
Потом чернота.
А тем временем…
***
Два санитара, промчавшись по коридору, опрокинув поднос, достигли раздаточного блока столовой. За спиной в коридорах раскрывались двери палат. Выползали по-кошачьи, на четвереньках, пациенты.
— Что это был за удар? — отдуваясь от бега, спросил первый. — Где врач? Где все?
— Сам не знаю, — выдохнул второй. — Раздался грохот, качнуло здание. Я едва не свалился на пол. Увидел тебя, бегущего. Кинулся следом.
Оглянувшись, как из разблокированных дверей выползают безумцы, оба кинулись было к девушке, но было поздно. Ее тело раздирали на части. Оторванная от позвонков голова пожиралась уродами. Со всех сторон к санитарам подбирались клыкастые рожи. Выли, стонали, ревели, скулили. Поняв, что медсестру уже не спасти, они кинулись внутрь раздаточного блока. Захлопнули дверь. Заложили засовом. Забаррикадировали вход двумя котлами-агрегатами. В дверь молотили кулаками, царапали когтями. И только тут они огляделись.
Огляделись и…
И обмерли. Картина предстала ужасной. Едва не оседая на пол, они увидели… ЭТО.
…Повсюду, куда достигал их взгляд, валялись искалеченные трупы. Не менее двух десятков. Халаты изорвана в разных местах. Многие были растерзаны, с засохшими потеками крови. Запах — этот страшный свинцовый запах смерти — уже смешивался с миазмами разложений. Над останками кружили неведомо откуда взявшиеся мухи, хотя столовая должна была быть стерильной. Особенный ужас представляли собой сплющенные давлением трупы, среди которых угадывались и женские. Некоторые тела были, как бы связаны узлами, раздавлены чудовищной массой, а то и вовсе отсутствовали, имея в своем анатомическом строении лишь звенья позвонков с фрагментами переломанных костей.
— Да что ж тут произошло? — пролепетал первый санитар, давясь от рвоты.
— Видимо, эти трупы — все, что осталось от нашего персонала. Весь технический штат клиники либо погиб, либо…
Он указал на ряды столиков.
За столами просторного помещения, в нелепых позах — кто как — когда застала их внезапная смерть, сидели, валялись на полу разбросанные фрагменты сразу двух десятков человек, какими они были в момент смерти. Иные скелеты, почти не тронутые и не расплющенные, находились, казалось в состоянии покоя, привалившись черепами к кистям некогда живых рук. Иные, прислонившись к раздаточному блоку, так и остались стоять с подносами на месте, неизвестно каким образом сохранившие вертикальное положение. У многих за столами находились жестяные миски, а в костях рук были зажаты самые настоящие ложки, причём, алюминиевые.
Прямо под ногами двух санитаров лежало скрюченное в судорогах тело. Голова отсутствовала. Из плеч торчали оборванные кровавые куски. Они узнали тело по приколотой к халату бирке.
— Соня… — прошептал второй санитар, сползая на пол всем своим весом. — Наш повар столовой.
Оба уставились на полигон смерти.
— Мухи… — подавился рвотой первый. — И запах разложения. Откуда?
— Ты когда был последний раз в столовой?
— Сегодня на завтраке. Принял смену, ущипнул Соню ниже талии. Получил завтрак, и сидел вон за тем столом, — указал он рукой на скопление мертвецов. — А сейчас там… трупы, — сглотнул он предательский комок в горле. — Утром, понимаешь? Не прошло и двенадцати часов! А трупные мухи и запах разложения уже такой, будто прошло три дня.
Оба ошарашено обводили потрясенными взглядами столовую. В дверь продолжали молотить и царапаться. Здесь был весь их персонал клиники. В некоторых мертвецах они узнавали напарников. Виделся за столом водитель санитарной машины. В углу застыл в уродливой позе главврач все клиники, Виктор Алексеевич. Под ногами, на полу раскиданы тела медсестер, дворников, техников, прочих медицинских работников. Более двух десятков человек за столами, и еще два десятка растерзанных, без голов, рук и ног. Части тел валялись отдельно. Повсюду кровь – кровь – кровь. Засохшая. Застывшая. Свернувшаяся. И… мухи.
Потрясенные чудовищным зрелищем, два уцелевших санитара — единственных из живых — пытались осмыслить трагедию.
— Взрыв! — напомнил первый. — Все началось после удара. Сначала один, следом другой. Мы побежали в правое крыло. Сшибли на ходу медсестру с подносом.
— Ту, что сейчас пожирают мутанты, — кивнул второй санитар.
— Да. И сразу после удара разблокировались все двери в палатах. Тут мы подскакиваем к столовой и видим… Что мы видим?
— Десятки изуродованных трупов, которым не меньше трех суток. Разлагающаяся плоть с запахом мертвечины. Ты хочешь сказать…
— Я хочу сказать, что этим трупам три дня. А мы были в столовой сегодня утром.
— Значит, что?
— А ты сам не понял?
— Чего я должен понять?
— Ударная волна по клинике. Три дня трупам, с которыми мы утром еще здоровались, а ты щипал Соню за талию. Глянь на нее, — он осторожно подвинул носком ботинка изуродованное тело. Без головы оно давно застыло, распространяя жуткий запах миазмов. — Видишь? Ты утром щупал ее живую. А сейчас она уже трехдневной давности.
В дверь особенно сильно грохнули. Задрожал котел-агрегат. Из-под крышки выплеснулись остатки обеда.
— Хочешь сказать, наше время каким-то образом переместилось на три дня вперед? Из-за какого-то непонятного удара снаружи? Другое измерение?
— Другое измерение, — подтвердил тот. — Если все еще не понял, можем понюхать остатки обеда в котле.
Переступив труп, он приблизились к кухонному агрегату. В дверь царапались. Раздавались алчные стоны и всхлипы. Мутанты чувствовали испарения пота живых санитаров. Отбросив съехавшую крышку, оба склонились над котлом. В ноздри ударил кислый запах испорченной еды.
— Понял? — отпрянул первый. — Этой еде как минимум трое суток. А может, и больше. Еще пару дней, и заведется грибок. Потом плесень.
Он немного помедлил:
— Мы, братец мой, в ДРУГОМ измерении.
И умолк, сам поразившись своей нелепости.
А в дверь, между тем, уже врывались.
…Что стало дальше с двумя санитарами, никто так и не узнал.
И вот, почему…
***
2002 год.
Спустя некоторое время после событий.
Внутри клиники №8.
11 часов 16 минут.
Снаружи корпус здания не пострадал. Непонятной силы воздушный удар не коснулся города, не задел его обитателей. Неизвестная науке атака ударила только внутри правого крыла. По прошествии времени, не получая никакой информации из стен клиники, туда начали поступать звонки. Дежурные смены не возвратились домой. Сменявший их персонал тоже пропадал бесследно. Сначала был вакуум. Потом произошла какая-то чертовщина. Вокруг клиники, казалось, возник незримый кокон, обволакивающий здание со всех сторон. Машины не выезжали. Телефоны не отвечали. Первым забил тревогу муниципальный городской комитет. Хлынул поток журналистов.
Вошли в первый корпус. Сергей Голиков был отменным репортером. Не раз освещал различные репортажи с места событий. Обгоняя коллег, первым ступил на крыльцо правого крыла клиники №8.
— Ну, и кто тут пропадает? А? Друзья? — обернулся он к операторам с камерами.
А затем…
Затем тоже пропал. Исчез. Растворился как сахар в стакане. Провалился в пустоту. Ноль в квадрате.
Дальше — больше. Двое коллег из отдела новостей, не зная исчезновения Сергея, вошли в здание с другой стороны.
И…
ВНИМАНИЕ!
Все происходило в один день. В один час, в одну минуту. Запомни это, читатель!
Они тоже исчезли. Два оператора с камерами рухнули в бездну. Никто их не видел.
Пространство вокруг портала скрутилось в узел, завязалось между собой двумя измерениями, и, всосавшись в раструб воронки, поглотилось пустотой. Ни больше, ни меньше.
На глазах ошарашенных зевак, наводнивших клинику со всех сторон, городские власти не смогли ничего предпринять. Наряды полиции не смогли проникнуть дальше незримой стены. Пожарные команды, желая проникнуть внутрь, отбрасывались назад упругими толчками. Стоило им прикоснуться е прозрачной стене, как та вежливо и мягко отталкивала назад, колыхаясь как домашний пудинг.
— Нас не пускают внутрь, — потрясенно делились между собой спасательные службы. Никто снаружи не мог проникнуть в здания правого корпуса. Вошел лишь Сергей Голиков, за ним — с другой стороны — два оператора. Но все трое исчезли. Портал захлопнулся. Пройти стало невозможно.
…Прошло два дня.
Клинику окружили двойным оцеплением. Из областного центра были вызваны войска. Над прозрачным куполом кружили вертолеты, пытаясь сбросить на крыши десант. Все было напрасно.
— Отскакивают любые предметы. Так точно! — докладывал по рации военный полковник.
Праздных зевак оттеснили за круг оцепления. Теперь за дело принялись силовые структуры области. Вход внутрь в любом направлении по-прежнему был недоступен.
Двести два пациента клиники, сорок с лишним человек персонала, главврач и три журналиста исчезли бесследно. Последние трое — в один час, в одну минуту, сразу одновременно, но с разных концов здания. Портал купола поглотил их без остатка.
А в этот момент, в другом измерении, происходило вот что…
***
Назад стена не пускала. Два оператора, вступив внутрь корпуса, уже не могли вернуться.
— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил Игорь, молодой парень, недавно прошедший курсы журналистики. — Толкаю рукой, а она поддается, — изумленно ткнул он пальцем податливую, как губка, субстанцию.
Второй оператор, Олег, старший по возрасту, не раз уже снимавший различные репортажи, навел камеру на колыхавшуюся прозрачную стену.
— Как расплавленный пластилин, — озадаченно вырвался вздох. — Ох, черт…
— А ты что, когда-нибудь видел расплавленный пластилин?
— Не видел. Но представляю.
— Где все? Где наша съемочная группа? Где Светка, Антон?
— А бог его знает. Помнишь, как нам сказали? В клинике творится какая-то чертовщина. Пропадают бесследно люди. Езжайте туда, снимайте репортаж. И что?
— И мы поехали.
— Верно. Заметь, у машины отказал мотор, как только мы въехали на территорию корпуса. Что было потом, помнишь?
— Высадились. Светка с Антоном остались у крыльца. Серега Голиков зашел за угол здания. Хотел войти внутрь с заднего входа. И…
— И нас втянуло внутрь, — заключил Олег. — Помнишь, как ноги сами скользнули во вход коридора?
— А потом?
— Потом мы прошли несколько шагов. Ты оглянулся.
— Точно! Я хотел вернуться, поднять зажим для камеры — он выпал из кармана.
— И что?
— Сделал два шага назад и…
— И?
— И наткнулся на эту стену.
— Во-оот! — поднял палец Олег. — А оцепление помнишь, какое стояло вокруг клиники? Не пускали никого посторонних. Я краем уха успел услышать, как военный полковник — фамилия, по-моему, Замятин — кричал в рацию о какой-то прозрачной стене, не пускающей внутрь. Что-то про кокон… или купол — хрен разберет эту чертовщину. Теперь усек? Мы вошли внутрь. Дверь портала за нами захлопнулась. И мы сейчас в том корпусе, где исчезли двести два пациента с полусотней сотрудников персонала.
— Ох… ё-ёб… прости мама! — выпучил глаза Игорь. — Так м-мы… — икнул. — М-мы сейчас внутри?
— Внутри. И нас не выпускают наружу.
— К-кто не выпускает?
— А бес его знает. Мы в портале, Игорек. Внутри другого измерения, — глубокомысленно заключил Олег, будто прочел целую лекцию. — Понимаешь? Реальный мир там, — ткнул он пальцем поддавшуюся субстанцию, — там, за этой пленкой. А мы здесь.
Оба прислушались. Колыхнувшаяся пелена ответила Олегу мягким толчком. Так ведет себя густое дрожащее желе, когда трогаешь его ложкой. Нажми на него, и получишь мягкое отталкивание.