Пульс

Да ты садись-садись, я не кусаюсь. Все равно сегодня один. Только ли сегодня? Нет, черт возьми, не только. Всегда один. У тебя губа не дура, дружище. Единственный бар с хорошей музыкой здесь. Верь мне, я всю Паттайю обошел, нигде больше старый-добрый метал не крутят. Сколько я уже здесь? Черт, дай посчитаю… Два, два с половиной… Два года и семь месяцев, вот сколько получается. Все время пью и пялюсь на шлюх и трансвеститов. Только ли пялюсь? Нет, ха-ха! Не только. Вон та, которая у стойки, ничего такая, рекомендую. Зовут Мэй, вроде, или Мэл, как-то так.

Как тебя-то звать? Михаэль? Немец? Слушай, Майк, ты же не случайно подсел. Тоже один, кожа еще белая, новичок в Паттайе. Хочешь что-то спросить? Ты не стесняйся. Если кто тебе поможет, так это я. По выпивке, по девкам, по травке, по пляжам. Все подскажу. Давай, ты же свой парень. Метал-братство, вся херня. Спрашивай. «Чанг» - неплохое пиво, бери и не бойся, только лучше не в розлив. Проси бутылку. Крылышки здесь ничего. Бери порцию на двоих, а я пивка поставлю за знакомство.

Так вот, почему я здесь оказался… Черт, непростой вопрос. Расскажу – не поверишь. Никто не верит, хотя доказательства остались. Я коллекционер на пенсии. Журналы, видеоинтервью, расшифровки эфиров на радио, мерч. Много чего сохранилось, да только никто не верит, потому что самого главного нет – самих записей. Вот, гляди, что за лого на футболке. Daughters of November, верно. Знаешь таких? Конечно, нет, черт возьми! И не можешь знать. Не было такой группы. Но одновременно была. Парадокс? Наверное, Майк, наверное. Но я предпочитаю другое слово.

Я попал в Daughters of November еще до рождения. На втором альбоме было интро: сердцебиение нерожденного. Записывали в какой-то клинике, папаша кучу денег отвалил, чтобы все идеально прошло. Так что лучший альбом в истории начинался именно с моего сердца. С пульса. Все интро – только я. Целый трек, на минуту или больше. Потом к биению сердца подключался папаша со своим басом, вступали барабаны, гитары… Звучало потрясно, должно быть. Что-что? Нет, Майк, дружище, не слышал. Может быть, ребенком слышал, но не в сознательном возрасте, когда узнал правду.

О что заиграло-то! Dissection. Я же говорил, такого бара во всем Таиланде не сыскать. Любишь такое? Слушаешь иногда? Да, я тоже не все время гоняю, но люблю разнообразие. Dissection хороши, конечно. Идейные, вроде, были. Вот и папаша был идейным оккультистом, оттого-то Daughters of November и выстрелили в свое время. Знаешь, что писали в рецензиях? «Если Black Sabbath отцы оккультного метала, то лучших наследников, чем Daughters of November, Айомми и Осборн не могли бы и желать». Вот прямо так. Папаша плевать хотел на дэт и трэш, которые тогда были на подъеме, и сочинял в духе отцов. Олдскул такой, понимаешь, но ведь работал. Нагонял жути не хуже многих экстремальщиков.

У папаши голос был хороший. Его-то я как раз помню. Низкий, звучный такой. Ему бы Мефистофеля петь в опере. Что? А, да, люблю разнообразие. Опера это же почти метал. Гуно не виноват, что электрогитару в его время еще не изобрели. Славный ты малый, Майк, дружище, умеешь слушать. Давай еще «Чанга» двинем?

Партию Мефистофеля папаша не пел, но пел кое-что пострашнее. Взывал, к кому не следует. И знаешь, другая сторона его услышала. Тут начинается невероятная часть, Майк, так что davaj. Русские не говорят «na zdorovje», ты знал? Они все больше «davaj». Пил с ними, конечно же. Davaj, Майк, пьем! Хороший английский у тебя, кстати.

Я тебя за что, кстати, еще уважаю. Ты тело бережешь. Ни тату, ни колец в ушах или носу. Папаша твердил, что тело это храм воли, а волю нужно воспитывать. Не признавал внешних атрибутов. «Сильного должны узнавать по взгляду», - так говорил. Учил глаза в глаза смотреть, но ты уж наверняка заметил. Многих моя привычка смущает. Начинают отворачиваться, вбок или вниз коситься, кое-кто просит не пялиться. А я не могу, черт возьми, не пялиться, воспитан так. Ребенком, если глаза отводил, получал. Папаша не бил никогда, но умел уничтожить одним словом. И пронимало, еще как пронимало. А был еще случай такой: разбил я ему со злости любимую бас-гитару. Мелкий еще был, лет пять. Сказал папаша что-то не то, а я пошел в его комнату, взял басуху и в окно выкинул, прикинь? Папаша взбеленился, хотел было отругать, аж кулак занес, а я встал и смотрю на него – прямо в глаза. Даже не моргал, по-моему. И знаешь, папаша понял. «Ты сильный», - говорит. И все. А для меня это высшей похвалой стало. Считанные разы я от него такое слышал.

Музыку для дебютника папаша писал в одиночку. На гитаре у него был мужик такой здоровый, Костас. Настоящий грек. Папаша его в какой-то никому не известной группе откопал и позвал играть в Daughters, но к сочинению музыки не подпустил. И на оборотной стороне пластинки указал только себя. Как выяснилось, спас тем самым несколько жизней. Ударник, например, у папаши постоянно менялся. Первый альбом записывали с очень известным парнем, но в группе он не числился. Не буду имя называть, он сам просил. Видишь ли, Майк, Daughters of November помнят только те, кого называли участником группы, не больше и не меньше. Играл в Daughters – помнишь, хотя и не все. Что спрашиваешь? Почему я помню? Так меня во втором альбоме прямо в состав и записали – за пульс. И мамашу заодно, я же в ней был, ха-ха. Папаша настоял. А буклета не сохранилось, кстати. Говорю же: записи вычеркнули. Полностью. И музыку, и арты, и буклеты, и тексты.

Я когда к ударнику этому приехал и папашино имя напомнил, он сразу же закивал. Жаль, говорит, старину Рэя, крутой мужик был, прими соболезнования, вся херня. Рэй? Да, папашу так и звали. Псевдоним для группы у него был Рэй Нил, как «nihil», на латыни, означает «ничто». А Костас был Кей Космос. Смешно звучит, верно? Восьмидесятые, чего ты хотел!

Так вот, задаю ударнику прямой вопрос: помнишь, что за музло вы с папашей играли. Он давай голову чесать, чуть плешь не протер. Нет, отвечает, хоть убей не помню. Сел за установку, наиграть попробовал, но и тут не вышло. Десяток групп у человека за карьеру, были и до, и после Daughters of November, и почти все партии может повторить. Уникального таланта человек, клянусь, Майк, великий барабанщик, может, догадаешься, о ком я. Все помнит, даже то, что не играл лет тридцать, а вот партии Daughters – нет. Называю ему песню с дебютника, которую в рецензии хвалили, - вспоминает. Хит, говорит, был, на концертах последней играли, а что конкретно играли, что пели – как будто стерли, вычеркнули. Вот это вычеркнули мне так в душу запало. Точнее и не скажешь.

Как папаша умер? Точно хочешь знать, дружище? Ну что ж… Черт возьми… Как бы это кратко обрисовать? В общем, и его вычеркнули. Пятнадцать мне тогда было. Сам понимаешь, что за возраст. Рос, как папаша и хотел, сильным. Бунтарем. Воевал против всего на свете, в том числе и против родителей. Никого не признавал. Уверен, папаша втайне мной гордился, но вида не показывал. Ему как будто вообще не до меня было. Я на него нападал, как щенок на волка, а он лишь отмахивался, так что я сконцентрировался на сверстниках, учителях и мамаше.

Я так думаю, папаша что-то неладное уже тогда почувствовал. За пятнадцать лет ни одной песни он не записал, но и группу не распускал. Жил на отчисления от продажи первых двух альбомов. На концерты ездил. Нового материала не выпускал. Тогда же – припоминаю – Костас у нас разве что не поселился. Постоянно с папашей запирался. Что они обсуждали, потом я узнал от самого Костаса, и узнал слишком поздно. В общем, сейчас я понимаю, что Daughters of November уже тогда начали вычеркивать.

Кто, спрашиваешь? С любопытства кошка сдохла, Майк, дружище.

Откуда папаша узнал о дочерях ноября – я не про группу - понятия не имею. И не хочу знать. Предпочел бы вообще о них ничего никогда не слышать. Папаша ведь талантливый был, он и без другой стороны мог писать. Почивал бы сейчас на лаврах, штампуя ленивые, ни к чему не обязывающие альбомы, как Лемми или Диркшнайдер, пил с Костасом и трахал фанаток. Может, со мной бы что записал. Я неплохо играю. На чем? На скрипке, как ни странно. Пошел учиться в пику папаше, бунтарь же, а после его ухода не забросил. Давай еще пива?

Опять отвлекся. Daughters of November получила свое название не просто так. Папаша всегда практиковал какую-то непонятную магию. В нашем доме были комнаты, куда мне категорически запрещалось заходить, и еще одна, куда не допускалась даже мамаша. Хотя мамаша тоже в тему въезжала тогда. Так-то. Родители у меня так себе были. Оба занимались больше своими ритуалами, чем мной. Сильным я вырос благодаря хорошим генам, а не благодаря хорошему воспитанию. Когда папаши не стало, мамаша забросила свое темное увлечение. Ей хватило ума одуматься, хотя, конечно, было уже поздно.

В общем, они откликнулись. Когда, спустя три года после ухода папаши и незадолго до того, как вычеркнули Костаса, я нашел гитариста, узнал, как на самом деле записывались альбомы Daughters of November. Здесь рассказ станет совсем неправдоподобным, Майк, смирись и слушай. Дочери ноября существуют. Они обитают на другой стороне – не знаю, что это, но Костас говорил именно так – и абсолютно чужды нашей реальности. Дочерями ноября их назвали из-за ритуала, который работает лишь поздней осенью. Не смотри на меня так. Звучит бредово, знаю. Костасу я рассмеялся в лицо. Продолжать? Момент, глотну пивка… Хорошо. Слушай дальше. Они поют, Майк. Дочери ноября поют, и песни их так прекрасны, что Костас плакал, услышав их впервые. А папаша не нашел ничего лучше, чем переложить их мелодии на привычные инструменты и исполнить. Пел он на непонятном языке, все слова внимательно слушал и запоминал на сеансах, а о чем пел – сам не знал. Сохранить подлинное пение дочерей не получилось, когда я слушал, такое ощущение было, будто включенный диктофон в море выкинули.

Он мне многое тогда поведал, старина Костас. Видимо, не хотел уходить, не поделившись. Он был так благодарен за то, что я слушал, клянусь, видел это в его глазах. Знаешь, Майк, когда человеку кажется, что он безумен, что целый кусок жизни взял и пропал, за любого благодарного слушателя он будет цепляться до последнего, до сорванных ногтей. Вот и я в тебя вцепился, черт возьми, разве не так?

Сначала вычеркнули ударника, который записывал проклятый второй альбом. Да-да, лучший альбом в истории метала, а, возможно, и вообще. Вышел он то ли в восемьдесят пятом, то ли в восемьдесят шестом. Большинство рецензий опубликованы в январе восемьдесят шестого, но я что-то не верю, что папаша не сподобился выпустить релиз Daughters of November в ноябре. Попсово больно. Со времен первого альбома папаша навострился класть песни дочерей ноября на музыку. Вышло круто. По одним лишь оценкам в прессе видно. И это не был результат продюсерской работы, Майк, не аналог перехваленных Ghost или ню-метала, о котором я в приличном заведении распространяться не хочу. Нет, альбом был настоящим шедевром. Как назывался? Daughters of November II. Тут папаша решил не выделываться.

Я-то о вычеркнутом барабанщике ничего не знал из-за чехарды на этой позиции в группе. На концертах с папашей и Костасом работали сплошь ремесленники, которых выгоняли из-за любого косяка, но на альбоме трудился толковый музыкант. Костас помнил только псевдоним: Эйс. Эйс участвовал в призыве дочерей ноября и, судя по всему, шагнул в понимании их песен еще дальше, чем папаша. Почему? Да черт возьми, Майк, понятия не имею! Так в рецензиях написано: «партии ударных не от этого мира». Эйс наиграл что-то максимально дисгармоничное, насколько я понял. Сплошные сбивки, без четкого ритма – и это в тогдашнем метале! И это зашло, прикинь?

Погоди, Майк, мы уже подошли к исчезновению Эйса. Костас так рассказывал: встречаются они как-то с папашей на репетиционной базе. Концерт намечался или что-то такое. Так вот, встречаются, обнимаются, привет-привет, вся херня, готовятся, а потом вдруг понимают, что чего-то не хватает. Смотрят: конечно, за установкой-то никого. Смеются, типа, забыли брата по группе, а потом вдруг почти одновременно прекращают веселиться и смотрят друг на друга. И в один голос спрашивают друг друга, типа, а кто у нас барабанщик-то? И не помнят, прикинь? Хотя, казалось бы, еще пару дней назад на этой же самой базе все втроем играли. Нашли пластинку, смотрят состав, написано: Эйс. И точно, Эйс, но куда он пропал? Начали искать, но так и не нашли. Пропал. И никто из знакомых не мог ничего вспомнить, пока по имени не называли. Такие-то дела.

Папаша умный мужик был. Он-то сразу смекнул, что все дело в дочерях ноября. Стал снова экспериментировать с призывом, хотел им вопрос задать, да только без толку все. Вычеркнули Эйса и не ответили, за что. Папаша с Костасом сначала как на иголках ходили, все ждали, пока и до них другая сторона дотянется, но время шло, а жизнь продолжалась, они и успокоились.

А потом другое началось. В какой-то момент прекратились продажи альбомов, а вскоре и с организацией концертов стало совсем туго. Никто не приглашал. У папаши еще получалось навязываться на оупен-эйры, но хедлайнерами Daughters of November уже не ставили. Играли за сущие гроши, Костас даже хотел из группы свалить, да не стал, пожалел папашу. В депрессию в итоге впали оба. Я хоть и был мелкий, видел, как папаше нелегко. И мне до сих пор приятно думать, что забыли его не потому, что он бездарен был, а из-за дочерей ноября.

Такие дела, Майк. Вижу, заскучал? Нет? Может, еще пива? Я угощаю. Надо к стойке сходить, взять пару бутылок. Ты подожди, я мигом.

Знаешь, за что я люблю жизнь? За то, что она может быть однообразной. В однообразии есть определенная прелесть, Майк. Взять, например, мое добровольное изгнание на Паттайю. Здесь ничего никогда не меняется. Говорят, что власть в Таиланде меняется чаще, чем на выборах в Штатах очередной лжедемократ сменяет очередного лжереспубликанца или vice versa. То военные власть захватят, то капитал. Но фаранг вроде меня никогда этого не почувствует на своей шкуре, даже если вдруг новая власть запретит проституцию или травку. Мне будет все равно. Для меня ничего не изменится. Девки продолжат давать за деньги, а старина Кет из подворотни – продавать косячки. Я люблю такую жизнь, Майк. Жизнь предопределенную. И я уже смирился с тем, что меня вычеркнут.

Спрашиваешь, как так вычеркнут? Не догадался еще? За пульс, конечно же. Он звучит вместе с музыкой дочерей ноября, а значит, я обречен. Как и все, кто ко второму альбому отношение имел. Чем-то он дочерей привлек. Костас считал, что услышали они свою музыку с другой стороны и озлились. Посуди сам: когда вся эта херня с забвением началась, дочери отвечать перестали. И папаша, и мамаша, и Костас, и все причастные к группе начали то одно, то другое забывать, но только не самих дочерей. Помнили ведь и знали, что, случись опять какой провал в памяти, в том дочери ноября виноваты. А если пытались воззвать к ним – слышали лишь тишину. Не пели больше дочери. Что это, как не наказание или месть, черт возьми? Зря папаша с ними связался, говорю же.

Они забирали одного за другим. После барабанщика дочери дали папаше с Костасом время вдоволь насладиться страхом и беспомощностью, а затем начали собирать жатву. Папашу вычеркнули первым, но, как я говорил – говорил же, по-моему? проклятое пиво – в то время я еще не понимал, что к чему. За ним последовали флейтистка и виолончелистка, которых папаша привлекал к записи, но тут мне было все равно. А вот когда в один прекрасный момент мы с мамашей проснулись и не узнали друг друга, я всполошился не на шутку. Знал бы я, что эта кратковременная амнезия была предвестником вычеркивания мамаши, провел бы с ней больше времени. Все то время, что ей осталось. Но нет. Узнав от мамаши истинную причину события и все те обрывки истории со вторым альбомом, что у нее еще сохранились, я возомнил себя охотником за привидениями и решил бороться с дочерями ноября. Идиотизм. Вспоминаю и улыбаюсь, Майк, дружище. Отправился к Костасу, единственному из оставшихся музыкантов группы.

У тебя когда-нибудь такое было, Майк: чувство вины за то, в чем ты на самом деле-то ты и не виноват? Знаю, звучит абсурдно. Не было? Счастливый ты человек. А вот меня оно терзает. Как-то раз, спустя уже год, наверное, после того как я переехал к Костасу и стал собирать всю оставшуюся информацию о Daughters of November, сидим мы вдвоем за столом. Едим пиццу. Костас пиццу любил безумно, жить без нее не мог, прямо как сраная ниндзя-черепашка. Вдруг Костас бьет кулаком по столу и рычит, мне аж страшно стало. А он еще большой такой был, волосатый, с бородой почище чем у Керри Кинга. Думаю, все, свихнулся наш виртуоз, сейчас и порешит меня. А Костас просто сидит и смотрит на меня. Я ему, мол, что с тобой, пицца невкусная? К шутке хотел свести. Но нет. Посидел-посидел Костас, поглядел исподлобья, а потом и спрашивает: «У тебя сердца совсем нет?» Так и спрашивает. Я не понимаю. А он тогда: «Твоя мать не отвечает на звонки». Встает из-за стола и уходит к себе. Вот так. Вычеркнули мамашу, а я и не понял. И даже не сразу осознал, о ком это Костас. До сих пор не могу вспомнить, как она выглядела. Помню голос, слова, запахи, а лица – нет. Пустота вместо него. На фотокарточки смотрю, а лицо мамаши на всех разное.

А вскоре и Костас последовал за мамашей. Его исчезновение я видел своими глазами. Или думаю, что видел. После ухода мамаши Костас совсем сдал. Взял с меня обещание никогда не оставлять его одного. Верил, должно быть, что дочери ноября при свидетелях не заберут. Да только они не мелкие жулики, Майк, свое не упустят. Знакомо тебе чувство, когда после тяжелого дня ночь пролетает как один миг? Вроде закрыл глаза на секунду, а уже утро? У меня похожее чувство было, только еще более резкое. Моргнул – а время сместилось на часы вперед, и тот, кто перед тобой только что сидел в кресле, исчез, а ты и не заметил. Костаса я вспомнил только после того, как задал себе вопрос, в чьем доме нахожусь. Забавно, да? Нет, Майк, это не забавно, черт возьми!

Вычеркнутых звукорежиссера и продюсера я упустил. Оба ушли раньше, чем я смог с ними поговорить. Тогда я продал дом и начал разъезжать по миру, разыскивая всех, с кем папаша хоть когда-то пересекался и кому посчастливилось не иметь отношения ко второму альбому. Стал собирать все, что хоть как-то свидетельствовало о существовании Daughters of November. Иногда я забываю, что и зачем делаю. Тогда мне помогают дневник и подборка со статьями и рецензиями. А? Да, Майк, я веду дневник, как какая-нибудь сраная школьница. «Дорогой дневничок, сегодня я трахнулся за деньги с Мэй (или Мэл). Интересно, любит ли она меня? Также я не должен забывать, что на мне лежит проклятие дочерей ноября, и скоро меня вычеркнут из этого мира».

Мне тридцать два, Майк. Выгляжу неплохо, да? Вспомни ту самую группу Dissection, что только что играла. Ее лидер застрелился, когда счел, что достиг высшей точки в жизни. Я тоже достиг, наверное. С дочерями ноября бороться невозможно, но я сделал, что мог: собрал настоящий музей исчезнувшей группы. Все доказательства того, что Daughters of November существовали и зажигали круче всех на этой дерьмовой планете. Имею право расслабиться и пожить в свое удовольствие. Да-да, мы вернулись к вопросу о том, почему я здесь. Вот почему. Ранняя пенсия, ха-ха! Давай еще «Чанга»?

Язык устал. А мне, между прочим, им еще сегодня работать. Заболтать какую-нибудь цыпочку тоже надо. Только отлить отойду. Пиво просится наружу…

А-ах! Нет ничего лучше, чем вовремя отлить! Погнали теперь на охоту! Вторым пилотом побудешь? Огонь, братишка, огонь! И удачи нам! Если подцепим и разделимся – завтра на этом же месте в это же время.

Так, Майк, дружище, вчера неплохо посидели! Давай-ка сегодня ты мне что-нибудь расскажешь, Майк. Про вчера, например. Или просто Паттайю обсудим, местечки посоветую, за музло побольше перетрем. Рассказывай по свою блондинку! Что? Как это «кто я такой»? Забыл уже? Мы же с тобой давние кореша и братья по металу. В этом богом проклятом городе есть только один крутой бар!.. Эх.. Ладно, будем знакомиться? Крепкое рукопожатие, хвалю. А что за группа на футболке? Да так, андеграунд, ничего примечательного.