Пустая стоянка

Фонари светили как четыре инопланетные луны.

Каждая на своем столбе, давая любому предмету перекрестие из теней, точно в прицеле. Бело-лунные, так этот цвет называют в правилах дорожного движения. А когда-то в водительских методичках было только три цвета — красный, желтый, зеленый. Сергей учился в те времена. Он был молодой и веселый, отец обещал дать ему покататься на своих «жигулях», и сердце замирало в невесомости, когда он представлял, как вразвалочку подойдет к Наташке и кивком укажет ей на вишневую машину. Какая девчонка устоит? Сейчас Наташка дома сидит. Жена. А домой почему-то не хочется.

И про бело-лунный он наврал. Просто фонари, не самые новые и не самые яркие, над рабочей стоянкой в конце убитого в хлам клиентами авторемонтной мастерской двора. Бетонный забор с торца, в углу притаилась помойка. С наружной стороны покосившаяся железная оградка со сломанным шлагбаумом, с третьей — кирпичный бок шиномонтажа, а с четвертой — старый сгнивший дом, много лет затянутый дырявой зеленой сеткой. Перекрытия давно обрушились, в окнах чернота, по этажам гуляет ветер, дверь разбухла и уже никогда не откроется. Заглянешь в проем, а там словно кто-то шепчет: «Чего тебе? Пусто здесь, человече…».

Эту фразу он читал в какой-то книжке в детстве. Хотя в этом доме никто не шепчет, даже бомжи не такие сумасшедшие, чтобы лазить сюда, где на голову может упасть кирпич. Хотя кирпич никому просто так на голову не падает.

Опять фраза из книжки. Он много читал, еще в те времена, когда книги служили для получения знаний о мире, а не для бегства от него. Жизнь казалась сияющей и огромной, все было впереди. В какой момент она стала такой, что все уже позади и не блеснет больше ничем ярким? Он не помнил.

Свет неожиданно ударил в глаза, он зажмурился. Последний посетитель бизнес-центра прогрелся на своем огромном китайце, зажег фары и двинулся в сторону арки на дорогу. Сергей остался.

Он любил сидеть в машине на стоянке, когда все разъедутся. Черная громада бизнес-центра гасла окнами и темнела, на ее фоне небо казалось светлее и даже были видны звезды, словно из колодца. Хотя это и был колодец. Кирпичный и большой. Жене врал, что работы много, а ее на самом деле почти не было, но она не спрашивала и не ругалась, ей давно стало все равно. Она запоем смотрела сериалы, где выдуманные люди жили выдуманными жизнями, заменяя ей реальных людей. И его, Сергея, давно заменили. Он не обижался, его жизнь была слишком неинтересна даже ему самому, чтобы пенять жене. И только на пустой стоянке в кольце темных зданий в белом свете пыльных шаров что-то еще шевелилось в душе. Ожидание какое-то или черт его знает как называется, похожее на то, что чувствуешь в детстве, лежа на спине наверху горки и глядя в звездное небо.

Про стоянку он тоже соврал — его машина не была единственной. У бетонного задника стоял ряд автомобилей, которые не выезжали с тех времен, когда он только устроился сюда. Многие уже вросли шинами в землю, между ними летом вымахивал травяной забор в рост человека. Одна была жигулями того самого цвета, какой был у отцовской машины — вишневый. Отца давно похоронили, мать тоже, а куда делась машина, Сергей не понял, в наследстве, которое открылось, как положено через полгода, её не было. Не то продали, не то сдали в утиль. Последние лет десять родители не выходили из дома. Не болели, а просто не хотели. Сергей привозил им все, что они просили, сидел с ними недолго, потом прощался и уезжал, говорил — дела. Тоже врал.

Двойственные чувства вызывали эти визиты. Родители вроде и рады были, но через полчаса уже начинали тяготиться встречей, разговоры ходили по кругу, и все поглядывали на часы — ждали момента, когда можно будет закрыть дверь. Сергею — за собой, родителям — за ним. Два раза в месяц, не считая праздников. Говорили в основном о его детях, их внуках. Сын Сергея учился в Амстердаме, дочь жила с мужем в Находке. Иногда звонили.

Фонари продолжали заливать шершавые остатки асфальта и сломанный шлагбаум, напоминая, что нужно ехать домой. Сергей повернул ключ в замке зажигания, мотор завелся и зарычал. Надо было раньше, конечно, машина старенькая, минут пять еще ждать, пока прогреется.

Он достал сигареты, открыл дверь, спустил ноги вниз и привалился плечом к стойке. Выдохнул дым от первой затяжки, представляя себе дальнейшее. Вот сейчас докурит, захлопнет двери, вырулит со стоянки на проспект и… что? Будет как всегда: прямо до моста, после моста налево, потом два светофора и направо, в арку дома, припаркуется, откроет дверь в подъезд, поднимется, войдет в квартиру, крикнет жене «Привет!», она не услышит, занятая просмотром фильма, он переоденется, протопает на кухню, разогреет еду, которую съест за пустым столом, глядя в телефон, сунет тарелку в посудомойку, включит ее, если там уже набралось достаточное количество, пойдет к компьютеру в кабинет. Это гордое название в их квартире носила тещина комната в пять метров, туда помещались только стол и стул. Остальные две комнаты хрущёвки были спальней и гостиной. Залой, как называла последнюю жена, чем бесила его до ужаса. Какая, к черту, зала, когда во-первых — зал, а во-вторых не бывает залов площадью двенадцать метров с обоями в цветочек. Зал — это высокие потолки, своды, канделябры, паркет наборный, покрытый коврами, на стене гобелены, сабли, оружие, собаки лежат у камина. Но жене он ничего не говорил, уходил в кабинет и закрывал двери.

Когда-то он запойно играл, экран купил специальный, наушники, кресло. А потом как-то внезапно понял, что все эти зоны и подземные лаборатории, откуда выскакивают мутанты или враги, ничем не лучше того, что смотрит жена. У нее сплошь боссы, влюбленные в рядовых сотрудниц, престижные адвокаты, берущие в жены продавщиц, поломойки, покоряющие олимп моды. Некоторое время даже мучался мыслью, что какой-то странный обмен получается, им — нарисованные картинки, а они этим картинкам — свою настоящую жизнь. Хотя на что еще ее тратить? Единственный мутант, которого он встречал в реальности, был его начальником. Альбинос. На характере это никак не отражалось, занудным он был совершенно в той же степени, что и предыдущий директор на прежней работе.

Он потушил сигарету, повозив ее об уцелевший асфальтовый фрагмент под ногами, щелчком отправил в сторону помойки, захлопнул дверь, пристегнулся, включил ближний свет…

— Э, слышь, друг! — окликнул его голос.

Сергей вздрогнул, разглядев в зеркало заднего вида фигуру человека. Стоянка же пустая, откуда он тут взялся? Но потом вспомнил, что шиномонтажники иногда бегают отлить за мусорный бачок, наверное, один из них.

— Прикурить дашь? — крикнул тот на ходу.

Стекло в подъемнике заедало, Сергей старался его не трогать, пришлось вылезать наружу и делать несколько шагов навстречу фигуре — человек действительно шел от угла стоянки. Только это был другой угол, не тот, где помойка и шиномонтаж, а глухой. Между домом без окон и бетонным забором.

Фигура приблизилась к фонарю, и Сергей ее рассмотрел — обычный с виду мужик. Его ровесник. Он протянул ему зажигалку, тот помотал головой:

— Аккумулятор сел.

— А. — Сергей подосадовал своей ошибке, но отказывать было уже неловко. — Без проблем. Где?

Незнакомец указал на те самые вишневые «жигули». Пока Сергей разворачивался и подъезжал к нему, тот уже открыл капот и держал провода с «крокодилами» в кулаке. Сергею делать ничего не пришлось, незнакомец сам набросил зажимы на клеммы, махнул рукой, когда требовалось завестись, после этого пошарил по карманам и вытащил свою пачку. Сергей не успел прочесть название, но почему-то остался уверен, что сигареты — «Космос». Синие, с ракетой и звездой, он когда-то видел такие у отца. Сейчас это уже раритет, хотя на Авито можно купить штуку за две тысячи, если ностальгия мучает. Он тоже сунул в рот вторую сигарету, не стоять же столбом просто так.

Курили в молчании по разные стороны проводов.

— Я уже уехать хотел, — зачем-то сказал Сергей, точно незнакомец его об этом спрашивал. — Даже испугался. В том углу обычно никто живой не паркуется.

— Знаю, — кивнул незнакомец. — Здание разрушается, опасно. Старое оно.

Он выпустил дым и набрал в легкие новую порцию.

— Этим-то все равно, — Сергей ткнул сигаретой в сторону вросшего ряда машин чтобы поддержать видимость беседы. — Они тут сто лет торчат, таким уже ничего не страшно.

— Это точно, — усмехнулся незнакомец, затягиваясь так жадно, словно соскучился по тяжелому никотину. — Хуже, чем есть, не будет. Не возражаешь, если я похозяйничаю у тебя?

— Да нет.

Тот нырнул в машину Сергея и остановил двигатель, потом вернулся, сел внутрь своей и попробовал завестись. Мотор «жигулей» чихнул, но заработал. Незнакомец быстро снял провода, смотал их и бросил на заднее сиденье, вернулся к Сергею и закрыл его капот — аккумулятор «жигулей» заряжался уже собственным генератором, по правилам водительской взаимовыручки требовалось немного подождать. Возможно, машина все-таки не поедет, тогда придется пробовать с толкача. Или трос и буксировку, в жигулях механика, ей можно.

— Странные все-таки люди, — возобновил диалог Сергей, подбородком указав на ряд машин. — Ну сдали бы в утилизацию свой хлам, не такой уж там налог большой, чем вот так бросать на стоянке. Только место занимают, а нормальным сотрудникам потом не хватает, тут уже в девять никуда не влезешь. Хоть в полицию заявляй, чтобы по номерам владельцев нашли.

— Не, — незнакомец помотал головой, сжав свою сигарету зубами. — Не найдут.

— Почему? Есть же общая база, там все указано — кто, где.

Мужик оглянулся на молчаливую громаду бизнес-центра, потом перевел взгляд на Сергея.

— Как думаешь, откуда они берутся, эти мертвяки?

Тот пожал плечами.

— Хозяева на запчасти отдали здешним умельцам, а те с разборкой не торопятся. Стоянка же бесплатная, стой не хочу. Пока клиент не подвернется подходящий с заказом на детали.

— Не. — Незнакомец почему-то упорно не говорил «нет». — Пропали.

— В смысле? — не понял Сергей. — Умерли?

— Не умерли, — отверг версию незнакомец. — Пропали. Исчезли. Знаешь, сколько людей исчезает каждый год? Почитай статистику. Примерно двадцать тысяч человек. Бесследно. И никто не знает, куда они делись. Ни среди убитых, ни среди живых не находятся. Только машины вот и остаются от них ржаветь.

Сергей по-новому взглянул на ряд заброшенных автокорпусов, такое ему в голову раньше не приходило. Теперь они казались ему какими-то мрачными и пугающими, точно усыпальницы древних царей.

— Почему пропадают-то?

Спросил и понял, что глупость ляпнул — людей ведь не находят, у кого спросишь? Незнакомец не стал указывать на ошибку, просто задрал голову и посмотрел в небо, где уже поднялась настоящая огромная луна. Ветер понес поземку в виде белой твердой крупы, но она была слишком редкой, этот новый год явно грозил быть бесснежным.

— Да по-разному. — наконец сказал он, опуская подбородок на место. — Бывает так, что живешь и чувствуешь, что все вокруг — не твое. Неправильно все. Имя, профессия, даже город или страна — не твои. Жена посторонняя, дети чужие, друзья ненастоящие, и ты сам словно самозванец какой-то — влез в чужую шкуру, живешь в чужом доме, топаешь всю жизнь по чужой колее, не свою лямку тянешь. И чем дальше — тем хуже.

Сергей поежился от накативших мурашек. Дело было, конечно, в холодном ветре, а не в том, что сказал странный гость стоянки.

— Надо же… Чем такие чувства объясняются?

— Да много чем. Смотря к какой версии ты сам расположен по своему складу ума. Одни вот считают, что это прошлая жизнь в них говорит, другие в родословной копаются, надеются, что это генетическая память. Кто-то по врачам ходит, антидепрессанты ест, а некоторые вообще в параллельные миры начинают верить.

— Это типа как теория струн? — проявил свою осведомленность в теории квантовой гравитации Сергей. — Ну, про многомерность пространства против наших четырех измерений?

— Вроде того. Искажение пространственно-временного континуума. Шел ты, шел и незаметно для себя прошел в какую-то щель, и вот — все другое. И мир вроде похож, да не тот. И тебе в нем не по себе, и он тебя как инородное тело запирает в пузырь вроде резинового. Как в нем не трепыхайся, только растягивается, а не рвется. Некоторые так мучаются, что всерьез проходы начинают искать, чтобы вернуться. Точки какие-то.

— И как?

Тот хмыкнул и полез в свою машину. Мотор там работал уже ровно, батарея, видимо, подзарядилась. Он выбрался и протянул Сергею руку.

— Все, мужик, спасибо! Удачи тебе!

После этих слов он залез в «жигули», обогнул Сергея, проехал мимо шлагбаума стоянки и скрылся за поворотом в темноте двора.

Сергей вернулся в свою машину, сел за руль и уставился на пустое место в «мертвом» ряду, собирая невнятно скачущие после разговора мысли в кучу.

Вишневые «жигули» стояли тут не меньше остальных, это он сейчас мог сказать абсолютно точно. Когда устроился сюда на работу, то парковался напротив них, пока не понял, где удобнее стоять и не бояться. Перебрался на другую сторону по той причине, что назвал незнакомец — старый дом, опасно. У этих «жигулей» всегда резали глаз спущенные колеса. И трава с двух сторон от них была выше его, Сергея, головы, даже цветы летом распускались на верхушках, а стебли и сейчас стоят, вон, как часовые — сухие, твердые, негнущиеся. Понятно, почему аккумулятор разряжен в ноль. Странно, что вообще не сдох. Колеса накачать можно, бензин тоже принести с собой.

А в голове комаром противно зудело, что за то время, пока он сидел в своей машине, на стоянку ведь никто не заходил. Ни с шиномонтажной, ни с офисов, ни со стороны старого дома. Иначе прошел бы мимо него. Разве что через забор перелезть, но он высокий и без выступов. Сергей гнал эту мысль, но она возвращалась и продолжала звенеть вместе с другой, совсем уже странной.

Сигареты.

Ему было совсем мало лет, когда отец как-то по пьяни проболтался, что перешел на «Космос» потому, что мужики в гараже уверяли, будто в одной из пачек внутри напечатаны тайные знаки. На боковой стенке между слоем картона. Никто не знает, в какой, надо искать. Там что-то вроде координат или кодовых цифр, но как их применять, отец тогда не сказал, а утром сделал удивленное лицо и от всего отказался. Мама тоже деланно посмеялась и выругала гаражных друзей отца масонами. Но покупать «Космос» отец не перестал. Только когда эти сигареты пропали из продажи, вытесненные другими, новыми, импортными, валом хлынувшими в ларьки у метро вместе с разнообразными жвачками и шоколадками, он перестал сидеть по ночам на кухне у открытого окна. Депрессию ему тогда не поставили, написали дистимическое расстройство с апатическими симптомами.

Теперь уже ничего не спросишь ни у него, ни у мамы. В интернете Сергей потом видел отголоски этой легенды, но ничего конкретного никто не знал. И те, кто нашел бы в пачке цифры или знал такого человека лично, на форумах не сидели.

Ветер стал сильнее, крупа сыпалась уже часто и много, заметая асфальт белыми штрихами. Ряд старых машин молчаливо стоял в перекрестьях прицелов от четырех фонарных лун, пока пятая луна постепенно делала их невидимыми, поднимаясь все выше по черному небу.

Сергей сунул ключ в разъем. Вместо того, чтобы развернуться у шлагбаума и ехать домой к супу и компьютеру, тихо, но решительно занял освободившееся от «жигулей» место.

И заглушил мотор.