Самым обычным ноябрьским утром Лëха Рябинин понял, что его детство, вернее, немаленькую часть этого самого детства, украли. Ровно до шести лет он не помнил абсолютно ни-че-го. Ни одного самого смутного крошечного момента. Как корова слизнула.

Доктор из неврологического стационара очень убедительно объяснял, что это совершенно нормально после кульбитов на мотоцикле. Да без опыта вождения, да башкой об асфальт. А мозг, знаете ли, штука нежная и сложная, далеко не все процессы изучены, а также имеются очень неоднозначные моменты в понимании некоторых функций и прочие бла-бла-бла. Естественно, двадцатипятилетний парень эти объяснения принял, даже несмотря на то, что ни ЧМТ, ни органических поражений мозга не было — об этом однозначно свидетельствовали снимки МРТ. Сотрясение только.

А в голове с самой выписки из больницы так и зудело: «Украли-украли-украли-украли-украли». До того навязчиво и невыносимо становилось от этого назойливого бубнежа, что хоть на стену лезь.

Воспоминания детсадовские ему никуда не упиралась, и Лëха плюнул бы давно на всё это... Но зудëж никак не унимался — требовал разгадать загадку с памятью, и когда он пытался осмыслить происшедшее и изучить вопрос хотя бы по минимуму становилось немного легче.

Сначала Лёха долго рылся в интернете на тему амнезии. Убедился в правоте доктора в том, что забвение может случиться по невообразимому количеству причин, и для этого вовсе не обязательно стучаться головой о твёрдые поверхности. Даже странная избирательная локализация поражённого участка мозгохранилища находила вполне удобоваримые объяснения. И вот, казалось бы, в этот момент пора внять доводам разума, успокоиться наконец, но нет.

А потом пошли и менее научные версии…

Можно, конечно, предположить, что пяти-шестилетний Лёха стал свидетелем преступления или ещё чего-нибудь этакого… но и это представлялось неубедительной версией. Кто поверит ребёнку шести лет, не говоря о более раннем возрасте? Да и мутер уверяла, что ничего особенного с маленьким Лëшенькой в этот период не происходило. Обычный ребёнок, родился, мама-папа, ясли-детский сад. Кроме того, помнил он свою бедную на события жизнь в урезанном объёме, но прекрасно и безо всяких пробелов. И сейчас дёргался на взгляд здорового умом человека на безупречно ровном месте.

Вообще, в сети оказалось немало информации о людях, начисто потерявших память и обнаруживавших себя в электричках, железнодорожных станциях и прочих общественных местах по всей стране, впоследствии даже опознанных родственниками, но так и не нашедших себя вновь. Среди несчастных беспамятных граждан в изобилии имелись контактëры с инопланетным разумом, добрая половина которых, впрочем, весьма животрепещуще и в смачных подробностях описывала детали контакта и провалами в памяти отнюдь не страдала.

Ах, да. Были ещё путешественники по волшебным странам и другим планетам, которые не сомневались в факте нанесения визита феям и инопланетянам соответственно, но что они там делали, видели, об этом, увы, ничего рассказать не могли. Удивительно, но такие сказочные истории вполне себе были распространены и в наше время.

Чтение всего этого, в основной массе бреда, не помогло. Наоборот, Лёха почти уверился в своём отклонении по двинутой части. Умом он понимал, что со своими бредовыми идеями выглядит как буйный шизик по весне. И любой психиатр так и решит, вполне закономерно. Но в психушке полежать — такое себе удовольствие, и Лёха решил терпеть до последнего.


***

Вечер в баре «Пустоцвет», где Рябинин с приятелями слыли завсегдатаями, обещал быть скучным. Друзья укатили в Прагу, как и задумывалось, а Лёхе были противопоказаны полёты до поры до времени по медицинским основаниям, как, собственно, и тот вид времяпрепровождения, которым планировали заниматься ребята в поездке.

Попивая запрещённый виски, Рябинин мечтал хоть сколько-нибудь отвлечься от мусора в черепушке… Не выходило. Какого рожна он вообще купил байк? На этот вопрос он сейчас не мог ответить даже сам себе. Да, мотоциклы ему нравились, но как-то на расстоянии, а чтоб прямо фанатеть и при первой же возможности заиметь — не особенно хотелось. Да и покупка сама прошла как в тумане. Деньги тоже неизвестно откуда… Выиграл в лотерею?.. И здесь, как оказалось, имелись провалы.

Глупый полудетский порыв — и теперь он сходит с ума. Получится ли поправить съехавшую кукушку? Очень хотелось на это надеяться, потому что алкоголь нисколько не справлялся с поставленной задачей: мерзкий голосок ни на минуту не замолкал.

И вдруг Лёха увидел её. Красивая темноволосая девушка с фарфорово-бледной кожей и золотисто-светлыми глазами: Белоснежка из сказки, ей-богу! Одета в зеленое полупрозрачное длинное платье, на шее и в ушах явно недешёвые побрякушки с зелёными камнями. Будто на приём в посольство пришла, а не в бар — пропустить коктейльчик-другой. При всём при этом она самым обычным образом сидела за столиком и тихо-мирно беседовала с молодым рыжим парнем. И самое главное — Рябинин её уже видел раньше, здесь, в «Пустоцвете». Однако при каких обстоятельствах, припомнить точно не мог. Разглядывал её лицо, одежду, туфли в поисках детали, которая могла бы его осенить воспоминанием, изо всех сил стараясь не отвлекаться на навязчивые фантазии на тему спрятанных под шифоновой тканью прелестей.

Пока Лёха напрягал мозг в попытках выудить памяти хоть что-то, Белоснежка тем временем, безмятежно улыбаясь, поднесла руку к лицу рыжего, невесомо коснулась его виска на секунду, и вдруг прямо из головы парня к её тонким пальцам потянулись серебристые ниточки, скручиваясь в светящийся шарик. Девушка поймала его на ладонь и спрятала в кулаке.

Рябинин зажмурился, тряхнул головой, прогоняя наваждение, — не помогло! — и, открыв глаза, упёрся взором в широкую спину подсевшего на свободное место поддатого мужика. Тело в помятом пиджаке, удобно раскорячившееся на стуле, полностью перекрывало вид на Белоснежку.

Впрочем, и сорочка, и костюм-тройка, в который не к месту обрядился мужик, хоть и были явно недешёвыми, тоже вид имели несвежий и опрятности хозяину не добавляли. Да и сам по себе этот странный тип выглядел не лучше своего одеяния. А чтобы окончательно отвратить от себя окружающих незнакомых людей, он сходу принялся нудеть о невзгодах и тяготах нелёгкой своей жизни. Лёха молчал, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, сменил позу и продолжал исподволь наблюдать за Белоснежкой.

— Да-да, забудь, недостойна она твоих душевных метаний!.. Легко сказать! — возопил вдруг помятый, нарушая размеренное течение собственного малозанимательного бубнежа. Лёха досадливо поморщился и недовольно покосился на шумного соседа.

Тот так искренне обрадовался Лёхиному вниманию, что парню стало неловко: похоже, тому просто хотелось выговориться, а благодарного слушателя так и не нашлось.

— Пришла, понимаете ли, дыша духами и туманами… Девичий стан, шелка, веющие древними поверьями. Растёкся, поплыл. А теперь вот: ин вино веритас!

Не вникать в суть увлекательных жизненных перипетий, в красках описываемых в самое ухо, становилось всё сложнее.

Помятый мужик излагал перечень своих несчастий грамотным литературным языком — заслушаешься! — прерываясь лишь на глоток пива. Несмотря на то, что Рябинин не поощрял окончательного срыва покровов, и вообще даже не смотрел в мужиковую сторону, тот с каждой минутой распалялся всё больше и теперь плавно перешёл к закономерному выводу «все бабы — меркантильные твари», но правда на интеллигентном, всё, как полагается: с красивостями, рефлексией и цитатами.

— И ведь знаешь где-то там, на задворках подсознания… Слышишь мудрый внутренний голос, — продолжал увещевать кого-то неадекватный сосед. — Вали отсюда, ничего хорошего из этого не выйдет! Погубит она тебя, сожрёт и не подавится! Слышишь, идиот?! — патетично взвыл помятый, тряся рукой возле Лёхиного лица. Рябинин одарил того взглядом серийного убийцы, раздумывающего над самым мучительным способом умерщвления. Помятый мгновенно оценил обстановку и осторожно, доверительно понизив голос, добавил: — Говорю я себе постоянно. Вернее, именно это я сказал бы я себе самому. Тогдашнему.

Лёха молча опрокинул в себя стопку текилы, помаячил бармену, что нужно повторить, и развернулся к помятому.

— Слушай, я тебе, конечно, сочувствую, но у меня нет ни времени, ни желания слушать вот это всё. Завязывай с этим фестивальным кино.

— Да-да, понял — умолкаю, — покладисто согласился тот и картинно приложил палец к губам.

Рябинин задержал многозначительный взгляд на помятом и вернулся к наблюдению.

Пока Лёха невольно отвлекался на надоедливого соседа, рыжий покинул питейное заведение, оставив даму в одиночестве. Теперь разглядывать Белоснежку стало куда как удобнее. За спиной девушки мистически светился зелёным большой аквариум, придавая её и без того странному облику ещё большую загадочность. В незнакомке привлекала не безупречная красота, а в большей степени какая-то неправильность или даже чуждость, несоответствие этому месту. Не бару — городу, стране, миру в целом. Но окружающие люди будто не замечали ничего похожего.

Так Лёха и таращился, когда девушка вдруг резко повернула голову и в упор посмотрела на него. Пронизывающий взгляд золотистых глаз, заставил парня поёжится — будто насквозь просканировала. От неожиданности он на миг растерялся, но тут же поспешно отвёл взгляд и с преувеличенным вниманием принялся разглядывать скалярий, флегматично плавающих в аквариуме.

Белоснежка тоже надолго не задержалась. Перекинулась парой слов с барменом и вышла на улицу без верхней одежды в своём лёгком шифоновом платье и летних туфлях, совсем неподходящих для осенней промозглой погоды. Рябинин бросил тысячную купюру на стойку и, быстро сдёрнув куртку со стула, выскочил следом. Зачем, он и сам не знал, но нутром чуял: иррациональность этого порыва произрастала из того же корня, что и треклятый зудёж. Он всего лишь хочет знать правду, причину происходящего с ним. Сидеть дураком, перебирая догадки, по-тихому съезжать кукушкой, разве это справедливо? Пусть его посчитают психом, но он выяснит, почему подсознательно его тянет к Белоснежке, как источнику ответов на его вопросы.

Девушка решительно шагала в сторону Стройгородка, и холод её нисколько не заботил. Лёха старался не отставать и неотступно следовал за таинственной знакомой незнакомкой перебежками от дерева к дереву, от дома к дому.

Для человека женского пола да ещё в обуви на каблуках это был странный выбор маршрута. Козьи тропы, не самого безопасного в плане криминальной статистики района, усыпанные палой прелой листвой, закончились, уступив место разбитой асфальтовой дорожке. Белоснежка, так ни разу не замедлив шага, наконец свернула во двор заброшенной двухэтажки.

Тут даже Лёхе было не по себе. Унылый облезлый фасад с выбитыми стёклами окон, дверь единственного подъезда скособочено висит на одной петле, вход и оконные проёмы наглухо заколочены досками. Заросший шиповником, сорной травой и тополями двор. Возле руин бывшего фонтана, свернувшись калачиком в ворохе опавших листьев, в этиловых объятиях морфея безмятежно посапывает бомж. Что тут могло понадобиться такой девушке, как Белоснежка?

Рябинин нырнул в колючие заросли шиповника и притаился: отсюда она была видна почти в профиль. Громко и истерично каркнула ворона, беспардонно нарушая атмосферу безмолвного запустения этого места. Лёха вздрогнул и подавил в себе неизвестно откуда взявшееся желание перекреститься.

Белоснежку это всё не волновало. Она медленно подошла к крыльцу и остановилась. Склонила голову набок, плавно повела рукой в сторону, как в балетном па, и, сложив из пальцев замысловатую фигуру, что-то неразборчиво прошептала. Откуда ни возьмись налетел лёгкий ветерок, прошуршал листвой на дорожке и взметнул волосы девушки; та звонко хлопнула в ладоши и… исчезла. Ветер резко стих. На крыльцо, словно ниоткуда, взобралась прыткая ящерка, замерла, повернула махонькую головку в рябининскую сторону, будто зовя его за собой, и юркнула меж досок в темноту заброшенного дома.

«Всё. Теперь точно всё. Галюны, мать их», — с тоской подумал Рябинин и сел на землю прямо там, где стоял. Сомнений не оставалось: крыша здорово подтекала.

Лёха тряхнул головой, прогоняя муторное оцепененье. «Был бы умный, уже свалил бы», — глухо подумал он и принялся подниматься.

— Жаль, что ты не очень умный, — раздался над головой насмешливый голос помятого мужика из «Пустоцвета», а на плечо тяжело легла его ладонь.

Рябинин сбросил чужую непрошенную руку, встал, отряхивая брюки и смерил Белоснежкина прихвостня пристальным взглядом. И даже не слишком удивился, что тот прочёл его мысли. «Ещё в баре, похоже, неплохо в моей башке порылся, падла», — мрачно констатировал Лёха. В ответ помятый нагло лыбился.

— Ладно, пошли, — махнул рукой мужик, предлагая следовать за собой. — Ну, ты ведь хотел узнать, что к чему. Такая возможность тебе представилась. Я, кстати, Ипполит.

И он зашагал в сторону дома, затем деловито отодвинул одну из досок, зацепился брюками за гвоздь, ругнулся и пролез внутрь. Лёха, немного помедлив, двинулся следом.

Помятый Ипполит прекрасно ориентировался в пространстве полуразрушенного строения, несмотря на царящий здесь мрак. Физические возможности Рябинина позволяли видеть только очертания предметов: передвигался он наощупь, а разговор помогал не потерять попутчика.

— Кто она? — решился спросить Лёха.

— Хозяйка здешних, так сказать, недр, — бодро отозвался помятый.

— Эээ.. В смысле, там это... медной горы, что ли?

— Ну, чё сразу медной?.. Ты это, главное ей не ляпни, а то они между собой не ладят, — заговорщицки понизив голос, посоветовал Ипполит. — Кстати, меди тут отродясь не было, но алмазы, между прочим, чуть севернее имеются. Ещё уголь, нефть, газ, конечно. Золотишка немного, горный хрусталь, селенит там...

Дальше Рябинин не вслушивался: смотрел под ноги, спускаясь по бесконечной лестнице, круто уводящей ступени вниз. Вскоре внизу забрезжил свет, неяркий, словно от закатного солнца. С каждым шагом делалось всё светлее, и Лёхе теперь удалось разглядеть, что сам коридор и ступени вырублены в скальной породе, неровно, грубо, но добротно. И будто теплее стало. «Смешно будет, если там обнаружится подвальная машина времени. Или семеро низкорослых чуваков с кайлом каждый», — нервно усмехнулся парень своим мыслям. Где-то впереди хмыкнул помятый Ипполит и, наконец, остановился возле дверного проёма с низкой притолокой.

— Прошу, — помятый, иронически улыбаясь, в приглашающем жесте вытянул руку вперёд, — добро пожаловать в наши подземные Чертоги.

Лёха вошёл и обомлел: вопреки ожиданиям это было не помещение и не шахта, а самый настоящий лес! Всюду, куда хватало глаз, стеной высились деревья, но необычные — каменные. Рябинин провел ладонью по стволу ближайшей молодой берёзки и поразился, насколько та правдоподобно выглядит: кора шершавая; веточки, листья, словно живые колышутся на ветру, но слышится не шелест, а будто камешки мелкие друг о друга ударяются.

— Так, значит, это были не галлюцинации.

— Нет. И ты, похоже, из той породы людей, но кого чары не действуют, — протянул Ипполит и, взглянув на готового возразить Лёху, тут же уточнил: — или работают не в полную силу. Ты этот, как его?.. А, видящий.

— Поэтому я здесь?

— В том числе, — раздался за спиной Рябинина женский голос.

Лёха медленно развернулся. Он ни секунды не сомневался в том, что это произнесла Белоснежка. Она смотрела на парня своими золотыми глазами, и здесь, в этом подземелье, от неё веяло нечеловеческой силой.

— Так значит, Алексей, ты хочешь правды? Справедливости? — с лёгкой улыбкой на губах уточнила подземная красавица.

— Эм... хм… ну да, типа того, — в приступе косноязычия пробормотал парень.

— Ты можешь узнать правду. Спроси, я отвечу. Но имей в виду, что и за это придётся заплатить. А вспомнишь ли тысегодняшний день — поглядим, — пристального глядя в глаза Лёхе тихо произнесла Белоснежка. — У тебя ещё есть шанс оставить всё, как есть. Вернуться и жить своей жизнью дальше.

Лёха облизнул пересохшие губы и упрямо мотнул головой.

— Нет, я хочу знать. А вспомню потом или нет — плевать.

— Что ж, в таком случае, можешь задать вопросы. Узнать всё, что тебя волнует.

— Хорошо, — кивнул Лёха, всё ещё робея, как первоклассник, — простите, но это вы мм... забрали мою память?

— Память ты отдал в счёт платы по сделке. И да, я её забрала.

— По сделке? Но я ничего такого не помню…

— Это было одним из условий. Сам понимаешь, народная молва нам ни к чему.

— И что же получил я по условиям сделки?

— Мотоцикл.

Рябинин выругался про себя. Это было так похоже на него, да и вполне вписывалось в общую картину событий. Выменял детство на байк, с которым и управляться толком не умеет, и едва собственные мозги не размазал по асфальту.

— В этих воспоминаниях есть что-то важное?

— Нет. Ты сам выбирал. Сказал, что в этом возрасте и так почти ничего не помнишь, — пожала плечами хозяйка недр. — Я никого не неволю, сделка — самостоятельное решение каждого человека. Ты удивишься, но в мире неисчислимое множество несчастных людей, желающих начать жизнь заново, забыть некоторые моменты их прошлого.

— Но зачем это всё вам?

— Я — не человек, думаю, ты и сам уже догадался. В подземных Чертогах обитают разные создания, смысл и способ существования некоторых из них покажется тебе странным, отталкивающим или невозможным. Так вот, даже здесь дети Пустоты слишком отличаются от всех остальных и держатся особняком. Почему — отдельная история, сейчас не об этом. В Эпоху войн привлечь пустотника на свою сторону считалось чуть ли половиной пути к победе. И скоро стало очевидно, что такую силу надо либо держать в узде, либо уничтожить.

Она сделала паузу. Лёха глянул в сторону Ипполита: тот со скорбным выражением на лице внимал рассказу.

— Второй вариант оказался проще, — продолжила подземная красавица. — Конец Эпохи войн стал концом и для этих странных созданий. Только потому что их возможности оказались полезны для подлых и низких дел, потому что они такие, какими их создал Творец, — печально закончила она.

Белоснежка надолго замолчала, задумчиво глядя мимо Лёхи, Ипполит скромно стоял в сторонке, прислонившись к каменной сосне, и парень не сразу решился нарушить воцарившуюся тишину, размышляя над только что прозвучавшей историей. Она сама — дитя Пустоты, или всё же — Ипполит? Или в чём интрига? Ко всему прочему, Рябинина неприятно царапнула мысль, что этот монолог пугающе смахивает на исповедь психа-убийцы из дешёвого фильма ужасов.

— И что же было дальше?

— А дальше ничего интересного, интриги без пустотников — такая скука, — как-то зловеще улыбнулась Белоснежка.

— Судя по тому, что я услышал, не всех их уничтожили, ведь так? Иначе, зачем мне знать всё это?

— Да, не всех. Но мы это не афишируем.

— И этим существам нужна чужая память?

— Да. Память, эмоции, воспоминания. Они этим живут. Ну, на данный момент это выживание, конечно. Вот и приходится заниматься собирательством человеческих дум, чаяний и неврозов. Чаще всего примитив, как правило, но иногда попадаются занятные экземпляры. Впрочем, хватит разговоров — сейчас сам всё поймешь.

И она резко взмахнула рукой, и Лёха от неожиданности вздрогнул. Вдруг к её ногам со всех сторон начали сползаться тени, образуя собой призрачное змеиное кубло, которое мерзко шевелилось и росло, росло, росло, пока не достигло размеров, по меньшей мере, слона.

— Что это за?.. — отшатнулся Лёха.

— Хмарь. Сущность, не имеющая собственной формы, способная принять любой образ, изобразить всё, что угодно. Убедить в чём угодно, подарить наслаждение, новую жизнь, забрать старую, запугать, лишить сна, убить. И всё, что для этого нужно, есть вот здесь, — мило улыбнулась Белоснежка и дотронулась пальцем до виска.

За её спиной кубло зашевелилось с новой силой, меняя свои очертания и обретая плотность и цвета.

— Твою мать… — только и смог выговорить Лёха.

Это ведь Пеннивайз, в рыжем парике и воздушным шариком в руке, чтоб его! Рябинин, конечно, не писался по ночам после просмотра фильма и даже хотел считать его больше забавным, чем страшным. И практически убедил себя в этом. Но сейчас… в полной мере осознал, что этот долбанутый клоун будит в дремучих глубинах Лёхиной души какой-то первобытный ужас, необъяснимый с точки зрения здравого смысла. Так, что поджилки трясутся. И эта тварь на раз-два определила, ближайшее слабое место. Стряхнула махом всю шелуху — бери тёпленького, голыми руками.

Лёха, наконец совладав с собой, быстро огляделся в поисках удачного направления для побега.

— И да, кстати, — неожиданно и вовсе некстати встрял Ипполит, — найдешь себя в пустоте, найдёшь и выход из неё. Со временем, — и весело подмигнул Лёхе.

Парень хотел было послать советчика в пешее эротическое, и даже открыл для этого рот, когда вдруг клоун взревел, оскалился, демонстрируя не меньше трех рядов акульих зубов, и бросился на Лёху.

Внезапно всё кончилось. Мир вокруг перестал существовать для Рябинина. Или Рябинин для мира. Тьма поглотила его, и наступила тишина… Хотя… Чьи это голоса?

— И что, он опять вспомнит?

— Время покажет. Вспомнит — выдашь ему кайло, поработает гномом в чертогах. Тебе в пару. Негоже такому таланту пропадать.


***

— Жалко парня, такой молодой, — вздохнула Люба, сняла с подставки электрический чайник, разлила кипяток по чашкам и достала с полки банку дешёвого растворимого кофе, — и явно не по нашей части. Но, блин, даже знать не хочется, что с ним произошло. Надо же, чтоб вот так: начисто всё отшибло.

За время работы старшей процедурной медсестрой в городской психиатрической больнице она повидала много всякого, и удивить Любу чем-то было трудно.

— Он буйный поступил, нагрузили? — заинтересовано подалась вперёд Светка — молодая Любина сменщица, первый день как вернувшаяся из отпуска, а потому жаждущая новостей.

— Да нет. Тут и нейролептики не нужны. Таким вот красавцем и сидел на вокзале, слюни пускал и пялился в одну точку. В головушке всё чистенько, всё целое, по снимкам — хоть в космос отправляй.

— А Виктор Иванович что говорит? — жуя печенье, уточнила Светка.

— Когнитивные функции сохранены, восстановится. Вопрос ещё правда, сколько времени это займет? Он ведь вообще ничего не помнит, ходить, пить, есть учили. Как младенец еще неделю назад был, под себя ходил. А вчера первое слово сказал.

— Какое же?

— Пустота. А нет, забыла. Это второе, первое матерное было. Такая вот, не очень хорошая, говорит, пустота.

Загрузка...