Пустой Лист

Уже более получаса детские глаза не отрывались от белизны листа, лежащего перед ними. Выражение лица оставалось неизменным. Ребенок пребывал в состоянии крайней сосредоточенности.

"Как всегда, каждый раз одно и то же. Только глаза!"

Взгляд плавно скользил по краям листа, задерживался на минуту в центре, после чего снова отправлялся в, казалось бы, бесконечное путешествие по краю. Внешне расслабленное детское тело не шевелилось. Он сидел на маленьком стульчике, за небольшим столиком, в красиво разрисованной детьми комнате.

На полу в беспорядке были разбросаны игрушки всех видов, брошенные детьми, которые, очевидно, куда-то спешно удалились.

В комнате ребенок был один, но за монитором следящей за ним камеры, где-то далеко, в другом здании, мужчина лет тридцати пяти не сводил с него глаз.

Тихая музыка лилась возле детских ушей, но гениальность Моцарта, похоже, не трогала его. По крайней мере, внешне это никак не проявлялось.

Намеренно или нет, но мысль о том, что именно Моцарт страдал таким же расстройством социального развития, влияющим на развитие мозга, а следовательно, и на поведение, встряхнула мужчину в далекой комнате. Это помогло ему вырваться из охватившего его созерцания.

Его мысли, очевидно спровоцированные музыкой и сидящим там ребенком, незаметно перескочили к студенческим годам. Воспоминания о давно забытой лекции всплыли и окрасились, словно только что пережитые.

Аудитория в университете, амфитеатром расположенные сиденья и профессор. Один из его любимцев, который с характерным для него безразличием объяснял, как у Моцарта были повторяющиеся выражения лица. Рассказывал, как они пугали окружающих, что великому композитору требовалось постоянное движение рук и ног. Его слух тоже был сверхчувствительным.

Профессор утверждал, что, анализируя переписку между гениальным композитором и его семьей, историки поняли: когда ему становилось скучно, композитор начинал прыгать через столы и стулья, издавать скулящие звуки и делать сальто.

"Эх, Профессор, Профессор, если бы Слав был таким, хотя бы с подобными проявлениями. Тогда у меня был бы какой-то способ общения с ним. Сейчас же, если не придумаю что-нибудь другое, могу только наблюдать за ним."

Для него было более чем ясно, что аутисты живут в своем мире. Диагноз, который он поставил Славу Веберу год назад, подтверждался с каждым прошедшим днем. Общее расстройство развития из так называемого аутистического спектра.

У маленького Слава наблюдались и схожие с аутизмом клинические симптомы, лежащие в основе Синдрома Аспергера — еще одного расстройства аутистического спектра.

В попытке достучаться до мальчика, он порекомендовал его опекуну записать его в группу для работы с детьми-аутистами. Это произошло год назад. С тех пор маленькая группа из пяти детей выросла, и теперь под его наблюдением находились пятнадцать малышей в возрасте от 6 до 12 лет.

Была и другая группа, которая собиралась в центральной части города, в крыле здания, милостиво предоставленном в пользование мэрией. Туда приходили подростки. Группу посещали около десяти юношей и девушек в возрасте от 14 до 18 лет.

В принципе трудный возраст, но не для них. Тихие и замкнутые в себе, каждый со своей гениальностью, скрытой под слоями отчужденности.

Двенадцать лет работы с детьми и их диагностикой научили его не забывать три слова: терпение, терпение, терпение.

Он старался смотреть на аутизм у детей скорее как на другую способность, чем как на недостаток. В разговорах с десятками обеспокоенных и измученных родителей он учил их не замечать недостатки, которые они видят, и замечать дары, которыми аутизм наделяет их детей.

Трудная задача, но таким образом он думал, что вселяет какую-то уверенность или даже силу в людей.