Путешествие туда и обратно Миши Лемонова

Кабинет литературы в детском доме выглядел так, будто его последний ремонт произошёл в эпоху отмены крепостного права. Желтоватые, облупившиеся обои покрывали стены, словно кожа старой змеи, уставшей ждать новой линьки. Портреты классиков смотрели сквозь грязное стекло, на котором даже мухам было противно сидеть. Вся обстановка дышала запущенностью и заброшенностью, как будто время здесь остановилось, растворившись где-то между «давно» и «уже никогда».

Миша Лемонов, худой высокий парень, стоял у окна, прижавшись лбом к холодному стеклу и негромко напевал себе под нос. За окном серый унылый двор: ржавая качалка без сиденья, видавшая виды детская площадка и потрепанная машина воспитателя, горько ухмыляющаяся проржавевшими порогами. В классе пахло мелом, пылью и чем-то ещё — чем-то тихим и неуловимым, как запах потерянной надежды.

— Хоть бы волшебник в голубом вертолёте прилетел, что ли. — тоскливо подумал он. — Нет, бред, магия здесь на раз стухнет. Никаких эскимо скастовать не получится…

— Эй, Лимон! — раздался голос сзади.

Миша не обернулся. Он знал, что это Вовка Бугаев. Вовка был не злой, просто громкий — как радио без регулятора громкости.

— Ты чё, опять мотивчик свой напеваешь? — Вовка подошёл ближе, сел на край соседней парты, скрипнувшей под его весом. — Только что в Тик-Токе новая песня вышла. «Истинная школа для меня…» — и дальше про то, что кто-то кого-то найдёт. А ты её уже месяц бормочешь! Откуда знал?

Миша молчал. Он действительно напевал эти строки — точнее, мелодию, похожую на них. Не слова. Слова появились только сегодня. А мотив… мотив он слышал ещё в марте, когда ехал в маршрутке мимо рынка «Копатель». И в июне, смотря рекламу шампуня с блёстками по ТВ. А может даже на школьном радио на перемене или когда хриплый завхоз читал безликое объявление о сборе макулатуры.

— Может, угадал? — наконец буркнул Миша, не глядя на Вовку. — У меня талант к угадыванию. Как у кота — чувствую, когда дождь пойдёт.

— Да ладно тебе! — Вовка фыркнул. — Ты что, пророк, что ли? Или… — он понизил голос, — ты её где-то слышал раньше? Где?

Миша пожал плечами. Он не мог объяснить. Не хотел. Объяснение звучало бы странно: «Я слышу одни и те же мелодии всю жизнь. Они везде. Они зовут меня».

— Ты издеваешься? — Вовка встал. — Ты чокнутый, что ли? А теперь ещё и песни воруешь из будущего?

— Я ничего не ворую, — тихо сказал Миша.

— Ага, конечно! — Вовка шагнул ближе. — Ты просто… демон какой-то. Лимон-демон!

Неожиданно парень толкнул Мишу в плечо. Тот не устоял, ударился локтем о парту, очки слетели, а тело по инерции развернулось и познакомило нос с соседней партой. Боль выстрелила, на время выбив парня из реальности.

Он обнаружил себя сидящим на полу между двумя партами. В глазах рассеивалась тьма, и в ней то зажигались, то гасли крошечные яркие огоньки. По верхней губе потекло что-то тёплое, будто кто-то налил горячего чая прямо в лицо. Миша моргнул, и оранжевая капля, плясавшая у него под носом, медленно шлепнулась на пыльный линолеум.

В классе стало тихо. Даже Пушкин на стене, казалось, зажмурился.

— Волшебства захотелось, блин... Вот тебе и салюты вместо голубых вертолётов, — как-то отрешенно подумал он.

Вовка замер, потом пробормотал:

— Ну… извини. Не хотел. Просто… бесишь иногда.

Миша не ответил. Он просто сидел, прижимая ладонь к носу, а его мысли теперь занимало только одно:

— Откуда я их знаю?

Но времени на размышления не было. Противная дребезжащая мелодия, имитирующая звук горна, звала на ужин. А ужин в детдоме пропускать нельзя — не поймут-с.

Вечер окончательно испортил старший воспитатель, устроив после ужина нудный и муторный разбор полётов из-за разбитого в географии глобуса. Как его угораздило — никто не понял.

Миша лёг в кровать с ватным тампоном в носу и вопросом в голове:

— А интересно… откуда?