Путь целительницы, или хочу уюта

Я помню себя с зимнего вечера. Одинокой и потерянной девочкой девяти лет в легком платьице до пят и туфельках, которая не знала, где ее дом и откуда она взялась. Казалось, я родилась именно в этот момент, из хлопьев снега и колкого ночного ветра.

Не знаю, что бы со мной стало, не встреть я высокого и худощавого мужчину в темном плаще. Он остановился передо мной, и его высокая фигура отбрасывала на снег длинную, зыбкую тень. Он посмотрел на меня долгим, изучающим взглядом, а потом вздернул бровь, когда не увидел на моем лице и тени страха — лишь ледяную, безразличную обреченность.

Мне было мучительно холодно, одеревеневшие пальцы едва чувствовали тяжесть туфелек, а в животе сосала пустота. Мне было все равно, кто на меня смотрит и как… тем более, что из-под темного капюшона я могла разглядеть лишь отсвет уличного фонаря в его темных, бездонных глазах.

— И что ты тут делаешь? — задумчиво, будто разговаривая сам с собой, пробормотал мужчина.

Я в ответ лишь медленно обвела взглядом совершенно незнакомую заснеженную улицу, где каждый силуэт казался чужим и враждебным, и пожала плечами, не зная, что сказать. Слова застревали в горле комом.

— Боишься? — снова обратился ко мне странный дядя.

Теперь мой безразличный взгляд упал на него. Странно, но внутри не было ни единой эмоции, так что мужчина не вызывал у меня ни страха, ни интереса. Снова пожала плечами. Странный вопрос.

— Интересно, — протянул он, а потом протянул мне руку в грубой кожаной перчатке. — Кушать хочешь? Пойдем, накормлю тебя?

Я вскинула на него глаза, пытаясь разглядеть в затемненных чертах насмешку или обман. За все то время, что я провела на улице, никто даже не взглянул в мою сторону, а тут такое… Но голод, острый и звериный, оказался сильнее робкой подозрительности. Я медленно кивнула и вложила свою маленькую, леденящую ладошку в его большую и на удивление теплую руку. И стало чуточку спокойнее, будто вокруг меня возник хлипкий, но надежный защитный купол.

Мужчина повел меня к большому зданию, из окон которого лился теплый, золотистый свет, виднелись смутные силуэты людей, а главное — оттуда доносился такой умопомрачительный, слюнявый аромат жареного мяса и специй, что у меня живот свело отчаянным спазмом.

Внутри было светло, шумно и невероятно уютно. Воздух, густой и прогретый, пахший хлебом и бульоном, обволакивал, как одеяло. Тело потихоньку оттаивало, по коже бежали мурашки. Мы направились к самому дальнему столику, в углу, куда едва доставал свет висячего фонаря, он усадил меня на высокий стул, а сам опустился напротив, сливаясь с тенью.

— Что ты хочешь съесть? — спросил он, и в свете я смогла разглядеть, как его внимательный взгляд скользит по моему лицу, задерживаясь на синяках под глазами и бледной коже.

Я угрюмо уставилась на скатерть, не смея ничего просить. Даже здесь его лицо оставалось загадкой — я могла лишь разглядеть бледную, почти фарфоровую кожу и большие, миндалевидные глаза, казавшиеся неестественно яркими. Необычно и красиво.

— Ладно… — судя по тону, он нахмурился, потом подозвал официанта и негромко заказал жаркое, суп и десерт. У меня глаза на лоб полезли от такого количества еды, а мужчина невозмутимо повернулся ко мне и положил подбородок на сцепившиеся пальцы. — Так… ну, расскажи о себе что ли?

И тогда я с ужасом поняла, что не могу ничего рассказать. Где, откуда, почему, когда… В памяти зияла черная, бездонная дыра. Это должно было быть страшно, но сейчас голод затмевал все остальные чувства. Вместо ответа я еще пристальнее уставилась на мужчину. Что-то было не так. Не тревожило, а скорее раздражало, как назойливый комар, предвещающий укус. Наконец, я поняла, что это за чувство. Эмпатия. Я буквально кожей чувствовала, что незнакомцу больно в районе плеча.

— Ты ранен? — удивленно выдохнула я, и это была моя первая за все это время живая эмоция.

Мужчина вздрогнул и неосознанно покосился на плечо, а потом его взгляд снова впился в меня, будто пытаясь пронзить и заглянуть в самые потаенные уголки моих мыслей.

— Откуда узнала? — недоверчиво нахмурился он, но я уже наклонилась через стол и осторожно положила ладошку ему на больное место. Меня сначала обдало ледяным ужасом, потому что я боялась сделать ему больнее, но потом под пальцами я почувствовала, как боль медленно отступает, тает, словно лед под солнцем. Удивительно, но мужчина за все это время не шелохнулся, замер, как каменная глыба. Он выдохнул, лишь когда я убрала руку и вернулась на свое место. Он медленно, будто проверяя, пощупал свое плечо.

— Спасибо, — выдавил он из себя, и мне показалось, что слова благодарности даются ему с трудом, поэтому я лишь молча кивнула. Есть захотелось до головокружения.

К счастью, еду принесли быстро, и я набросилась на нее с жадностью обреченного. Горячий суп согревал изнутри, жаркое таяло во рту, а десерт пах медом и ванилью. Но именно его доесть мне не удалось — сон валил с ног. Мужчина тихо посмеивался, глядя на мою расстроенную мордашку, и доедал свою порцию под моим затуманенным, завистливым взглядом. В общем, я оттаяла. Но осознание того, что на улице зима, а у меня нет ни дома, ни прошлого, накрыло с новой силой, едва исчез голод.

Еда закончилась. Теперь нас с загадочным мужчиной ничего не связывало. И мне стало до слез страшно. Он уйдет, а я…

— Пойдешь со мной? — вдруг прервал тягучую тишину мужчина, поднимаясь. Сказано это было таким легким, будничным тоном, будто он предлагал прогуляться до угла, что я несколько секунд молча смотрела на него, не веря своим ушам, а потом кивнула, вверяя свою жизнь совершенно незнакомому существу, которого знала меньше часа. Хотя себя я знала примерно столько же, так что… Была не была. А недоеденный десерт я упрямо забрала с собой, чем вызвала еще одну сдержанную улыбку, которую я скорее почувствовала, чем увидела.

Мужчина что-то негромко пробормотал на странном, певучем языке, и я ощутила, будто окунулась в теплый, невесомый кокон. Испугалась было, но он пояснил, что идти нам долго, а теплой одежды у меня нет. Я успокоилась и пошла за ним на заснеженную улицу. Там он снова взял меня за руку.

— Как тебя зовут, девочка? — прилетел очередной вопрос, заставивший меня сжаться внутри.

Я задумалась, копнув носком туфельки снег, и вдруг из глубин пустой памяти само всплыло имя.
— Амина, — твердо сказала я, испытывая странное облегчение. Фамилию я не помнила, но почему-то добавила: — Зимняя.

— Амина Зимняя, — тягуче, будто перекатывая на языке, повторил мужчина. — Неплохо.

— А тебя как зовут? — стараясь успевать за его широким шагом, поинтересовалась я, не глядя по сторонам.

Он на миг запнулся, но не сбавил темпа.

— Адамарт, — тихо, почти шепотом, ответил он спустя минуту, будто надеясь, что я не расслышу. Фамилию он не назвал, а уточнять я не стала, довольствуясь и этим.

— Красиво, — отозвалась я, посильнее сжав его ладонь. Мне почему-то казалось, что стоит мне разжать пальцы, и Адамарт тут же передумает, бросит меня, растворится в метели, но он в ответ лишь чуть сильнее сдавил мою руку. Волнение тут же улеглось.

Шли мы около часа. За это время небо окончательно потемнело, началась настоящая метель, завывавшая в кронах спящих деревьев, а мы все шли и шли… Меня радовало, что магический кокон надежно хранил мое тело от холода, так что единственное, что причиняло дискомфорт, — это всепроникающая, костная усталость. Слишком много всего свалилось на мои хрупкие плечи.

Руку оттягивала тяжесть злополучного десерта, я уже раз десять пожалела, что взяла его с собой, но все равно упрямо тащила заветную бумажную сверток, надеясь, что мы скоро придем. Спрашивать не решалась, мне не хотелось быть обузой.

Но вскоре я начала волочить ноги, спотыкаться о невидимые кочки и отчаянно зевать. Это нельзя было не заметить. Адамарт заметил.

— Устала, Амина? — он остановился и удивленно на меня посмотрел.

— Нет, — честно соврала я, мотая головой, но рот предательски растянулся в широком, беззвучном зевке. Видимо, это выглядело так заразительно, что Адамарт сам не удержался и зевнул в ответ. В этот миг капюшон слетел с его головы, и вовремя выглянувшая из-за туч луна осветила бледное, с острыми, будто высеченными из мрамора чертами лицо, заостренные кончики ушей и большие, темные, почти целиком заполняющие глазницы глаза.

— Эльф? — пораженно выдохнула я, рассматривая его расширившимися от изумления глазами. Сама не понимая, откуда во мне были эти знания.

— Полукровка, — эльф поджал тонкие губы и резко натянул капюшон на место, пряча лицо. — Передумала идти?

Я тут же замотала головой, хотя не понимала, с чего вдруг появился такой вопрос.

— Уверена? — уточнил он, а потом добавил, и в его голосе прозвучала едва уловимая горькая нотка: — Мой отец был темным эльфом, а мать — человеком.

Я твердо кивнула, вообще не раздумывая. Мне эта информация ничего не говорила, а вот мысль лишиться своего хлипкого пристанища пугала по-настоящему.

Он какое-то время молча смотрел на меня, замершую в снежной круговерти, а потом неожиданно подхватил на руки и понес дальше. Я пискнула от неожиданности, но быстро успокоилась, прижалась к его теплой, твердой груди и почти сразу погрузилась в глубокий, бездонный сон.

Тогда я не знала, что темные эльфы — это наемники, безжалостные убийцы, следопыты, способные пробраться куда угодно. Существа, не знающие пощады, если приняли достойную плату. От таких не убежать и не скрыться, найти жертву они могут везде. Огонь сражения у них в крови, кто-то даже говорил, что они прокляты, а их аура черна, как сама смерть, как и их кровь, — отсюда и название расы. Но доказать это никто не мог, потому что так близко они никого не подпускали. В общем, полная противоположность светлым эльфам, живущим в гармонии с природой и ценящим жизнь.

Это все я узнала позже, гораздо позже.

А пока Адамарт нес девочку на руках, думая о том, что впервые живое существо не вызывало в нем раздражения своим страхом, глупостью или подобострастием. Что когда это хрупкое создание по имени Амина дотронулась до его раны и исцелила ее, он испытал не ярость, а странную, щемящую тоску. Сам не понимал, почему решил взять девчонку под свое крыло, но твердо вознамерился вырастить из нее человека, умеющего постоять за себя.

Хм, а ведь до этого никто не осмеливался обращаться к нему на «ты»…