Путь Демона Кулака: Аццкий Рай.

Биография Даниеля Раймонда.

Даниель Раймонд родился в Бразилии, в нищем районе одного из мегаполисов. Его отец — этнический японец, когда-то подающий надежды спортсмен, быстро скатился в наркотическую зависимость и стал тенью самого себя. Мать Даниеля была социально и бытово недееспособна: женщина, утратившая волю к жизни, оставила сына при себе лишь ради скромного пособия на ребёнка. Забота, любовь, внимание — всего этого в жизни мальчика не было. Его детство можно было бы назвать адом — если бы он сам не привык считать это нормой.

Холод, голод, отсутствие гигиены, грязные матрасы вместо постели и постоянные вспышки насилия в доме — всё это превратило Даниеля в замкнутого, дико настороженного ребёнка. Но внутри него жила ярость. Периодические, неуправляемые всплески агрессии сменялись угрюмым молчанием, а затем — вновь вырывались наружу.

Даниель Раймонд с самого рождения оказался брошен на произвол судьбы. Он рос в квартале, где грязь и жестокость были обычным явлением, а страх — ежедневным спутником. Его детство не знало ни уюта, ни безопасности. Мальчишка был окружён нищетой, где слабость — смертный приговор, а сочувствие считалось глупостью. Каждый день начинался с боли и заканчивался голодом. Психологическое давление со стороны «родителей» и жестокость со стороны окружающих сформировали в нём характер, похожий на выжженное поле: пустой, мрачный, но с упрямым ростком злобы и решимости. Он с ранних лет знал: мир его ненавидит — и он отвечает тем же.

Даниель рано стал крепким. Уже в шесть лет, когда его тело только начинало формироваться под давлением нищеты и постоянной драки за выживание. Он умел бить, умел угрожать, умел отбирать. Часто он нападал на детей постарше, воруя у них еду или карманные деньги. Не потому что хотел — а потому что иначе бы умер. Однако с каждым днём его потребности росли, а организм, измотанный и голодный, начинал давать сбои. Он чувствовал, что однажды просто не сможет встать — и умрёт.

Страх смерти сделал его отчаянным. Тогда он решился на нечто иное — на реальное, взрослое ограбление. В голове прочно засел один план: выбрать кого-то слабого, старого или беззащитного. Возможность представилась быстро — пожилой мужчина свернул в переулок, явно не подозревая, что за ним наблюдают.

Даниель пошёл за ним тихо, как кот, крадучись. И, подловив момент, набросился сзади. Он ожидал, что всё закончится в несколько секунд. Но вместо этого… его отбросило назад ударом, которого он даже не успел заметить. Старик оказался не только не слабым — он был обученным бойцом. Он ловко уклонялся, бил жёстко и метко. Удар за ударом приходился на тело Раймонда, ломая его уверенность, разрывая кожу, выбивая воздух. Но даже через боль и слёзы, Даниель начал понимать нечто странное: его тело... прислушивается. Он будто знал, как надо двигаться, как смягчить удар, как не получить перелом. Он проигрывал, но в то же время — учился. На инстинктивном уровне.

Старик это заметил. И хоть он избил мальчишку почти до полусмерти, не перешёл ту грань, где повреждения становятся необратимыми. Он оставил его в сознании, среди мусора переулка, кровавого и сломанного, но живого. Старик ушел на пару часов, а потом вернулся. Не для того, чтобы пожалеть, а чтобы проверить, убедится. В этом ребёнке было нечто. Упорство, злоба, рефлексы... и абсолютное, яростное желание выжить.

Так начался странный цикл. Даниель, не способный простить поражения, решил для себя: он станет сильнее. Сильнее, чем этот старик. Сильнее, чем все. Он поклялся, что однажды сможет победить его и ограбить, как собирался изначально. Этот принцип прочно засел у него в голове: "Я решил, значит я так и сделаю."

Он приходил снова. И снова. Бросался в бой, не щадя себя. Старик каждый раз побеждал, не церемонясь. Но после каждого поединка он учил Даниеля. Не как учитель — а как жестокий наставник. Он не давал инструкций. Он бросал вызов, подбрасывал приёмы, трюки, грязные ходы. Проверял, насколько быстро мальчишка может понять и использовать увиденное.

И Даниель учился. Его тело крепло. Он начинал двигаться точнее. Удары становились осознанными, защита — грамотной. С каждым днём он становился чуть опаснее. И старик это видел.

Чтобы Раймонд не умер от изнеможения, старик насильно кормил его после каждого боя. В буквальном смысле — засовывал ложку в рот, несмотря на сопротивление. Даниель плевался, ругался, клялся убить его, но всё равно ел. Его тело начинало расти с пугающей скоростью, как будто до этого просто не получало нужного топлива. Мышцы наливались силой, связки крепли, а дух становился всё более несгибаемым.

Он начал спать в подвалах, учиться драться на слух, в темноте. Иногда старик запирал его на сутки в полном мраке. Раймонд развил ночное зрение, интуицию, остроту слуха. Он стал зверем, натренированным выживать в самых жестоких условиях.

Так Даниель Раймонд — рождённый ползать, научился ходить. А потом — научился сражаться. Не за славу. Не за гордость. А чтобы больше никогда не быть тем, у кого можно отобрать еду.

Старик, с которым судьба столкнула Раймонда, не обучал его в привычном смысле. Он не давал советов, не разъяснял приёмы, не называл названий. Он просто бил — и тем самым показывал Раймонду предел его текущих возможностей. Но в этом и крылась истинная школа: Даниель учился, наблюдая. Он впитывал каждое движение, каждый уклон, каждый замах — интуитивно, животным чутьём, которое у него было от природы. Он быстро адаптировался, хватал суть и трансформировал её под себя. И каждый раз, возвращаясь в бой, он приходил уже другим.

Его стиль был диким, бесчеловечным — как сама улица, что воспитала его. Он не знал дисциплин и техник, он знал голод и боль. Его кулаки били без жалости, ноги сшибали опору, а зубы вгрызались в плоть. Он тыкал в глаза, ломал пальцы, швырял кирпичи, использовал любые предметы, что попадались под руку. Его целью было не «победить» — а вырвать победу, захватить её, как зверь, отнимающий добычу. Раймонд дрался не ради идеалов — а ради выживания, и это делало его опасным.

Став сильнее, он не ограничился тренировками со стариком. Он стал грабить. Сначала мелко — карманы, сумки, одиночки. Потом — крупнее, агрессивнее, увереннее. Деньги шли в руки, но были как вода — их всё время было мало. Травмы детства сделали его жадным до материального: он хотел всего — лучшей одежды, еды, предметов роскоши, силы и власти. Неважно, как это получить — купить, отобрать, украсть. Он не считал это за грех — для него это было восстановлением справедливости.

Прошло около шести лет с того первого нападения на старика. Всё это время Даниель возвращался, бился, учился и рос. Он видел, как старик стареет, как движения его становятся чуть медленнее, как дыхание чаще. Это радовало Раймонда — ведь он был ближе к своей цели. Но несмотря на мощь и ловкость, он всё ещё не мог взять верх: разрыв в опыте был слишком велик. Тогда Даниель придумал нечто новое — он начал искать новые бои.

Каждый день он выходил на улицы и бросал вызов любому, кто, по его мнению, мог драться. Подростки, старшеклассники, студенты колледжей, охранники магазинов, пьяные наемники. Любой, кто соглашался — становился его учителем на один бой. Он анализировал их стиль, силу, ошибки, и забирал себе всё полезное. Так, день за днём, из забитого щенка он превращался в хищника.

Он не учился в школах, не читал книг, но понимал суть вещей. У него была собственная наука — эмпирическая. Он наблюдал, пробовал, ошибался, но делал выводы. Он понимал углы удара, инерцию, тайминг. Учился вкладывать вес в кулак, отражать кики, прерывать захваты. Он развивал не только силу, но и интеллект бойца — острый, прагматичный, неотёсанный, но эффективный.

За эти шесть лет его тело изменилось. Оно стало как сталь — выносливое, жёсткое, выдрессированное. Удары, от которых раньше он падал, теперь злили его. Постоянная выработка тестостерона сделала его агрессивным, вспыльчивым, с тяжёлым взглядом и напряжённой челюстью. Он больше не был просто подростком — он был машиной.

И эта машина однажды дала сбой.

Он перешёл дорогу не тем людям. В очередной драке он избил молодого парня, не зная, что тот — сын одного из высокопоставленных членов картеля. Имя этого человека уже давно внушало страх в криминальном мире. Убить Даниеля сразу не решились — он не был достаточно значим, чтобы это стало необходимостью. Но и отпускать его просто так было невозможно. Ему нужно было преподать урок. Наказание.

Раймонда поймали на одной из окраин, избили группой, связали и доставили в главный штаб картеля. Там, в роскошном зале с кожаными креслами, вином и охраной, он оказался на коленях. Перед ним — капитаны, бойцы, и сам Дон Рассел Кроу: глава картеля, легенда, человек, чьё имя произносили шёпотом.

Все ждали решения. Предложение было простое — публичная казнь. Медленная, жестокая, показательная. Но пока Раймонда держали на коленях, он не смотрел вниз. Он смотрел вокруг. Он впитывал: роскошь, дорогие костюмы, охрана, уважение. Сила. Деньги. Это потрясло его. Не страх смерти — а жажда. Он хотел это. Захотел так сильно, как никогда не хотел ничего в своей жизни. Он захотел стать как они — нет, стать лучше них.

Отобрать это. Вырасти и сожрать их всех.

Но тут вмешался человек, которого он меньше всего ожидал увидеть — тот самый старик. Он вошёл в зал спокойно, без страха, и заговорил с Доном. Оказалось, они были друзьями. Старик вышел с предложением: не убивать Раймонда, а передать его ему — в рабство, в жестокое, мучительное заключение. Он пообещал, что Даниель испытает боль, которой ещё не знал, что он будет жить в унижении, боли и страдании дольше, чем прожил до этого. И, что важнее всего — он не сломается быстро. Он будет страдать медленно, что принесёт Дону куда большее удовлетворение.

Это предложение понравилось картелю. Они согласились. Так начался настоящий ад в жизни Даниеля Раймонда — ад, который либо закалит его до состояния абсолютной стали… либо сломает окончательно.

Даниель находился в заточении уже долго. Подвал нарколаборатории, в котором его держали, был настоящим бетонным склепом — холодная плитка казалась ледяной, обжигала кожу даже в самые жаркие дни. Плесень, сырость и запах химикатов въелись в стены, в легкие, в разум. Свет почти не проникал в это место, разве что через старую вентиляцию просачивался редкий луч, и тот скорее напоминал насмешку — напоминание о том, как выглядит мир снаружи.

Каждый день приходил старик. Он открывал дверь, заходил внутрь, и не говорил ни слова. Вместо этого он просто приказывал:

— Встань.

И Раймонд вставал. Голый, изможденный, дрожащий от холода и истощения — он поднимался, становился в стойку и снова получал удар. Иногда — в лицо, иногда — по корпусу, а бывало, и прикладом арматуры по спине. Старик не позволял Даниелю использовать своё оружие — он ломал его привычки, блокировал инстинкты. Его дикий, звериный стиль оказался бесполезен против постоянного, методичного насилия.

Старик, напротив, использовал всё. Биты, ножи, кованые цепи, куски железа — он калечил, бил до крови, оставлял синяки и шрамы. Но делал это с пугающей точностью: не ломал кости, не бил по болевым точкам, не калечил намеренно. Раймонд понял: даже в этом жестоком ритуале была структура. Обучение продолжалось. Старик учил его терпению, дисциплине, адаптации. Учение было обернуто в страдание.

И всё же в этом аду были и другие сигналы. Во время молчаливых визитов старик время от времени вскользь упоминал имена, маршруты, склады, говорил о численности охраны, о предпочтениях отдельных капитанов картеля. Иногда просто бросал фразу: «Тот, кто у склада на юге, не умеет стрелять». Раймонд улавливал эти крупицы информации. Он понимал — это подготовка. К чему? Побег? Месть? Неважно. Главное — он впитывал.

Прошло два с половиной года. За это время его тело стало другим — жилистым, как канат, плотным, как кора дерева. Мышцы наливались от каждодневного напряжения. Он уже не чувствовал боли так, как раньше — она стала частью его существования. Волосы отросли, спадали до плеч. Ногти стали толстыми, крепкими, как когти.

Он научился использовать всё, что имел: волосы, чтобы ослепить или обмотать врага, ногти — чтобы царапать, зубы — чтобы рвать, даже слюну — чтобы плевком ослепить в нужный момент. Он стал орудием.

Несмотря на мучения, старик кормил его — сытно, регулярно. Раймонд понимал: его поддерживают в форме. Он был не пленником — он был заготовкой. И однажды, всё изменилось. Старик молча положил рядом с пищей кусок бумаги. На ней — одно слово: Палач.

Дон устал ждать. Он решил завершить историю Даниеля, и послал своего личного убийцу — исполнителя высшей воли картеля.

На следующее утро в подвале заскрипела дверь. В проеме появился человек — худощавый, но точно не слабый. Его движения были точны, как у хирурга. На нём был белый костюм — как насмешка, безупречная чистота в этом мрачном аду. В руке — длинный штык-нож, идеально сбалансированный, отполированный до блеска. Он держал его так, как будто это было продолжение его руки.

Раймонд встал. Тело болело, но за последние пару дней старик не бил его — как будто специально дал восстановиться. Он понял: это был шанс. Возможно, единственный. Либо он выживет… либо исчезнет навсегда.

Бой начался без слов. Палач двинулся первым — резкий выпад ножом, целящийся в живот. Раймонд едва увернулся, почувствовав, как лезвие рассекло воздух в миллиметре от кожи. Он бросился вперёд, вложив всю силу в прямой удар, но палач легко ушёл в сторону. Каждый следующий выпад был быстрее и точнее. Раймонд защищался, считывал траекторию, искал момент.

Наконец, он заметил: палач немного выдвигал левую ногу вперёд — вероятно, это была его точка опоры. Раймонд резко рванулся, как будто собирался атаковать в лоб, но в последний момент вильнул в сторону. Палач среагировал, направил нож в предполагаемый вектор — и всё же ошибся. Лезвие рассекло кожу на боку, но не глубоко.

Даниель скрипнул зубами от боли, но не отступил. Он пошёл вперёд, делая замах для оверхенда. Палач поднял руки, блокируя удар, но Раймонд схватил свой кулак другой рукой, подался вниз и нанёс локтем удар в стопу противника — целясь в пальцы. Раздался хруст. Палач застонал, качнулся, но не уронил нож. Он замахнулся на висок Раймонда, но тот резко поднырнул и всадил кулак прямиком в пах.

Крик. Палач выронил нож, осел на колени, лицо исказилось от боли. В этот момент Раймонд поднял оружие. Его взгляд стал стеклянным, чужим. Он медленно подошёл к противнику, который отползал к двери, и, не колеблясь, вонзил нож в его горло. Сильным движением вспорол трахею, перерезал кадык, затем вывернул лезвие и начал отделять голову. Хруст. Кровь хлынула фонтаном. Спустя несколько мгновений в его руках осталась голова.

Он не испытывал ничего. Ни злости, ни удовлетворения. Он просто посмотрел в глаза мертвецу — и выкинул голову за решётку своей камеры, как мусор. Послание было отправлено. «Я жив. И я уже не тот».

Затем он сел в углу. Сквозь капли крови, что стекали по подбородку, он просто ждал. Не страха, не кары, не поощрения.

Он ждал следующего.

Рассел Кроу, глава одного из трёх картелей, вскоре понял: Даниель стал чем-то гораздо большим, чем просто выжившим. Он был зверем, рожденным в темноте, выкованным в боли. Он был тем, кто сумел убить палача — личного ученика самого Старика. Это был не просто вызов. Это был знак.

И Дон увидел в этом знак возможности.

На следующий день Раймонда вновь привели на ковёр — в конференц-зал подземного казино, где собиралась верхушка картеля. На нём был чистый костюм, первый за долгие месяцы — без цепей, без побоев. Он стоял перед главарями, и в этот раз не как пленник, а как фигура, которой интересовались. Один из капитанов, чуть прищурившись, обратился к нему:

— Мы предлагаем тебе выход из страданий. Хочешь прекратить боль? Будь с нами. Место найдется. Не самое высокое, но с возможностью расти. Всё зависит от тебя.

Раймонд не стал ломаться. Он не устраивал шоу, не говорил пафосных фраз. Просто кивнул:

— По рукам.

Так он стал частью системы, которую собирался разрушить. Его поставили под командование одного из капитанов. Простой исполнитель. Шестёрка. Мелкая сошка. Но такая, что умеет лупить, калечить и выживать.

Задания были примитивны, но важны для уличного давления: здесь отбери товар у дилера, там запугай мелкую шишку, подожги дом непокорного, выбей долг из бедняка. И он справлялся с этим блестяще. Быстро приобрёл репутацию: дерзкий, резкий, беспощадный. Идеальный отморозок. Псы картеля уважали его, боссы — использовали, а враги начинали шептаться о нём, как о проклятии.

Параллельно он начал собирать информацию. Сначала — по мелочи. Сколько бойцов в этом районе. Где хранят оружие. Кто решает вопросы с полицией. Потом всё глубже: каналы поставки, имена, даты, логистика, офшоры. Он копал с одержимостью, с азартом, с жадностью. Его интерес уже не был просто выживанием. Это стало стратегией. Манией. Целью.

Он узнал про существование двух других картелей, их внутренние проблемы, конфликты, старые обиды между главами. А главное — он понял, что у всех трёх группировок есть баснословные ресурсы: земля, деньги, оружие, люди, связи. У каждого была своя армия. И каждый хотел быть богом. Но Раймонд начал мечтать о другом: чтобы богом стал он.

Он продолжал расти внутри своей структуры. Со временем его подняли до члена свиты капитана. Это всё ещё не давало реальной власти, но открывало двери и уши. Этого было достаточно. Он начал свой скрытый крестовый поход. Раймонд стал политиком — в тени, в грязи, в крови.

Он собрал бывших учеников Старика, отыскал тех, кто выжил. Кого-то купил, кого-то шантажировал, кому-то пообещал возможность отомстить. Он не боялся использовать людей. Он учился управлять ими.

И, как бы это ни было неожиданно, социальные связи начали лечить его изнутри. Он снова начал понимать, как говорить, как чувствовать эмоции других. В нём зародилась тень эмпатии. Не ради милосердия — ради пользы. Но всё же это меняло его. Он стал сложнее. Холоднее. Умнее.

Несколько месяцев он создавал сеть слухов:

— Один картель объединяется с другим.

— Кто-то готовит переворот.

— Грядёт война.

— Один из боссов болен.

— Капитаны недовольны своим доном.

Слухи множились, портили отношения, рвали доверие. Он устраивал саботажи, подставы, сообщал фальшивые сведения. Подкупал информаторов, сливал полицейским мелкие группы, создавал видимость хаоса. Иногда лично убивал кого-то, чтоб запутать следы. Он стал невидимым вирусом.

Он шантажировал, соблазнял, развращал. Жены, любовницы, дочери, сыновья, телохранители — все были потенциальным оружием. Он спал с кем надо было, обещал рай, дарил боль, и брал, что хотел. Он был не просто зверем — он стал хищным призраком, что медленно, но верно обволакивал своей тенью три картеля.

Полтора года подготовки — и всё было готово.

***

В одном из особняков на окраине Сан-Паулу собрались главы двух картелей. Рассела Кроу не было — вместо него прибыл его заместитель. Началось напряжённое обсуждение. Никто не знал, что на самом деле за этой встречей стояла чужая воля.

Двери распахнулись. Вошёл Раймонд. Одетый, уверенный, с лёгкой ухмылкой.

— Я здесь, чтобы объявить о перевороте.

Зал взорвался смехом. Один из главарей усмехнулся:

— Убить его.

Но никто не сдвинулся. Через секунду раздались выстрелы — это ученики Старика, теперь воины Раймонда, хладнокровно убивали охрану. Крики, паника. Двери были заблокированы. Раймонд поднял голос:

— Я пришёл не один. И я пришёл с предложением. У меня есть всё. Адреса ваших точек. Финансовые документы. Информация о ваших оффшорах, недвижимости, кредитах, ваших шлюхах, любовниках и тех, кто покрывает вас в мэриях и в полиции. У меня есть всё, что делает вас сильными… и уязвимыми.

Он щёлкнул пальцами. На экранах появились фотографии, схемы, адреса, имена.

— Некоторые точки уже заминированы. Некоторые — окружены. Некоторых ваших людей — уже нет в живых. Вы можете отдать власть мне добровольно. Я не трону ваших позиций. Останетесь живы, будете при деле.

Или...

Он не договорил. Все поняли. Молчание повисло в зале. Через несколько часов приказы были отданы. Документы — подписаны. Пароли — сданы.

Даниель Раймонд стал главой двух картелей.

***

Но он не сдержал слово.

Когда всё было улажено, он поднялся из-за стола и медленно подошёл к представителям картелей.

— Вы думали, я вас пожалею? — его голос был ледяным.

Он голыми руками убил каждого из них. Душил, ломал, бил. Без оружия. С наслаждением.

Их тела он приказал вывесить на центральных улицах города, как знамя, как проклятие. Так в Бразилии появился новый король. Король крови. Король улиц.

Аццкий Рай.

Острый ум Даниеля вновь заявил о себе — даже самые закалённые ветераны картелей почувствовали ледяной холод по позвоночнику, когда поняли: он не просто жив, он чертовски умен и по-настоящему опасен. Спустя несколько дней после громкого захвата, дон Рассел Кроу, наконец, узнал о потере части своих ресурсов — уже постфактум, когда ничего нельзя было исправить. Ярость охватила его мгновенно. Он метался, кричал, проклинал, бил кулаками по стенам, но понимал — вернуть утраченное быстро не выйдет. Нужно собрать людей, оружие, восстановить цепочки поставок. А время, как назло, работало против него.

Он осознал очевидное: Раймонд уже всё предусмотрел. Захваченные склады, подкупленные чиновники, заложенные здания, внедрённые шпионы. Любое резкое движение — и картель попросту раздавят. Дон знал, что в текущем раскладе сил ему не выстоять. Пришлось проглотить унижение. Он дал приказ: свернуть основную деятельность, распустить боевые отряды и залечь на дно. Картель ушёл на окраины страны, туда, где власть государства ослаблена, а законы заменяет сила. Именно этого и ждал Раймонд. Теперь он мог спокойно утвердиться в своей новой роли — главы двух картелей.

В первые месяцы он с головой ушёл в управление. Стратегическое планирование, контроль финансов, решение логистических задач — это был новый мир. Он нанял лучших из лучших: серых бухгалтеров, наркоброкеров, бывших политиков. Они учили его схемам отмывания, переговорам, ведению теневого бизнеса. И Даниель учился. Быстро. Поглощал информацию, проверял на практике. Через несколько месяцев он уже сам давал советы тем, кто его учил.

Прошел год. Империя стабилизировалась, укрепилась. Раймонд чувствовал себя уверенно. Но сердце его не отпускало одна мысль — Рассел Кроу. Он всё ещё жив. Где-то там, в тени, восстанавливает силы. И вскоре пришла наводка. Один из агентов сообщил: остатки картеля Кроу засели на юге, на самом краю страны, в заброшенном промышленном районе. Под прикрытием бойцовского промоушена они прячут деньги, оружие и бойцов.

Не медля, Даниель отправился туда. Он изменил внешность — укоротил волосы, выкрасил их в белый, сменил одежду. Надо было проникнуть в промоушен незамеченным. Раймонд выследил бойца, который должен был драться против представителя картеля Кроу, и жестоко избил его в подворотне. Пару часов спустя его схватили — двое массивных мужчин, с лицами, как камень. Они били его с особым рвением, но Даниель даже не морщился, лишь издевательски смотрел им в глаза.

Его привели к местному бизнесмену — хозяину арены. Тот был в бешенстве: бой срывался, репутация под угрозой. Он поставил ультиматум: либо Раймонд выходит на ринг, либо его закапывают в бетон прямо сейчас. Даниель лишь ухмыльнулся и кивнул. Он знал, чего хочет.

За пару дней он восстановился, мышцы налились силой, кости затянулись, психика обострилась до состояния хищника. На подпольной арене он чувствовал себя, как лев среди овец. Эти бойцы — мясо. Он прошёл турнир играючи: ломал, душил, колол. Финалистом оказался именно боец Кроу — мощный, техничный, как бык, выносливый, как верблюд. Их бой стал настоящей мясорубкой.

Раймонд дрался грязно — набитые кулаки, когти, укусы, атаки по слабым точкам. Он всаживал пальцы в артерии, душил локтями, даже лез в глаза. Но противник держался. Он был слишком крепкий, словно из камня. Они вновь и вновь расходились на дистанцию, чтобы отдышаться, а потом с яростью рвались в клинч. Раймонд решил рискнуть — сменил этаж и метнулся в корпус с боковым ударом.

Противник выставил блок, но в тот же миг Даниель перекувырнулся вперёд, исчез из поля зрения и оказался сзади. Он вцепился зубами в шею бойца, разорвав сонную артерию.

Когда тело бойца рухнуло, умирая, он прошептал:

— Ты… Это ты… Раймонд…

В тот же миг началась паника. Люди Кроу тут же увели Дона в укрытие. Даниель узнал их лица, но не мог вспомнить откуда — возможно, бывшие ученики или охрана из прошлой жизни. Его не стали убивать — он официально был бойцом арены. Но теперь Дон Кроу знал — охота началась.

Даниель не спешил. Он растягивал удовольствие, как гурман, смакующий последнее блюдо перед финалом трапезы. Внутри бурлило возбуждение, переходящее в азарт — он выследил логово Рассела Кроу, и теперь оставалось лишь довести дело до конца. Он подкрадывался к укрытию, будто охотник к раненому зверю, уверенный в своей победе, когда вдруг...

Его тело резко сотряслось от мощного удара — словно грузовик сбил его на полном ходу. Он отлетел назад, прокатившись по земле и едва удержавшись от того, чтобы потерять сознание. В поле зрения встал силуэт — молодой мужчина, широкоплечий, с бычьей шеей и нечеловеческой статурой. Противник был примерно его ровесник, может, чуть старше, но силы его были запредельными — аномальными, животными.

Даниель, хрипя, вскочил на ноги, сбросив с себя куртку и рубашку. Противник тоже не остался в долгу — сдернул с себя костюм, обнажив сухую, как выточенную из дерева, скульптурную мускулатуру. Его торс напоминал боевую машину: каждая мышца была очерчена с пугающей четкостью. Он поднял руки к голове и, спокойно глядя на Раймонда, произнёс:

— Уходи, сейчас же. Я не хочу тебя калечить… или убить.

Ответом был быстрый тычок в глаз. Противник поднял блок, но пальцы Даниеля всё равно пробились сквозь защиту, вонзаясь в мягкую ткань возле глаза. Пошла кровь. Даниель сразу нащупал цель — кровеносные сосуды, слабые точки, но мускулатура противника была словно броня: пальцы не доходили до сути. Тогда он сменил тактику.

Началась односторонняя мясорубка. Но не потому, что Раймонд доминировал — напротив, противник просто стоял и терпел. Ни блока, ни ухода от удара. Он впитывал всё, как губка — с пугающим спокойствием. Даниель бил его кулаками, ногами, локтями, коленями. Разбивал об него бутылки, кромсал осколками, даже пытался пырнуть стеклом — безрезультатно. Острые края просто застревали в плоти, как в глине. Тот не стонал, не отступал, лишь молча наблюдал.

Прошло несколько мучительных минут. Мышцы Даниеля нили от усталости. Он сбился с ритма — и в тот момент противник, наконец, двинулся. Удар пришёлся на левую руку, которую он выставил в блок. Послышался глухой треск — кость, вероятно, треснула. Раймонд, как пушинка, полетел назад и врезался в припаркованную машину, раскурочив боковую дверь своим телом. Металл загнулся, как картон.

Он едва не потерял сознание, но благодаря звериной выносливости остался на ногах. Захлебываясь в крови, поднялся и прохрипел:

— Что же ты за монстр такой?..

Противник приблизился. Его голос был удивительно мягким:

— То же самое могу спросить у тебя, Даниель Раймонд. Ты чертовски крепкий.

Он мельком взглянул на свою руку — кулак уже начал синеть от столкновения с телом Даниеля. На предплечье зиял рваный участок кожи — Раймонд содрал её своими ногтями в одном из ударов, как ножом по ткани.

Они снова ринулись в бой. Даниель бил, царапал, кусал, пытался добраться до глаз, кидался на артерии, пытался попасть в пах — но тот держал лицо закрытым, двигался на звук, словно воин, воспитанный в темноте. А пах... паха просто не было. Он был кастратом.

С каждой секундой Раймонд задыхался сильнее. Он выдохся, но в этот момент получил ещё один удар. На этот раз он принял его двумя руками, но даже так был отброшен, как тряпичная кукла. Он прокатился по асфальту, приземлился животом вниз у развороченной машины и замер.

Противник приблизился. Он двигался с неторопливой грацией, как палач, подходящий к жертве. Наклонился проверить тело — и тут получил удар арматуриной в висок. Металл звякнул о кость. Противник повалился на землю, теряя равновесие.

Над ним, тяжело дыша, стоял Даниель Раймонд, весь в крови, в грязи, с исцарапанными руками и разбитыми кулаками. Его глаза горели.

Он медленно поднял арматурину над головой…

Даниель так и не добил противника. Вместо этого, с громким стоном, он рухнул рядом с ним на асфальт. Оба тяжело дышали, в глазах плескалась боль, но сквозь неё пробивался странный, почти детский азарт.

— Ох... ты мне ребра сломал, сука, — прохрипел Раймонд, задыхаясь. — Знал бы ты, как мне сейчас больно...

Он рассмеялся, хоть смех и превратился в судорожный кашель. В его голосе, несмотря на все страдания, слышался юношеский задор. Было видно: ему понравился этот бой. Пусть он и выдержал всего два удара — каждый из них был как приговор, но сам факт, что он выстоял, вызывал внутри нечто вроде гордости.

— Ага, мне тоже вообще-то несладко, — с трудом ответил его противник, ворочая головой. — Дерёшься как животное... Более озлобленного человека я давно не встречал.

Даниель скривился, сплюнув сгусток крови на асфальт. На секунду замер, затем спросил:

— Тебя хоть как зовут? Меня, скорее всего, скоро убьют... так хоть умру, зная имя того, кто почти вырвал мне позвоночник.

— Бэн... Бэн Гризман, — выдохнул тот. — Ай, да к чёрту всё.

Он с усилием поднялся на ноги, словно в нём включился внутренний мотор. Даниель с трудом поднял голову, изумлённо уставившись на фигуру, возвышавшуюся над ним. Этот ублюдок ещё мог стоять.

Гризман подошёл, осторожно оттащил Даниеля чуть в сторону — подальше от разбитой машины и лужи крови. Затем обшарил его карман, нашёл телефон и положил Раймонда рядомаккуратно, словно с телом боевого товарища, уложив сотовый ему на ноги.

— Пиздец ты мощный, — сказал Раймонд, прислонившись к стене спиной. — Честно... я, бля, хочу ещё раз с тобой подраться. В следующий раз — по-настоящему, без этого говна.

Бэн еле слышно усмехнулся. Его губы едва двигались.

— Принято. Только дам тебе время, ты пока-что...слишком слаб.

Раймонд кивнул, задумчиво глядя в сторону, словно что-то взвешивая внутри себя.

— Ты слабый, да. Но у тебя есть хребет... и дух. Это не у всех есть. Приходи, как наберёшь форму. Я подожду. Только не облажайся.

Даниель потянулся к телефону, пальцы дрожали. Он набрал номер доверенного лица. Пока шли гудки, он спросил:

— Эй, а может... сходим выпить куда нибудь?

Бэн улыбнулся краем губ, уже отступая в темноту.

— Можно. Только как люди, а не как преступники. Удачи не сдохнуть, Раймонд.

Он исчез в ночи, оставив Даниеля одного — с кровью во рту, с болью в теле… и с ощущением поражения, от которого защемило глубже, чем от любого удара.

***

Прошло несколько дней. Даниель Раймонд выбрался оттуда. Он добрался до своего города, где сразу же навёл порядок. Вопросы власти он решил быстро: картель остался в надёжных руках, его люди понимали, что Раймонд не сдался — он ушёл, чтобы вернуться сильнее. Он убедился, что за время его отсутствия переворотов не случится. И ушёл.

Он отправился в путь — не как беглец, а как искатель. Он больше не мог жить по-старому. Где-то в глубине души он понял: прежний Даниель Раймонд умер там, на асфальте рядом с Бэном Гризманом.

Два года он провёл в странствиях, исследуя мир и самого себя. Он изучал боевые искусства как дисциплину, не как способ убийства. Он научился медитировать, контролировать дыхание, погружаться внутрь себя. Он брал уроки у старых мастеров, читал книги, изучал физику, биологию, анатомию. Всё, что раньше казалось ерундой, теперь стало основой его пути.

Он даже начал помогать людям — по возможности, в меру сил. И хотя темнота внутри него всё ещё тлела, как гнойник, он научился не поддаваться ей. Детские травмы, горечь прошлого — всё это больше не управляло им, но и не исчезло. Этот яд был слишком глубоко, чтобы вычистить его до конца.

И всё же он стал другим.

***

Однажды, когда он уже почти привык к жизни в постоянном движении, с ним снова связались. Его человек доложил: Рассел Кроу засветился на одном подпольном турнире.

Но главное — его будет представлять Бэн Гризман.

Даниель не колебался. Он тут же собрал вещи, сел в поезд и поехал — не как мститель, а как человек, готовый к следующему шагу.

Он был сильнее, чем когда-либо. Но сердце его билось в предвкушении не победы… а удара.

Кулак. Размах. Сила.

Всё начинается заново. С новой мощью и яростью.

Примечания автора: основной калоринг хуярил я, мой близкий друг помог с бликами на теле Дани.