Путь охотника

Ветер нарастал, завывая в кронах деревьев. Изломанный зигзаг молнии вырвался из низких грозовых туч и огненной стрелой вонзился в шпиль башни. Яркая вспышка на миг озарила ночной парк, раскинувшийся перед суровой громадой средневекового замка. По округе разнёсся раскат грома. Крупные капли забарабанили по асфальтовым дорожкам, ведущим к парадному входу.

Ночная буря разразилась с невиданной силой. Дождь усиливался. Бурлящие потоки с шумом вырвались из водосточных труб и закружили над решётками дренажных люков. Фонари, стоящие вдоль парковых дорожек, в пелене ливня казались размытыми, бледными пятнами, едва пробивающимися сквозь пелену.

Гром с нарастающей силой сотрясал окрестности замка. Ветви деревьев гнулись под напором упругих струй. Листья трепетали, чудом держась, чтобы не сорваться и сгинуть в ненастной мгле. Молнии чаще озаряли свинцовые тучи, выхватывая из ночного мрака картины разбушевавшейся стихии: словно съёжившиеся от сырости и холода уродливые тела химер на краях островерхих крыш; блестящие от дождя тарелки спутниковых антенн; и человека, одиноко стоящего под навесом парадного входа.

Подняв воротник плаща, человек всматривался в ночную мглу. Его седые волосы растрепал ветер, а на морщинистом лице застыло выражение напряженного ожидания. Пальцы рук нервно перебегали по изогнутой рукоятке зонта.

Человека звали Джеферсон, он был слугой господина Ираклия Гальбоньери – владельца замка, у дверей которого сейчас стоял Джеферсон. Он стоял в ожидании уже долгих сорок минут, терпеливо всматриваясь в ночную мглу. Хорошо обученный слуга не обращал внимания на колючие брызги дождя, залетающие под навес и бьющие в лицо с порывами холодного ветра. Он всматривался в низкое грозовое небо с надеждой увидеть в очередной вспышке молнии приближающийся флаер.

Джеферсон глядел на рваные лохмотья облаков, из которых сплошным потоком низвергались струи дождя, и его тяготили безрадостные мысли. Слуге чудилось, что наступает конец света, и ночной ливень лишь предвестник вселенского потопа.

Мир Джеферсона начал рушиться после того, как три дня назад у господина Гальбоньери случился приступ. Сегодняшней ночью хозяину стало еще хуже. Врачи отводили глаза, и слуге казалось, что в скором времени предстоит искать новую работу. Размеренная, спокойная жизнь в поместье богатейшего человека Плобитауна рушилась, подобно карточному домику. Мир летел в тартарары, и Джеферсон оказался не готов к такому повороту судьбы. Если Гальбоньери умрёт, Джеферсону придётся покинуть шикарный замок. Тимон – молодой управляющий, которому, скорее всего, перейдёт большая часть имущества, — без сомнений, уволит верного слугу прежнего хозяина.

Над островерхими крышами просиял очередной всполох молнии. Раздался оглушительный раскат грома. Каменные химеры, выхваченные из темноты жёстким светом электрического разряда, злорадно оскалили пасти, глядя на страдания стоящего под дождём человека.

— Боже, за что ты наказываешь меня? — прошептали белые от холода губы Джеферсона.

…Ираклий Гальбоньери являлся последним потомком древнего рода. Ему принадлежали виноградные плантации на нескольких планетах, заводы по производству вин и шампанского, 101-й канал плобитаунского телевидения, несколько престижных издательств. Состояние магната не поддавалось подсчету. Возможно, даже сам Ираклий Гальбоньери не знал, сколько же у него на самом деле денег.

А началось восхождение семьи Гальбоньери на вершину финансовой пирамиды много лет назад, когда прадед Ираклия — Вильям Гальбоньери доставил на Плобой первую партию знаменитого шампанского «Гальбоньери». Из той партии сейчас осталось всего две бутылки — одна в частной коллекции самого Гальбоньери, а другая, по слухам, находится далеко за пределами Галактики в коллекции правителя могущественной империи.

Благодаря тому что в те далекие времена, когда прадед основал кампанию, вино не облагалось налогом, торговля этим товаром приносила неслыханную прибыль. Через год после первого рейса Вильяма Гальбоньери одноименная кампания (основанная им) вошла в первую сотню самых успешных фирм планеты Плобой. Каждую неделю на космодромы столицы прибывали очередные транспорты, чьи трюмы доверху заполняли бутылки великолепного шампанского.

Состояние Гальбоньери росло в геометрической прогрессии. Бизнес расширялся, осваивались новые области. Развитие финансовой империи продолжалась из года в год. Уже в преклонном возрасте Вильям передал дела своему единственному сыну Артуру. (По негласному закону, чтобы не дробить нажитое состояние, семья должна была иметь только одного ребёнка.) Артур взялся за дело с усердием и приумножил нажитый отцом капитал. Когда пришло время, он передал дела своему сыну Ираклию. Ираклий с ещё большим энтузиазмом, чем отец, принялся за семейный бизнес, увеличивая и без того огромный капитал семьи Гальбоньери. Но когда настал срок, а он наступает незаметно, поскольку время бежит быстро, оказалось, что Ираклию некому оставить миллиардное состояние. Великая трагедия Ираклия Гальбоньери заключалась в том, что он не имел наследника. Так распорядилась судьба, посмеявшись над одним из самых богатых людей Плобитауна. Род Гальбоньери должен был закончиться на Ираклии, а огромное состояние — раствориться в судебных тяжбах мнимых правообладателей. Но последнего из Гальбоньери не устраивала такая перспектива, и он решил бросить вызов самой судьбе. На свои миллиарды он построил огромную клинику, нанял лучших врачей с одной-единственной целью — победить смерть.

Битва за жизнь продолжалась двести сорок лет. Но, несмотря на новейшие технологии и лекарства, смерть постепенно, шаг за шагом, одерживала победу над человеческой плотью. Медицина была бессильна перед законами природы. Ираклий Гальбоньери — богатейший человек Плобитауна — оказался смертен, как и простые жители планеты. Жизнь капля за каплей покидала дряхлое тело. Последние десять лет Ираклий не вставал с постели. Врачи один за другим признавали, что битва проиграна, и кончина последнего из рода Гальбоньери — лишь вопрос времени. Вчера смерть подала знак, что она уже рядом и давно ждёт своего часа, — у Ираклия остановилось сердце. Несмотря на все усилия врачей, запустить его вновь не удалось. Организм, проживший и так слишком долго, противился дальнейшему существованию. Сейчас Ираклий жил три дня с искусственным сердцем, качавшим кровь по дряхлым жилам парализованного тела…

Порыв холодного ветра с брызгами дождя ударил в лицо. Джеферсон поёжился. Он посмотрел на высокие стены замка, в чьих стрельчатых окнах уже третьи сутки не гасили свет. В ночном небе вновь вспыхнула молния. Слуга вздрогнул: в жутком оскале склонившейся над карнизом химеры ему померещилось лицо хозяина…

Три дня назад, после того как врачи подключили Гальбоньери к аппарату искусственного сердца, а его тело напичкали лекарствами, пациент пришел в сознание. Профессор медицины Клаус Штромблер — ведущий специалист в области омоложения тканей и главный лечащий врач Гальбоньери — вышел из комнаты миллиардера, чтобы позвать Джеферсона.

— Он хочет что-то сказать вам, — сообщил профессор.

В недоумении Джеферсон переступил порог. Он подошёл к медицинскому ложу, больше похожему на саркофаг, где в антигравитационном поле, опутанное трубками и проводами с датчиками, парило тело хозяина. Иссушенное, с желтой морщинистой кожей, оно больше походило на мумию, которую жизнь покинула много лет назад. Переборов отвращение, управляющий склонился над хозяином.

— Джеферсон, — прошептал живой покойник, с трудом подняв веки, — ты мне нужен для важного дела… Я не могу поручить его никому другому… тем более своему управляющему Тимону… У меня в кабинете висит картина… На обратной стороне найдешь телефон… — Слова давались Гальбоньери с трудом. Ему приходилось каждый раз собираться с силами, чтобы произнести последующую фразу. — Позвони, скажи, что я согласен…

Получив указание, верный слуга отправился в кабинет господина. Он хорошо представлял, о какой картине идет речь, поскольку уже на протяжении многих лет вытирал пыль с ее массивной золотой рамы. До него тем же самым занимался отец, служивший у Ираклия Гальбоньери, когда миллиардер ещё мог ходить. К тому же возможность ошибки исключалась: кроме этой, никаких картин в кабинете не было.

Огромное полотно с изображением пойманного в сети дракона никогда не нравилось Джеферсону. Мрачные тона, в которых неизвестный художник написал картину, наводили тоску. А жуткий чешуйчатый зверь, запутавшийся в сетях, вызывал скорее чувство жалости, нежели страха. Невидимые охотники уже вонзили в его тело гарпун, и жизнь чудовища угасала так же, как вечерняя заря на горизонте той планеты, где происходили события.

Джеферсон пододвинул стул. Резные ножки жалобно скрипнули, когда слуга взобрался на обитое кожей сиденье. С трудом приподняв тяжелую раму, Джеферсон обнаружил на обратной стороне холста, помимо толстого слоя пыли, номер телефона, написанный вместо подписи художника. Кроме цифр, там ничего больше не было: ни имени, ни какого-либо указания, чей это номер.

За долгие годы службы Джеферсон усвоил одно из важнейших правил: если ты чего-то не понимаешь — делай, как тебе велено, и ни о чём не думай.

Управляющий слез со стула. Он снял телефонную трубку тут же в кабинете. Пальцы отстучали по кнопкам последовательность цифр таинственного номера. После нескольких гудков на другом конце включился автоответчик:

— Вы позвонили Янгеру Хатерлайну. Извините, в данную минуту я не могу подойти к телефону. Чтобы оставить сообщение, дождитесь звукового сигнала.

— Здравствуйте, меня зовут Джеферсон, — после отзвучавшего сигнала проговорил Джеферсон. — Я слуга господина Ираклия Гальбоньери. Мой господин просил сообщить вам, что он согласен. — Затем Джеферсон повесил трубку. Он не оставил ни обратного номера для связи, ни домашнего адреса. Он сделал только то, что ему было велено, — остальное его не волновало.

С момента загадочного звонка прошло ровно три дня. Джеферсон уже стал забывать о выполненном поручении. Но сегодня, в двенадцать часов ночи, зазвонил телефон.

— Джеферсон? — раздался вкрадчивый голос, когда слуга снял трубку. — Меня зовут Янгер Хатерлайн. Вы мне звонили: сообщили, что ваш хозяин согласен. Я прибуду через час.

После звонка, словно он послужил для стихии сигналом, над Плобитауном разразилась страшная гроза. Безостановочно сверкали молнии, гремел гром. Если бы Джеферсон верил в бога, он готов был поклясться, что его господин собирается продать душу дьяволу. Но, даже если это действительно было так, слуга всё равно надел бы плащ и вышел на крыльцо встречать ночного гостя. Пока оставалась хоть малейшая надежда не потерять престижную работу, Джеферсон готов был сделать всё, что угодно, даже встретить самого дьявола, пришедшего заключать контракт с его господином.

Хатерлайн задерживался. Джеферсон замёрз и устал. Ему начинало казаться, что Хатерлайн не появится вовсе и ожидание напрасно. Но Джеферсон продолжал терпеливо стоять под порывами холодного ветра, ожидая таинственного визитёра.

Наступила половина второго ночи, когда показался летящий на низкой высоте флаер. Аппарат вынырнул из темных грозовых туч внезапно, словно большая акула из океанских глубин. Водитель аккуратно развернул машину боком и опустил на площадку в нескольких метрах от входа в замок. Из салона выбрался человек в чёрном клеёнчатом дождевике.

Не веря, что дождался, Джеферсон, раскрыв зонт, заспешил прямо по лужам к машине. Струи дождя с силой принялись барабанить по материи зонта. Правый ботинок промок, зачерпнув воды из глубокой лужи, но Джеферсон ничего не замечал, его внимание сосредоточилось на прилетевшем.

Не дожидаясь, пока слуга подойдет, незнакомец захлопнул дверцу машины и широкими шагами двинулся навстречу. В дождливом мареве просматривался лишь его тёмный силуэт. Тень от капюшона полностью скрывала лицо визитёра.

— Господин Хатерлайн, — обратился Джеферсон к человеку в дождевике, так как никем другим прилетевший быть не мог, — вы задержались.

— Гроза, — лаконично ответил тот.

Джеферсон, встав рядом, попытался накрыть гостя зонтом, но внезапный порыв ветра вывернул зонт наизнанку. Слуге пришлось бороться со сложной конструкцией, чтобы поставить спицы на место.

Сверкнула молния — мгновение, но в яркой вспышке Джеферсон разглядел лицо ночного гостя. Слуге померещилось, что под опущенным капюшоном кроется морда химеры, слетевшей с крыши замка. Бело-синий разряд атмосферного электричества погас. Лицо Хатерлайна вновь накрыла непроницаемая тень.

То ли от порыва холодного ветра, то ли от оглушительного раската грома Джеферсон содрогнулся всем телом.

— Прошу следовать за мной, — дрожащим голосом произнес он.

— Ведите, — донеслось из-под капюшона.

Слуга заспешил к дверям замка, словно толстые стены могли укрыть его не только от непогоды, но и от ночных страхов.

Когда в прихожей визитёр снял дождевик, то Джеферсон содрогнулся во второй раз: под клеёнчатым плащом оказались чёрные одежды священника.

«Неужто господин Гальбоньери решил умереть и позвал преподобного для исповеди?» — мелькнула у слуги безрадостная мысль. Но когда гость повернулся, то на его груди вместо распятия, как это бывает у обычных священников, Джеферсон увидел золотой медальон в виде змеи, кусающей себя за хвост.

В прихожей, в ярком свете множества ламп, внешность Янгера Хатерлайна оказалась не такой уродливой, как привиделось слуге на улице. Вероятно, в том, что при вспышке молнии под капюшоном померещилась химера, были виноваты тени, упавшие на бледную кожу и исказившие облик прилетевшего человека. Да и резкие черты лица со впавшими глазницами дополнили жуткий образ, нарисованный разыгравшимся воображением. Сейчас в облике Хатерлайна не было ничего страшного или потустороннего.

— Идёмте, я провожу вас к господину Гальбоньери, — жестом приглашая подняться по лестнице, произнес Джеферсон.

Прежде чем последовать за слугой, Хатерлайн подошёл к зеркалу в прихожей и тщательно осмотрелся. Он одёрнул рясу, поправил пояс и пригладил волосы цвета вороньего крыла, спадающие на плечи. Визитёр приводил внешний вид в порядок неторопливо, словно время для него не существовало, и ему не нужно спешить к умирающему человеку. Рубиновый глаз змеи амулета в такт неторопливым движениям хищно поблескивал кровавой искоркой.

Стоя на первых ступеньках лестницы, Джеферсон смиренно ждал, когда гость закончит прихорашиваться. Слуга ждал под дождём долгих сорок минут — так почему не подождать ещё немного, но уже в тепле под защитой каменных стен?

Однако ожидание затягивалось. Гость никак не хотел отойти от зеркала, тщательно приглаживая волосы и сдувая невидимые пушинки с чёрного одеяния. Он будто бы специально тянул время, из каких-то ему одному ведомых соображений откладывая момент встречи с умирающим. Джеферсон испугался, что посетитель проведёт перед зеркалом остаток ночи, пока хозяин не отдаст богу душу.

— Прошу следовать за мной, — мягко поторопил он медлящего визитёра.

Янгер Хатерлайн обернулся. Глаза, чёрные, как ненастная ночь, исподлобья уставились на слугу. Будто невидимая тяжесть навалилась на плечи Джеферсона, дыхание перехватило. Чтобы удержать равновесие, слуга инстинктивно ухватился за лестничные перила. Не сделай этого, он бы упал на мраморные ступени.

Хатерлайн отвёл взгляд. Последний раз окинув себя в зеркале, он направился к лестнице.

— Идёмте, — приказал он обескураженному слуге.

Придя в себя от наваждения, Джеферсон, испуганный и потрясенный, повёл посетителя на второй этаж. Миновав залы, утопающие в роскоши, слуга привёл ночного гостя в личные апартаменты господина Ираклия Гальбоньери.

Просторная комната перед входом в спальню финансового магната разительно отличалась от предыдущих: из-за количества аппаратуры она напоминала научную лабораторию. Вдоль стен располагались приборные шкафы с вычислительными машинами и биохимическими автоматами. А в центре за дугообразным пультом трудилась дежурная бригада врачей. На мониторах непрерывно отражалось состояние жизненных систем и внутренних органов Ираклия Гальбоньери.

Навстречу пришедшим поднялся высокий человек в белом халате — профессор Клаус Штромблер.

— Состояние пациента нестабильно, — с озабоченностью сообщил профессор, — постарайтесь не волновать его. Сердце господина Гальбоньери не бьётся уже третьи сутки. Мы делаем всё возможное, но, сами понимаете, пациенту двести сорок лет. Он и так за свою долгую жизнь перенёс несколько пересадок жизненно важных органов. Последние десятилетия господин Гальбоньери целиком жил за счет искусственных систем, поскольку организм отторгал даже клонированные органы, полностью идентичные его собственным. Боюсь, если состояние не изменится, смерть пациента — вопрос нескольких дней.

Хатерлайн молча выслушал заключение. На лице странного гостя не отразилось ни тени эмоций. Он лишь кивнул, что понял профессора, и направился к дверям в спальню. Джеферсон последовал за ним.

Врачи дежурной бригады с любопытством проводили взглядами человека в чёрной рясе, приехавшего поздней ночью к умирающему пациенту. Ни у кого не осталось сомнения в том, что священник прибыл, чтобы отпустить грехи и приготовить Гальбоньери к неизбежному.

…Посреди огромной комнаты на узорном паркете из драгоценных пород дерева, в приглушенном свете хрустальных люстр, свисающих с расписного потолка, стояло ложе с телом Ираклия Гальбоньери. Медицинская кровать напоминала саркофаг с прозрачной крышкой. Внутри, в антигравитационном поле, парило то, что осталось от богатейшего человека Плобитауна.

Хатерлайн подошёл вплотную к ложу. Упершись в края, он навис над стеклом, всматриваясь в содержимое саркофага. Казалось, что там лежит скелет, обтянутый сухой желтой кожей. Гальбоньери походил на древнюю мумию, его мышцы атрофировались, волосы выпали, а кости искривились. Однако в этом теле ещё теплилась жизнь. Зрачки Гальбоньери расширились: он узнал ночного гостя.

— Джеферсон, — обернувшись, обратился к слуге Хатерлайн, — открой крышку. Я хочу говорить с ним.

— Но… — попытался возразить Джеферсон и тут же осекся, награжденный тяжелым взглядом.

Повторно испытав гипнотическую силу человека в чёрном, Джеферсон больше не спорил, а безропотно выполнил указание. Он нажал одну из кнопок на приборной панели саркофага. Стеклянная пластина, защищающая тело Гальбоньери от контакта с комнатной атмосферой, бесшумно отъехала в сторону. Изнутри распространился приторный запах лекарств, напоминающий дух тления.

Хатерлайн в чёрном одеянии, точно гигантский стервятник, склонился над телом.

— Я пришёл, — произнес он. — Если ты звал меня, значит, ты принял условия.

— Да, — в ответ еле слышно прошипел из немощных губ искусственно нагнетаемый воздух.

Лицо Хатерлайна исказила торжествующая улыбка. Он склонился ниже и зашептал в самое ухо Гальбоньери:

— Ты ведь не поверил мне в первую нашу встречу. Что заставило тебя поменять отношение? Может, смерть? Скажи, она уже здесь? — Хатерлайн оглядел комнату. — Ты видишь её, Ираклий? Скажи мне, какая она? Как эта особа выглядит?..

Зрачки Гальбоньери расширились. На лице дернулся мускул. Губы задрожали.

— Она страшная… — прошипело из старческого рта.

Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул Штромблер. Его лицо выражало крайнюю степень озабоченности. Приборы в соседней комнате зарегистрировали резкое изменение параметров состояния пациента, поэтому профессор решил лично проверить в чём причина.

— Закрой дверь! — страшным голосом гаркнул Хатерлайн. Перепугавшись, Штромблер юркнул обратно. Попыток зайти вновь он больше не предпринимал.

Когда в комнате воцарилось спокойствие, Хатерлайн опустил в саркофаг руку.

— Ты боишься смерти? — спросил он.

Изо рта Гальбоньери послышалось лишь неразборчивое шипение.

Хатерлайн усмехнулся и принялся водить ладонью по иссушенной, морщинистой коже.

— Тебе страшно от мысли, что по ту сторону ничего нет? Или ты боишься попасть в ад за грехи на этом свете? Что ты сделал такого, что так боишься уйти?

Тело старика сводили судороги, то ли от прикосновений Хатерлайна, то ли от звучащих слов.

— Не стоит бояться смерти, — продолжал Хатерлайн, — некоторым она несёт избавление.

— Я не хочу умирать…

— Возможно, ты уже мёртв, просто не веришь в это. Возможно, ты умер три дня назад, когда у тебя остановилось сердце.

Где у человека душа? — вопросил Хатерлайн, не прекращая водить рукой по старческому телу, словно в поисках предмета разговора. — В сердце? В мозгу? Где? Может, душа прячется в печени или почках? Если последнее, то ты мёртв уже сто лет, именно тогда тебе сделали пересадку этих органов. Ты не задумывался над этим, Ираклий? Почему ты так хочешь жить?

— Я не хочу умирать…

— И ты решил, что медицина тебе поможет? Бессмертия люди добиваются другими способами. Вылечиться от смерти невозможно, её можно только отсрочить. Неизбежность — её второе имя. Даже звёзды гаснут. Ты умрешь…

Джеферсон, ставший невольным свидетелем происходящего разговора, побледнел от страха. Ему хотелось броситься прочь из комнаты, но животный ужас, подобный тому, какой испытывает мышь при виде змеи, парализовал волю и не позволял даже пошевелиться.

Тело Ираклия Гальбоньери дёргалось и изгибалось под прикосновениями руки Хатерлайна, словно по коже старика водили оголённым электрическим проводом. Трубки, идущие от аппаратов искусственных органов, в любой момент могли выпасть из катетеров.

— Спаси меня… — взмолился старик. — Я сделаю всё, что ты скажешь…

— Мне от тебя нужны только деньги, — ответил Хатерлайн.

— Сколько?..

— Много денег.

— Сколько?..

— Твои заводы, виноградники на других планетах, флот транспортных кораблей, виллы, гостиницы, акции, банковские счета и… — Хатерлайн обвёл взглядом комнату, — этот замок.

— Я согласен. Ты получишь всё…

— Тогда тебе нужно еще немного подождать.

— Сколько?

— Неделю… Может, месяц…

— Не знаю, смогу ли я ждать так долго…

— Сможешь. Жизнь стоит того, чтобы немного подождать. — Пальцы Хатерлайна надавили на особые точки в области сердца. Слабый, но в то же время равномерный пульс отразился на мониторе саркофага в виде отчетливой кардиограммы. Сердце Ираклия Гальбоньери забилось вновь…

…Когда таинственный гость покинул особняк, профессор Клаус Штромблер уединился в комнате для персонала. Заперев дверь, он отошел к окну. Снаружи свирепствовала непогода. Кроны деревьев в парке бурлили под порывами ветра, напоминая океанские волны во время урагана. В вышине, в свинцовой бездне мечущихся туч, сияли магниевые вспышки молний. Гремел гром. Редкий человек выйдет из дому в такую погоду.

Глядя на поток воды, ниспадающий водопадом по оконному стеклу, профессор извлёк из кармана халата мобильный телефон.

— Извините за поздний звонок, — произнес Клаус, когда после долгого ожидания на другом конце подняли трубку, — но вы распорядились в случае изменений в состоянии пациента немедленно известить вас… Нет, нет, наоборот, состояние улучшилось — сердце вновь забилось… Я в этом не виноват… Это всё тот человек, которого привел Джеферсон. Должен вам сообщить, что Гальбоньери открыл ему неограниченный банковский кредит… Как его зовут? Кажется, Хатерлайн. Сейчас уточню — у меня записано… Да, точно — Янгер Хатерлайн…