Пять лет пустоты

Пять лет назад, в такой же январский день по исчислению в календаре, умер мой сын Станислаф. Рак крови (острый лимфобластный лейкоз) не оставил ему никаких шансов на дальнейшую жизнь: шестнадцатилетний парень, мой земной смысл и личное счастье, сгорел в муках за полтора месяца. (В середине декабря 2017 года он затемпературил-закашлял, а 23 января 2018-го, пребывая в бессознательном состоянии, его душа отлетела в Вечность. 25 января его обезображенное и замученное болезнью тело придали земле на заснеженном кладбище Генического района, вблизи села Красное, Херсонской области.)

Теперь я точно знаю, что смерть живёт в каждом из нас и она – на одно и то же лицо с жизнью. Скорее, как не парадоксально это прозвучит, она – её близняшка. На вроде того: первый вдох – ты есть, последний выдох – тебя больше нет!

Впервые взгляд смерти я увидел в глазах соседа, который на протяжении года, ежедневно в своём огороде, выплёвывал из себя роковую болезнь лёгкого. Тогда мне подумалось, что показалось: то же лицо, те же глаза, но взгляд не его. Чужой, холодный и непроницаемый. Будто кто-то незнакомый смотрел из соседа. Это же, такие глаза сына не в его взгляде, к своему ужасу я увидел в столовой, когда дома, узнав об угрожающих анализах его крови, обговаривал с ним наши дальнейшие действия. Не знаю, как мне удалось тогда устоять на ногах, чтобы не лишиться чувств.

А 17 декабря на платформе автовокзала города Новая Каховка, куда с сыном прибыл и где решил (перед последним рывком автобусом в Херсон, на обследование) выкурить сигарету, мне помог не упасть сам Станислаф. …Снова – те же чужие глаза и взгляд. Потусторонний, и дерзко смелый в молчаливом откровении!.. Обманул сына, что, мол, закружилась голова. Достал и для него сигарету (он уже втихаря покуривал), Станислаф отказался неловкостью и при этом улыбнулся для меня, как бы успокаивая. Я же в это время видел, как скалятся (в сыновней улыбке!) его нижние зубы. Даже пена на дёснах проявилась. ...Смерть внутри него скалилась на сказанные им слова: «Папуль, ну, простудился! Что в первый раз?! А с анализом что-то напутали...» С той самой минуты демонстративного откровения со мной смерти я знал, что она Станислафа от себя уже не отпустит.

Не приведи…, кому-нибудь увидеть её притягивающий взгляд и потусторонний оскал, они подчиняют грызущим и разрывающим тебя изнутри вопросом - ответом: «Ты видишь меня?!» – «...Видишь, конечно, ты меня видишь!»

Я фаталист с тридцати лет. А для этого моего скорбного эссе это значит, что режиссирует как жизнь, так и смерть Судьба. И никто и ничто ей не указ. Наоборот, «кто» и «что» – её инструментарий. Так и случилось: при взятии у сына стволовых клеток из позвоночника, ему в реанимации (!) гематологического отделения областной больницы (!) медицинский работник-специалист (!) пробила иглой насквозь вену и часть раствора, что должно было его усыпить, попала в мышечную ткань. Это вызвало во всём организме абсцесс. Кровь, на тот момент ставшая наполовину ядом, побороть воспаление не смогла(что за этим последовало – описано мной в романе «...Я – душа Станислаф!», книга первая, глава первая, «Укол Дьявола»,).

Этим уколом, Дьявола по умолчанию (понятно, что никто, осознанно, смерти Станислафу не желал), уже моя Судьба приговорила меня на познание земных истин во вселенской жизни. А именно: если человек рождается не в своём времени и не в своём пространстве, его земная жизнь обречена на неминуемое умерщвление каким-либо роковым обстоятельством. И этому я никак и ничем не могу возразить, тем более сейчас. Для этого мне достаточно вспомнить, как Станислаф буквально с ясельного возраста хотел быть всем другом, а в действительности искал их себе же на беду, как отчаянно спешил жить взрослыми интересами и желаниями, будто знал, что проживёт, всего-то, 16 лет 6 месяцев и 23 дня! А то, как он, закончивший музыкальную школу по классу фортепиано и классической гитары, слушал подчас рок-группу «Ария» и «Я свободен от любви, от вражды и от молвы!..» в исполнении Валерия Кипелова – мой сын (мне и тогда это не казалось) улетал вроде душой за бескрайность облаков своих неясных предчувствий, будто слышал кого-то и что-то о нём лично. Эти «кто» случайностей и «что» обстоятельств, возможно, и увели его – как бы этого хотелось! – в его время и пространство. Если это и не так, тогда – без вариантов, что земное счастье к нам пришито нитью тонкой!

Сын дал мне это счастье, но и надиктовал нашим общим с ним несчастьем алгоритм земного смысла – жить не чем-то, а исключительно кем-то: «Сбережёте детей – сбережёте себя!» Мои плечи, отца, увы, не удержали его мир, хотя я очень старался не уронить истинно дорогое для меня в собственном.

Теперь я плачу без слёз и мне кажется, что знаю наверняка, для чего нам слёзы: чтобы не захлебнуться счастьем и не утонуть в горе. Часами стою у окна, утром и с вечера мою порог – жду чуда! ...Чудак, потому что добровольно и искренне стал подневольным ожидаемого чуда!

Боль притупилась, но на ноже моей продолжающейся жизни. А этому ножу скорби всё равно нужно отрезать своё: солнечный день, красоту, посреди которой живу, звёздную ночь, намерения кому-то или чему-то возрадоваться. Правда, ужаснее этого – воображения чувственной памяти, когда, тлея жизнью, хочется, хочется, ну, ведь так хочется вдохнуть в себя запах Станислафа и полюбоваться им, хоть чуточку ещё: высоким, широкоплечим, открытым во взгляде карих глаз, обаятельно светлым, как тут же задыхаешься и проваливаешься в темень непредсказуемости от того состояния, каким ты выберешься из него, если вообще выберешься. Поэтому – всяко уклоняешься, «бежишь и прячешься» в любое другое воображение, врываешься стоном, безумным и ошалелым, в реальность, лишь бы только!.. И верен сыну, и не предаёшь свою постоянно теперь рыдающую любовь к нему, да – слаб духом и нет сил пересилить приманку собственной смерти. Оттого состояние моей сегодняшней реальности такое, будто я вышел из дома покурить, а дом исчез за моей спиной, и лишь помню, что дом у меня был. Но зачем он мне теперь нужен без него?!

Ах, как же несвоевременно всё же приходит понимание, что ширина, высота и квадратные метры личного благополучия – ничто, в сравнении пусть даже с холмиком земной тверди твоей любви и верности в осиротевшем сердце! И этой любви и верности в тебе, оказывается, так много и навсегда теперь, что они мучат жизнью. И именно поэтому – «Пожалейте детей, а себя не жалейте. Сбережёте детей – сбережёте себя!»

(Ох, как же много сегодня нас, переживших своих собственных детей. Война – та же смерть, а её продолжают планировать и не перестают ею хвастаться, за неё награждают и славят… Но разве можно пережить жизнь, которую даёшь собой сыну, дочери, а смерть всяко отбирает? По-моему, нет. ...Пустота, в тебе и во всём! Придав земной тверди своё дитя, ты – первый в череде роковых обстоятельств, в похоронных шеренгах живых и кому нет и не может быть прощения. Виновен – не сберёг! И это не самоедство, а что только и значит – пережить собственного ребёнка!)

Дорогие Друзья! Извините за печаль строк. ...Пять лет пустоты, но ведь только первые пять лет!

(2023 год)