В небольшой квартире на пятом этаже пахло праздником: хвоей, мандаринами и чем‑то горьким, острым. Тем, что старательно пытались заглушить.
На столе — половинка мандарина, пара конфетных фантиков, свёрнутых в гармошку, кружка травяного чая.
Лиза в великоватой толстовке и мама, с небрежно собранными в пучок волосами, наряжали ёлку.
Пожелтевшая от времени коробка с игрушками стояла между ними.
Мама взяла из рук Лизы шуршащую мишуру и накинула на деревце.
В коробке остался один шар — красный, с белыми ёлочками (стёртыми с одной стороны), размером с апельсин. Последний, сохранившийся с советских времён.
— Почти всё? — мама провела рукой по веткам, не глядя на Лизу.
Пауза.
— Письмо Деду Морозу… написала?
— Мм, — Лиза достала конверт из кармана.
— Хорошо, дай мне, — тихо сказала мама.
Лиза протянула конверт. Пальцы сжали бумагу так, что края врезались в кожу.
Мама провела рукой по волосам Лизы. Её рука застыла на миг, словно запуталась в волосах. В глазах читалось усталость. Она смотрела пристально, стараясь покрепче задержать в памяти её черты.
— А ты пока подумай, куда повесить шар.
Лиза кивнула, разглядывала ёлку, выбирая подходящее место.
Мама отошла к окну. За стеклом падал снег. Со двора доносился детские голоса, смех — там лепили снеговика.
Она развернула лист. Пять слов, выведенные детским почерком.
«Дедушка Мороз…» — прочла про себя.
И только потом дошёл смысл: «…пусть мама поправится».
Буквы поплыли. Одна слеза упала на «Дедушка», превратив его в бесформенное «Д…».
Рука дрогнула. Она глубоко вдохнула, вытерла глаза рукавом, сложила лист и спрятала конверт.
— Ну, что, нашла?
— Да. Туда, — Лиза указала на макушку. — Там его будет хорошо видно.
— Давай повесим.
Холодный шар скользнул в руках Лизы. Мама подтянулась, повесила его на макушку. Шар качнулся.
— Готово.
— Да, — Кивнула Лиза.
Гирлянда мерцала, отражаясь в красном шаре.
Мама прижала Лизу к себе.
За окном падал снег, укрывая мир белым молчанием.
Ёлка светилась, а между ними висело невысказанное: одно желание на двоих