Пылающий чернозём

Весна в предгорьях – это очень красиво.

Отчаянно красиво на склонах хребта Какшаал-Тоо, что протянулся на нашей границе с Уйгурией. Красиво и здесь, в предгорьях Карпат, но совсем по-другому. Там красота нетронутой, дикой природы, имеющей крутой и дерзкий нрав резко континентального климата. Там зимы сковывают землю морозами до минус сорока, а то и до пятидесяти градусов, а лето обжигает жарой в сорок, сорок пять, а то и больше, когда яичницу можно жарить на броне танкетки. Тогда передвижение возможно только в сумерках или лунной ночью, а днём всё живое прячется в тени и старается не двигаться. Но что ценно в тех краях, то твёрдое знание: если человек назвался другом – он друг безо всяких «но» или «если».

А здесь красивый, уютный и полезный для здоровья отдыхающих курорт. Климат мягкий, зимы, почитай и нет, лето не обжигает, а ласково обнимает любого кто сюда придёт. Может быть, поэтому здешняя земля, подобно непотребной бабе, лежит, раздвинув ноги, чтобы любому желающему было удобно ею попользоваться. Казалось бы, бери и пользуй, да вот беда: как всякая гулящая баба, Западная Украина ложится под любого, но ни за что не упустит случая пошарить в карманах штанов пришельца, брошенных на пол. Почему нет? Сам захватчик в это время увлечён: он пыхтит и тужится. А непотребная баба не побрезгует и отравить очередного посетителя. Не смутится она и ударить в спину топором, впрочем, только если будет чувствовать безнаказанность.

Гнилой тут народец. Мерзкий.

Хотя справедливости ради надо сказать, что большинство здешних людей не хорошие и не плохие. Они никакие, вот в чём ужас-то.

Вихри времён, лихолетья и сменяющие друг друга волны агрессивных пришельцев провели многовековую селекцию, и население (так и просится слово поголовье), выведенное в результате целенаправленного отбора, просто пытается выжить. Любой ценой, даже ценой страха, унижения и отказа от совести. Как они любят говорить: моя хата с краю, ничего не знаю. Давным-давно известно, что все на свете подлости и низости совершаются с молчаливого попустительства таких вот «хатаскарайников». Потому и творится на кажущейся раем земле невероятная по подлости и жестокости дичь, абсолютно невозможная в других местах.

Цесарцы, турки, мадьяры, русские, крымчаки, поляки и случайные банды неопределённой национальной принадлежности приходили и уходили, и всех западенцы встречали цветами, а провожали выстрелами из-за угла и ушатами помойных выдумок.

Костя Субботин выплюнул изжёванную травинку и сунул в рот другую, наслаждаясь сладковатым злаковым вкусом. Есть своя прелесть в таком единении с природой, когда можно просто посидеть на брёвнышке, опираясь спиной о почерневший плетень и любуясь на проплывающие облака. И травинки, чистые и свежие после мимолётного дождя так и просятся в руки.

Командир-пограничник не приучен к философствованию. Это времяпрепровождение даже вредно, поскольку прямая задача командира быстро и верно принимать решения в конкретной обстановке, иначе ты погубишь себя, что не так страшно. Гораздо хуже, что ты можешь погубить и своих подчинённых, и поставишь под удар дело, которому служишь.

Так что сейчас… А что сейчас? Сиди себе лейтенант Субботин, да кидай мыслями туда-сюда, пока командиры из погранкомендатуры, погранотряда и два важных начальника из Украинского пограничного округа в помещении местного сельсовета решают твою судьбу.

В такой обстановке не грех и пофилософствовать, тем более что только вчера закончилось невероятное… Гм… Наверное всё-таки приключение, только очень уж нехорошее, чреватое смертью, да не простой, а под пытками.

А ведь всё начиналось просто замечательно. Костя Субботин, только вернувшийся из двухнедельного рейда по сопредельной территории, доложил командиру погранкомендатуры, товарищу Вострикову о выполнении задания, отдал пятистраничный рапорт, заполнил необходимые бумаги, после чего отправился в баню. Баня сама по себе хороша, но особенно хороша баня долгожданная, о которой мечтал две недели в седле и на биваках, когда и для питья-то воды не хватает, не то что для мытья рук и ног. Так что эти две недели вполне сравнимы с бесконечностью.

А когда чистенький и распаренный Костя уже вытирался жёстким вафельным полотенцем, в предбанник заглянул дневальный.

– Товарищ лейтенант, вас срочно вызывают в штаб.

– Кто зовёт?

– Приехал начпо[1] отряда, срочно собирает командиров.

– Что там слышно?

– Тащ лейтенант, не имею права разглашать служебные тайны.

– Да ладно, Севрюгин, мы все тут на одной службе. Не томи, что услышал? – усмехнулся Костя, натягивая бриджи поверх кальсон и примериваясь к портянкам, аккуратно расправленных на голенищах сапог.

– Только не для разглашения. – помялся, но всё-таки заговорил дневальный – Слух, что собирают команду для усиления границы на Западной Украине.

– Вот это дело. – похвалил Костя перехватывая ремнём гимнастёрку и сгоняя складки в правильное положение – А то чуть родного взводного без новостей не оставил. Ладно, беги Севрюгин, я скоро буду.

Дневальный убежал. Кстати, очень толковый парень, ответственный, грамотный и решительный. Родом он с низовьев Волги, там, где испокон веку шел контакт русских с татарами и казахами. Вон, парень белобрысый, а глаза с неявным эпикантусом. Третий год служит боец, жаль только что командовать не любит, а так бы направили его в пограничное училище. Уж очень не хватает командиров от взводного и выше. Вон что нынче творится: приходится снимать кадры с относительно спокойных направлений в пользу Западной границы. А совсем недавно укрепляли Дальний Восток, даже делали досрочные выпуски в пограничных школах и училищах. И ведь не скажешь, что прохлаждаемся здесь на границе с Уйгурией: то и дело происходят всякие большие и малые неприятности: то бандиты идут на прорыв, то шалят их близнецы-братья контрабандисты. Пастухов, кочующих со своими стадами по родовым пастбищам пока никто не трогает, все их знают в лицо, у каждого главы рода есть документ заверенный в советской и китайской комендатурах. Но эти безобидные. По мелочи возят всякую контрабанду, но в основном для личного употребления или для обмена. Но есть чудаки посерьёзнее, их даже больше чем следовало бы. Взять бывших беляков, пустивших корни в Урумчи и окрестностях. Нет-нет, да и подкидывают им деньжат англичане, а те и рады отрабатывать полученные сребреники. Прорываются на нашу сторону, убивают, грабят, жгут склады, хозяйственные постройки и дома, порой вместе с жителями. И то сказать, многие до сих пор не могут простить русским мужикам, что те с бою взяли право быть людьми. То что угоняют скот полбеды. Гораздо хуже, что беляки с подельниками захватывают людей, особенно молодых женщин и девочек. Ну и мужчин покрепче – для продажи в рабство. Во время последнего рейда Костин отряд разгромил три нелегальных рудника, где добывали серебро, и в каждом было обнаружено до полусотни рабов.

Уж на что Костя терпеливый и гуманный человек, но и он распорядился весь управляющий персонал и охранников, а это в основном бывшие беляки и уйгуры, повесить. Честной пули они не заслужили, а сажать на кол очень хотелось, но у советских пограничников таковых навыков нет, да и приобретать их не хочется.

Но это была попутная, глубоко второстепенная работа, хотя без малого двести килограммов серебра в слитках и почти две тонны обогащённой руды, оказались полезным для советской страны дополнением.

Но основной задачей был поиск английского и немецкого резидентов с их отрядами поддержки. Англичанин восстанавливал британскую сеть, разгромленную на этом направлении, а немец разворачивал свою. Всё получилось очень славно: агентурные данные, подкреплённые собственными умом и стараниями, позволили спеленать вражин почти без стрельбы. Ну, так, немного поработали ножами, зато сохранили тишину.

В штабе уже собрались пять командиров: два лейтенанта, старлей и капитан из нашей комендатуры, а майор из соседней. Костя оказался шестым. Приглашенные командиры сидели в комнате совещаний, а начальник комендатуры и начпо за своим столом.

– Разрешите присутствовать? – доложив о прибытии и представившись, спросил Костя.

– Что же вы опаздываете, товарищ лейтенант? – несколько раздраженно сказал полковник.

Костя не успел ответить, потому что за него заступился начальник комендатуры:

– Яков Самуилович, товарищ Субботин только что вернулся из рейда по сопредельной стороне. Его мангруппа[2] разгромила две вражеские резидентуры. Фигуранты уже переданы дознавателям. Кроме того, так сказать по ходу дела, Субботин уничтожил три нелегальных серебряных рудника, освободил и вернул на Родину сто тридцать пять советских граждан.

– Ого! – восхитился начпо – По совокупности это тянет на орден Боевого Красного знамени. Виктор Фомич, пишите представление, я дам ему ход, продвину в первую очередь. – он встал и пожал руку Косте – Садитесь, лейтенант. Сразу скажу, что свою награду вы получите уже на новом месте службы.

Полковник заложил руки за спину и прошелся перед грифельной доской, совсем такой, какие были во всех классах школы, где учился Костя. Точно так же на полочке под доской лежали кусочки мела – он бывает нужен при постановке задачи.

Командиры молча ждали, что скажет начальник политотдела округа, а он наверняка скажет что-то важное. Как известно, такие люди просто так не ездят, и ради забавы серьёзных людей не собирают. Нет, бывает, что заезжают по дороге совсем в другое место, но сегодня явно не тот случай.

– Итак, товарищи, мы все знаем, что текущая война в Европе вплотную приблизилась к нашим западным границам. Фашистская Германия собрала вокруг себя сателлитов, готовых выставить собственные армии, кроме того она активно формирует целые добровольческие соединения из граждан всех европейских стран. Германия разгоняет свою военную промышленность, вооружается сама и вооружает своих союзников. Всякому внимательному наблюдателю понятно чт война практически неизбежна и дело лишь в том, выступят ли на стороне Германии Англия и Североамериканские штаты. Вероятность такого оборота чрезвычайно высока. К примеру в Сирии размещены английские и французские авиационные бомбардировочные соединения. Мы точно знаем, что оттуда могут быть нанесены удары по нашим бакинским нефтяным полям. Предотвращение такого развития событий дело высокой политики. Наши же задачи много уже и конкретнее. Если быть предельно кратким и прямым, задача погранвойск в предвоенный период, кроме охраны и обороны границы состоит в недопущении провокаций и паники, поскольку они могут стать поводам для англо-американских правящих кругов выступить на стороне Германии. То есть не поддаваться на провокации мы должны любой ценой, даже ценой гибели наших боевых товарищей. А в начале войны мы обязаны дать время для приведения частей и соединений в боевую готовность. Поймите правильно, товарищи, это мы с вами кадровые командиры, а в подчинении у нас лучшие из лучших бойцы. Что касается РККА, то она только в тридцать восьмом году стала переходить от территориально-милиционной системы[3] к кадровой армии. Кроме того германская армия имеет уже трёхлетний опыт войны, а мы гораздо меньше.

Полковник помолчал и продолжил:

– РККА сорганизуется, научится, нужно только дать ей время. И мы, пограничники, дадим ей это время. Вопросы есть?

Руку поднял майор, начальник соседней комендатуры. По сроку службы и опыту он уже готовился перейти на должность начальника пограничного отряда.

– Товарищ полковник, коли на западной границе разворачиваются такие серьёзные дела, дозволено ли будет мне взять с собой несколько средних и младших командиров? Со своими людьми я намного быстрее, да и качественнее организую службу.

– Мысль прекрасная, товарищ Никишин, но увы, совершенно неосуществимая. Вы, товарищи, далеко не первая и совсем не последняя группа, что едет заполнять зияющую дыру на западной границе. Мы тут будем получать необученный личный состав, а всех более-менее подготовленных будем посылать к вам. Собственно, здесь мы будем обходиться минимально возможным составом.

Больше вопросов не возникло и Костя отправился в строевой отдел, где ему одним чохом выдали все положенные документы, которые обычно нужно собирать по разным отделам штаба: предписание, продовольственный, денежный и вещевой аттестаты. Более того: даже его личные вещи были аккуратно упакованы, их осталось только забрать из комнаты в командирском общежитии.

Не то чтобы обмыть перевод, а даже просто пожать руки друзьям-товарищам, с которыми столько пройдено и испытано, пролито пота пополам с кровью возможности не было, поскольку мангруппа в полном составе ушла на очередное дело.

– Вы только возвращайтесь живыми и целыми. – вздохнул Костя и пошел к воротам, где его и остальных командиров ждал автобус. Старый-престарый, страшный-престрашный, зато на ходу. Водитель автобуса, цыганистого вида, бойкий, чернявый и сухощавый сверчок [4] со старшинской пилой в петлицах, как раз просвещал майора Никишина, что этот американский автобус изготовлен из палубных досок корабля «Мэйфлауэр», того самого, на котором в Северную Америку приехали первые переселенцы. А мотор в автобусе тоже непростой, а тот самый, от первого самолёта братьев Райт. Вообще-то такой ценный экипаж должен стоять в наиглавнейшем музее города Вашингтонска, что расположен в правительственном районе под названием Гарлем, ну, рядом с Белым Домом, но вот китайские жулики украли его и отвезли к себе. Да не просто так, а попытались на нём проникнуть в Советский Союз, но не тут-то было. Доблестные пограничники под командованием угадайте кого, попытку пресекли, автобус конфисковали. Вот он теперь верой и правдой служит в погранвойсках СССР. Но как стало известно из достоверных источников, ихний президент по фамилии Рузвельтов обратился к самому товарищу Молотову с просьбой вернуть такую ценную реликвию в Америку, но пока не договорились о сумме. Мы выставили цену в два миллиона долларов, а скупые американцы торгуются и больше миллиона восьмисот тысяч давать жадятся.

Майор, как положено в таких случаях, ахал, делал большие глаза и хлопал себя по бокам, мол, он верит в каждое слово балабола. Командиры вокруг тоже слушали, одобрительно посмеивались и запоминали небылицу. Пригодится, когда придёт черёд рассказать байку за рюмкой или бокалом пива. Впрочем, многие жалели, что сами не смогут рассказать так же: высокохудожественно и смачно.

В дверях штаба показался полковник, и ещё на крыльце подал знак водителю: заводись, мол. Командиры тоже полезли внутрь занимать места.

Дорога до Алма-Аты не запомнилась Косте, потому что он извлёк свой козырный спальный мешок из волчьего меха, расчистил место на задней площадке, да и улёгся спать. Только на аэродроме его растолкал капитан Горошков:

– Ну, Костя, силён же ты спать! Все медведи от зависти умрут!

– Валера, ты на себя посмотри. – огрызнулся Субботин – Сколько ты сам проспишь после двухнедельного рейда?

– Да не дуйся ты, Костя. – пихнул его в плечо капитан – Всё-то мы понимаем, просто было интересно наблюдать, как автобус скачет на манер пьяного козла, а ты и в ус не дуешь.

– А, ты в этом смысле. – зевнул Костя – Тогда нормально.

И побежал искать нужник, потому что пришла пора избавиться от излишков в организме.

Из Алма-Аты до Усть-Каменогорска их перебросили на воздушном гиганте АНТ-20 «Максим Горький», а оттуда на литерном поезде, туго набитом командирами от сержанта до генерала, без простоев и задержек помчали до Львова.

А во Львове организованность как-то иссякла и наступило время обычной расхлябанности, по крайней мере, для Кости. Так уж вышло, что в девяносто второй Перемышльский погранотряд Косте нужно было добираться одному, а машины ему не выделили. От Львова до Перемышля ещё ходит поезд, но ночью случилась авария, так что придётся ждать до самого утра.

Военный комендант на вокзале принял Субботина хмуро, но по-деловому. Сразу сказал об аварии, предложил переждать в казарме комендантской роты. Костя посмотрел на усталого старлея с усталым лицом, на котором красовались усы щёточкой. Такие усы носил, к примеру, военный комиссар Киргизии генерал-майор Иван Васильевич Панфилов, а у коменданта они были немного шире, и кажется, это что-то означало для знающих людей – типа на каком фронте воевал.

– Доберусь своим ходом. – решил лейтенант.

– Да как тебе сказать. – проворчал комендант – Шалят тут. Врагов Советской власти ещё не додавили. Бродят тут ОУНовцы, и даже на командиров, случается, нападают. Опасно. Хотя… Здесь у меня в комнате отдыха танкист оказии ждёт. Вместе и доедете.

И хлопнул ладонью по большой никелированной кнопке на столе справа от себя. Кнопка оказалась не кнопкой, а звонком на манер велосипедного. От нажатия взвелась пружина, и механизм довольно мелодично забренчал. Тут же в дверь сунулся сержант-сверчок.

– Чаю, товарищ старший лейтенант? У меня готово.

– Не мельтеши Зиновьев. Для начала позови того танкиста.

– Так их уже двое. – сообщил сверчок.

И видя удивлённо поднимающиеся брови коменданта заторопился:

– Только что подошел. Кстати тоже едет в Перемышль, и тоже не хочет ждать, когда устранят аварию.

– Вот обоих и зови. Ну и чай на четверых тащи.

В кабинет зашли и представились два сержанта-танкиста, одетые не в повседневную форму, а в серо-стального цвета комбинезоны. На головах пилотки. Форсят маслопупы. Ну да гордость за свой род войск вещь правильная и полезная. То же видимо подумал и комендант. Он усмехнулся и выслушав рапорта кивнул на стулья у стол:

– Садитесь, пижоны. Я мог бы вас на губу законопатить за нарушение формы одежды, да ладно, живите ненаказанные. В Перемышль едете?

– Так точно!

– Если ждать не желаете, а ремонт может затянуться, там только паровоз поднимают, то разрешаю ехать втроём. Старший – лейтенант Субботин.

Вошел давешний сержант, принёс литой алюминиевый чайник, четыре стакана в подстаканниках и корзинку с пирожками. Предупредил:

– Вот я бумажку воткнул, справа пирожки с капустой и резаными сосисками, а слева с вареньем.

Ушел и аккуратно закрыл дверь.

– Угощайтесь, товарищи. – сказал комендант – Сержант, поухаживай за всеми, разлей чай. С семи часов вечера ни крошки во рту не было, хоть с вами разговеюсь. Уж не знаю, удастся ли пообедать.

Посетители сочувственно угукнули: всем известно, что такое военная служба и на какие каверзы она способна. Комендант продолжил:

– Проблем добраться до Перемышля, нет совсем. Тут постоянно курсируют военные машины, я позвоню в автобат, там дадут команду попутной машине завернуть к вокзалу. Оружие у всех имеется?

– Пистолет ТТ. – отчитался Субботин.

– Револьвер Наган – сообщил первый сержант, а второй смущённо развёл руки:

– Возвращаюсь из отпуска, с собой только засапожный нож.

– Ладно, на первый случай и этого достаточно. – махнул рукой комендант – Давайте командировочные, сделаю отметку.

***

На потрёпанном трёхосном грузовике ГАЗ-ААА, с удобством разместившись на стопках новеньких ватных матрасов, Костя с попутчиками доехал до Перемышля. По дороге Костя помалкивал – только познакомился, а потом развалился на мягких матрасах, да разглядывал облака. А сержанты припомнили общих знакомых, принялись что-то обсуждать на своём танковом наречии. Косте и неинтересны все эти фрикционы, гусли да накладное бронирование.

Водитель остановил машину у ворот штаба погранотряда, молча кивнул и укатил, а Костя пошел докладываться о прибытии. Дежурный по штабу придирчиво проверил документы и направил в кабинет начальника отряда – представиться как положено.

– Это хорошо, что ты прибыл. – сказал полковник, сидящий за столом – Давай документы, и садись. Я документы посмотрю, да поспрашиваю по ходу дела.

Командир отряда произвёл на него хорошее впечатление: могучий мужчина за сорок, в отлично пошитой форме, впрочем, заметно, что побывала она и под дождём и в метели, да и прочих невзгод отхватила от беспокойного хозяина. Следы починки видны, но едва-едва: искусная рука чинила прорехи. Глаза полковника, внимательные, пронизывают взглядом и посетителя и его бумаги. И голос настоящий, командирский: твёрдый, властный. Такой голос вырабатывается не вдруг – ибо это важный рабочий инструмент, он улучшается вместе с опытом.

– Значит, командовал отдельным отрядом мангруппы?

– Так точно, товарищ полковник. По местным условиям оказалось целесообразно разбить мангруппу на три части, я командовал третьей, самой удалённой.

– На сопредельную сторону ходил?

– Двенадцать раз. последний рейд занял две недели.

– Здесь сказано, что ты представлен к ордену. За что?

– Полностью выполнил поставленную задачу, а кроме того освободил сто тридцать пять советских и китайских граждан.

– Подробностей не будет?

Костя про себя усмехнулся: проверка на вшивость. Слабенькая и слишком прямолинейная попыточка. Значит, будут и более серьёзные проверки на устойчивость, умение соблюдать государственную и служебную тайну. А полковнику он ответил:

– О том, как я вёл освобождённых людей почти двести километров по пересечённой местности, я как-нибудь расскажу в свободное время.

– Ну-ну. – удовлетворённо хмыкнул полковник – А как посмотришь на должность заместителя командира мангруппы в моем отряде?

– Отлично посмотрю. Разрешите вопрос?

– Для того и пригласил, задавай.

– Сколько средних командиров в мангруппе?

– На этот момент один, старший лейтенант Бузмаков. Ты будешь вторым. Взводами командуют замкомвзвода. Справляются, нареканий почти нет, но сам понимаешь, кругозор у них недостаточен, нужен опытный человек с хорошей школой. В общем, так: мангруппа сейчас в районе Ольшан, там очередное обострение, как обустроишься, выдвигайся туда. Ты уж извини, но как раньше говорилось: ты попал с корабля на бал. По обстановке больше двух часов на сборы дать не могу.

– Хотя бы машину дадите добраться до места?

– Нет машин, все в разгоне. Даже моя сейчас в обеспечении операции. Патронную линейку возьмёшь с ездовым. Устроит?

– Устроит. Всё лучше, чем пешком топать.

На выезде из Перемышля бричку остановил постовой милиционер:

– Таварыщу лейтенант, разрешите абратицца?

– Слушаю вас, товарищ старшина.

– Вы случайна не да Альшанца слэдуице?

– Именно туда, а что?

– Дак тута сэржант танкицт пяшком собралца шлёпац, а у тута апасна. Можа возьмёци?

– Возьму, место есть.

Милиционер стукнул в окошко мазанки, что служила здесь караулкой:

– Гэй, танкицт! Выхади, таварыщу лейтенант тябе берёц!

Из мазанки вышел недавний попутчик, сержант Розницын.

– О! Товарищ лейтенант, не ожидал вас так скоро увидеть!

– Симметрично. – улыбнулся Костя – Садись, не будем терять время.

И спросил постового:

– Прошу прощения, может вопрос неловкий, но что у вас за говор такой интересный? Вроде знакомый, а …

– Дак я из сябров, Бяларусь значиц. У нашай местнысци усе так гаварят.

– Понял, почему говор немного знаком. У меня были ребята из Белоруссии, правда, они минчане, у них немного другая речь.

Ездовой тряхнул вожжами, пара крепких коней двинулись вперёд, и линейка покатила

Костя повернулся к сержанту:

– А ты тут какими судьбами?

– Получил назначение, а батальон сейчас в Ольшанце. С чего тут такие строгости? В штабе полка ничего мне не говорили, а милиционер на выезде едва не силком задержал, уговаривал дождаться попутчиков.

– В штабе полка не сказали, а ведь комендант на вокзале предупреждал.

– И то верно. Комендант мужик послуживший, не то что эти молодые необстрелянные.

– А ты повоевал?

– Почти нет. На Халхин-Голе в первый же день пулю поймал, но ума она мне добавила.

Катили неторопливо, ну если сравнивать с машиной, а так лошади рысили довольно бодро. Неприятности начались часа через три, там где дорога, вошла в лес и начался спуск к реке.

Хрясь! Колесо линейки попало в яму, и линейка резко перекосилась. Сержант, сидевший с той стороны, кувыркнулся вниз, попал головой на случайный камень и замер. Костя бросился посмотреть что с человеком, ездовой тоже сунулся помогать, в общем, все повели себя ужасно глупо и неосторожно. Ещё мгновение, и на пограничников навалилось сразу пятеро крепких, тренированных бойцов, к тому же экипированных как надо. Минута невнятной возни, и брыкающихся пограничников с кляпами во ртах забросили на линейку. Следом закинули бессознательного, но тоже связанного танкиста. За вожжи взялся один из нападавших и линейка свернула на лесную тропинку, а её следы замели двое налётчиков.

В тесной клетушке, куда поместили трёх пленников было сумрачно и сухо. Пред тем как втолкнуть Костю во временное узилище, с него сняли веревки, и конвоир бросил на чистейшем русском языке:

– С остальных сам снимешь.

Этим в первую очередь и занялся лейтенант. Сначала развязал ездового и уже вместе они освободили от пут и положили на некое подобие лежанки сержанта-танкиста.

- Они его насмерть-то не уходили? - спросил ездовой.

– Вроде бы дышит.

– А по виду совсем плох.

– Ничего! Бывает и хуже. – сказал Костя, хотя вовсе не был убеждён в своих словах.

В это время сержант пошевелился и попытался вздохнуть, но тяжело, надрывно и захлёбываясь закашлялся. В четыре руки его повернули набок, чтобы мокрота не залила дыхательное горло. Помогло. Изо рта потекли сукровица и какие-то кровавые комки, выглядит неприятно, но главное человек стал выглядеть лучше – пропали синюшные пятна на лице. Мало-помалу сержант стал дышать всё равномернее и глубже. Наконец он открыл глаза, поводил мутным взглядом по стенами, по потолку и наконец, узнал Костю:

– Где я? Где мы? Товарищ лейтенант, что случилось?

– В плену мы, вот такое дело. Видишь, угодили в лапы к каким-то злыдням.

– Нас инструктировали про ОУН. Это они?

– Нет, не они. Один чисто говорит по-русски и вообще подготовка у них как у осназа.

– Худо дело.

Сержант пошевелился и тут же замер. Лицо его скривилось от боли и прошипел сквозь зубы:

– Чем это мне по башке дали?

– Ты сам упал да головой на камень. Эти гады устроили хитрую ловушку. Или лошадь ногу бы повредила, или колесом попали. Мы как раз колесом и угодили. Ты сидел на той стороне, не ожидал, да вот и брякнулся.

– Тогда понятно.

– Тихо! – вдруг свистящим голосом прошептал ездовой – Что-то говорят!

Замерли, растопырили уши. Вдалеке, на грани слышимости высокомерный баритон по-немецки отчитывал кого-то:

– Гауптман, что за дрянь вы мне приволокли? Я просил офицера, или хотя бы служащего из штаба. А вы?

– Бу-бу-бу – неразборчиво прозвучало в ответ.

– Гауптман, этот офицер, пусть они и производит впечатление опытного военного, бесполезен, поскольку он только что получил назначение. Он не знает здешних реалий.

- Бу-бу-бу.

– Не мелите ерунды. У этого лейтенанта тропический загар. Он явно только приехал.

– Бу-бу-бу.

– Допрошу, конечно. Беда в том, что пропажа обнаружится, начнутся поиски и нам придётся на время свернуть активность. Идите и подумайте над своими ошибками.

Наступило молчание. Сержант тронул Костю за локоть:

– Товарищ лейтенант, что он сказал?

– Ты же и сам слушал, что понял?

– Да ничего не понял. Они же не по нашему лопотали.

– Верно, не по нашему. По-немецки.

– И что вы поняли?

– Понял я херовую вещь. Им нужны языки, а от нас им толку мало мы же только-только получили назначения. В общем, нас быстренько допросят, да и пустят в расход.

– Будем биться.

– Ну и много мы набились до сей поры?

Тем временем ездовой внимательно оглядывал пол, стены и потолок помещения. Чувствовалось, что человек имеет определённый опыт, а коли так, то не следует ему мешать. Через некоторое время ездовой подошел, и вплотную приблизившись к Косте, тихонько зашептал, указывая взглядом на дальний угол:

– Товарищ лейтенант, там мы можем приподнять крышу, и один вылезет. Пошел бы я, да у меня спина ломаная, хорошо хоть на службе оставили, не комиссовали. А вы справитесь с часовым?

– Справлюсь.

– Вот это дело. Я вам гвоздь вывернул, хоть какое-то да оружие.

И ездовой сунул в руки Кости кованый гвоздь квадратного сечения с неровной шляпкой.

– То что надо! – еле слышным шепотом обрадовался Костя, принимая железяку примерно пятнадцати сантиметров в длину.

Стараясь делать незаметно для постороннего наблюдателя, покрутил гвоздь так и сяк и наконец нашел лучший вариант: упёр шляпку в основание ладони так, что гвоздь торчал из кулака между средним и безымянным пальцем на уровне суставов.

Часа через три, к сарайчику подошли двое. Скрипнул и щёлкнул ключ в замке, звякнул отпираемый засов, и послышался голос:

– Лейтенант, выходи!

Делать нечего. Костя сильно пригибаясь пол низкой притолокой, вышел из клетушки. Хм... Пока дёргаться бесполезно: часовой и второй злодей стоят с винтовкой и автоматом в руках, а третий командует:

– Руки на стену, ноги шире плеч!

И сноровисто обхлопал Костю в поисках возможного оружия. Костя только усмехнулся про себя: гвоздь, на который возлагаются основные боевые надежды, воткнут в земляной пол и присыпан пылью.

В хате, куда привели Костю, за столом сидел крупный мужчина с причёской в прямой пробор и бритыми висками. На крупном, «орлином» носу гнездилось пенсне с синеватыми стёклами. Одет он был в цивильное платье, даже с претензией на сельскую простоту, но видали мы таких цивильных. Весь вид просто кричал, что за столом расположился кадровый военный, причём в звании не ниже майора.

Мужчина внимательно осмотрел Костю, похоже сделал сделал свои выводы, и кивнул:

– Присаживайтесь, господин лейтенант.

По-русски он говорил почти без акцента

Костя присел на массивный табурет, одно временно проверяя: сможет он воспользоваться деревяхой в случае чего, или нет. Не сможет. Табурет просто и незатейливо приколочен к полу.

– Не стану извиняться за грубость моих подчинённых. – сказал мужчина – Вы военный, профессионал, вы понимаете что мне нужны определённые сведения, и я их получу любой ценой.

– В случае с нами случилась промашка. – ответил Костя, внимательно отслеживая реакцию врага – Мы с сержантом только направляемся к месту службы, а ездовых сознательно не допускают к серьёзным вещам. Однако не назовёте ли своё имя? Должен же я как-то к вас обращаться...

– Тут вы правы. Ко мне следует обращаться майор фон Вейстерплятт. Но я продолжу задавать вопросы. Скажите, что-то же вы видели, слышали, не так ли?

– И здесь не могу порадовать, господин майор. С момента получения приказа о переводе в Украинский пограничный округ и до сего момента я почти постоянно был в дороге. Скажем, во Львове я задержался на три часа, а в Перемышле и вовсе на сорок минут. В моих документах время прибытия и отправления отмечены.

– Да, это так. Но скажите, господин лейтенант, какое вы получили образование? Ваша речь выдаёт человека интеллигентного круга.

– Это не секрет, господин майор. Я выходец из семьи служащих, окончил десятилетнюю школу, отучился два курса в институте и был призван в погранвойска. Там мне предложили поступление в училище, и я не стал отказываться.

– Как необычно. Я знаю, что в таких училищах предпочтение отдаётся пролетариям, крестьянам и евреям. Как же пропустили вас?

– Дело в том, что мой отец ещё до революции, в шестнадцатом году стал членом партии большевиков, командовал батальоном во время гражданской войны и основал одну из первых наших погранзастав на турецкой границе. Но по ранению он был уволен со службы и стал чертёжником. Матушка моя тоже чертёжница.

– Где вы служили до сей поры?

– На китайской границе.

– По чьей инициативе вас передвинули сюда?

– Это вовсе не секрет, господин майор. Здесь назревает война, и командование собирает здесь возможно большее количеств кадровых командиров.

– Да-да, господин лейтенант, вы хоть и немного отслужили, имеете право именоваться военным профессионалом. У вас есть вопросы, пожелания?

– Если не затруднит, господин майор, я бы хотел получить немного кипячёной охлаждённой воды, бинт или кусок чистого полотна, и, если возможно, немного йода. Меня вполне устроят те, что были в моей полевой сумке.

– Для чего они вам?

– Следует оказать помощь сержанту, пострадавшему при падении. Вы же понимаете, господин майор: военное братство...

– Хорошо. Вам передадут просимое. Идите.

Молчаливые охранники увели Костю обратно и заперли дверь. Охрана сменилась: вместо бойца с винтовкой на службу заступил автоматчик.

– Как там? – шёпотом спросил сержант, когда пленники сели голова к голове. Ездовой молчал.

– Похоже немец хочет меня завербовать, поэтому пока обращается мягко.

– А ты?

– А я тяну время до ночи. Пока всё. Ложимся спать. Нам надо накопить силы.

За стеной раздались шаги, дверь приоткрылась и хмурый тип сунул в руки Косте бумажный пакет. И захлопнул дверь. Костя развернул газетную бумагу, увидел небогатый набор медикаментов и повернулся к своим:

– Садитесь, товарищ сержант, будем вас лечить.

Хорошо что удар пришёлся на залысину выше виски и ниже волос. Костя обработал кровоточащую ссадину и наложил повязку.

– А теперь спать, товарищи. Хотя если не хотите, можете поболтать о чём-то нейтральном: о рыбалке там, охоте или о бабах.

– Зачем?

– Затем, что если будем сидеть молчком,могут насторожиться: не затеваем ли чего?

Сам он выбрал место на полу растянулся, закрыл глаза и стал планировать ночное освобождение. Время до темноты прошло спокойно. Костя не вставал и не двигался: то дремал, то просто лежал и через щелочку прищуренных глаз снова и снова осматривался. Он даже выяснил где находятся дырка, через которую часовой периодически подглядывает и подслушивает чем занимаются пленники. А те играли свои роли: Костя лежал, а двое его товарищей по несчастью травили друг другу бесконечные байки про службу.

К вечеру нагнало тучи, поднялся ветер что было воспринято Костей весьма положительно: чем больше посторонних звуков, тем легче будет ему. Часовой, заступивший на пост ночью оказался бдительным и дотошным. Он ни разу не присел, всё топтался вокруг сарайчика, периодически приникая ухом к дырке. В таких случаях ездовой пихал в бок сержанта и тот начинал негромко, но художественно храпеть. Успокоенный часовой снова начинал бродить, звякая какой-то фигнёй в своём снаряжении.

Ближе к утру на пост заступил тупица и пофигист. Как только предыдущий постовой ушел, он уселся у стенки и закурил. Прошло короткое время и он стал похрапывать.

– Пора, товарищи. – прошептал Костя.

Сержант в ездовым передвинули в дальний угол нары, встали на них, и поднатужившись стали поднимать крышу сараюшки. Костя, дождавшись когда возникнет щель достаточного размера, как ящерица, ловко и беззвучно скользнул наружу.

Опустившись на землю Костя вынул из кармана «боевой гвоздь», зажал его в кулаке и двинулся вокруг сарайчика. И тут же наткнулся на караульного, тот видимо услышал тихий скрип поднимаемой крыши и пошел посмотреть.

Выпад – и здоровенный, на голову выше Кости малый, выронив автомат схватился за горло, а сквозь его пальцы брызнула чёрная в лунном свете кровь.

– Грлык. – прохрипел караульный и рухнул на колени.

Костя подхватил упавший автомат и ударил врага рукояткой в висок. Минус один. Пошарил в карманах трупа, нашел ключ и ещё несколько полезных вещей. Три шага к двери и вскоре ездовой и сержант вышли на волю.

– Держите! Тебе пистолет, а тебе кинжал. С пистолетом разберёшься?

– Разберусь. – шепнул сержант – У нас одно время выдавали пистолет Коровина, этот похож.

Осторожно двинулись к летней кухне, где жила часть налётчиков. Рядом с дверью на скамейке сидя дремал часовой, зажав между колен винтовку. Костя врезал ему по голове автоматом , вдвоём с ездовым они скрутили пленного и забили ему в рот кепи, да так, что только козырёк торчал наружу. Пригодится. Нужно же узнать где все остальные, и вообще кто они.

Дверь оказалась запертой, но ездовой кинжалом отодвинул засов.

Внутри царила тишина, а лунный свет сквозь небольшое окошко давал достаточно света, чтобы разглядеть четыре тела, лежащие на лавках вдоль стен. Костя ткнул пальцем в ездового и указал ему на ближнее тело. Сержанту указал на другое. Сам двинулся к парочке. Раз! И гвоздь вошел в горло более крупного, и похоже, воткнулся в позвоночник.

«Только бы не застрял!» – похолодел Костя выворачивая гвоздь и чувствуя, как крупная дрожь сотрясла умирающего врага. По счастью оружие исправно вышло из раны.

– Що це таке? – послышался неожиданно высокий голос и второе тело стало подниматься.

– Баба! – понял Костя – Сейчас эта шмара поднимет крик и всем нам кирдык.

Верный гвоздь вошел в горло бабы, оказавшейся совсем молодой, не больше двадцати лет, и уже окончательно застрял между позвонков. Зато и баба не дёргаясь обмякла в мёртвой неподвижности.

«Она тут что, всех по очереди обслуживала? – брезгливо удивился Костя – Ели с этим у всех на виду спала, видимо и остальных не обижала». Плюнув на несвоевременную и глупую мысль он занялся насущными делами. Стараясь не шуметь они осмотрели помещение, и на стене, под линялой занавеской обнаружили оружие: винтовку и два автомата. Рядом висели подсумки с винтовочными обоймами и автоматными рожками, и там же висела, почему-то отдельно, несколько комплетов ременной пехотной амуниции, насколько помнил Костя, австрийской, времён Империалистической войны. Это хорошо. Такая сбруя очень удобна для боя. На полу стояли цинки с винтовочными и автоматными патронами.

– Я лучше возьму маузер. – решил ездовой.

– Автомат скорострельней. – возразил сержант.

– Зато винтовка точнее и привычнее. – отрезал ездовой.

Надели амуницию, развесили ножи, подсумки, рассовали по карманам румынские гранаты с тряпичным конусом, тоже времён Империалистической войны.

– Как там наш язык? – спросил Костя и тело тут же втащили в помещение.

Костя сразу понял, что пленник пришёл в себя, лишь притворяется беспамятным. Поэтому он он с размаху пнул его в бок, и, судя по всему, что-то сломал.

– Ы-ы-ы красная мразь! – через наполовину вытолкнутый кляп прохрипел пленник.

– Первичные сведения получены. – спокойно пояснил соратникам Костя – Это бывший русский, что вернее собаки служит врагам своей бывшей Родины. – и повернулся к телу, чт корчилось под ногами:

– Мне нужны точные сведения, причём очень быстро. Будешь врать – отрежу яйца и заставлю сожрать. Понял? Если будешь отвечать– кивни.

Тело закивало. Костя присел рядом и вынул кляп.

– Аххфхырыб! – пробулькал пленник, неудачно попытавшийся крикнуть.

Костя, ожидавший этот ход, безжалостно ударил его в болевую точку. Минутку подождал и ещё раз ударил. Посмотрел на извивающееся тело и равнодушным тоном спросил:

– Так ты будешь говорить, или начинать резать? Мне-то пофиг, это тебе терпеть.

Пленник часто-часто закивал.

– Ну вот, а ты стеснялся. Одного мы прихлопнули у сарая, троих здесь, плюс ещё ты пока живой. Сколько вас ещё?

– Четверо.

– Кто главный?

– Гауптман Романов.

– Ну и что ты мне врёшь? – равнодушным тоном сказал Костя. Он доподлинно знал, что такой тон пугает почище яростного крика, потому что это тон не бойца, а палача – Я обещал, что отрежу яйца?

И одним движением распорол бриджи на промежности, слегка царапнув кожу мошонки.

– Я всё скажу! – прорыдал сломленный пленник.

Спустя несколько минут боевая тройка окружила хату и по сигналу Кости, стукнувшему автоматом по деревяшке, закинули в окна гранаты. По-хорошему нужно брать языков, но тут самим бы остаться живыми: в просторной хате находилось шестнадцать отлично подготовленных бойцов при двух пулемётах и двух миномётах.

Косте всегда везло только по крупному, а в мелочах он вечно был в пролёте. Вот и на этот раз: когда троица ворвалась в хату, то обнаружили пятнадцать трупов и одного живого: того самого гауптмана, что сидел на топчане в закутке у печки и мотал головой, держась за уши, из которых катились капельки крови. А вот немецкий майор не выжил: просто не повезло, и граната упала прямо на кровать, на которой спал немец с дочкой хозяина хаты. Самого хозяина тоже пришибло: он спал в сенях, а осколок легко пробил стенку, состоящую из плетня, обмазанного глиной с соломой.

***

Утром Костя засел с пулемётом на крыше хаты – там, как выяснилось, имелась подготовленная позиция, блиндированная мешками с землёй. Сержант с ездовым, вооружённые до зубов, на хозяйской бричке поехали к местному сельсовету, узнать, где поблизости телефон, чтобы поставить в известность командование. Так уж удачно получилось, телефон оказался в сельсовете, и дозвонившись до пограничной комендатуры, парни вернулись обратно. Не прошло и часу, как село стало напоминать муравейник: примчались командиры высокого ранга, с утра пораньше приехавшие в погранотряд вставлять клизму за всё подряд, в том числе и за похищение военнослужащих. А тут потеряшки вернулись сами.

С ними приехали дознаватели и целая рота усиления. Вот теперь по селу шел повальный обыск, причём с применением собак и миноискателей.

Костю и его сотоварищей развели в разные места и дотошно опросили, потом заставили написать подробные рапорта, потом опять опросили, выявляя пропущенные моменты. После этого сержанта отправили в его танковый батальон, ездового – ремонтировать колесо его линейки, всё же пострадавшее при попадании в ловушку. А Костя теперь сидел у плетня и ждал, что там решат многомудрые начальники.

Наконец на крыльцо вышел кто-то из командиров:

– Субботин, ты далеко?

– Здесь я, товарищ майор, жду вызова. – вскочил и вытянулся Костя.

– Заходи. Сейчас услышишь пару ласковых.

В большой комнате у стола сидели командиры, перед ними были разложены бумаги – опросные листы, рапорта и, надо полагать, первичные документы по обыскам в селе.

– Садись, Субботин. – кивнул старший, с ромбиками генерал-майора.

Костя осторожно сел на край табурета. Начало было вполне дружелюбным, да кто знает, куда повернутся мысли начальников? Могут начать за здравие, а потом поимеют от всей души.

Генерал молча, не мигая смотрел на Костю, и от этого взгляда у него в животе становилось очень нехорошо. Поиграв в молчанку генерал наконец сказал:

– В общем, выговор тебе, Субботин.

– Есть выговор! – вскочил Костя.

– Садись. Не спросишь, за что выговор?

– Думаю, поставите в известность.

– Поставлю. Это тебе за немецкого эмиссара. Что ж ты его живым не взял, а?

– Виноват, товарищ генерал-майор! Но силы были неравными, всё-таки трое против шестнадцати. И был риск, что местные ОУНовцы прибегут на помощь.

– Трое против двадцати одного. Но уж больно нам нужен был этот эмиссар, он не простой, ну да не твоего ума дело. В общем, так: сержант и ездовой получат по отважной медали, а ты и выговором обойдёшься. Не в обиде?

– Никак нет, товарищ генерал-майор! Понимаю, что обстановка сложная.

– Правильно понимаешь. Ладно, можешь идти, приступай к службе. Вопросы, просьбы имеются?

– Так точно, товарищ генерал- майор, имеются.

– Вот как? – удивился генерал, остальные командиры тоже посмотрели с удивлением – Ну, задавай, проси.

– Товарищ генерал-майор, меня назначили в мангруппу, а мы тут взяли два миномёта, они по боеприпасам подходят и нам. Разрешите забрать их с собой? Так сказать, в дополнение к выговору.

– Мало того что ты хомяк, к тому же ты ещё и шутник! – засмеялся генерал, остальные командиры тоже заулыбались.

Костя скромно потупился.

– Ладно, забирай. Это хорошо что ты так о службе радеешь. Иди, о миномётах я распоряжусь.

На выходе давешний майор протянул Косте его ТТ вместе кобурой, ремнём и портупеей. Это славно. Не надо будет отписываться за утерю боевого оружия.

Выйдя на крыльцо Костя довольно потянулся. Устный выговор его нисколько не удручал: ясно, что он невольно сломал какую-то операцию, и его могли крепко наказать, а теперь не будут: дважды наказывать уставы не велят. А теперь он в мангруппу придёт не с пустыми руками, будет теперь там миномётный взвод, всё какое-то усиление. Он слышал, что в передовые части погранвойск стали поступать миномёты, причём именно пятидесятимиллиметровые, но пришли ли сюда, он пока не знал.

Словом, жизнь оборачивалась самой светлой и радужной стороной.

[1] Начальник политотдела.

[2] Мангруппа – Маневренная группа. Подразделение, в составе пограничной комендатуры. Предназначено для усиления пограничных подразделений в период обострения обстановки на отдельных участках, в зоне своей ответственности..

[3] ТЕРРИТОРИА́ЛЬНО-МИЛИЦИО́ННАЯ СИСТЕ́МА, организация вооруж. сил (ВС), основанная на содержании государством в мирное время в соединениях и воинских частях минимального количества кадровых военнослужащих (гл. обр. командных кадров) и обучении в формированиях приписанного к ним переменного состава (резервистов) – рядовых и младших командиров.

[4] Сверчок – военнослужащий сверхсрочной службы.