Снег набился везде, где только можно: за шиворот, под свитер, в штаны. Я лежал лицом в сугроб и старательно делал вид, что умер. Совсем умер.
— Ну с кровью-то что? Почему так мало? Больше ее нужно! — шпынял ассистенток Степаныч. — Лейте здесь, здесь, вот здесь! Возле лица плесните, а то как живой валяется!
Я тяжело вздохнул и тут же пожалел об этом. Снега в нос попало больше, чем воздуха.
— Все! — рявкнул Степаныч так, словно стоял возле уха. — Вставай, Жень! Не выходит из тебя трупа! Сейчас Кристина еще крови принесет. Иди грейся пока.
Чьи-то руки помогли подняться. Я даже не взглянул, кто это такой добрый: замерз, вымок, лицо и одежда залиты «недостаточным» количеством крови, которая сейчас стекала со щек и липкими холодными ручейками просачивалась за шиворот. Хотелось одного — закрыться в своем фургончике и срочно переодеться.
— Жень, подойди, что покажу, — по дороге к спасительному теплу перехватила меня Наташка. Двух шагов до фургона не добежал.
Дубли она лихо отработала еще утром, и теперь по-хозяйски сидела за операторским столом, прикрытым от ветра ярким оранжевым пологом, следя за тем, чтобы и я не напортачил. Стройная как тростиночка блондинка с невероятно синими глазами, в которых хотелось утопиться. Вся съемочная площадка увивалась вокруг нее, она же воспринимала это как должное. Так что ничего удивительного — если Наташка хочет прямо на месте просмотреть отснятые сцены, кто ж ей запретит.
Если бы у меня был павлиний хвост, я бы, разворачиваясь к Наташке, раскрыл его на всю ширину. Правда… после того, как я на протяжении восьми дублей ронял мотоцикл и валялся в сугробах, даже павлиний хвост выглядел бы мокрым и облезлым.
— Смотри, — она развернула ко мне ноутбук. — Ты ненатурально падаешь. Вот на последнем дубле особенно видно, как аккуратно кладешь мотоцикл.
— Да кто поймет-то, — отмахнулся я.
— Байкеры, — ехидно ухмыльнулась Наташка. — Налепят мемасиков, и по всем соцсетям разлетится, как мы косячим и не умеем снимать нормальное кино.
— То есть предлагаешь убиться по-настоящему? — я промокнул рукавом лоб, с которого норовила скатиться очередная красная капля. — Только есть проблемка: столько крови, сколько хочет Степаныч, во мне все равно не наберется.
— Я тебе не убиваться предлагаю, а нормально трюк сделать. Показать как надо? — проигнорировав шутку, подняла на меня абсолютно серьезные глаза Наташка.
Так и подмывало ответить: «Покажи!». Но я лишь помотал головой и пошел к своему фургону. Показать-то она, безусловно, может, как-никак среди каскадеров России Наташка — одна из лучших. Но, во-первых, я и без демонстрации понимал, чего она от меня хочет, во-вторых, и так накатался уже — продрог как цуцик. А в-третьих… в-третьих, я просто не видел смысла выкладываться здесь на полную. Потому что это показуха. Я еще помнил, как оно, когда все по-настоящему, и малейшая оплошность в движении может стоить тебе жизни.
Фургон был хорошо натоплен. Я быстро разделся, обтерся мокрым полотенцем и завернулся в толстый махровый халат. Хотелось чая, но термос оказался пуст. Пора гнать помощниц, совсем обленились. Взял со стола телефон, чтобы устроить им показательный разнос, но он тут же завибрировал в руках, заставив меня вздрогнуть. Вадик. Надо же… Последние два года мы почти не общались. После Аренаты я приходил в себя долго и болезненно. Родной мир казался тусклым, предсказуемым и скучным. Я хотел вернуться назад, к пескам и льющемуся сквозь высокие окна свету, но дороги туда оказались закрыты. Пока принял это и смирился с ситуацией, умудрился отдалиться от друзей настолько, что даже с праздниками друг друга поздравлять перестали. Почти…
— Привет, Жень, — смущенно пробасил Вадик в трубку. — Что делаешь?
— Валялся в снегу, облитый кровью, — честно ответил я. — А сейчас греюсь.
— Опять разбился? — занервничал Вадик.
— Кино снимаем, Вадь, — вздохнул я. — Что стряслось? Ты же не просто так звонишь.
— Ну да… — замялся приятель. — Можешь сегодня метнуться на мою дачу?
— Сегодня? — я бросил взгляд на календарь. Вторник. Значит, съемки, дай бог к ночи закончатся.
— Женьк, я в Тае сейчас. А с охраны поселка звонили, говорят, кто-то трется у дачи не первый день. Поймать не сумели, но просили дом осмотреть, вдруг что-то пропало. Серега в командировке на Урале, кроме тебя и попросить некого.
Я скрипнул зубами. Времени на туда-обратно, конечно, в обрез. И не высплюсь. Но кидать друга…
— Съезжу. Только смогу поздно совсем, ближе к ночи, у меня съемки.
— Ну и ладно, хотя бы к ночи, — обрадовался Вадик. — Ключи все там же, справа под крыльцом. Котел с телефона подкручу, чтоб потеплее было. Можешь переночевать, утром уедешь. Белье постельное в шкафу, будешь уходить — брось в постирочной на полу. Жратвы вот только нет никакой.
— Ладно, не суетись, — я еще раз тяжело вздохнул.
— Отопление помнишь, как регулировать? — участливо спросил Вадик. Сама забота…
— Мамочка, иди уже, купайся с медузами, — фыркнул я. — Разберусь. Расскажу завтра, что там и как.
И отбил звонок.
Черт!
Ехать на дачу не хотелось совершенно. Не просто лень, внутри кололось какое-то неприятное предчувствие. Но и друга я кинуть не мог. И так уже… Два года ломаю все, что строил предыдущие тридцать лет. Хватит.
В дверь постучали. Не успел я открыть рот, как, не дожидаясь ответа, в фургончик завалилась Наташка. И когда успела переодеться? Пушистую беленькую шубку она сменила на зимний спортивный комбинезон. Волосы завязала в тугой узел. Ох, не к добру все это… Я смерил ее удивленным взглядом и на всякий случай подтянул пояс на халате.
— Одевайся! Пойдем, пока Семеныч кровь ждет, попадаем на опушке, — Наташка энергично махнула рукой в сторону едва прикрытой двери.
Блин! Тоже мне — инструктор выискалась…
— Не надо, Наташ, — я устало отступил вглубь фургончика. — Что ты хочешь, я понял. Сделаю. Сам.
Наташка продолжала пристально сверлить меня взглядом. Потом, захлопнув до конца дверь, подошла к столу, откинула прижатую к стене сидушку стула и уселась, скрестив пальцы рук под подбородком.
— Женя, сколько лет мы с тобой знакомы? Наверное, десять уже есть?
Я посчитал в уме бесконечных Наташкиных мужей — по ним легко было прикинуть и остальное. Кивнул.
— Десять точно есть.
— Ну так вот. Я ведь вижу, ты сам не свой в последнее время. Что будем с этим делать?
— Давай без психотерапии? — миролюбиво предложил я. — Сказал же, про трюк понял все, сделаю. А остальное…
Наташка собралась спорить. Положила на стол сжатые в кулаки руки, решительно задрала вверх подбородок…
— Не надо, — я примирительно улыбнулся. — Угостил бы чаем, но…
Демонстративно перевернув термос, дал убедиться, что он абсолютно пуст.
— Ладно, — сдалась Наташка. Как-то быстро, без боя, даже обидно.
Встала и с удовольствием потянулась. Зимний комбинезон, хоть и плотный, прекрасно обтягивал фигуру, так что все прелести я с удовольствием оценил.
— Кстати, — сделав шаг в сторону выхода, она задержалась, лукаво на меня глядя. — Вчера я наконец-то официально развелась. Можешь в очередной раз поздравить.
— Что ж тебе так в личной жизни-то не везет? — с ложным сожалением пробормотал я.
— Все мужики — козлы, — припечатала Наташка. — Но, ты можешь меня куда-нибудь пригласить.
«В койку», — мелькнуло в голове. «Или на дачу к Вадику». Черт, ни одной приличной мысли в башке не осталось.
Видимо, на моем лице все было написано, потому что Наташка расхохоталась и, похлопав меня по плечу, выскочила из фургончика вполне довольной. А я, вздохнув, полез в шкаф в поисках сухой одежды для новой серии дублей.
*
С третьего раза смог упасть, как хотел режиссер. Правда, не из-за внезапного прилива мастерства, а потому что не удержал мотоцикл. Мы с ним проскользили пару десятков метров по заснеженной поляне, а в конце я вполне себе натурально растянулся, чувствуя боль в ноге и плече. Меня опять быстренько залили кровью, и, наконец-то, Степаныч сказал, что его все устраивает.
Вот только встал я с трудом и идти было крайне больно. Порадовался, что пострадала левая нога, а не правая — значит, план с дачей остается в силе, вести машину смогу. Доплетясь до фургончика, решил, что ковылять по лестнице сначала вверх, а потом вниз ради десяти минут внутри не хочу. Постоял, оглядываясь, и крикнул ассистентку, Алену, шатавшуюся возле гримерок. Но видно слегка переборщил с тоном. Изменив своей вечной неторопливости, Аленка подлетела пулей, сама сообразила что надо, и кинулась внутрь фургона за полотенцем. Пока я стирал «кровь», Алена, следуя новым инструкциям, вынесла рюкзак и ключи от машины. Всучив ей грязное полотенце, я забил на переодевание и в чем был, в том и потащился в гараж. Доеду к Вадику, а там уже залезу под душ, может, и баньку затоплю… Отмоюсь, да и нога, глядишь, после баньки пройдет.
На парковке меня поджидала Наташка. Пристально смотрела, как подхожу, и, хоть я, сжав зубы, старался не хромать, она недовольно поморщилась, протягивая мне руку.
— Перестарался, Жень. Давай-ка, не лезь сегодня за руль. Довезу до дома и утром тоже подхвачу.
— Мне за город нужно, твоя Хонда там не пройдет, — поломал ее планы я, тем не менее протягивая ключи. — Если ехать, то на моей. И с ночевкой.
Наташка смерила меня взглядом, пожала плечами, но ключи забрала:
— Что делать, не бросать же инвалида. Придется составить тебе компанию.
Ну просто волшебство. Я шкурой чувствовал, как нас провожали завистливые взгляды. Завидовали, конечно, мне, Наташке скорее сочувствовали.
Устроившись на пассажирском сиденье, запустил на телефоне навигатор, чтобы не командовать всю дорогу: «налево, направо, направо, налево» и неожиданно заснул, согревшись от автомобильной печки.
В дачный поселок приехали уже затемно. По дороге Наташка завернула к продуктовому магазину. Когда я на минуту разлепил глаза, разбуженный звуком открывающегося багажника и задувшим в затылок холодом, она перекладывала из тележки в машину шуршащие пакеты. Выйти помочь я так с силами и не собрался. А окончательно она меня разбудила уже рядом с поселком, чтобы спросить, в какие ворота заезжать.
Охранник, дядя Витя, узнав меня, приветливо махнул рукой. Мы проехали по заснеженной улочке между высокими заборами и уперлись в дачу Вадика. В ряду домов она была последней, зато стояла практически в лесу.
— Красиво тут должно быть, когда светло, — заметила Наташка.
Мы выбрались из машины и пока я, кое-как разметав глубокий сугроб, возился с воротами, Наташка озиралась по сторонам. Хотя что тут в темноте можно разглядеть? Цепочка желтых фонарей жалась к дороге, освещая лишь дома рядом с ней, а вокруг чернел лес.
Наташка загнала машину в гараж. Я открыл дом, помог отнести продукты, спустился в подвал, чтобы выкрутить отопление на максимум, а потом вышел на улицу. Замки на дверях были целые. Проваливаясь в снег, местами по пояс, я обошел дом — все окна тоже на месте. Паникер, Вадик. Зря выдернул. Хотя, с Наташкой неплохо получилось, банька, чувствую, будет горячей… Для успокоения совести я решил обойти вокруг забора и похромал за ворота. Включил фонарик на телефоне, свернул направо, к лесу, и почти сразу наткнулся на цепочку следов. Кто-то здесь и правда недавно ходил.
Странно. Сугробы ведь по колено, а где-то и глубже. За домом следы сворачивали в лес. Идти по ним в темноте не хотелось, но если ночью пойдет снег, то утром могу уже и не найти… В сомнениях я водил фонариком по сосновым стволам. Твою .! На границе светового круга от дерева резко метнулась в сторону тень. Стало не по себе. Никакого оружия у меня не было, даже лопатку из машины прихватить не догадался. А собственно, что я геройствую-то? Вот следы — в лесу точно кто-то шарится. Сейчас вернусь в дом, найду пульт охраны и вызову дядю Витю с товарищами. Сами не захотят по лесу шляться, пусть полицию вызывают.
Удовлетворенно кивнув, я начал было разворачиваться к дому, когда на мое плечо легла тяжелая рука. До того, как я успел двинуть нападавшего локтем, меня сграбастали в мощную охапку, и радостный голос приглушенно выдохнул:
— Женя! Наконец-то ты!
Ушам я не поверил. Дождался, пока меня поставят назад в сугроб, развернулся… И от души заехал кулаком в радостное лицо Паоло. Во-первых, за то, что напугал. А во-вторых, за то, что два года ждал, прежде чем, наконец, прийти за мной.
— Да ты ж! — взревел Паоло, хватаясь за челюсть.
— Я ж, да. Он самый, — согласился с ним я, тряся ушибленным кулаком.
— Ну прости, что потревожил, — обиженно пробормотал Паоло. — Мы тут пришли нижайше о помощи просить.
— Да что ты говоришь? — всплеснул я руками. — Два года прошло и Арената снова во мне нуждается?
Паоло странно посмотрел на меня. Будто не понимая, с чего это я вдруг из себя обиженку строю. А я уже закусил удила. Красавцы, да?.. Не спрашивая моего мнения, выперли из своего мира, два года не интересовались, жив я тут или загнулся, не выходя из психушки… А как самим помощь потребовалась — заявились. Так вот, пусть обойдутся!
— В Аренате все в порядке, — сказал, наконец, Паоло. — Ну как «в порядке»… Дележка власти, драка за владения клана Витрано и использование библиотеки. Ничего нового, в общем. К грызне и интригам домам не привыкать. А помощь нужна Бруно. Вы же с ним вроде дружили, Лючи подумала, что ты не откажешь.
Лючи подумала… Интересно, у меня уже идет пар из ноздрей и ушей?
— Что с Бруно? — хмуро поинтересовался я.
— Он пострадал. И э… сейчас ему тоже плохо. Мы не знаем почему. Его бы в тепло. Мы уже три дня тут… Как вы вообще живете при такой погоде? Дни красного неба — легкий холодок, по сравнению с этим кошмаром.
Плотнее запахнув куртку, Паоло невольно поежился. Я шумно выдохнул и понял, что ругайся — не ругайся, а никуда не денусь. Веревки из меня вить можно… Устало уточнил:
— Где — тут?
— На краю леса, у белой проплешины, — Паоло неопределенно махнул рукой куда-то вглубь темной стены деревьев. — Мы окопались и искали твой дом.
— Вот, — я ткнул пальцем в сторону участка за забором, — дом. Тащитесь все сюда, а потом будем разбираться.
— Э… — Паоло как-то странно замялся. — А повозки у тебя нет какой-нибудь? Бруно… он без сознания. Если нет, на руках тащить придется.
Я скрипнул зубами, развернулся и похромал к дому, махнув Паоло, чтобы шел следом.
Открыл гараж. Снегоходы Вадика стояли на месте, кроме того, который я утопил. Покопавшись в хламе, из троса, старой защиты днища и куска брезента я соорудил вполне приличную волокушу. У входа сиротливо ютились два бачка с топливом. Заправив под завязку снегоход, что выглядел менее заезженным, я выгнал его из гаража и стал прилаживать импровизированные санки.
На шум из дома вышла Наташка. Она накинула на себя одну из вадиковских курток — у него здесь одежды и на роту солдат хватило бы — и как была, без колготок, влезла в высокие валенки. Надо бы отправить ее в дом, пока не простудилась. А ноги хороши… Черт, у меня сейчас наклевывался отличный секс! С красивой женщиной, а не железками из гаража. Впервые за последние два года. А вместо этого я цепляю чертовы санки к чертовому снегоходу!
— Жень, если надо куда-то ехать, давай я? — притопывая от холода, предложила Наташка. — У тебя же нога…
— Нога, рука, башка, и все остальное у меня пока на месте. Справлюсь! — огрызнулся я. Но тут же, пожалев, сбавил тон:
— Извини, Наташ. Не ожидал такого. Романтики у нас сегодня не получится. Мне правда жаль, поверь. Можешь приготовить какой-нибудь еды? На… на несколько человек. Я скоро вернусь.
Наташка еще секунд десять топталась на месте, с сомнением следя за тем, что я делаю, и, видимо, соображая, не мог ли я, падая с мотоциклом, и головой приложиться. Потом кивнула и скрылась в доме.
Проверив трос, я убедился, что волокуша надежно пристегнута к снегоходу, и забрался на сиденье. Подозвал Паоло:
— Садись сзади, показывай, куда ехать.
Если честно, я все еще очень злился, что он явился только когда в очередной раз потребовалась моя помощь. И был безумно рад, что эта помощь потребовалась. Вот как так вообще может быть?
Выехали мы точнехонько на тот склон, с которого я два года назад сиганул в воду.
Говоря «окопались», Паоло не соврал, действительно именно это они и сделали. Срыв снег почти до земли, сложили из него целый снежный дом. Невдалеке от него горел костерок. Странно, что никто из охраны поселков поблизости не заявился на огонек, выяснить, кто тут устроился. Рядом с костром сидела Марьятта. На радостях я готов был ее расцеловать! Но Марьятта лишь вздернула нос, встала и отошла в сторону, как будто я сюда случайно забрел, а не примчался за ними по первому зову. Да пошла тогда к черту!
— Где Бруно? — обернулся я к Паоло.
Тот кивнул в сторону снежного дома, и через минуту мы были уже внутри. Бруно лежал весь укутанный в одеяла, так что я не сразу нашел в этом пуке бледное лицо. Выглядел он неважно, вполне возможно, что сами мы тут не справимся, понадобится нормальный врач, а может и стационар. Хотя соваться к медикам было страшно. Я не знал, насколько сильно отличаются от нас жители Аренаты. Внешне-то похожи, но вдруг у них, скажем, нет печени или сердце справа? Как будем объяснять столь странное строение и не заберут ли Бруно на опыты? Ладно, сейчас нужно просто отвезти его в тепло, а там разберемся…
— Поднимай за плечи и понесли в санки, — скомандовал я Паоло.
От напряжения мышц схватило болью плечо, и я чуть не выронил ноги Бруно. Хорошо, что ноги, а не голову. Мы сгрузили садовника в санки, я сел на снегоход, потирая разнывшуюся руку.
На всякий случай уточнил у Паоло:
— Дойдете с Марьяттой по следу?
И, дождавшись уверенного кивка, завел двигатель.
Ехал медленно, следил, чтобы волокушу не трясло, выглядывал и огибал палки с ямами, старался обходиться без резких поворотов. А еще пытался вытравить за время пути все нахлынувшие эмоции. Как кисейная барышня, ей-богу. Столько обид, оказывается, накопил, даже когда был дурным подростком, такого не помню.
Вылечим Бруно и пусть проваливают? Или… сказать, чтобы забирали меня с собой? Чего я сам-то сейчас хочу? Остаться в родном мире, перетерпеть внезапно свалившиеся на голову приключения и заняться сексом с Наташкой? Или вернуться на Аренату? К пескам, Разгильдяю, Марьятте… Которая так легко вычеркнула меня из жизни, стоило пропасть с горизонта.
Едва я заехал во двор, Наташка выскочила на крыльцо, спустилась к волокуше и, разглядев, что привез, охнула.
— Женя, кто это? Он жив?
— Надеюсь, — я присел рядом с волокушей на корточки и осторожно стряхнул налетевший за дорогу снег с лица Бруно.
С больным плечом, в одиночку, его, нигде не уронив, в дом вряд ли затащу, из Наташки тоже так себе помощник… К счастью, пока я решал, что делать, появились Паоло с Марьяттой. Паоло, быстро оценив обстановку, бросил мешки на землю, подскочил к нам и подхватил Бруно за плечи. Наташка придержала дверь, и мы вдвоем с аренатцем занесли тело в холл, и не разуваясь — дальше в гостиную с камином. Пол возле камина был теплый, подогреваемый. Так что, в итоге на него мы Бруно и положили, а не на диван, как я собирался сначала. Развернули пропахшие дымом одеяла, убрали их в сторону. Я принес несколько шерстяных пледов и подушку. Подсунул ее Бруно под голову, а сверху укрыл пледами. Проверил пульс. Он чувствовался, но редкий, и дышал Бруно тяжело.
— Будем скорую вызывать? — тихо спросила Наташка.
Я молчал. Да или нет? Заберут в больницу, и даже если все органы окажутся на своих местах, у нас нет документов. Нет паспорта, ОМС, прописки. Будут проблемы, но не наплевать ли на них, если на кону жизнь садовника?
Почти неслышно подошла Марьятта и присела рядом с Бруно на пол. Выглядела она уставшей и тоже какой-то больной.
— Принесешь чаю? — спросил я у Наташки.
Кивнув, она отошла. Я же присел рядом с Марьяттой на пол и, наконец, спросил:
— Что с ним случилось?
— Дурной характер, — тихо ответила она. — Поспорил с дуче, нарушил правила, получил плетьми и пытался бежать. Да не один, а еще цветы с собой хотел увести. Поймали, конечно. И избили, уже серьезно. Бросили подыхать в загоне.
— А вы что же?..
— Остилья был в столице. Услышал сплетни, приехал и выкрал… «труп». Он думал, что уже труп. Хотел похоронить, а по пути к крепости Мочениго «труп» заговорил. Остилья, знаешь… Он умный. Много времени провел в тех странных цехах Витрано и библиотеке. Участвовал в каких-то экспериментах и разработках. Он сделал… раствор, который, если выпить, не даст кинуть на тебя вызов. И Лючи… Она предложила напоить этим раствором Бруно, а потом отвезти к тебе.
— Я скучал по вам, — вырвалось невпопад, само-собой.
Лицо Марьятты заледенело, и она отвернулась в сторону.
Да что не так-то? Что я такого сделал, кроме как всех спас?!
— Нам нужен врач, — сухо сказал я, переводя тему.
— Погоди, дорасскажу, — Марьятта обхватила плечи руками, словно замерзла, хотя дом уже основательно протопился. Ко мне так и не повернулась. — В Аренате Бруно шел на поправку, только до конца долечить его не успели. Слух прошел, что он жив. Дуче этот столичный награду объявил за голову сбежавшего садовника, пришлось искать, где еще спрятать. А тут, в вашем мире, Бруно совсем плохо стало. Несколько часов его били судороги, а потом он потерял сознание и больше в себя так и не приходил. Мы даже думали вернуться назад, но там его ищут, а Лючи не сможет не выдать по прямому запросу. Она… ждет ребенка. И…
— Ей не нужны проблемы с краденым братом-вещью, — кивнул я. — Ясно.
Что же делать? Я смотрел на бледное лицо садовника, и ни одной толковой мысли в голове не появлялось.
Наташка вернулась с подносом, на котором стояли три чашки, рядом с пузатым заварочным чайником. Поставила на стол.
— Вы, наверное, замерзли на улице? — вежливо поинтересовалась она у Марьятты. — Выпейте чаю, я намешала малины и меда, он согреет изнутри.
Марьятта бросила на меня странный, раздраженный взгляд и пошла к столу. Взяла чашку, плеснула заварки из чайника. Наташка же, подошла ко мне и пристроилась рядом.
— Жень, — наклонившись к уху, позвала она шепотом. — Если что-то мешает просто вызвать скорую, я могу съездить за знакомым врачом. Он костоправ, уличных мальчишек-паркурщиков лечит. Но все-таки опытный врач, и хороший — много сложных случаев вытянул. Думаю, сможет помочь.
Я кивнул.
— Съезди. Не знаю, что с ним, но автомобильной аптечкой мы явно не обойдемся.
Хорошая все-таки Наташка. Никаких вопросов не задала, помощь предложила, хотя совершенно не обязана.
— Вернусь часа через три. Пробок сейчас нет, но мне на Симферопольское надо, далековато от Дмитровки. Машину, твою заберу, да?
— Конечно.
Три часа… надеюсь, Бруно продержится.
Наташка ушла. Я хотел было пойти к столу, тоже налить себе чая, но, натолкнувшись на колючий взгляд Марьятты, остался сидеть, где сидел.
В голове мелькнуло, что Паоло как-то давно не видно и не слышно, но значения я этой мысли не придал. Намаялся аренатец, наверное, и где-то заснул.
Я сидел на полу у камина и вспоминал Аренату, Лючи, измененных, Карлу… Пока в дверь дома не постучали. Громко и требовательно.