"Беги, Костя, беги..."

Беги, Костя, беги…

— Беги, Костя, беги! — велел в голове голос.

И Костя бежал. Ветви деревьев цеплялись за одежду, обжигали неприкрытые участки рук и лицо. Но он этого не замечал. Главным было — не останавливаться.

В небе кружила огромная, хищная птица. Воздух вибрировал от взмахов её широких, чёрных крыльев. В темноте ночи светились янтарём её глаза. Но густой лес мешал птице спикировать вниз и напасть.

Костя чувствовал, что вот-вот упадёт. Икры ног гудели от долгого бега. Ступни горели огнём. Одежда пропиталась потом, липла к телу. Ветер свистел в ушах. В висках пульсировала толчками кровь.

Птица высматривала добычу, ждала, когда та выйдет на более открытую местность. Добычей был Костя, обессилевший и истощённый. Птица же не знала устали. Мускулистая, с мощными задними лапами, с острым клювом, удар которого враз размозжил бы голову любому крупному животному. Птица была похожа на огромного, чёрного ворона. Птица была ведомой и служила лесной колдунье.

…Косте всё ещё чудился взгляд тёмно-синих, что ночное небо, ведьмовских глаз. Чудился котёл с пузырящейся водой бурого цвета. И ноздри щекотал запах мясного бульона. Во рту чувствовался сладковатый привкус. К горлу вновь подкатывала тошнота стоило только представить, как на поверхность котла всплывает человеческая, разбухшая, лиловая кисть с лопнувшей кожей на пальцах.

— Беги, Костя, беги, — услышал он тогда за спиной и почувствовал дыхание на своей шее. Обернулся. Женщина держала в одной руке человеческий череп, в другой — звериный...

Костя выбежал на открытый участок леса, рухнул на колени.

И тут же горячий воздух опалил лицо. Чёрная птица выследила добычу, и её острые когти сверкнули в темноте. Она успела только полоснуть Костю по спине, оставить на коже глубокие, кровавые борозды, как пришёл рассвет. Край огненного шара появился на небе, возвещая наступление нового дня, победы света над тьмой.

Птица исчезла, растворилась в воздухе, как призрачный морок. В глазах же Кости потемнело от боли. Он упал. Земля приятно охладила разгорячённое от бега лицо. Вмиг сознание обволокло сладким дурманом обморока, где не было дьявольского леса, не было ведьмы и её слуги. Где не было ничего, только сладкое небытие, в котором нет боли и усталости, и в котором хотелось бы побыть подольше…

Чьи-то нежные руки омывали раны, оставленные птицей. Тонкий, девичий голос напевал мелодию. Костя с трудом разлепил глаза, сел, огляделся. Никого. Нет обладательницы голоса рядом. Только тихо журчала лесная речушка, да плескалась рыба в воде.

Должно быть пение и прикосновения были лишь частью его сна-небытия.

«Кар…»

Костя вздрогнул и тут же выдохнул с облегчением. Ворона, обыкновенная, серая топталась около него.

— Кыш, — шикнул он на ворону. Та обиженно каркнула и взмыла в небо.

Он поднялся на ноги, подошёл к воде. Присел на корточки, зачерпнул полную пригоршню воды. Напился, чувствуя, как с каждым глотком прибавляется сил. Искупался. Удивительно, но раны, что нанесла ему птица, перестали болеть. Вода обладала целительными свойствами? Или же он попросту привык, смирился с болью и теперь не замечал её?

Солнце светило высоко в небе. Но Костя помнил, насколько непредсказуем и коварен лес. Нужно было двигаться вперёд, пока колдунья вновь не выпустила свою птичку или, ещё чего хуже, не пришла к нему сама.

… Несколько дней назад Костя отстал от группы экстремалов-энтузиастов, исследующих глухие леса тайги и ищущих заброшенные селения. Чуть замедлился, и вот уже вокруг зашептали зловеще высоченные сосны и ели, и не стало слышно людских голосов. Лес закружил, заворожил. Зашёл Костя в Берендееву чащу, куда не ступала нога человека. Рация не работала. Компас не показывал нужное направление. А сам он напоминал слепого котёнка, настолько беспомощным себя почувствовал.

Костя кричал до хрипоты. Он устал, взмок, отчаялся. И когда посреди деревьев вырос добротный дом, в душе забрезжила надежда. Но тогда Костя не знал, что вышел к лесной колдунье. Только очнувшись в тёмном погребе посреди человеческих черепов, он понял, что лучше бы плутал дальше в тайге — авось и вышел бы к людям, которые помогли бы…

Кишки сворачивались в тугой узел от голода. Костя наспех побросал в рот черники и ещё однобокой брусники. Ягоды лишь раззадорили аппетит. В носу вновь засвербел запах мясного бульона, что варила колдунья. Костя с трудом сдержал рвотный позыв.

— Беги, Костя, беги, — прошептал ветер её голосом.

И Костя потрусил, петляя между деревьями.

Сквозь хвойные лапы просачивалось августовское солнце, уже не такое жгучее, но ещё согревающее. Лес звучал сотнями голосов, потусторонних, тревожащих, от чего по коже ползли мурашки.

Иногда Костя останавливался, прислонялся спиной к дереву и прислушивался — не слышно ли хлопанья крыльев, не парит ли в небе чёрная птица. Сердце тревожно замирало, когда на солнце набегала туча, и лес погружался в густые сумерки, в которых шевелились тени. Конечно, это были всего лишь очертания деревьев, и их ветви перебирал ветер, но всё равно внутри холодело от страха.

К вечеру Костя уже едва передвигал ноги от усталости, всё чаще спотыкался. Голова кружилась. Его мутило. Ночью он, окончательно обессилев, лёг на спину и закрыл глаза.

… В пелене тумана кружилась фигура. Девичья, тонкая, гибкая. Лилась незнакомая песня. Пахло мёдом, лесными травами и чем-то ещё, чем-то приторно сладким, от чего по телу разливался дурман…

Костя очнулся, не понимая сколько прошло времени, несколько часов или, быть может, даже суток, не понимая, явь это или ещё сон. Тело казалось приятно-лёгким, невесомым. В голове было настолько ясно, что слышны мысли.

Он поднялся с земли. Вдалеке алые искры костра озаряли ночь…

***

Костя вышел к лесной поляне. Вокруг огромного костра, ярко полыхающего в ночи, зашлись в диком танце ведьмы. Голые, с распущенными волосами, старые и ещё совсем юные. Костя не сводил глаз с их обнажённых тел. Танец ведьм пугал, возбуждал и завораживал одновременно.

В небе зависла полная луна в окружении сотен, а, может, и тысяч звёзд. Если приглядеться, то можно было увидеть кратеры на её бледном лице.

Костя прижался к сосне, не зная бежать ему или лучше не шевелиться. Самым верным было сейчас проснуться. Но… увы, Костя не спал.

Ведьмы резко замолчали. На несколько секунд воцарилась тишина, в которой громко стучало сердце в груди Кости и трещали дрова в костре. А потом ночь разразили истошные человеческие вопли. Косте почувствовал, как земля уходит из-под ног.

— Беги, Костя, беги… — услышал он в голове, но не двинулся с места, а только сильнее прижался к дереву и зажмурился.

Он открыл глаза только утром. Дрожа от утренней прохлады и страха, вышел из укрытия.

Ведьмы улетели. Дотлевал костёр, а около него широко раскинул руки труп. Грудина у него была разворочена, живот вспорот. Один глаз повис на щеке, другой, голубой, остекленевший уставился в небо.

Несколько минут Костя смотрел на синюшно-бледное лицо покойника, гадая сколько ему было лет. Двадцать или чуть больше. И что он, совсем ещё ребёнок, забыл в этом дьявольском лесу?

Костя помотал головой. Надо уходить, пока ведьмы не вздумали вернуться.

Вскоре лесная тропа вывела его к лесной дороге, а та к деревне. Сердце взволнованно заколотилось в груди у Кости при виде первых домишек. Но радость быстро сменилась на разочарование. Деревня оказалась заброшенной. Зияли чернотой окна покосившихся домов. Большинство заборов сгнили и рухнули, а уцелевшие редкими зубьями реек смотрелись нелепо и жалко. Огороды заросли высокой травой.

Костя нервно рассмеялся. Он нашёл то, что искал. Вот мечта любого искателя приключений и старины. Заброшенное селение, в котором наверняка найдутся старинные иконы и утварь. Вот только теперь это неважно.

Костя побрёл по единственной улочке. Несмотря на то, что в деревне не было ни души, он всё равно настороженно озирался по сторонам. После увиденного шабаша на поляне, ведьмы-людоедки и её птички, казалось, что из пустых домов могут повылезать мертвяки.

«Беги, Костя, беги…» — вспомнился совет ведьмы. Это были единственные слова, которые смог тогда разобрать перепуганный Костя. Но этого хватило, чтобы он припустил бегом…

Тишина давила на слух. В ней не было ни писка комаров, ни голоса ветра, ни щебетания птахи. Не было ничего. Только ожидание, и притаившиеся в нём мёртвые души.

Костя обошёл деревню. Остановился у церквушки на окраине. Долго смотрел на погост. На кресты, посеревшие, полусгнившие, с нацарапанными именами и датами. Наверно, он стоял бы так долго, если бы с неба не упала капля, а за ней ещё одна и ещё одна. Дождь привёл в чувство. Костя вздрогнул. Вскинул голову. Сизые тучи перекрыли солнце. Где-то вдалеке громыхнуло. Шла гроза.

Костя поспешил укрыться в ближайшем доме. Прижался к холодной печи и незаметно для себя уснул. Ему снился родительский дом в деревне, садовые качели и яблочная шарлотка, которую часто пекла мама. Ноздри щекотал сладкий, знакомый аромат, на что желудок отзывался урчанием, а рот наполнялся слюной.

Костя распахнул глаза. Сквозь щели в стенах просачивался лунный свет. Гроза стихла, и мёртвая деревня погрузилась в ночную, пугающую тишину. Костя пролежал без сна до утра, вслушиваясь в безмолвие ночи, и только когда окончательно рассвело решился выйти из дома.

Пахло сыростью и гнилью. За ночь дома будто бы ещё больше покосились, земля размокла и почернела.

«Нужно поскорей убираться отсюда...» — мелькнуло в мыслях, и он быстро пошагал прочь от домов.

И вновь лес. Сосны, ели… Кусты черники, брусники. Живот болел от ягод. Но Костя всё равно закидывал их горстями в рот. Жевал, борясь с приступами тошноты. В какой-то миг голод притупился, и даже прибавилось сил. Открылось второе дыхание? Или же предсмертный энтузиазм?

И вновь подкралась ночь, на небо вылезла луна, посеребрив всё вокруг.

Костя не останавливался. Одежда на нём истрепалась, превратилась в лохмотья и болталась на исхудавшем теле. Щёки и подбородок заросли густой щетиной…

Вскоре он наткнулся на мертвяка, распятого на кресте, около огромного, старого дерева, на котором давно не росла листва. В стволе дерева торчал топор.

— Беги, Костя, беги…— шепнул ветер голосом ведьмы.

Но Костя не шелохнулся. Даже когда земля под ногами задрожала, он не мог оторвать взгляда от креста. Кости мертвяка обрастали плотью, плоть кожей. А когда мертвяк поднял лицо, Костя вздрогнул. Сердце заколотилось в груди. По спине, вдоль хребта, прошёлся холод. На Костю глядела ведьма. Та самая, к дому которой он вышел. Губы ведьмы расползлись в подобии улыбки, тёмно-синие глазищи сверкали злобой.

— Костя… — прохрипела она.

Голова закружилась от нахлынувших воспоминаний. В них Костя увидел себя, только другого, в широкой, белой рубахе, расписанной красной ниткой. Его глаза сияли, будто бы он нашёл то, что давно искал.

«Беги, Костя, беги…» — зашуршал лес десятками голосов.

Но его ноги будто вросли в землю, пустили корни. Сердце, ещё совсем недавно колотящееся в груди, замедлилось. Тело прошиб холодный пот. Мысли прояснились.

Он искал ни старинные вещи, ни иконы. Всё это не имело для него никакой ценности. Он искал другое, и, кажется, вновь нашёл. Опять нашёл…

— Ты? — прошептал Костя.

Ведьма соскользнула с креста.

На сияющий блик луны наползло облако. Всё вокруг погрузилось во тьму.

«Беги, Костя, беги…»

Луна вышла на небо. До плеча Кости кто-то дотронулся. Он резко обернулся и встретился взглядом с синими глазищами ведьмы. Она ласково провела рукой по его щеке, и он почувствовал, как по телу разливается истома, а разум наполняет дурман.

«Здесь и сейчас…»

И всё, что было до этого момента стало далёким, ненастоящим, призрачным. Воздух наполнил аромат лесных цветов и горького мёда. Боль и голод ушли. Мир сузился до крошечных размеров. Косте казалось, что он слышит шёпот каждого листика на дереве, каждой хвоинки.

«Костя…»

Но тёмной тучей накатило давнее, то, что случилось в той, другой, жизни. Что есть силы оттолкнул Костя от себя ведьму…

И вновь топор опускался на толстую кору дерева. Кровавые брызги летели в разные стороны, орошали траву и лицо Кости. Кричала истошно ведьма, как кричала много лет назад, когда возлюбленный предал её…

И только в последний миг перед рассветом Костя выронил топор из ослабевших рук, прижался к истекающему кровью дереву и разрыдался…

Конец. Сентябрь 2024г.