"Благословенный". Справочник по миру.

Особенности аграрно-переселенческой политики в первые годы царствования Александра I.

Первое время после присоединения обширных степных земель Новороссии и Крыма политика по их освоению была бессистемной и хаотичной. Прежде всего, обширными поместьями наделялись высшие офицеры русской армии и флота, чиновники, приближенные к императрице или Потёмкину, а иногда и попросту случайные люди. Выделенные таким образом земли в большинстве случаев оставались необрабатываемыми. Впоследствии нередко оказывалось, что отданная кому-то земля нужна самому государству, и тогда поместья по завышенной цене выкупались обратно в казну. Поощрялось переселение самых разнородных элементов, — беглых крестьян, старообрядцев, сектантов; были даже планы по завозу в Крым английских каторжников.

Ещё при жизни императрицы Екатерины, став губернатором Новороссийского края, будущий монарх-реформатор начал политику планомерного заселения этих территорий. Основным контингентом переселенцев в тот период оказались казённые крестьяне северных и центральных великорусских губерний. Какой выбор объяснялся доступностью казённых крестьян для пропаганда среди них переселения со скудного севера на благодатный юг. Поскольку северные земли отличались особенно низким плодородием, считалось, что именно отсюда следует активно переводить крестьян в более плодородные области.

Сразу же была выявлена та проблема, что крестьяне северных губерний совершенно не представляли себе климатических реалий степной зоны России, а потому не обладали знаниями агротехнических приёмов, необходимых на новом месте. Для решения этой проблемы было создано несколько «переселенческих школ», где приехавшие на юг крестьяне в течение одного-двух сезонов обучались выращивать новые для них агрокультуры, осваиваясь в непривычной для себе обстановке. Соответственно, количество переселенцев было синхронизировано с возможностями этих переселенческих школ.

Как правило, переселенцы отправлялись в путь в начале зимы. Их задачей было по зимним дорогам доехать до пристаней в верховьях Дона и Днепра. Здесь были устроены лагеря переселенцев, где путники дожидались весеннего половодья.

Немедленно по вскрытии рек переселенцев баржами спускали в низовья Дона или Днепра. Отсюда их направлялись переселенческие школы, базирующиеся в основном в районе Таганрога и Херсона.

Здесь крестьяне в течение года работали батраками, попутно изучая южную агротехнику. Их учили пахать на волах, использовать тяжёлый плуг, выращивать картофель, сахарную свёклу, подсолнечник, кукурузу, применять травосеяние и прогрессивные многопольные севообороты. Вместо обычных для них изб переселенцам показывали, как устраивать строить мазанки. Кроме работы в государственных поместьях, переселенцы могли наниматься к местным помещикам или казакам. Пока переселенцы работали таким образом, чиновники Экспедиции государственных земель вместе с губернскими властями подбирали для них подходящие участки земли. Надо сказать, что земель как таковых было огромное количество; намного меньше было территорий, имевших поблизости необходимые водные ресурсы и хоть какие-то источники топлива и древесины.

Переселенцам выдавали от 15 до 30 десятин на семью. Они могли в кредит получить тяжёлые металлические плуги, упряжки волов, семенное зерно и древесину на постройку домов.

После воцарения императора Александра эта программа была расширена. Государь предавал ей не только экономическое, но и социальное значение: в первую очередь переселение предлагалось крестьянам, которые не смогли договориться со своими прежними владельцами об условиях аренды земли. В каждой губернии была устроена специальная экспедиция, ведавшая переселением. Она собирала сведения о количестве переселенцев в каждом году, организовывала их доставку на сборные пункты. Каким образом удалось упорядочить этот процесс, чтобы количество переселенцев соответствовало емкости переселенческих школ и транспортным возможностям. В годы, когда количество переселенцев превышало возможности «принимающей стороны», их либо оставляли на месте, либо перенаправляли в местности с более умеренным климатом — на Алтай или в Южную Сибирь, где крестьян можно было поселять без необходимости их переобучения.

Следует отметить, что землю крестьянам никогда не давали даром: размежёванные участки выставляли на торги. Сразу же платить за землю переселенцам не было необходимости: выплаты за участок начинались через 10 лет после продажи, и растягивалась на 50 лет.

Со временем «удобных» южных земель стало не хватать. В результате по инициативе императора был принят закон о конфискации государством неиспользуемых поместий. Практически до конфискации дело доходило редко: получив уведомление о грозящих санкциях, неисправные помещики, как правило, сразу же продавали свои владения по самой низкой цене. Ещё одним средством пополнения земельного фонда было изъятие залогового имущества у неисправных заёмщиков. Такие поместья также делились на мелкие участки и распродавались с торгов.

Несколько позже, когда «удобные» плодородные земли начали подходить к исчерпанию, правительство начало задумываться об использовании «неудобиц». Для запуска этих земель в оборот нужно было создать источники воды и леса.

Такую землю начали продавать крупными участками по самой низкой цене, обязуя владельцев высаживать лесополосы и делать запруды. После благоустройства этих земель владельцы или перепродавали их крестьянам, или же использовали сами.

Правительство пыталось проводить переселенческую политику и среди помещиков, предлагая обменивать свои великорусские поместья на владения равной площади, но намного большего плодородия. Это программа пользовалась слабой популярностью из-за отсутствие у помещиков возможности привлечь на новые территории рабочую силу. Однако, с ухудшением экономического положения великорусских помещиков, вызванного оттоком их арендаторов в чернозёмные области, они начали проявлять к этим предложениям заметный интерес. Одним из эффективных выходов из этой ситуации оказалось развитие скотоводства. Помещики начали покупать гурты скота, откармливать его в южных степях и затем продавать живым весом. Овцеводство, требовавшее намного меньшего количества рабочей силы, чем выращивание пшеницы, стало одним из важных средств поддержки дворянских хозяйств. При этом для откорма скотины можно было использовать свободные степные земли, арендовав их у казны за небольшую цену.

В Крыму помещики начали создавать винодельческие хозяйства, нанимая специалистов среди французских эмигрантов. Из-за высоких таможенных пошлин на импортные вина прибыльность виноделия оказалась чрезвычайно высока. Однако закладка виноградников требовала крупных вложений, на что выделялись специальные кредиты Дворянского банка.

Таким же путём развивалось выращивание подсолнечника и сахарной свёклы. Заметным подспорьем тут стало появление паровых маслобоек, производимых на Балтийском заводе и продававшихся в Херсоне и в Ростове-на-Дону.

Несколько позже появились крупные сельскохозяйственные компании. Крупнейшее предприятие в этой сфере «Волжский земледельный промысел» (президент — В. А. Всеволожский) занималось главным образом выращиванием подсолнечника. У компании имелось сто тридцать поместий общей площадью около трёхсот тысяч десятин. Особенностью работы и «изюминкой» предприятия было использование передвижных паровых маслобоек, расположенных на баржах. Передвигаясь по Волге с юга на север, маслобойки перерабатывали подсолнечник в масло, которое тут же на Волге разливали в бочки и развозили по потребителям. Большие объёмы продукции через Каспий уходили в Персию и на Ближний Восток.

Позже этот опыт был распространён на Дон и на Днепр, а также на переработку сахарной свёклы.

Это же время началось распространение выращивания кукурузы. Это высокорослые растение, дающее обширную зелёную массу, прекрасно подходило для заготовки силоса. Однако с её распространением имелось, как минимум, три проблемы: во-первых, она совершенно была незнакома крестьянам; Во-вторых в большинстве губерний России кукуруза не достигала достаточной для воспроизводства зрелости (попросту говоря «не вызревала»), и, в-третьих, процедура заготовки силоса тогда была ещё неизвестна.

Компания «Волжский земледельный промысел», отработавшая процесс силосования, практиковала выращивание кукурузы как на своих южных землях в Тавриде, так и в более северных районах страны. При этом посадочное зерно в Тульскую, Калужскую, Рязанскую, Брянскую губернии доставлялось с юга, а выращенная кукуруза шла на заготовку силоса.

Это же компания начала в районе Астрахани опыты по выращиванию риса.

Южные земли потребовали также применение новых зерновых и технических культур, способных выдерживать засушливое лето, и в то же время не вымерзающих во время ветреных, малоснежных южных зим. Для этой работы была создана «Экспедиция по селекции» при Коллегии сельского и лесного хозяйства. Здесь проводилась масштабная работа по районирование и акклиматизация различных сельскохозяйственных культур в разных регионах Российской империи. Особое внимание уделялось выведению новых сортов картофеля, сахарный свёклы, подсолнечника, люцерны и козлятника (галеги восточной). Последние культуры начали распространяться как исключительно ценные кормовые травы.

Здесь же производилось выведение засухостойких сортов сосны и лиственницы, необходимых для высаживания лесополос.

Униформа Русской армии в 1797-1800 г.г.

С приходом к власти в конце 1796 года перед императором Александром стал вопрос о предстоящих изменениях в военной униформе. Исходы на обмундирование войск в то время составляли существенную часть государственного бюджета, поэтому дело это было чрезвычайной и важности и нужности.

Из всех существующих образцов наибольшее одобрение заслуживала Потёмкинская униформа. Именно она была взята за основу новой формы. Куртка и шаровары практически без изменений перекочевали в новую форму образца 1797 года; военные, не жалея похвал, прославляли «шаровары, кои избавляют солдата от чулок, кои для него дороги, и позволяют носить онучи холщовые, кои здоровее для ноги и которых под шароварами не видать; притом просторны и солдата не беспокоят, если только висят на помочах, которые не накрест лежат на плечах, ибо таковые режут плечо».

Трудность возникла лишь с головным убором. Потёмкинские каски ругали решительно всё. Строевые офицеры говорили, что, если придать каске хороший вид по образцу, то она почти не держится на голове, а если сделать их удобными, то они похожи разве на ощипанного петуха и «никакого вида не составят».

«Эта каска — говорили пользователи сего девайса — составляется из 17 штук разных предметов, стоит 70 копеек, а толку от неё нет: ни на что не походит, тяжела, зимою не греет, летом за шею и дождик и слякоть идет; только и толку, что спереди козырь, чтоб солнце в глаза не светило., а зимою без ушей и без щек будешь. Прежде сего у ней было две лопасти, которыми зимою можно подвязывать щеки было, а теперь в фельдмаршальском гренадерском полку сделали одну лопасть сзади, которая ни к чему не пригодна; так и во всей армии начали делать».

Ещё при Потёмкине каски, а особливо в походах, заменяли особого рода шапками. При долгой осаде Очакова даже появилась «очаковская шапка» — особого вида картуз.

В конце концов каски стали разновидностью чисто парадной униформы. В поход их не брали, оставляя на зимней квартирах или даже в местах постоянной дислокации. Линейная пехота получила невысокий кивер, снабжённый отложными суконными наушниками, заправляемыми внутрь кивера. Кивер делался из фетра, верх его обшивался непромокаемой кожей или прорезиненной тканью.

Серый войлочный колпак кивера имел днище из непромокаемой кожи или прорезиненной ткани, и«V»-образную обшивку по бокам; к нижнему краю колпака пришивался кожаный ремень с медной пряжкой для подгонки кивера под нужный размер (на колпаке сзади делался вырез, обшитый кожей). Высота колпака равнялась 31/2 вершка; верхний диаметр превосходил нижний на 1 вершок. Дно получило небольшой прогиб вниз от переднего края к заднему Донце кивера могли лакировать или оставлять нелакированным. Под нижний ремень вшивался козырек из толстой юфтяной кожи. Кожаный подбородочный ремень застегивался на латунную пуговицу слева. Спереди нашивался кожаный расширяющийся кверху карман для султана. Голову солдата во время непогоды надежно защищала кожаная закругленная на конце лопасть, в обычном состоянии заправленная внутрь колпака. Для защиты ушей и щёк по бокам таким же образом пришивались суконные наушники. Кивера «строились» на три обобщенных размера.

Ординарным украшением кивера служил «репеёк», то есть овальная плашка с проволочными «усами», обтянутая сукном. Сзади репейки обшивались черным сукном. Репейки рядовых отличались цветами в ротах полка. Для придания киверу парадного вида в него устанавливался султан из конского волоса и навешивался «этишкет» — украшение из широкого белого шнура. Обычно «султаны» и «этишкеты», чтобы не загружать солдат, хранились в дивизионных депо и подвозились только на проведение парадов.

Другие рода войск, кроме линейной пехоты и гусар, кивер не применяли. Егеря и стрелки получили удобные картузы, драгуны — войлочные каски, формой слегка напоминавшие васнецовскую «богатырку», легкоконные войска — фуражку.

В гренадерских полках строевые нижние чины продолжали носить гренадерские шапки. На латунном налобнике её помещался двуглавый орел с изображением московского герба в щите на груди и с поднятыми крыльями, а в верхней части — корона и лента с девизом «Съ нами Богъ». Край налобника подкладывался черным сукном. Каркас шапки и налобник крепились к жестяному околышу и обтягивались сукном. Шапка венчалась кистью из шерстяной нити. В унтер-офицерских кистях верхний и нижний секторы состояли из черных и оранжевых нитей, боковые — из белой нити. Все шапки имели кожаные подбородочные ремни, также они получили отложные наушные клапаны и жестяной козырёк.

Были также разовые вещи, которые дополняли «потемкинский» мундир в условиях холодного климата. Ещё осенью 1788 года, во время войны со шведами, войскам действовавшей в Финляндии армии поставили 15 000 комплектов теплой одежды, каждый из которых включал в себя: овчинную куртку белой, серой или черной шерсти;
рукавицы коневой кожи с «варегами» из овечьей шерсти (то есть варежки);
пару «катанцов, валяных из коровьей серой шерсти, подшитых внизу подошвой из коневой кожи, а сверху опушка и носки, обшитые коневою или оленью же кожею» (то есть фактически валенки с калошами), и два с половиной аршина серого овечьего сукна на онучи (суконки).

После 1796 года эту практику узаконили и расширили. Во многих полках появился «шлык» — шерстяной капюшон, одеваемый поверх обычного головного убора. Вдобавок к этому войска после 1797 года стали одевать в шинели, а для караульных приняли бекеши (тулупы). В драгунских полках внедрили шинели, в казачьих — бурки.

В Персидском походе ярко проявилась необходимость принятия на вооружение и униформы для жаркого климата. Таковой стала куртка из некрашеного холста, покроем соответствовавшая потёмкинской, такие же холщовые шаровары и ботинки (штиблеты) с обмотками. Головным убором был принят полотняный картуз, снабжённый назатыльником, защищавшим шею от солнца.

Определённые сложности имелись с обмундированием командного состава. Офицеры одевались в свои старые мундиры, и это, кроме всего прочего, привело к излишним потерям. Ещё во время второй русско-турецкой войны 1787–1791 годов выяснилось, что неприятельские егеря узнают офицеров по платью и стреляют преимущественно в них; в результате русские войска стали терять множество офицеров от прицельного огня неприятеля. Когда это выяснилось, Потемкин приказал офицерам, как по этой причине, так и ради экономии, в строю носить куртки и шаровары из толстого сукна, скроенные по образцу солдатских.

Таким образом, треуголки, кафтаны, колеты оставались у офицеров вплоть до 1796 года и видоизменялись, следуя моде. Они стали «парадно-выходным» комплектом униформы. Потёмкинские же каски, куртки и шаровары сделались вторым — строевым и походным — комплектом обмундирования, существовавшим параллельно с положенным по уставу. Теперь одетый наподобие солдата, лишенный шарфа офицер уже не был на поле боя броской мишенью.

Император Александр усугубил эту тенденцию, разрешив офицерам иметь в полках «полевую» форму для похода и боя, и «выходную», скроенную по образцам, выбранным полковым офицерским собранием. По сути, теперь каждый полк мог иметь совершенно произвольную парадную форму, дизайн которой определялся самими офицерами, но и расходы на которую несли они сами. В ряде случаев это привело к серьёзным проблемам. Не каждый армейский офицер мог похвастаться стабильным достатком сверх получаемого жалованья; многие жили на казенный оклад, — проще говоря, бедно. А между тем даже минимальные затраты на экипировку составляли внушительную сумму и в итоге становились главной статьей расхода. Одной из самых распространенных причин, по которой обер-офицеры просили отставку, было то, что полковники в угоду моде «делают для украшения их великие из жалованья вычеты, не рассматривая того, что останется ль офицеру на пищу и на прочее содержание, но стараются об одном только том, чтоб он в строю был наряден, отчего бедные дворяне, не имеющие из домов своих помощи, самою гнусною пищею довольствуются, даже до того, что почти в артели с солдатами бывают»

Во избежание такого рода случаев небогатым офицерам предлагали перевестись в егерские, или, позже, «стрелковые» полки, где такие вольности не допускались по соображениям маскировки.