"Какое мне дело до всех, до вас, а вам до меня?" (с)

1. "Невидимки мира сего"

Мир не вращается вокруг них.

Он на них стоит.

Не как на героях с плакатов, на крикунах с трибун и экранов, а как на тихом, невидимом фундаменте. Как земля держится на корнях, которые не показывают над поверхностью ничего, кроме самой жизни.

Как табуретка — на единственном, вбитом по самую шляпку гвозде. Как надежда — на чьей-то упрямой, ежедневной способности, попивая утренний кофе, просто не сойти с ума.

Есть такие люди. Их не видно в соцсетях и в сводках новостей.

Они — как фон на чужих фотографиях: размытый, не в фокусе, существующий лишь для того, чтобы оттенить кого-то другого.

Они рано усвоили простую истину: внимание — валюта дорогая, и тратить её на себя непозволительная роскошь.

Им не нужны ордена, звонкие титулы и место в первом ряду. Им бы — чтобы просто не мешали.

Тихо жить. Дышать. Быть.

Они не выпрашивают: «Сделайте мне хорошо». Они умеют делать себе хорошо сами — в меру, по средствам, без пафоса и фанатизма.

Их счастье — это не проект и не пиар-кампания. И когда оно случается, они не выставляют его на всеобщее обозрение. Словно знают тайну: ценность счастья от публикации не увеличивается, а лишь незаметно утекает в чужие экраны.

Они повсюду — «на общих основаниях». Стоят в очередях в поликлиниках, платят налоги, заполняют кипы одинаковых анкет.

Им не звонят депутаты, их не приглашают на ток-шоу. Разве что коллекторы — по ошибке; какие уж там кредиты, им бы до получки протянуть.

Но они живут. И что удивительнее — живут прилично. Без лжи. С чувством юмора, которое спасает от отчаяния, и с врождённым, безошибочным чутьем — отличить мелкую жизненную глупость от настоящей трагедии.

У них не бывает пышных юбилеев с речами и хором. Но бывают кухонные застолья, где говорят негромко, зато смотрят друг на друга прямо, без прикрас.

Они не читают книг о «личной эффективности», потому что интуитивно помнят: настоящая эффективность — это просто сделать что должно. Без треска, самопиара и ненужного нытья.

Им не нужно вдохновение, падающее с небес. Им нужно, чтобы батареи были тёплыми, а в двери не звонили с опросом или рекламой, когда ты, наконец, сел за свой скромный ужин.

На них экономят всё — от внимания начальства до квадратных метров или места в метро в час пик. А они, нарушая все законы выживания, почему-то не экономят человечность.

Они — те, кто поднимет упавшего в толпе, уступит место тому, кто слабее, кто спросит: «Ты ел?» — и будет ждать ответа, а не воспользуется паузой, чтобы рассказать о себе.

У них нет громких лозунгов о доброте и толерантности. Зато есть совесть. Тихая, не спекулятивная. Та, что в современном мире уже приравнена к архаике, к чему-то вроде прялки или письменного гусиного пера.

Они не должны этому миру. Он им должен, хоть и не понимает этого, несясь к своей неизбежной тепловой смерти.

И если однажды грянет тот самый гром, и все великие, знатные, награждённые и гениальные вдруг бесследно канут в небытие, именно эти люди, эти «невидимки», просто встанут чуть раньше обычного.

Они подойдут к окну, посмотрят на непривычно тихий мир. Потом помоют посуду, оставшуюся со вчерашнего вечера. Покормят кота, погладят его по голове. И вздохнут за чашкой горячего, спасшего уже не один их рассвет чая:

— Ничего. Живём дальше.

И мир — продолжится.

2. "Дверь за дверью"

Я — профессиональный агитатор. По совместительству — неунывающий оптимист, по недосмотру судьбы — философ на побегушках. Мой удел — ходить по квартирам и с умным видом объяснять людям, что счастье вот-вот наступит. Стоит только поставить галочку в нужной клетке против нужной фамилии. Говорю бодро, с фирменной улыбкой «на три зуба». Иногда, в особенно удачные дни, даже сам себе верю.

Дверь №1

Открывает женщина. Не просто женщина — монумент советскому быту в махровом халате, украшенном кислотно-желтыми лимонами. Смотрит на меня, как на повтор Петросяном старого анекдота по телевизору.

— Здравствуйте! Ваш голос может всё изменить! — выдаю заученный старт.

Она медленно окидывает меня взглядом, будто оценивая выцветшую краску на заборе.

— Милок, — говорит она без раздражения, — мне бы, чтобы воду по расписанию отключали, а не когда захотят. А вы про «изменить»...

И мягко, но неумолимо, прикрывает дверь. Без злобы. Как закрывают банку с солёными огурцами — просто потому, что они уже готовы к закрытию.

Дверь №2

Мужик лет шестидесяти, лицом напоминающий смятый географический атлас. На табуретке рядом — полосатый кот-философ и старенький радиоприёмник, вещающий что-то про улов рыбаков Камчатки.

— Мы выступаем за стабильность и предсказуемость! — бросаю я свой главный козырь.

Мужик усмехается, его глаза превращаются в щёлочки.

— Сынок, а у меня чего, нестабильность что ли? Пенсия приходит, как часы, ровно десятого. Таблетки от давления — три раза в день. Очередь к терапевту — раз в полгода. Какая уж тут большая предсказуемость? — Он берет чайник. — Заходи, чай пить будешь? Без твоей агитации, честное слово.

Дверь №3

Бабушка. В квартире пахнет пирогами и прошедшим временем. На стене — иконы и портрет Ленина, на телевизоре — кружевная салфетка с лебедем.

— Наш кандидат — защитник традиционных ценностей! — стараюсь попасть в резонанс с обстановкой.

Бабушка поправляет очки и смотрит на меня так, будто видит насквозь.

— А ты, милок, сам-то эти ценности в жизни поддерживаешь? Родителей навещаешь? Соседке-старушке продуктов из магазина принесёшь? Или это у тебя только по бумажке ценности, для галочки?

Я открываю рот, чтобы найти блестящий ответ, но он тонет в аромате свежей выпечки. Она протягивает мне пирожок с капустой.

— На, съешь. Пока вы там по дворам ходите, кто-то же должен людей по-настоящему кормить.

Иду дальше. Моя сумка тяжела от листовок, плакатов и пустых обещаний. А в кармане на душе становится как-то легче и... пустыннее.

Дверь №4

Парень. На нем спортивные штаны, а в глазах — интеллектуальная мощь, способная разобрать на винтики любую мою конструкцию.

— Объясните мне на пальцах, — говорит он без предисловий, — зачем вы всё это делаете?

— Чтобы жизнь стала лучше! — выпаливаю я, как робот.

— Интересно, — отвечает он, задумчиво почёсывая подбородок. — А чья именно? Ваша? Моя? Вашего кандидата? Или абстрактная жизнь где-то там, в будущем?

Я молчу. У меня нет ответа. Есть только заученный текст, который тут же рассыпается в пыль.

Дверь №5

Не открывается. Но из-за двери, через замочную скважину, доносится усталый, абсолютно трезвый голос:

— Мы не против. Честно. Просто оставьте нас, пожалуйста, в покое. Нам и так есть чем заняться.

И тут меня осеняет. Это не апатия. Это не глупость. Это, чёрт возьми, высшая форма здравомыслия! Им от нас с нашими программами, лозунгами и галочками не нужно ничего. Потому что они уже живут. Настоящей жизнью.

Они не ждут манны небесной с политических трибун, не верят в сказки про светлое завтра. Они просто встают каждый день и делают то, что должно: варят суп, чинят краны, воспитывают детей, поднимают упавших на улице. Они — тот самый фундамент, на котором держится всё, включая нас, агитаторов, с нашей суетой.

Возвращаюсь в штаб. Воздух пропах кофе с пиццей и самоуверенностью.

— Ну как? — набрасываются на меня коллеги. — Народ готов к переменам? Чувствуется поддержка?

Я смотрю на их воодушевлённые лица и медленно, по слогам, говорю:

— Поддержка... да. Огромная. Только не нас. Они поддерживают саму жизнь. Просто жизнь. Без галочек.

И впервые за всю эту изматывающую кампанию я ставлю свою собственную, единственно верную галочку. Не в бюллетене. А у себя в голове. Напротив простой мысли: «Понял. Всё понял».

3. "Просто следующий день"

Это случилось тихо. Ни взрывов, ни комет, ни инопланетных вторжений. Однажды утром мир просто проснулся и обнаружил, что все «незаменимые» исчезли.

Исчезли телеведущие с поддельными улыбками. Политики, месяцами не вылезавшие из эфиров. Блогеры, учившие жизни, и селебрити, знаменитые просто тем, что были знамениты. Опустели корпоративные небоскрёбы, кабинеты министров и красные дорожки. Соцсети умерли за секунду, будто их отключили от розетки — некому стало генерировать контент.

Наступила тишина. Ошеломляющая, оглушительная тишина, которую нечем было заполнить.

Паника, которую предрекали апокалиптические блокбастеры, длилась ровно полдня. Люди высыпали на улицы, не зная, что делать. А потом посмотрели друг на друга. И пошли по домам. Было понятно, что ждать указаний больше неоткуда.

И пошло.

Мужик с котом-философом, который когда-то налил чаю агитатору, вышел во двор, почесал затылок и сказал соседу:

— Слышь, а вода-то в подвале прибывает. Насос кто-то должен починить.

Сосед, инженер на пенсии, которого годами никто не слушал, кивнул:

— Да, я схему набросал. Пойдём, посмотрим.

Женщина в халате с лимонами, недолго думая, распахнула окно и крикнула детям, бестолково гонявшим по пустой площади мяч:

— Эй, орлы! Идите сюда, картошку чистить будем! Всем двором!

И они, послушно, потопали к подъезду.

Бабушка с пирожками организовала на бывшем блошином рынке пункт обмена: кто-то принёс лишние банки с соленьями, кто-то — сшитые за зиму варежки, кто-то — учебники для детей. Денег не было. Было «возьми, тебе нужнее» и «спасибо, я тебе в долгу».

Мир, лишённый голословных лидеров, вдруг обнаружил, что у него есть руки. Много умелых, привычных к делу рук.

Тот самый агитатор, чьё прозрение в «Двери за дверью» оказалось пророческим, теперь жил в бывшем офисе риелтора. Он не стал мэром или вождём. Он стал тем, кем всегда был по натуре, — координатором.

Он сводил тех, кто мог починить проводку, с теми, у кого она коротила. Он вёл учёт имеющихся продуктов и распределял семена для весеннего посева. Он был нужен. По-настоящему.

Однажды вечером он сидел с тем самым парнем в спортивных штанах, чей вопрос когда-то поставил его в тупик. Парень, как выяснилось, был гениальным самоучкой-энергетиком и теперь налаживал работу старой дизельной электростанции.

— Знаешь, — сказал агитатор, глядя на зажигающиеся в окнах домов самодельные светильники, — я думал, будет конец света. А это... не конец.

— Конечно, не конец, — флегматично ответил парень. — Это начало. Просто следующее утро. Просто следующий день. Тот самый, ради которого все мы, собственно, и живём. Без галочек.

Они молча смотрели на просыпающийся город. Никто не кричал с экранов о светлом будущем. Его просто строили. Медленно, неидеально, но вместе. Мир больше не вращался. Он просто стоял. Крепко. На своих тихих, невидимых и самом главных — настоящих — героях.

Пока некоторые из них не выродились в лидеров...