"Моя Лиза"

Гул бульдозера был единственным звуком, нарушавшим мёртвую тишину города Астал Валлис. Стальной зверь под Харви рычал, сдирая ковшом изуродованные плиты с горы развалин, когда-то, очевидно, бывших роскошным зданием. Отелем или, быть может, бизнес-центром…

«А, к черту! Контора платит за металл, а не за фантазии!»

— Харви, как там, красавчик? Не усни! — раздался голос наставника, Саймона, в шлемофоне.

— Спят тут только эти руины, старина. А я вот как раз разминаюсь, — парировал Харви, его голос звучал привычной бравадой, натренированной годами.

Работодатель Харви — частная корпорация «Кронос Сальваж» специализировалась на разграблении заброшенных колоний и кораблей, чьи права оспаривались или находились в квази-легальном статусе. «Кронос Сальваж» была хищником послепотопного космоса. Они нанимали таких как Харви — смелых, не задающих лишних вопросов и с темным прошлым, не позволяющим устроиться на легальную работу.

Харви был именно таким. Когда-то он служил в имперской армии. В каком-то особом подразделении. Вот только он не помнил: в каком. Стандартная имперская практика сокрытия гостайн предполагала суровые процедуры для солдат, участвующих в специальных миссиях. Психологическая оценка и селективная амнезия убирала из памяти опасные и травмирующие воспоминания. Можно было жить дальше и не грузиться по пустякам. Так Харви и делал, он просто жил, переплывая от одного рабочего объекта к другому.

К планетной системе Серенитис, с множеством расположенных на ней продвинутых колоний, боссы «Кроноса» присматривались давно. Около семи лет назад загадочный вирус выкосил все население системы и мегаполисы были оставлены.

Специалисты по биологическим угрозам недавно сняли гриф опасности с Серенитис, но официального заключения еще не было, потому и не было имперских представителей. Это и был тот самый период, в который нужно было успеть отработать «Кроносу».

Харви разбирал руины и завалы, извлекая и утилизируя ценный титан. Ну и конечно всегда была надежда откопать что-нибудь особо ценное. Что-бы как-то отвлекаться от рутины Харви представлял себя кладоискателем. Это бодрило. Поднимало настроение.

Но сегодня что-то было не так. С самого момента высадки его будто сжимало в тиски невидимое давление. Воздух был стерильным и холодным, как в склепе. А этот гул… Гул его машины. Он отзывался в костях странной, тревожной вибрацией. Знакомой.

Он окинул взглядом панораму разрухи Астрал Валлиса. Официально — города, погибший от нейротоксина. Неофициально — золотая жила для мародёров. Он должен был сосредоточиться на ломе чёрного титана в руинах величественной высотки, но его руки сами вели бульдозер куда-то в сторону, к приземистому зданию с оплавленным куполом.

Детский сад «Созвездие». Информация всплыла в сознании сама собой, откуда-то из глубин.

— Эй, Харви, куда прешь? Там же сплошной бетон, ничего ценного, — снова раздался голос Саймона.

— Чуйка есть, — буркнул Харви, заглушая внутренний тревожный звон. — Щас гляну.

Чуйка. Словно его тело помнило маршрут, который мозг забыл. Поворот направо, мимо обломков фонтана, прямо, до треснувшей арки. Он делал это на автопилоте. Гул машины сливался с гулом в его голове, рождая призрачные вспышки: крики жены-биолога об этике, её испуганные глаза в последнем разговоре… Официальная похоронка… Пустота.

Он резко нажал на педаль, и бульдозер рванул вперёд, к завалу в конце коридора здания. Это было неосознанно, иррационально. Здесь ничего не было. Но его пальцы сами сжали рычаги, ведя ковш точно под определённым углом.

— Харви, что ты творишь? У тебя показатели скачут! Ты в порядке? — голос Саймона стал резким.

Внезапно в шлемофоне, поверх шипения помех, прорезался другой звук. Слабый, далёкий. Детский шёпот.

*…папа?*

Лёд пронзил ему сердце. Это был голос из кошмаров, которые он не мог объяснить.

Он вырубил связь. Остался наедине с рёвом машины и нарастающей паникой. Его руки дрожали. Он словно увидел себя со стороны: подъехал, врылся ковшом в гору ломаного бетона. Обломки перекрытий с кусками рваной арматуры нехотя отваливались в стороны. Ещё удар. Ещё. Пыль столбом. И сквозь пыль он увидел то, что скрывал завал. Герметичный шлюз. За ним — дверь в подвал.

Он не думал. Он действовал. Спрыгнул с бульдозера, подошёл к шлюзу. Код. Его пальцы сами выдали комбинацию. Шипение разорвавшейся атмосферы. Дверь отъехала.

Холод ударил в лицо. И тишина. Густая, абсолютная. Он спустился по лестнице вниз. В свете налобного фонаря предстал ряд аккуратных кроваток. И маленькие фигурки в них, покрытые инеем. Замёрзшие, неподвижные. Статуи.

«Синдром Безмолвия». Не токсин. Карантин. Его отряд. Приказ: «Любой заражённый объект — уничтожить или герметизировать. Саннация неизбежна».

И тогда память вернулась. Не картинками. Болью. Разрывающей грудную клетку.

Он стоял здесь семь лет назад. Не мародёр, а старший сержант имперского ОБР. Он смотрел на широко раскрытые глаза своей дочери, Лизы. Она не могла пошевелить ни рукой, ни языком, но в её глазах стоял немой ужас. И вопрос.

***

Город-колония «Астрал Валлис». Он не был крепостью или плацдармом, ощетинившимся орудиями. Он был мечтой, воплощенным в стекле и пермакрите под тусклым светом звезды Витрея. Научный аванпост, оранжерея человеческого гения на чужой, но покорной земле. Харви служил здесь. Он любил эту землю – ее лиловый мох, хрупкие, звенящие на ветру скальные цветы, саму ее строгую, инопланетную красоту. Он рассматривал ее, пытался понять.

Другие же хотели ее переделать.

Он помнил тот день. День, когда они выпустили «Архитекторов». Не было ни грохота, ни взрыва. Лишь серебристая, едва заметная дымка, поднявшаяся из распылителей по периметру колонии. Его жена, Элара, стояла рядом с ним у панорамного окна их жилого модуля. Она была ведущим нанотехнологом проекта. В ее глазах плясали триумфальные огоньки.

– Смотри, Харви, – прошептала она, прижимаясь к его плечу. – Торжество технологий терраформирования. Это не просто дым. Аэрозоль с наноботами «Архитектор». Это дыхание новой Земли. Они сейчас начнут свою работу. Будут крошить камень, высвобождать минералы, готовить почву. Наши внуки увидят здесь дубовые рощи.

Он обнял ее, но в сердце шевельнулась холодная тревога. Ему нравились местные «рощи» из кристаллических деревьев. Он не хотел видеть здесь дубы. Но он промолчал. Ради нее. Ради общей мечты.

Катастрофа не пришла, как хищник, прыжком из темноты. Она вползала медленно, как паралич. Первым был лейтенант Акари в столовой. Он рассказывал анекдот, активно жестикулируя, и вдруг замер с поднятой рукой и застывшей на лице улыбкой. Кружка с синтетическим кофе выскользнула из его пальцев и разбилась с оглушительным звоном в наступившей тишине. Акари не пошевелился. Он просто стоял, улыбаясь разбитой посуде, его глаза были широко открыты, в них плескался немой, животный ужас.

Они назвали это «Синдромом Безмолвия».

Потом это начало происходить повсюду. Люди застывали на полуслове, в середине шага, во время объятия. Колония, некогда гудевшая, как улей, начала наполняться статуями. Живыми, дышащими статуями в гротескном саду застывшего мгновения. Ученые в панике бросились к терминалам. Истина оказалась чудовищнее любого предположения.

«Архитекторы» мутировали. Их программа, нацеленная на силикаты в скальных породах, нашла новую, более совершенную цель. Кремний. Микроэлемент, содержащийся в костной ткани человека.

Нанороботы не пожирали плоть. Нет, они были созидателями. Они «перестраивали». Вонзаясь в нервную систему, они обрывали синаптические связи, отвечающие за движение и речь. Они «оптимизировали» носителя, превращая его в идеальный, неподвижный каркас для своих неведомых целей, подобно тому как коралл обрастает камень, создавая риф.

Люди не умирали. Не сразу. Они просто… останавливались. Запертые в собственных телах, они оставались в сознании, чувствуя, как медленно уходит жизнь, как пересыхает горло от жажды, которую невозможно утолить, как тело коченеет, а мозг продолжает отчаянно кричать в оглушающей тишине.

Харви ворвался в лабораторию Элары, сшибая с ног застывшего у двери охранника. Она сидела перед голографическим монитором, на котором висела единственная фраза: «ОШИБКА РЕПЛИКАЦИИ: ЦЕЛЬ Silex organic». Одна ее рука лежала на консоли, другая застыла на полпути ко рту, словно она хотела сдержать крик.

Она посмотрела на него. В ее глазах не было триумфа. Только бездонный океан вины и мольбы.

– Элара… – прохрипел он, бросаясь к ней.

Ее губы дрогнули. Она пыталась что-то сказать, но из горла не вырвалось ни звука. Лишь тихий, судорожный вздох. Безмолвие уже опутало ее своими невидимыми нитями. Он схватил ее за плечи, пытаясь встряхнуть, вернуть, но ее тело было твердым, как камень. Только глаза, ее прекрасные, полные жизни глаза, смотрели на него, кричали ему беззвучно.

***

Имперский флот пришёл слишком поздно. Не как спасатели, а как санитары Их дредноуты висели на орбите, холодные и безразличные, как скальпели у постели безнадёжного больного. Они установили карантин. Полная изоляция. Никто не мог ни войти, ни выйти. Мольбы, отчаянные попытки объяснить, что это не чума, что это что-то иное, разбивались о ледяную стену протоколов.

Стандартные дезинфекции не работали. Лучшие умы гибли, пытаясь найти противоядие, сами превращаясь в молчаливые статуи у своих терминалов. А командование там, наверху, в своих стерильных коконах, уже вынесло приговор. Чтобы эта зараза не расползлась по другим мирам, по самым населённым планетам Империи, очаг должен быть стерилизован. Уничтожен.

Информация для жителей о всеобщей эвакуации была ложью. Приказ, который поступил Отряду Быстрого Реагирования, в котором служил Харви был иным.

«Обеспечить эвакуацию незаражённого персонала в предельно короткий срок. Все объекты с признаками заражения подлежат немедленной ликвидации на месте. Неподлежащие ликвидации объекты — герметизировать до проведения санации».

Они называли это санацией. Харви знал, что это на самом деле. Орбитальная бомбардировка. Огненный дождь, который должен был стереть Астрал Валлис с лица планеты, превратив его в пыль.

Задачей Харви был научный корпус. Эпицентр. Он вёл свой отряд по мёртвым коридорам, и с каждым шагом внутри рос ледяной ужас. Они находили их. Учёных, техников. Они стояли, сидели, застывшие в последнем мгновении жизни, их глаза кричали беззвучно. Отряд шел дальше. Они должны были найти… Он должен был найти свою дочь.

«Мою Лизу.»

Десткий сад «Созвездие» при научном центре. Дверь была заблокирована изнутри. Они вскрыли её. И тогда Харви увидел.

Они были там. Все. Дети. Небесная синева униформы, веснушки на щеках, яркие заколки в волосах… и глаза. О, Боги, их глаза. Полные осознанного, животного ужаса. Они всё понимали. Они не могли пошевелиться, не могли заплакать, не могли позвать маму. Они были живы. И обречены.

Приказ прозвучал в его шлемофоне, холодный и чёткий, как удар стали:

«Объекты заражены. Ликвидировать».

Харви застыл. Ликвидировать. Его дочь. Девочку, которая смеялась, глядя на звёзды из окна его семейного шаттла. Которая держала его за палец своей маленькой рукой.

Нет, он не мог.

Но он не мог и ослушаться. Ослушаться — значит обречь на смерть весь свой экипаж, весь флот. Зараза могла быть на их скафандрах. Риск был слишком велик.

Над Харви повис этот адский выбор. Нарушить приказ и убить тысячи. Выполнить приказ и убить её. Или…

Был третий путь. Безумный. Отчаянный. Путь, на который способен только отец, цепляющийся за призрачный шанс спасения своего ребёнка ценой вечного проклятия.

Он знал это здание. Он видел, как его строили. Он знал, что подвалы, бомбоубежища, имеют усиленное противорадиационное покрытие. Шанс был один на миллион. Призрачный. Но он был.

Он отдал приказ своей команде: отступить. Сказал, что берет ситуацию на себя. Они ушли, не споря, сражённые тем, что увидели.

Харви остался один. Среди сорока пар глаз, смотрящих на меня в немой мольбе. Он не смотрел на Лизу. Не мог.

Он двигался быстро, почти вслепую, на чистом адреналине и отчаянии. Задраил шлюз. Набрал код.

«Герметизация прошла успешно». — вывел надпись терминал.

Он не убивал их. Он… запечатал. Подарил им не жизнь, а отсрочку от немедленной казни. Подарил им тот самый один шанс, что орбитальный удар не достанет до этой глубины.

Это был не акт исполнения долга. Это был акт чудовищной, безумной любви. Он хоронил свою дочь заживо, потому что это был единственный способ дать ей шанс выжить. Он стал тюремщиком собственного ребёнка. И когда дверь закрылась, отгородив его от её взгляда, он понял, что часть его осталась там, в этой темноте, навсегда.

***

Он рухнул на колени перед кроваткой. Лёд хрустнул под ним. Он не плакал. Внутри всё было выжжено дотла. Его весёлость, его дерзость — всё это был панцирь над этой дырой. Панцирь, чтобы не чувствовать этого.

Он не заметил, как подошли другие. Саймон молча стоял сзади, его лицо под забралом было бледным.

— Боже правый… Харви? Что это?

— Моя дочь, — хрипло выдавил Харви. Голос был чужим, сломанным. — Я… выполнил приказ.

Он поднялся, его движения были механическими. Он подошёл к одной из маленьких фигур. Рядом на столике лежала пластмассовая табличка с именем: «Лиза Мэлоун». И под ней — небольшой, похожий на планшет, предмет, покрытый инеем. Детский цифровой дневник.

Он взял его дрожащей рукой. Экран потрескался от холода, но при его прикосновении сердцевина выдала последние сохранённые джоули энергии. Слабый свет озарил пиксельное лицо девочки — его дочери. А потом послышался голос. Тот самый шёпот из помех, но теперь чистый и ясный.

«…День какой-то. Всё ещё могу двигаться. А Робби, Клара и Касуми уже нет. Страшно. Но папа сказал, что солдаты должны быть храбрыми. Он придёт. Он обещал забрать меня отсюда. Он всегда держит слово…»

Харви зажмурился, ожидая проклятий, упрёков.

«…Я его прощаю. Я знаю, он старался нас спасти. Я люблю его…»

Запись оборвалась. Тишина снова поглотила всё, став теперь ещё более гнетущей.

Прощение. Такое, на которое он никогда не мог надеяться. Оно обожгло его сильнее любого обвинения.

Он стоял, не в силах пошевелиться, сжимая в руке мёртвый планшет. Вся его ложная жизнь — мародёрство, погоня за деньгами, напускная бравада — рассыпалась в прах. Он был не жертвой обстоятельств. Он был их соучастником.

Саймон молча положил руку ему на плечо. В его жесте не было осуждения, только отчаяние.

— Что будем делать? — тихо спросил он.

Харви медленно поднял голову. Он посмотрел на замёрзшее личико дочери, на её последнее пристанище. А потом обвёл взглядом этот склеп, эту могилу, которую он создал своими руками.

— Мы ничего отсюда не возьмём, — его голос обрёл новую, стальную твёрдость. — Мы приведём сюда остальных. Найдём способ… похоронить их. По-человечески.

В его глазах плескалась бездонная скорбь и странное, новое спокойствие. Приговор был вынесен семь лет назад. Сегодня он услышал прощение. А завтра… Завтра начиналось искупление. Ему нужно было найти место, где его руки будут не разрушать, а строить. Где он сможет хоть что-то отдать этому миру взамен того, что забрал.

Он вышел из подвала, оставив за спиной тихий город и своего самого страшного демона. Впереди был только холодный свет далёких звёзд и долгая дорога к дому, которого у него не было. Но теперь он знал, в каком направлении идти.