"Пасьянс Демонов" или Игра Мариссы (на выживание)

…гопники выпорхнули, как по команде – в одно мгновение и кучно. Скрывавшие их до поры мокрые кусты, словно стыдясь этого, тут же стряхнули остатки листвы.

Марисса отметила это краем глаза, как и полетевший из опрокинутого бака отсыревший мусор: комки бумаги, мятые банки, пакетики с собачьими «биоматериалами». Весь «фейерверк» частично накрыл и банду, вынудив притормозить и начать препираться. От застывшей столбом девушки их разделяло метров двадцать, а то и меньше. На Мариссу напал вполне понятный паралич: вряд ли шестёрка парней сейчас крикнет «Сюрприз!!!» и убежит караулить следующего незадачливого пешехода. Или вдруг возьмётся разыгрывать какую-нибудь театральную постановку под открытым небом.

В зябком осеннем воздухе запах алкоголя и сигаретного дыма разносился слишком отчётливо. Гопники они там, чудом выжившие скинхеды или иная какая шантропа, Марисса ни секунду не усомнилась, что её дело – труба. Канализационная. Потому как даже в подступающих сумерках различала на обращённых к ней лицах жажду дурного веселья. И насилия. Возрастом вся эта шатия едва перешагнула порог совершеннолетия. Но скука, доступный алкоголь и чьё-то подзуживание погнало их в поисках доступных увеселений именно в эту часть парка. Прохожих, конечно, маловато, но и свидетелей – ноль-ноль и вдоль…

Марисса прекрасно осознавала, что всем своим видом и этим испуганным жестом – вцепиться и прижать крепче к груди сумку, – она прямо-таки напрашивается на роль первой (и пока единственной) жертвы. Что с её-то пожизненной везучестью – не удивительно.

После явления банды прошло три секунды, четыре, пять. И наконец, всех отомкнуло: и шестёрку начинающих уголовников, и Мариссу. Плохо понимая, что это ей даст, девушка ещё умудрилась метнуть в их сторону зонтик. Не должна была попасть, ни при каких обстоятельствах. Но самый прыткий из гопников – что называется, встретил свою судьбу лоб в лоб. Точнее, зонт – в лоб.

- С-ССУ-УУУКА-АААААА!!! – тут же взвыл он дурниной, шарахнувшись назад и налетев на своих же, сбивая с ног.

Матерный возглас подхлестнул Мариссу. Ей тоже хотелось визжать в голос, потому что приятели пострадавшего повыхватывали словно из воздуха биты, обрезки трубы и даже цепь. Ждать, какими ещё факирскими чудесами они удивят, девушка не стала. Битой за зонт – весьма не равноценный обмен, тут правило «золотого талиона» явно может в сторонке полежать!

Подтянув повыше юбку (вот угораздило её именно сегодня вырядиться в длинную, чуть не в пол юбку!), Марисса припустила обратно по аллее, к воротам парка. А ведь понесло её сюда из желания дорогу домой сократить, чтобы не тащиться по кругу, да потом мимо котлована давно застывшей стройки. Куда делся на момент рокового решения её инстинкт самосохранения, только Богу было ведомо.

Девушка бежала молча, берегла дыхание. И только про себя - отчаянно вопила о помощи. В этот мрачный осенний вечер все здравомыслящие люди, и даже собаководы, обходили именно эту часть парка дальней дорогой. Марисса предполагала, что даже если б кто и попался на пути, то поспешил залечь в ближайшей куче листьев, маскируясь под мешок с мусором. И она бы не слишком осудила. Наверное.

Над головой что-то пару раз свистнуло, и Марисса метнулась заячьей скидкой в прикрытие прозрачных кустов. Она вдруг вспомнила: если пробежать через газон, то за остатками какого-то турника в ограде есть дыра. Всего-то пара выломанных прутьев, но ей с её телосложением вполне хватит.

Её незатейливый манёвр неожиданно оказался успешным. Или сыграла роль тёмная одежда, в которой Марисса удачно сливалась с густеющими сумерками. Вопли догонявших отдалились, стали растерянными, рассыпались в стороны, снова собрались вместе.

Раскисшая земля чавкала под подошвами ботинок Мариссы, и ей казалось – слишком громко, на весь парк! Впереди замаячил тот самый турник – стенка из перекошенных, накренившихся досок, изрисованных похабными надписями. Вот сейчас за него, наплевав на заросли чахлого шиповника с этой стороны ограды. Чёрт с ним, обдерётся, зазонозится – зато цела будет! Девушка уже почти въяве видела спасительную щель между чугунных гранённых прутьев. И тут что-то обвило ей ноги – её собственная, выпущенная из пальцев юбка! Девушка споткнулась на полушаге и полетела носом вперёд, выронив сумку. Это её и спасло: кинутая на манер боло цепь, свистнула ровно в том месте, где мгновением раньше была её голова.

Марисса этого даже не заметила, стараясь хоть как-то смягчить падение. По счастью, нерадивые дворники не заходили в эту часть парка уже несколько лет. Слой палой сырой листвы неплохо амортизировал удар локтями о землю. Толкаясь руками и коленями по расползающимся листьям, Марисса, как была на четвереньках, снова ринулась вперёд. Хотя какой-то отстранённой разума частью понимала: всё, преимущества внезапного манёвра и скорости утеряно безвозвратно.

К тому же нестройный торжествующий рёв и мат совсем рядом дали яснее ясного понять: увидели! Девушка всем телом извернулась, чтобы оказаться лицом к надвигающейся банде. Ей и самой этот ненормальный забег дался тяжело. Но судя по багровым лицам гопников, по ним физкультура плакала слезами доктора Ливси!

Марисса всё продолжала отползать спиной вперёд, изо всех сил втыкая каблуки в податливое месиво из листьев и земли. Она не дастся, нет. Как не далась и тогда. Хоть и понимала беспощадным пониманием: рассечённым лбом и трусливым бегством обидчиков в этот раз дело не закончится. Тогда одного вида крови хватило, чтобы от неё отстали. Сейчас – её крови явно жаждали и не побоятся пустить.

Тот, кому досталось зонтом (под правым глазом уже наливался фингал) гнусно загоготал. Его поддержали остальные гопники, не спеша, впрочем, пускать в ход биты и трубы. Видимо, что-то в их черепушках ещё оставалось, какое-то воспоминание о «преступлении и наказании». А вот у их предводителя – явно предохранители сорвало. Потому что он выхватил из-под куртки нож. Нехорошим таким, слишком привычным жестом. И под обалделое оханье и сдавленную ругань дружков, сделал ещё один шаг к Мариссе.

Та снова рванулась спиной вперёд и неожиданно ощутила под левой ладонью что-то твёрдое, на вроде небольшого кирпича. Что бы это ни было, девушка решила использовать его, как придётся. Уж если не башку проломить, то для симметрии ещё одним синяком она эту мерзкую рожу украсить постарается!

-Борян, ладно, ля, чё ты?! – попытался кто-то из «парковой братвы» остановить явно невменяемого вожака. Тот даже сбавил шаг, глянул через плечо и ответил так, что его банда заметно стушевалась и ещё сильнее побурела.

Марисса использовала эту заминку, чтобы хотя бы сесть и приготовилась метнуть весь изгвазданный в грязи снаряд. А может, совсем безумное сделать: кинуться этому отморозку в ноги, сбить на землю и доказать, что кирпич – всё ещё главное оружие пролетария!

- Aukhtung! Erfassen!!![1]

Отрывистая немецкая речь, прозвучавшая резко и внезапно, как выстрел, сбила с толку и жертву, и нападающего. При чём последнего в буквальном смысле: Боряна смёл с ног утробно рычащий комок тьмы, перемахнувший прямо через голову оцепеневшей Мариссы. Остальная гопота с неожиданным проворством разбрызгалась прочь, разглядев, что их вожак погребён под тушей громадного мастиффа! Тот оказался не чёрной масти, а свинцово-серой, но в уплотнившихся сумерках это заметила уже только Марисса.

Что делал пёс с опрокинутым подонком, ни его дружки, ни недавняя жертва оценить не успели. Потому что воздух разорвал новый выкрик на немецком, такой же лязгающий и беспощадный:

- Schatz! Stime![2]

И Марисса сама – завопила в голос, когда чуть не над её ухом грохнул раскатистый низкий лай. По щеке щекотнуло что-то шерстяное, а в нос ударил запах мокрой псины и какого-то шампуня. В сторону оцепеневших гопников неслось нечто, походившее то ли на исполинскую верёвочную швабру, то ли взбесившуюся овцу[3]. От громового лая зверя с ближайших кустов совсем не фигурально осыпались остатки листвы. А несостоявшиеся насильники – бросились бы врассыпную, если б не запутались в собственных ногах и битах.

- Aukhtung! Geist! Folge ihr! [4]

Мастиф, неразборчиво утробно рявкнув, оттолкнулся лапами от втоптанного в грязь Боряна (тот или прикидывался или действительно был без сознания). С мощью набирающего скорость локомотива, свинцово-серый гигант помчался в след за «бешеной шваброй». Бок о бок с ним неслось третье чудовище, угольно-чёрное, словно тень мастиффа обрела собственную жизнь.

Глядя на это трио со стороны – и резво, хоть и бестолково уносящуюся толпу гопников, верещавших на все лады и звавших маму, Марисса испытывала истеричное веселье напополам с благоговейным ужасом. От такого «девятого вала» в исполнении трёх громадных собак, да ещё в эффектном чёрно-бело-сером колёре, кто угодно бы побежал впереди своего визга, мокрых трусов не чуя! И никто даже и не подумал вспомнить о битах и трубах. И уж тем более о брошенном в грязи и листьях товарище.

- Geht es Fraulein gut[5]?

Марисса была так очарована зрелищем родео в исполнении трёх собак и пятёрки обормотов, что уже не обращала внимания ни на то, что так и сидит на стылой сырой земле. Ни на того, кто обратился к ней на языке Гёте и Ницше. Вздрогнув всем телом, она вскинула взгляд вверх, судорожно стискивая пальцы на так и не пригодившемся кирпиче.

- Я вижу, фройлян вполне цела, - с насмешкой сказал высекшийся из сумерек мужчина, весь в светлом, беловолосый, от того похожий на привидение. – И готова к труду и обороне, гутт. Но я бы настоятельно рекомендовал фройлян подняться, чтобы не схватить вульгарную простуду, йа?

Марисса только и могла, что продолжать таращиться на него – такого нереального в свете едва не случившей трагедии. Мужчина был высок, статен, хорошо одет. По крайней мере, девушка не усомнилась, что его длинное светлое пальто и ботинки вряд ли куплены в ближайшем экономаркете. И не потому ли он не спешил предложить ей руку,чтобы не испачкать кожу дорогих перчаток?

Под взглядом его глаз – необычно удлинённых, светло-голубых, почти светящихся, - Мариссе стало вдруг по-настоящему зябко. Как если бы на неё смотрел персонаж нордических мифов, развлечения ради принявший человеческое обличье. Девушка в памяти даже быстренько перебрала, кем бы мужчина мог быть – асом? Ваном? Но внутри всё единодушно голосовало за обитателя Йотунхейма, какого-нибудь повелителя ледяных великанов или их побочного отпрыска. Ассоциация окрепла, когда ей удалось всмотреться в черты лица –угловатые, хищные. Словно полярный волк с несуетным любопытством разглядывал очумелую мышь, вдруг проснувшуюся от спячки и выпрыгнувшую ему под лапы.

Марисса тряхнула головой, гоня неожиданный образ (к которому воображение судорожно пыталось пририсовать ещё что-нибудь фэнтезийное. Скажем, крылья или драконий хвост). Буркнув что-то неразборчивое, она попытки с третьей всё-таки встала. Юбка успела уже достаточно вымокнуть, чтобы тут же противно облепить ноги. Марисса передёрнулась всем телом, а в носу тут же засвербело. Как бы слова «нордического» типа не оказались пророческими!

А тот всё это время так и продолжал стоять слегка в сторонке, на бордюре, отделяющим изрядно перепаханный газон от просто неприбранной дорожки. Стоял непринуждённо, не ловя равновесие, хотя ширина бордюра была уже, чем ладошка Мариссы. Девушка неловко, бочком, возобновила прерванное движение – к дыре в ограде. Но на секунду замерла и, безуспешно попытавшись выудить из памяти крохи немецкого, сдавленно буркнула, проглотив все согласные:

-Спсб…

После этого, в той же крабьей манере, да ещё и втягивая голову в плечи, поспешила к заветному лазу. Всё это время она ощущала, что негаданный спаситель провожает её взглядом. То ли ждал, что она, вновь запутавшись в юбке, таки повторно грохнется. То ли ему просто было любопытно, как она намеревается прорываться через заросли шиповника (те оказались не таким уж и хилыми!). Стоило, впрочем, Мариссе вступить в неравный бой с колючими ветками, как мужчина утратил к ней всякий интерес.

Зато девушка то и дело оглядывалась через плечо. Поэтому и увидела, как мужчина легко сшагнул с бордюра – прямиком на так и не подающего признаки жизни Боряна. Всмотрелся в густые тени парка и повелительно рявкнул:

- Komm zu mir[6]!

Марисса сама чуть не развернулась обратно, такая непререкаемая власть была в этом голосе. Зато три громадных пса – свинцово-серый мастифф, белоснежная «швабра» и чёрное чудовище, в котором знаний девушки хватило распознать «собаку Сталина»[7], - тут же вынырнули с какой-то боковой аллеи. И слажено, будто лошади в упряжке-тройке, побежали к своему «богу и повелителю». Глядя на них, Марисса даже вцепилась одной рукой в гранёный прут решётки. Будто и вправду опасалась, что её увлечёт невидимым кильватером за собаками.

Впрочем, она не пожалела о задержке: «собакалипсис», вытянувшись косым звеном, пробежал по злополучному Боряну. Судя по тому, как тот вздрыгивал руками и ногами, в сознание он уже пришёл достаточно, чтобы в полной мере ощутить на себе вес «кармического правосудия». А Марисса теперь с полной уверенностью знала, что будет спать крепким сном, с чувством глубочайшего морального удовлетворения.

А уж когда громадный терьер небрежно вскинул заднюю лапу и обдал зашевелившегося гопника струёй, Марисса не удержалась от злорадного хихиканья. Весь этот кошмарный забег, изгвазданная одежда и ушибы окупились полностью!

- Geist! Beweg dich! Schnell[8]!

Из всех слов, Марисса безупречно поняла только последнее и решила последовать приказу. Хотя и совсем в противоположном от собак направлении. Выбравшись в пролом, всё ещё хихикая под нос, она побрела вдоль ограды. Страх и ужас откатили на задний план, а на передний вышло понимание, что в таком вот виде – всклокоченная, в грязной и сырой одежде, - ей придётся почти полчаса топать домой. По счастью, в голову пришла светлая мысль: по пути завернуть к Уне. Иначе до дому Марисса имела шансы не дойти, вызвав интерес уже у представителей закона и порядка. С её-то «везучестью» такое вполне могло произойти.

Уна сначала, конечно, обругает, потом обогреет, напоит кофе, выслушает, утешит. Откажется принимать плату за кофе, а ещё – обязательно отсыпет с собой жменьку волшебно пахнущих, масляно блестящих коричневых зерён…

Тут Марисса встала, как громом поражённая. Кошелёк! Как она будет пытаться расплатиться с Уной за кофе, если кошелёк – в сумке?! А сумка – так и осталась валяться где-то там, на месте «бесславного побоища»! И ладно бы кошелёк, но ведь там и телефон, и ключи от квартиры и работы, и документы!

Девушка жалобно заскулила и попыталась схватиться за голову. Чем-то ощутимо приложила себя по лбу и несколько секунд в полном изумлении разглядывала то, что так и продолжала стискивать в пальцах левой руки. Так и не пригодившееся «оружие пролетария» оказалось деревянной коробочкой - то ли шкатулка, то ли пенал. Значительно легче настоящего кирпича, коробочка вполне удобно лежала в узкой ладони девушки. Марисса снова рассмеялась, уже с нотками истерики:

- Епическая сила! Я вот этим намеревалась отбиться?! Ещё бы спичечный коробок схватила!

К нервному веселью добавились слёзы – запоздалого испуга и обиды. Марисса чуть не запустила артефактом в сторону. Но тут что-то ткнулось ей… в мягкое место пониже спины. Девушка взвизгнула, подпрыгнула на месте (чудо, что не рухнула, ведь юбка снова обернулась вокруг ног). Сейчас она готова была бить находкой всех и каждого – но цели не видела. Взгляд её свободно летел вдоль ограды парка, до самого дальнего угла, где на перекрёстке сердито моргал жёлтый сигнал светофора. Она видела припаркованные вдоль тротуара машины, беспорядочное «стадо» электросамокатов на прокат – и ни одной живой души. Сердце зачастило на ещё более высоких оборотах, подскочило к горлу…

Тычок повторился, но на этот раз – почти ей в живот, и Марисса наконец-то сообразила посмотреть вниз. От изумления девушка даже пискнуть не смогла, не то чтобы заорать.

- Вуф-ф, - весомо и как будто бы слегка раздраженно сообщила девушке «живая швабра» и снова потянулась носом вперёд. Нос на фоне белоснежных «шнуров», из которых состояла шерсть собаки, выглядел неожиданно чёрным.

- Здрасьте, - пролепетала Марисса, наконец-топоняв: кусать и рвать её никто не собирается. Поскольку пасть у собаки была занята - ручками той самой, утерянной и почти оплаканной сумки. – Мне?..

- Вуоф-ф! – И в этом полувздохе-полугавке девушке почему-то отчётливо послышалось «Думкопф!». И Марисса знала перевод безупречно даже со своим уровнем немецкого!

Девушка почувствовала, что стремительно краснеет, аж по лопатки. Но всё же наклонилась со всей осторожностью, взявшись свободной рукой за бок сумки. Собака тут же выпустила ручки из пасти, издав вздох заметного облегчения. Несколько секунд девушка и зверь смотрели друг на друга, и Мариссе стало почему-то очень неловко за весь свой вид.

-Э-ээ, спасибо… вам, - промямлила она, так и не вспомнив, как это произнести по-немецки.

- Schatz, zuruck[9]! – тут же донеслось издалека, и собака-«швабра», слегка вильнув из стороны в сторону хвостом, развернулась и степенной рысью поспешила на голос хозяина.

Голос Нордийца, как прозвала его про себя Марисса, неожиданно подхлестнул пассивные слои памяти, и девушка, сделав в след собаке шаг, сумела выкрикнуть:

- Данке шон, уважаемый Шатц!

- Bitte[10], - послышалось в ответном, откровенном насмешливом гавке уже на три голоса: в дыру между прутьями просунулись ещё две собачьи башки, поглядывая то на оцепеневшую Мариссу, то на приближающегося товарища. И девушке, со всё нарастающим параноидальным ощущением казалось, что и брыластый мастифф, и чёрный терьер посматривают на неё с совершенно не собачьим интересом. Они даже не поспешили убраться из пролома сразу, чтобы дать «швабре» протиснуться в лаз.

Из глубин парка теперь хлестнул уже не голосовой приказ: пронзительный свист, вызвавший у Мариссы град мурашек по спине. Зато три псины тут же втянулись в пролом и, наконец-то, исчезли с глаз долой, оставив девушку наедине с её переживаниями. Их, переживаний, оказалось так много, что Марисса даже не помнила, как проделала путь от парка до кофейного магазинчика своей подруги, так и держа – в одной руке сумку, в другой загадочную коробочку. Всё – равномерно грязное, как и сама девушка.

***

- Святые тапки Ганди, как тебя только полиция не загребла?! – вместо приветствия воскликнула Уна, стоило Мариссе, словно призраку, возникнуть в дверях магазина и кофейни под одной вывеской. – Тебя что, аутодафе собирались предать?!

- Ну, что-то около того, - вяло улыбнулась та, переступая порог и оставляя за ним сумасшедшие события последнего часа. Глубоко медленно вдохнула, впитывая ароматы кофе и выпечки. И вдруг ощутила, что колени подламываются.

- Не в мою смену, милочка! – Уна стремительно выскочила из-за стойки и успела подхватить оседающую девушку под мышки. – Пифагоровы штаны во все стороны рванЫ! Да ты ещё и мокрая как мышь после родильной горячки! А видок-то, видок! Не-не-не, с глаз долой, из торгового зала – вон! У меня ещё три часа по графику, нечего мне покупателей своим готичным видом отпугивать.

- Да? А так хотелось, я так старалась. – Марисса даже не пробовала сопротивляться, когда подруга, крикнув мужа, чтобы постоял за прилавком, потащила её на второй этаж магазина. Очень удобное совмещение: квартира и работа в одном здании.

Шикнув на высунувшихся в коридор котов, Уна втолкнула Мариссу в ванную комнату. В два приёма вытряхнула протестующе пикнувшую девушку из грязной одежды и, ткнув пальцем в сторону витражной дверцы душевой кабинки, строго велела:

- Греться, мыться, приводить себя в человекоподобный вид. Вон там – твой персональный халат, на полочке свечки ароматические, зажечь и дышать вдоль, а не поперёк. А это, - она потрясла бесформенным комом мариссовой одежды, - даже и не надейся обратно получить! Вы-ки-ну! Сумку потом отдам.

- Но это же моё-оо, - попыталась жалобно возразить Марисса, но дверь ванной уже захлопнулась за энергичной хозяйкой магазина-кафе «Uno momento». – Ведь почти же новое…

Впрочем, она знала: даже повисни она на Уне, умоляя вернуть балахонистые свитер и юбку, уверяя – что это самое дорогое, что есть в жизни; подруга была бы так же категорична. Всякий раз, имея неосторожность остаться у неё с ночёвкой, по утру Марисса обнаруживала радикальное обновление своего гардероба. Уна решительно не одобряла «депрессо-стиль» подруги и, наверное, будь её воля, ещё и бы чёрные от природы волосы Мариссы вытравила в платиновый.

Девушка ещё повздыхала, посетовала. Потом не без удивления обнаружила, что так и сжимает в руках злополучную коробочку. И как это Уна не углядела и не отобрала, чтобы либо выбросить, либо продезинфицировать по всем правилам хирургического отделения – в три слоя спиртом и ультрафиолетом! Положив невесёлое напоминание о событиях в парке на краешек стиральной машины, Марисса, наконец-то, забралась под душ. Зажигать свечи не стала, потому что пальцы дрожмя дрожали, пока она пыталась хотя бы с вентилями справиться. Ей удалось в этот раз обойтись без контрастного, скачущего с ледяного на кипяток, душа.

Стоя под упругими в меру горячими струями, Марисса невольно угукала и покачивалась из стороны в сторону от удовольствия. Вместе с грязью в сток уплывала и рутина рабочего дня, и промозглые сумерки, и злоключение в парке…

Хотя нет, последнее становилось с каждой секундой ярче, обрастая деталями и подробностями, которые запечатлел мозг Мариссы даже против её воли. Девушка вздохнула, уперлась обеими руками в кафельную стенку и прикрыла глаза, дав возможность своей фотографической памяти проиграть всё пережитое по новой. Пытаться сдержать этот «ретроспективный показ» - означало обречь себя на жестокую мигрень до утра. За много лет Марисса научилась отстраняться и безучастно следить за «мнемотическим кино», продолжая делать какие-то простые дела. Например, как сейчас – намыливаться душистым гелем и совершать прочие приятные для тела процедуры.

А на внутреннем экране снова мелькало: вот она в парке. Голые, тёмные деревья и скелеты почти совсем облетевших кустов. Редкие фонари вдоль аллеи, горит каждый третий. На стволах деревьев – обрывки объявлений и каких-то пёстрых тряпочек. Скамейки на гнутых ножках, с тёмными, поблескивающими от влаги досками, многие из которых либо выломаны, либо изукрашены граффити. Гравий дорожки, едва видный из-под жёлто-коричневой листвы. Метла, сиротливо выглядывающая из-под одной скамейки…

Детали, детали, детали, делающие картинку до невыносимого трёхмерной. Спасибо, без запахов, и звуки – приглушённые, словно из-за толстого стекла.

А вот и роковой перекрёсток, содрогнувшийся кустарник, выпускающий шестёрку отморозков. Мусорный фейерверк им в лица. Кстати, захоти Марисса сообщить особые приметы, художник-криминалист сейчас нарисовал бы с её слов подробнейший портрет каждого, до самого мелкого прыща на носу у предводителя банды. И даже значок – крест с характерно изломанными лучами – на отвороте куртки (здесь Марисса всё так же отстранённо удивилась: да неужели и вправду на скинхедов напоролась?!).

Короткий забег по аллее. Мимо и влево призраками уплывает скульптура – мальчик и девочка, держащиеся за руки, символ беззаботного детства. У мальчика снесено пол-головы, а девочке кто-то жирно пририсовал вторичные половые признаки. Манёвр в сторону ограды, мимо целой горы чёрных мусорных мешков, кое-где лопнувших и показывающих своё неприглядное содержимое. Доски непонятного турника (все надписи на нём сейчас читаются – как заголовки в газете. И все – с ошибками!).

Решётка ограды, довольно красиво сделана, кстати: гранёные прутья на разной высоте перевиты чугунными лозами, кое-где образующие медальоны с профилями каких-то личностей. Щетинистая стена шиповника, упрямо хранящего коричневатые листья и редкие оранжевые плоды…

Падение. Чуть не перед самым носом – скелетик кленового листа, собственные пальцы, зарывшиеся в месиво из земли и раскисших от влажности листьев и травы...

Марисса с чуть большим участием «просмотрела» появление Нордийца и его адских собачек. Но стоило собаке-«швабре» («Комондор! Венгерская овчарка!» - вдруг подсказал внутренний голос, хотя девушка никогда не была знатоком пород) с грозным лаем погнать «стадо» вон, как всё и закончилось. А девушка обнаружила, что стоит перед ростовым зеркалом, в чем из душа выбралась, то есть – ни в чём. Зато с «трофеем» в руках. Когда успела взять и, главное, отмыть? И теперь рассматривая шкатулку, Марисса задним числом попрекала себя: ведь едва в порыве чувств не выбросила такую красоту!

Шкатулка была выполнена из морёного, покрытого лаком дерева, приятной тяжестью лежала в руке и завораживала взгляд инкрустированным узором по верхней и нижней части. Из чего были выполнены чёрно-белые пластинник, Марисса, пошкрябав ногтем, определить не смогла. Возможно, это были кусочки перламутра, выложенные затейливыми линиями, переплетающимися на манер кельтских узлов. По уголкам «помаргивали» небольшие круглые камушки, тоже в монохромной гамме, и девушка, наклоняя коробочку так и эдак, решила, что это кошачий глаз.

Однако, шкатулка оказалась с секретом: как её открыть, Марисса так и не обнаружила, хотя и была уверена – вещица полая. Повздыхав и решив оставить разгадку этой головоломки на потом, девушка укуталась в длинный банный халат (феерично-синий с ярко-жёлтыми звёздами), сунула ноги в пушистые тапки, обнаруженные за порогом, поздоровалась с котами, тапки, собственно, стерёгшие. Рыжий ориентал Жирафик вытянул к ней шею и басовито и хрипло мяргнул, требую помимо слов и ласки. Лысый сфинкс Йося, по своему обыкновению, скорчил весьма недовольную мину, когда его аккуратно согнали с тапка, и, подёргивая кончиком хвоста, потопал вперёд гостьи – в кухню.

С таким вот сопровождением Марисса и предстала пред очи Уны, которая уже приготовила всё для «кофейной медитации»: банку с кофейными зёрнами, ручную кофемолку, пуровер[11] и пару чашечек. На миниатюрной электроплитке ждал своего часа длинноносый металлический чайник.

- Ага, привели нашу мокрицу, - кивнула котам Уна и только потом с прищуром осмотрела с ног до головы Мариссу. Вздохнула и указала ей на свободный стул за столом: - А на голове – как обычно воронье гнездо!

Ворчание подруги подействовала как порция успокоительного. Уна всегда была чем-то недовольна во внешности девушки, ещё со времён старших классов, когда они неожиданно для всех сдружились. Были они полной противоположностью друг друга: худая, бледная по жизни Марисса с копной непослушных волнистых волос цвета угля, с чёрными глазищами в пол-лица, под которыми, казалось, всё время тени залегают. И пухленькая розовощёкая Уна, хохотушка и заводила, со светлыми чуть не до белого косами, уложенными крендельком. Правда, занявшись спортом и вырвавшись из-под родительской опеки, Уна решительно подстриглась, и с тех пор вокруг её головы золотился пушистый ореол.

И хоть она ворчала в адрес Мариссы, но никогда – оскорбительно, просто так выражала свою заботу и беспокойство.

- Ну, что встала пугалом?! Садись уже и пей! – Уна притопнула ногой и решительно поставила на стол громадных размеров чашку. – Зря я, что ли, чайные церемонии тут разводила, пока ты там плескалась?!

- Я ж в ней утону! – ахнула Марисса, оценив объёмы кружки и чайные бездны в ней. - Может, кофеёчку?..

- Садись и вещай, может, и заслужишь своими побасенками кофейную гущу понюхать. – К чашке Уна добавила ещё и тарелку с куском горячего, пыхающего ароматным парком яблочного пирога. – И ешь, а то смотреть страшно и стыдно: Бухенвальд с йогинами скрестили!

Марисса повздыхала, но только котам удавалось растопить сердце хозяйки, «вымарщивая» вкусненькое и вредное вместо «правильной и полезной» еды. Пока девушка устраивалась на стуле и с благоговением взирала на кружку, Уна вдруг спросила:

- А это у тебя что такое, грудь, что ли, наконец-то прорезалась? При том – только одна!

- Где-е? – растерлась Марисса, а потом сообразила: чтобы не оставлять шкатулку, она сунула её за пазуху, и та теперь провоцирующе оттопыривала халат на груди. – А, это… Боевой трофей, можно сказать.

- Вот отсюда и поподробнее, - тоном следователя потребовала Уна, усаживаясь поближе, опираясь локтем на край стола. – С поясняющими титрами, паролями, явками, адресами.

Брюнетка вздохнула, представляя, каких сейчас комментариев наслушается – рассказчица из неё была так себе. Это только у неё в голове было сплошное «триДэ на четыреКэ и долбидиджитал». А из уст самой Мариссы всё звучало скучно и кратко. Впрочем, своё почётное звание «дуры плюшевой» она в очередной раз подтвердила. А на эпизоде с Нордийцем и его собаками Уна, наконец-то, взялась молоть зёрна. Делала это вдумчиво, с прищуром глядя на подругу и заставляя повторить описание нежданного спасителя несколько раз. Марисса и каждого из псов готова была до последней шерстинки живописать, когда стало ясно: кофе ей не только понюхать дадут.

За время повествования Марисса сама не заметила, как справилась с чайным морем-окияном, отодвинула пустую кружку подальше и, как козырный туз, выложила на середину стола шкатулку-трофей. Уна, не сводя с той глаз, уже колдовала над пуровером, в то время как Марисса – гипнотизировала капающий в чайник-сервер кофе. Безупречно разгадав короткую гримасу на лице подруги, девушка покорно попыталась открыть загадочную находку. Но обнаружить стыки крышки или какой-нибудь замочек не получилось. Марисса демонстративно потрясла коробочкой, чтобы Уна самолично услышала – та не пустышка, внутри что-то глуховато постукивало.

Скорчив ещё одну рожицу, Уна милостиво налила из сервера в одну из чашечек и, помедлив, таки придвинула к Мариссе. Та всё ещё возилась с шкатулкой, но унюхав вожделенный горьковато-вишнёвый аромат, тут же «сделала стойку», почти не веря своему носу. Пальцы её в этот момент легко проскользнули по инкрустации на одной из сторон коробочки. И до того словно бы цельная с остальным, крышка беззвучно скользнула прочь по скрытым пазикам.

- Ишь чо! – воскликнула Уна, едва не расплескав кофе мимо своей чашки, подавшись поближе.

- А ларчик-то просто открывался, - выдохнула Марисса, зачарованно глядя на открывшееся нутро шкатулки-головоломки. Впрочем, про свою порцию кофе она не забыла.

Подруги едва не сшиблись лбами, одновременно склонившись над шкатулкой пониже. Но Уна забыла об очередном эпитете в адрес брюнетки, вместе с восхищением рассматривая колоду карт. Одной из постоянный страстей Уны, помимо кофе, были карты Таро. Так что она считала себя знатоком всех самых известных колод, хотя не утруждала себя коллекционированием, предпочитая виртуальные галереи карт.

Такой колоды Уна точно ни разу не видела, а уж Марисса, скептически относившаяся к любым гаданиям, тем более. Каждая была поражена на свой лад: Уна – с точки зрения эстетики, её бледнолицая подруга – совсем по другому поводу. Потому что на рубашке самой верхней карты, белой как кость или мрамор был изображен Анубис. По египетской традиции – в профиль, но только контуром и словно бы единой линий, от чего больше напоминал арабскую каллиграфию.

Марисса осторожно провела пальцами по карте и ощутила, что контурный рисунок – объёмный. И даже почудилось: слегка тёплый.

- Шедеврально! – прошептала ей в ухо жарким голосом Уна. – Явно что-то авторское и ужасно дорогущее! Давай-ка быстро посмотрим, потом я карты сфотографирую и в Сети поищу, может, и найдём автора. А может, и рыдающего крокодильими слезами хозяина, который готов баснословные денежки за воссоединение со своей прелестью выложить. Ну-ка, давай достанем!

Марисса, отхлебнувшая к этому моменту кофе и захваченная уже другими переживаниями, только согласно замычала. Уна знала, что теперь ту от чашки никакая сила не оторвёт, сама взяла шкатулку и осторожно опрокинула над столом. Колода и не подумала выпасть, словно приклеилась.

- От воды, наверное, слиплись, - нехотя отвлекаясь от чашки, предположила Марисса и постучала пальцем по дну шкатулки. – Неизвестно же, сколько она там валялась…

- Щас мы их. – Уна решительно встряхнула шкатулкой, но ни одной карты не выпало. Тут уже хозяйка кофейного царства включила, как говорил её супруг, упрямого барана. Она без всякой осторожности трясла коробочкой, шлёпала по лакированным бокам и донышку. Пыталась подцепить и выковырять непокорные карты ногтем. Марисса не вмешивалась, хотя внутри что-то сжималось и ёкало.

- Ах, так?! Ах, вот вы как?! – Раскрасневшись, Уна с громким стуком поставила шкатулку на стол. – Вот я сейчас нож возьму!.. Где он, кстати?!

Она порывисто выскочила из-за стола и под недоумевающими взорами обоих котов стала рыскать по кухонным ящикам. Марисса даже не попыталась указать подруге на то, что объект поисков мирно лежит на краешке блюда с пирогом. Вместо этого она словно против воли потянулась рукой к шкатулке. Чуть помедлив, кончиками пальцев тронула верхнюю карту, снова ощутив рельеф рисунка. И та легко и послушно скользнула вперёд, вывалившись через край на стол.

Уна продолжала рыскать в поисках ножа или металлической лопатки (всё было на виду, но блондинка словно ничего не замечала, а коты лишь удивлённо мявкали с холодильника). Марисса, ощущая, что сердце почему-то зачастило, решила открыть карту сама, не дожидаясь подруги. Пальцы, и без того по жизни холодные, онемели, словно девушка сунула их в воду со льдом. Вместо того, чтобы отдёрнуть руку, она подтянула карту ближе к себе – и перевернула.

- Ой… - только и смогла выдавить из себя Марисса.

- Вай! - почти одновременно с ней воскликнула Уна, вернувшись к столу с длинной барной ложкой. – Грибочки святого Иоанна, какой мужчинка!

С карты на подруг взирал суровый, фактически голый брутал, всей одежды на котором было - меховые труселя и своеобразные варежки, скроенные, кажется, из лап медведя. С внушительными когтями. Даже удивительно, как он в этих лаповарежках копьё держать умудрялся. Ещё в комплекте шла волчья шкура, накинутая на плечи вместо плаща. Голова шкуры служила чем-то вроде шлема, из-под которого неулыбчивый красавец зыркал пронзительно-голубыми глазами. Брутал выглядел насторожённым и крайне недовольным, будто обе девушки застали его за чем-то чрезвычайно личным. Например, за попыткой прибить тем самым копьём ещё одного волка, пока ещё живого, выглядывающего из-под края плаща. Может, и не прибить, может, он обучал зверя командам «лежать» и «неси тапки». Оба – и зверовато-прекрасный дядя, и волк – были голубоглазы, что наводило на мысли о каком-то специфическом родстве.

- Если это Аркан Шут, то в очень остроумной интерпретации[12]! – поцокала языком Уна и выхватила карту из рук слегка оцепеневшей Мариссы. – Однако, как нарисовано-то, ты посмотри! И фон – загляденье: ночь, луна, звёзды, мужчина-красавЭц! Р-романтика, куда не ткни! И где б такого повстречать?

- Да ну на фиг, такую романтику, - передёрнулась Марисса, припомнив немножко другой набор «вечер-парк-собаки-нордический песец». – А вдруг он кусается? Ты посмотри, там же образование – не выше каменного века. Укусит при встрече, и сама шерстью обрастёшь!

- Много ты понимаешь! – Уна мечтательно посмотрела в потолок. – Ну и укусит, и что? Зато была бы я вся такая – дикая и свободная!

- Можно подумать, ты сейчас – вся ручная и к лотку приученная! И в чём романтика? Сырое мясо лопать, если удастся догнать? И весь гардероб состоит из мехового бикини, хоть летом, хоть зимой! В чём прелесть, чтобы отморозить себе придатки или маяться хроническим педикулёзом?

Уна, почти не глядя, шлёпнула Мариссу по лбу той же картой. Потом – демонстративно отодвинула подальше чайник-сервер, в котором ещё плескалось кофе на пол-чашки. Марисса сначала протестующее заскулила. А потом решила показать, что за столько лет дружбы и сама кое-чему от подруги нахваталась. Сделав скучное лицо, девушка потянула крышку шкатулки на себя, словно собираясь закрыть. Уна ахнула, всплеснула руками, оценив всю подоплёку манёвра. Насупилась, но вернула чайничек на место.

Марисса, окрылённая этой маленькой победой в их бесконечных дружеских пикировках, тут же оставила крышку в покое. На самом деле, она бы и не стала закрывать шкатулку: ей самой не терпелось посмотреть остальные карты. Со слов подруги она помнила, что в колодах Таро традиционно 78 карт, и самые интересные – это Старшие Арканы. Так что смотреть - не пересмотреть! А там, глядишь, подруга ещё кофейку нальёт.

Поскольку Марисса не спешила открыть следующую карту, Уна проворчала:

- Ладно, нацежу тебе ещё через дрип[13]! А ты давай, покажи-ка, что там за Маг должен быть[14]!

Мариссе ужасно хотелось издать какой-нибудь торжествующий возглас. Но она ограничилась только тем, что выставила кончик языка. И чуть его не прикусила, коснувшись следующей карты. Вместо холода её теперь обожгло, словно она за крышку на кастрюле с кипятком схватилась. Девушка, взвыв, дёрнула рукой, затрясла кистью. Карта удивительным образом пристала к пальцам (может, даже приварилась, задним числом подумала Марисса и испугалась). Уна, вскинувшаяся на всю эту суету, застала уже только финальный кульбит коварной картонки в воздухе. И если пухленькая блондинка смотрела с удивлением – карта на пару секунд застыла на поверхности стола вертикально; то Марисса – обиженно, стараясь одновременно оценить степень ожога. Но кончики пальцев даже не покраснели, так что обида сменилась изумлением. Что это за температурные чудеса?!

Карта, чуть качнувшись, наконец-то опрокинулась лицевой стороной вверх. Марисса вытянула шею, почему-то не стремясь наклониться пониже или тем более – взять в руки, чтобы рассмотреть рисунок. Ей, впрочем, всё было видно хорошо, и она вообще торопливо спрятала руки в рукава халата, воскликнув:

- Песец на холодец!

- Прелесть, какая мерзость! – поддержала её Уна, так же всмотревшись в рисунок. Только, кажется, её антипатия относилась вовсе не к аспидно-чёрному здоровенному скорпиону на переднем плане. – Ф-фу, античная толерантия в полный рост!

Марисса нервно хихикнула, не став уточнять, с чего это подруга заподозрила центральный персонаж карты в нехороших наклонностях на сексуальной почве. Хотя не могла не согласиться: изображённый на карте юноша, действительно в белой тунике, был так красив, что ещё чуть-чуть – и смазлив. Был он, если сразу не приглядываться, вполне мил, жизнерадостно улыбался, в правой поднятой руке держал алую розу, как будто предлагая тем, кто его рассматривал. Рыжеватые волосы украшал венок венок из роз помельче, небрежно сдвинутый на ухо. Можно было бы счесть его каким-нибудь симпатичным древнегреческим богом весны или любви. Если бы только он одной ногой не попирал горку человеческих черепов, и компаньоном был не блестящий чёрный скорпион размером со среднюю собаку. В самый последний момент взгляд выцеплял длинный тонкий трезубец, на который юноша небрежно опирался левой рукой. И чьё древко входило в глазницу одного из черепов.

- Вот даже не сомневаюсь, что черепушки – его рученек дело, - проворчала Уна, кончиками ногтей приподнимая карту за уголок и, держа от себя подальше, рассматривая. – И ухмылочка такая, гаденькая, с намёком, с превосходством, ты заметила?

- И скорпион, - подала голос Марисса, до полного обмирания боявшаяся всяких членистоногих.

- Ну да, этот укусит – так укусит, - согласилась Уна, подразумевая опять же юношу, а не громадное насекомое.

- А разве скорпионы не жалят? – усомнилась брюнетка, жалобными глазами глядя на кружку, над краями которой виднелся уже напитавшийся влагой пакетик-дрип.

- Знать не желаю, чем этот ужалить может! – Уна сжалилась и пододвинула ей очередную порцию кофе. – И в какое место!

Марисса, успевшая сделать глоток горячего, пахнущего на сей раз бейлисом напитка, чуть не поперхнулась, покраснела и, пытаясь не раскашляться, выдавила из себя:

- Фу, Уна! Ты же воспитанная женщина, хозяйка двоих котов!

- И жена своего мужа! – невозмутимо парировала та, с некоторой брезгливостью положив карту по соседству к уже открытой. – Какой-то неправильный Маг. Может, он у них – Жрица, Арканы просто перепутаны? Может, это колода для этих самых, толерантов? Давай следующую!

- А может, ну их? – попыталась воспротивиться Марисса, почему-то зная: никто, кроме неё, карты сдвинуть не сумеет. Даже ножом. Даже японским из коллекции мужа Уны.

- А что у меня есть? – чуть не пропела Уна, показывая ей крафт-коробочку с прозрачным оконцем. – М-мм, свежатинка: с вишней и тёмным шоколадом!

Марисса сглотнула. Она очень любила кофе, была б её воля – одним бы кофе и питалась, или капельницы себе делала. И выпечку обожала и могла есть просто в неограниченных количествах без малейшего вреда фигуре. Но, пожалуй, больше Марисса любила кулинарить сама. В этом деле она не уступала Уне, а кое в чём – превзошла. И только шоколадные маффины с начинкой – оставались какой-то недостижимой вершиной. А подруга где-то раздобыла рецепт, точь-в-точь как у фирменных кексов одного популярного кафе, и теперь могла их шлёпать чуть ли не в фабричных масштабах.

Марисса попыталась изобразить на лице то же выражение, какое делал Жирафик, когда ему в очередной раз когти собирались стричь. Уна сразу поняла, кому пытается подражать девушка, и поцокала языком:

- Даже и не пытайся, котовье обаяние тебе в комплект не прилагалось!

Рыжий ориентал, сличив жалкие попытки повторить себя, поддержал хозяйку басовитым «мау-уу». А Йося так и вовсе – сел ко всем задом, свесив вниз голый хвост.

Марисса упрямо поджала губы, про себя решая: стоит ли кучка каких-то кексов, пусть и с начинкой, очередных тактильных впечатлений? Сначала чуть не обморозилась, потом – обожглась. Конечно, никаких следов на пальцах не осталось, но приятного всё равно мало. А вдруг на следующей карте что-то с кислотой связное?!

Обоняния коснулся упоительный аромат: тёмный шоколад, миндально-вишнёвая горчинка и самое чуть – амаретто. Девушка во все глаза уставилась на Уну, которая жестом фокусника открыла коробочку и водила теперь туда-сюда, придав лицу выражение прожжённой искусительницы. Ещё и глаза выразительно закатывала и прикусывала нижнюю губу.

И Марисса сдалась. Набрала в грудь побольше воздуха, задержала дыхание – и тронула третью по счёту карту. Та не выехала, как первая, и не пристала к коже, как вторая. Но ощущение, что под пальцами шевельнулось что-то живое, едва не заставило девушку взвыть. К тому же, она очень хорошо помнила, где с таким ощущением сталкивалась.

Как-то Уна сгрузила на неё племянницу, такую же бесстрашную к новым опытам, как и тётя. И вот эта пигалица уговорила Мариссу пойти на выставку всяких экзотических гадов – ящериц, лягушек, змей. Обошлось без гигантских тараканов и пауков; юная экстремалка всё-таки с уважением относилась к чужим фобиям. На той выставке проводился розыгрыш среди гостей – разнообразный тематический мерч и бесплатная фотосессия с самыми главными представителями серпентария. Леське, той самой племяннице, достался плюшевый удав и отпечатанный на 3д-принтере паук. Мариссе как обычно «повезло», и она, парализованная больше от ужаса, чем от восторга, позволила намотать на себя меланхоличного удава-альбиноса Степу. Леська чуть не на уши встала и фотографировала старшую подругу со всех ракурсов, даже упросила рослого экскурсовода подержать её на весу.

А Марисса на всю жизнь запомнила это какое-то вкрадчивое, прохладное, обманчиво ленивое прикосновение тяжеленного змеиного тела, за которым крылась чудовищная мощь природного душителя…

И вот теперь под пальцами она снова ощущала – обманчиво-ленивое, прохладное, покрытой мелкой чешуёй змеиное тело. Как и тогда, Марисса обомлела, но больше всё-таки от нарастающего понимания: с Картами явно что-то не так. И судя по тому, как обращается с ними Уна, все самые феерические впечатления достаются только самой Мариссе.

- Ну что ты там застряла, как мышь в пасти питона?! – не выдержала затянувшейся паузы блондинка и, оставив коробочку с маффинами, дёрнула Мариссу за запястье. Темноволосая девушка хихикнула с нотками лёгкой истерики: подруга очень точно описала её внутренние переживания!

Зная, что Уна вполне способна встряхнуть и посильнее, Марисса торопливо выдёрнула Карту из шкатулки и сбросила на стол. Так же поспешно (и надеясь, что Уна не заметит) вытерла ладонь о халат на коленях.

Уна не заметила, сначала изумлённо глядя на нового персонажа, а миг спустя – расплываясь в мечтательной улыбке. Взяв Карту в обе руки, она заворковала:

- Ути-пути, какой мушшшшинка! И такой оригинальный – раскормил ужика до размеров дивана, хочешь валяйся, хочешь – конкурентов до истерического энеруза доводи! И главное, ничего лишнего. Ни-че-го!

Марисса с опаской посмотрела на картинку и в который раз передёрнулась, заметив сначала совсем не то, что увидела, к примеру, Уна. А та под «ничего лишнего» подразумевала, что на герое Карты – действительно ничего. Кроме гигантского белого змея, действительно отчасти служившего нагому мужчине и креслом, и подголовником, и кончиком хвоста – прикрывший самый срам. «Заклинатель ужика» шиковал красивым мускулистым, но не перекачанным как у бодибилдеров телом, был смугл, как кофе с молоком, беловолос, и, судя по всему, безумно богат. Весь задний фон карты представлял собой груды золотых монет, на золотых россыпях покоились и кольца змея-альбиноса.

Марисса, невольно присмотревшись к царственно развалившемуся нудисту, поймала себя на том, что краснеет, и поспешила изучить черты лица того, а не то, что змеем не было прикрыто. И ей на какой-то миг показалось, что с Карты на неё насмешливо смотрит обладатель немецкого прононса и трёх изумительных собак. Что-то было такое в волевых твёрдых чертах «повелителя змей» - и Нордийца.

Уна явно не собиралась так просто расставаться с Картой, поднося то ближе к лицу, то рассматривая с расстояния вытянутой руки. Причмокивала, качала головой и вздыхала:

- И почему такие красавчики в жизни не встречаются?

- Потому что ходить с голым задом в нашем климате чревато не только простудой, - съехидничала Марисса, всякий раз удивляясь: как это Андрей, законный (и горячо любимый) муж Уны так спокойно относится к ещё одной страсти своей супруги?! Ведь к своему списку «лябовей» на букву «К» - кофе и картам Таро, - та всегда добавляла ещё один пункт: «красивые красавчики»! И только в самом конце фигурировало: «И, КАнечно, муж!». Именно в такой последовательности, и никак иначе.

- А я бы его согрела, - с придыханием сообщила Уна, не без некоторого труда положив Карту в рядок к открытым. Потом подалась к подруге и, понизив голос, сказала: - Если в этой колоде хотя бы через одного – такие мачо, я тебя буду поить кофе месяц бесплатно.

- Ловлю на слове! – тут же оживилась Марисса, выкладывая три картонки в один вертикальный ряд, стараясь, впрочем, касаться только самых краёв.

И чтобы не тянуть резину, вытряхнула всю остальную колоду на стол, начав поспешно, поддевая той самой барной ложкой, переворачивать. С каждой новой картой лицо Уны вытягивалось, потом стало слегка разочарованным.

Во-первых, Карт оказалось гораздо меньше, чем в классической колоде Таро – всего-то пятнадцать, из них две – без персонажей. Во-вторых, больше раздетых по самое не могу красавчиков там не попалось. Мужских фигур хватало: закованный в броню мрачный рыцарь, за плечом которого маячил лев-призрак, флейтист, весь в чёрном и с недобро светящимися из-под шляпы глазами (в ногах крутилось несколько крыс-переростков). Ещё был некий явно незрячий персонаж, опирающийся одной рукой на посох (весь собранный из позвонков и фаланг), а другую – положив на голову какой-то твари с телом льва, скорпионьим хвостом и круглой мордой, напоминающей гротескное человеческое лицо. Можно ли было отнести к мужской особи откровенно монструазного гуманоида, при некотором напряжении относящегося к отряду кошачьих, засомневались обе подруги, даже немножко поспорили. Кстати, среди всего прочего карточного народонаселения зверь выглядел самым безобидным, даже трогательным: в сложенных пригоршней передних лапах, он держал орхидею. Правда, чёрную и сочащуюся чем-то красным.

Остальные Карты Уна и вовсе забраковала, как «неуёмный полёт чьей-то либидозно-нездоровой фантазии». Героями тех женщины, тоже весьма своеобразные: от девушки в струящихся одеждах, зато с крыльями из лезвий, до мрачной особы, которая наполовину стянула с лица рогатую личину и рыдала кровавыми слезами.

И у всех персонажей были компаньоны-существа, лишь с первого взгляда напоминающие представителей животного царства.

- Какие-то неправильные пчёлы, - проворчала Уна, повертев в руках и отложив Карту с персонажами-близнецами, тоже сплошь в железе, обрамлёнными, как в рамочку, тварюшками, похожими то ли на горностаев, то ли ласок. – Это не Таро, а какой-то Оракул, да ещё и неполноценный! Фиг тебе, чернявая, а не бесплатный кофе! – И убрала коробку с маффинами в холодильник, громко хлопнув дверцей.

- Я-то в чём виновата?! – запротестовала Марисса. – Не я же их рисовала!

- Ты их притащила, Масяня! – безапелляционно откликнулась Уна, собирая все кофейные принадлежности и относя к раковине.

- И сразу Масяня! – всплеснула руками Марисса, с тоской провожая пустые чашки и банку с зёрнами. Но Уна уже демонстративно включила воду и чем-то громыхала и звенела.

Брюнетка повздыхала, с укором посмотрела на Карты, которые она, по своей привычке всё упорядочивать, выложила в три ряда по пять. Только в третьем – две Карты лежали чуть в стороне. Это были так называемые, по словам Уны, «чистые Карты» - просто бонус от художника, вместо действительно пустышек[15]. Эти пустыми были только условно: на одной был негативный контурный рисунок Анубиса, белым по чёрному. А пятнадцатая – и вовсе сплошь чёрная, поблескивающая мелкими «авантюриновыми» блёстками при наклоне. И понимай их как знаешь!

- Вы даже не Оракул, - пробормотала Марисса, хотя Уна, бушующая у раковины её бы и не расслышала. – Вы – Карты Демонов…

И словно что-то кольнуло – не в сердце, а в какие-то совершенно экзистенциальные внутренности: угадала. Неожиданно девушка уловила общую для всех карт с персонажами черту – они все смотрели «в кадр», очень прямо, с той самой иллюзией неотрывного взгляда. И у всех глаза были светлые, всех оттенков голубого.

Марисса ощутила подкатывающий безотчётный страх, а в след за ним – запах, пока ещё совсем слабый, призрак запаха. В ушах на секунду зазвенело, а потом зазвучало эхо бесплотных голосов. Девушка оцепенела, несколько секунд, не мигая, глядела на выложенные в три ряда Карты. Словно неудачный пасьянс, который они с Уной так и не смогли полностью выложить и уж тем более – закончить.

Чудилось: тринадцать пар нарисованных глаз смотрят на неё, какие строго или насторожённо, какие – насмешливо или даже с вызовом. Даже из глубин «слепой», чёрной карты ей ощущался взгляд – почти физически осязаемый. Словно слепой пытался пальцами ощупать её, повторить контур лица и тела, но пока не мог даже дотянуться.

Страх стал ощущаться ледяным комком в животе, а запах – так и норовил обрести ясное, слишком ясное звучание, желая, чтобы Марисса его опознала и назвала.

Девушка, себя не помня, суетливо, как попало, собрала карты в стопку и чуть не кинула внутрь шкатулки. Вновь дрожащими пальцами не с первой попытки задвинула крышку, пока не услышав лёгкий щелчок. Шепотки за гранью физического слуха и чувство взгляда тут же развеялось. А вот запах – стал перебивать ароматы кофе, выпечки, геля для душа, средства для мытья посуды. И ледяной комок внутри только разросся, питаемый переживаниями вечера – и теми, стародавними воспоминаниями.

Марисса понимала, что уже не сможет отмахиваться от этого, а посиделки с Уной так и не смогли окончательно смягчить и уж тем более – стереть запоздалый ужас от стычки с гопниками. Просто страх притаился, выждал, когда девушка потеряет бдительность – и атаковал со всей силой старого кошмара, напитавшегося временно оглушёнными эмоциями.

Поэтому когда Уна завершила перемывать посуду и отвернулась от раковины, то от неожиданности выругалась так, что даже Йося с холодильника отозвался. Она уже очень давно не видела Мариссу вот в этой позе: забравшейся с ногами на стул, обхватив руками колени. С остановившимся взглядом широко открытых, черным-чёрных глаз, смотрящих – и видящих явно не уютную кухню и её хозяйку. Можно было плясать канкан, бить посуду или колотить половником в кастрюлю – Марисса даже не шелохнётся. Пока её саму не отомкнёт, и она не зайдётся страшным захлёбывающимся криком, заново переживая события десятилетней давности .

Уна вздохнула, ненадолго тяжело привалившись к краю мойки. С того случая действительно прошло десять лет. С Мариссы в первые же дни после пожара были сняты все обвинения. Но пережитое – оставило в памяти и психике неизгладимый след, как от настоящего ожога. Приступы у неё случались всё реже и реже, хотя курсы антидепрессантов психиатр назначал регулярно.

Уна прекрасно знала, что никакие таблетки не помогают подруге, если она уже впала вот в такое оцепенение, сидя с ногами на стуле. Только инъекции и капельницы, но не тащить же Мариссу в больницу и доказывать унылым и усталым врачам, какие той требуются препараты?

Поэтому Уна, снова тяжело вздохнув, полезла в мини-бар. Решение, как помочь подруге, ей подсказал муж, насмотревшийся разок на приступ брюнетки - и то, как жутко она из него выходит. Отслуживший недолгую, но памятную службу в «горячей точке», Андрей знал только один способ выведения из ступора, если под рукой не было врачей. Вот Уна и взяла его на вооружение, зная, что сама Марисса, яростная противница алкоголя, на такое никогда бы не согласилась.

Блондинка извлекла из бара пузатую бутыль с тёмно-янтарным содержимым. Прикинув стадию, в которой могла уже находиться Марисса, смело взяла стакан и наполнила почти на половину. Потом по телефону звякнула мужу, чтобы тот закрывал магазин пораньше и поднялся наверх. Когда Андрей, ворча, появился на пороге кухни, Уна уже уговаривала подругу разжать зубы и сделать «глоточек чаёчка». Мужчина, быстро разглядев бутылку с «Арцахом»[16] на краю мойки, только крякнул:

- Хороши у вас посиделки! – Потом, понаблюдав за попытками Уны влить в Мариссу «чаёк», вздохнул: - Ох, девки, что ж я с вами связался? – И решительно, хоть и мягко отобрал у супруги стакан. Опрокинул Мариссу себе на плечо, надавил на точки в уголках челюсти и аккуратно влил в приоткрывшийся рот девушки почти всю порцию алкоголя. Снова крякнул, когда брюнетка единым махом всё проглотила, словно обычную воду. Дождавшись тихого, почти удивлённого всхлипа, Андрей сразу ощутил, как обмякло тело Мариссы, до этого напоминавшее деревянный манекен-макивару[17].

Уна жестами показала ему, как поудобнее взять мгновенно заснувшую гостью, куда нести и как уложить на диван. Муж своей жены, Андрей не возражал и не возмущался. Историю Мариссы он знал, как и то, что некоторые воспоминания не покидают людей никогда.

Уна подоткнула подруге одеяло, включила маленький ночник-проектор на тумбочке возле дивана. Спохватившись, положила рядом шкатулку с «неправильной» колодой и на цыпочках вышла из комнаты, легонько толкая в спину мужа перед собой. Тот и не собирался оставаться, в отличие от Йоси и Жирафика, прошмыгнувших мимо хозяев в гостевую комнату. Коты легли с двух сторон беспробудно спящей Мариссы, и Уна не стала шикать и пытаться выманить их, как и плотно закрывать дверь.

Только когда супруги вышли в коридор и уже там, шёпотом стали выяснять, что тут опять происходит, коты дружно посмотрели на шкатулку. Йося бесшумно зашипел, оскалив пасть до ушей. Жирафик покровительственно положил длинную лапу поверх одеяла на груди Мариссы, гулко и значимо муркнув.

Девушка ничего этого не слышала и не ощущала. Она провалилась в тёмный сон, без ясных образов и сюжета. Но в котором призраком кружил запах шиповника, раздавленных ягод – и гари…

[1] Aukhtung! Erfassen!!! (немец.,) – Ахтунг! Взять! – здесь: Ахтунг – имя собаки

[2]Schatz! Stime! (немец.,) – Сокровище! Голос! – здесь: Шатц – так же имя собаки

[3] Венгерский комондор( венгерская овчарка) – порода пастушьих собак, которая действительно впечатляет при первой встрече: шерсть у них представляет бесчисленные длинные колтуны, которые служат собакам надёжной защитой и от волков, и от людей с палками.

[4]Geist (немец.,) – букв., «призрак». Здесь Гайст – снова имя собаки. Folge ihr (нем..) – (cледуйте) за ней, т.е. Ахтунгу и Гайсту приказано присоединиться к Шатце в преследовании

[5] Geht es Fraulein gut? (нем.,) – Фройляйн в порядке? ( с лёгкой ироничной окраской в обращении)

[6]Komm zu mir! (нем.,) – Ко мне!

[7] «Собака Сталина» - чёрный русский терьер, крупные и очень серьёзные звери. Все три пса вообще отличаются могучими статями и солидным весом: мастино наполетано (представлен Ахтунгом) – максимум в холке 75 см, вес до 68 кг; комондор – в холке до 90 см, вес до 61(Шатце хоть и сука, но всё равно увесистая). Чёрный терьер (Гайст) – до 75 см, вес до 65кг

[8]Geist! Beweg dich! Schnell (нем.,) – Дух, пошевеливайся! Быстро!

[9]Schatz, zuruck! (нем.,) – Шатц, назад!

[10]Bitte(нем.,) – пожалуйста, не за что

[11] Пуровер – метод заваривания кофе через воронку с фильтром, путём неспешного пролива смолотых зерён горячей водой. Такой неспешный, «длинный» способ приготовления позволяет насладиться более тонким вкусом и изысканным ароматом, хотя и требует некоторого терпения и ожидания. Воронка устанавливается на сервер – прозрачный сервировочный чайник из термостойкого стекла. Предназначен специально для пуровера, хотя и для заваривания чая подходит

[12] Классически на карте Шута изображён юноша, беспечно шагающий в бездну. Рядом изображают собачку, которая всеми силами пытается остановить наивного дурачка.

[13] Дрип – упрощённая версия заваривания кофе через воронку: молотый кофе упакован в специальный бумажный пакетик с «ушками», который надевается на края чашки и, как и в пуровере, несколько раз проливается горячей водой.

[14] В порядке появления, следующим за Шутом (нулевая карта) идёт Карта Мага(1), затем Верховная Жрица(2), Императрица(3), Император(4), Иерофант (или Верховный Жрец)(5) и т.д.

[15] Имеется в виду, что часто в колодах Таро к основным 78 картам добавлены ещё две – «пустышки». Связано это с особенностью вырубки карт из листа картона. Чтобы не оставлять такие карты пустыми, на них часто либо печатается какая-то реклама издательства; либо в последнее время на них изображают «оракулы» или «джокеры». Среди тарологов до сих ведутся бурные споры – использовать ли такие «пустышки»-«оракулы» в колоде или откладывать как сувенир.

[16] «Арцхах» - тутовая водка, напиток крепостью до 75 градусов, по цвету может напоминать коньяк, хотя бывает и прозрачным

[17] Макивара – подушка или манекен для отработки ударов. У особо «упоротых» практикующих каратэ – такие манекены деревянные