Весна 1972 года пахла по-особенному. Не просто талым снегом, прогретой землёй и свежей краской на скамейках нашего стадиона. Она пахла новой жизнью, будущим, которое я, Иван Петрович, человек из далёких 2020-х, мог теперь строить своими руками. Здесь, в этом светлом, добром СССР, где всё казалось таким настоящим, таким живым, я чувствовал себя на своём месте, несмотря на чужеродность моего сознания.
Утро ранней весны. Воздух ещё прохладный, но уже пахнет влажной землёй и свежескошенной травой. Стадион после зимнего ремонта сияет новизной: деревянные трибуны покрыты свежей краской, перила пахнут смолой, а на фасаде ДЮСШ красуется обновлённая эмблема команды — красная звезда с мячом в центре. Рабочие в телогрейках заканчивают перекладку дерна на поле, Фёдор, пожилой мужик с прокуренными усами, ворчит:
— Делай, не делай, опять все затопчут!
Я иду вдоль кромки поля, глубоко вдыхая утренний воздух. В голове — смесь радости и тревоги: прошлогодний результат в первом сезоне вдохновляет, но я знаю, как легко всё может развалиться. Поправляю потёртую куртку «Большевичка» и думаю о том, что сегодня нужно задать тон на весь сезон. Вдалеке слышно, как по громкоговорителю объявляют о начале смены на заводе, а над стадионом вьются первые весенние птицы, будто предвещая новый старт. Останавливаюсь у ворот, провожу рукой по свежесваренной металлической перекладине и думаю: «Год назад тут была рухлядь. А теперь… теперь мы на пороге чего-то большего. Только бы не оступиться».
У входа на стадион стоит квасная бочка, вокруг которой крутятся пацаны с копейками в кулаках. Из соседнего двора доносится стук молотков — кто-то чинит забор перед субботником. На афишной тумбе — объявление о сборе макулатуры и лозунг «Спорт — здоровье нации!» В воздухе витает запах угля от заводских труб, а на обочине стоит старый грузовик ГАЗ-51, из которого рабочие выгружают доски для ремонта трибун. Над всем этим парит мелодия «Утро красит нежным светом…», доносящаяся из репродуктора на столбе. Я сдерживаю радость, но внутренний зарок звучит в голове ясно: «Не дать всему развалиться. Этот сезон — мой шанс для команды и для Вани. Если я не справлюсь, то всё, что я построил, рухнет. А этого я не допущу, даже если придётся спать на этом поле».
Сижу в кабинете товарища Ковалёва, начальника завода и куратора нашей футбольной команды «Звёздочка». Кабинет не узнать: стены свежевыкрашены в светло-охровый цвет, новый письменный стол пахнет лаком, а на стене под портретом Брежнева красуется лозунг, набранный типографским шрифтом: «СПОРТ — СИЛА СОЦИАЛИЗМА! ТРУД И ДВИЖЕНИЕ — ЗАЛОГ ЗДОРОВЬЯ НАЦИИ!» В моём прошлом, в 2020-х, такие плакаты вызывали бы лишь ироничную улыбку, но здесь, в 1972-м, они звучат искренне, мощно, как призыв к действию. Стена увешана грамотами, вымпелами и фотографиями — наша «Звёздочка» снова в почёте. Завод снова любит свою команду, холит её и лелеет.
Я ёрзаю на новом жестяном стуле, холодная поверхность непривычно покалывает даже через брюки. Напротив, за столом, восседает Ковалёв, заметно посвежевший, будто сбросивший пару лет. Рядом сидит Григорьич, мой бывший начальник, а ныне почётный пенсионер и неофициальный советник. Его лицо, как всегда, сурово, но в уголках губ прячется одобрительная ухмылка.
— Ну что, Иван Петрович, — начинает Ковалёв, раскладывая перед собой папку с документами, — отчётный год мы с вами завершили более чем успешно. Заводская многотиражка, да что там многотиражка — областная газета писала о нашем возрождении! Уважение к «Звёздочке» вернулось. Но, как говорится, нет предела совершенству.
Он делает драматическую паузу, доставая из папки официальный бланк с гербом и печатями. Я невольно напрягаюсь, предчувствуя что-то важное.
— Вышестоящая спортивная организация, по ходатайству завкома и дирекции завода, приняла решение, — продолжает он, глядя мне прямо в глаза. — С нового сезона наша команда «Звёздочка» включается в соревнования второй лиги чемпионата СССР по футболу.
Тишина в кабинете становится почти осязаемой. Лишь гул завода за окном нарушает её. Вторая лига. Это уже не районные или городские игры, это всесоюзный уровень. Пусть и низший эшелон, но это настоящая футбольная страна: профессиональные клубы, долгие переезды, жёсткая конкуренция. Мой разум из будущего тут же начинает просчитывать все риски и возможности. Это шанс, о котором я мечтал, но и груз ответственности, который может раздавить.
Григорьич хмыкает первым, нарушая молчание.
— Вторую лигу кормят ногами, Ковалёв, — ворчливо говорит он, потирая подбородок. — Там бегать надо, а не языком чесать. Наши пацаны готовы к такому марафону? Тридцать две игры, поездки через полстраны… Где там, они ж у станка половину жизни провели!
— Готовы не готовы, а решение принято, — отрезает Ковалёв, но в его голосе нет привычной сухости. В глазах горит азарт, почти мальчишеский. — И не только решение о включении. Принято решение о финансировании. С первого апреля все игроки основного состава официально переводятся на должности инструкторов физкультуры при заводском спортклубе. Освобождаются от работы у станка. График — плавающий. Основная задача — тренировочный процесс и выступление за команду. Зарплата — ставка инженера-технолога третьего разряда плюс премиальные за результат.
Он замолкает, давая нам переварить услышанное. Григорьич присвистывает, удивлённо поднимая брови. Для меня же это крошечный, но такой важный шаг к профессионализму.
— И это ещё не всё, — Ковалёв встаёт и подходит к окну, жестом подзывая меня. — Иван Петрович, взгляните.
Я поднимаюсь и подхожу к окну. Вид со второго этажа заводоуправления заставляет моё сердце ёкнуть. Наш скромный стадион «Звёздочка» преобразился до неузнаваемости. Вместо покосившихся деревянных лавок теперь стоят аккуратные дощатые трибуны, явно рассчитанные на несколько тысяч зрителей. По периметру поля — свежевыбеленные линии разметки, в центре — новенькие ворота с натянутой сеткой. Даже флагштоки на углах поля покрашены в ярко-оранжевый цвет, будто кричащий о новом начале.
— Поставили новые скамейки запасных, ограждение от зрителей, — с гордостью комментирует Ковалёв. — Склад спортинвентаря пополнили. Десять новых кожаных мячей «Динамо». Два комплекта формы: домашняя — красные футболки со звездой на груди, белые трусы, и выездная — вся в синем. Всем игрокам — бутсы «Шторм» и гетры. В раздевалке сделали ремонт, провели тёплый душ.
Я молчу, не в силах оторвать взгляд от этого чуда. Год назад мы чинили бутсы проволокой, гоняли полуспущенный мяч и мечтали хотя бы о нормальном поле. А теперь… Теперь это реальность. Моя реальность, которую я сам выстроил, шаг за шагом.
— Товарищ Ковалёв… я… не знаю, что сказать, — наконец выдавливаю я, чувствуя, как голос дрожит от эмоций.
— Сказать надо «спасибо» партии и правительству, которые заботятся о физическом здоровье трудящихся, — с лёгкой, почти незаметной иронией отвечает он, похлопывая меня по плечу. — Но по факту — да, грандиозно. Теперь, Иван Петрович, вся ответственность ложится на вас. Григорьич уходит на заслуженный отдых. Приказ о вашем назначении на должность главного тренера футбольной команды «Звёздочка» я уже подписал. Теперь всё официально.
Он протягивает мне тот самый бланк с печатями. Я беру его, и листок кажется невероятно тяжёлым. Главный тренер. В прошлой жизни я не мог управиться даже с самим собой, а теперь мне вверяют судьбы парней и надежды всего завода. Моя рука слегка дрожит, но я быстро беру себя в руки.
Григорьич тяжело поднимается со стула и протягивает мне руку.
— Ну, Иваныч, поздравляю, — говорит он с хрипотцой. — Теперь ты главный по табло официально. Не подкачай. А я… я поболею за вас с трибуны, как простой зритель. Советы, если что, дам. Только не забывай, что пацаны у нас горячие. Саньку Волкова с Батей усмиряй, а то с деньгами и без станков, в башку ударит, начнут нос задирать. Вторая лига такого не прощает.
Мы обмениваемся крепким рукопожатием. В его глазах читается усталость, но и облегчение. Он передаёт мне эстафету, и я чувствую, как на плечи ложится новый, непривычный груз.
— Спасибо, Григорьич, — искренне говорю я. — Без вас я бы не справился в прошлом сезоне.
— Да ладно тебе, — отмахивается он, пряча улыбку. — Ты всё сделал сам. Я только мешал поначалу. Теперь твой звёздный час.
— Иван Петрович, ещё одно, — добавляет Ковалёв, уже у двери. — Завод выделил новый автобус для выездов. Не подведите с результатами, а то профком начнёт ворчать, что зря тратимся.
— Понимаю, товарищ Ковалёв, — отвечаю я. — Мы выложимся на все сто. Новый автобус — это уже половина успеха, доедем до соперников и порвём их!
— Порвёте, говорите? — усмехается он. — Ну, посмотрим. Главное, сами не порвитесь. Вторая лига — это вам не заводской двор.
Мы выходим из кабинета Ковалёва. Воздух цеха, пахнущий машинным маслом, металлом и пылью, ударяет в ноздри после стерильной чистоты кабинета. Но сегодня этот запах кажется мне ароматом грядущей победы. Я иду по коридору, слыша, как за спиной гудят станки, как переговариваются рабочие. Запах машинного масла витает в воздухе, на стенах коридора — доска почёта с фотографиями передовиков производства, лозунги «Пятилетку в четыре года!» и «Труд — дело чести!». Из открытого окна доносится гудок заводской сирены, а в углу стоит старый деревянный шкаф с облупившейся краской, полный папок с отчётами. Этот завод — сердце нашего городка, а «Звёздочка» — его душа. И я сделаю всё, чтобы эта душа сияла.
В тот же день в небольшом зале ДЮСШ собирается вся команда. Пахнет деревом и нафталином. На сцене — новенький транспарант «Пятилетку в четыре года!», на стене — портрет Ленина. Команда в полном составе: Колобок сидит в первом ряду, скрестив руки, Женя молча теребит шнурок на ботинке, Санька шепчется с Максом, посмеиваясь. Ваня Соколов нервно теребит край рубашки — его начали дразнить «любимчиком», видимо из-за того что я провожу с ним индивидуальные тренировки и хожу в гости к нашим родителям на чаепития. В зале гудит старый вентилятор, на подоконнике — горшок с геранью, в углу стоит стопка газет «Правда» для макулатуры. В зал входит товарищ Ковалёв, в строгом костюме с галстуком. Его тяжёлый взгляд скользит по мне, голос звучит бодро:
— Товарищи! Завод выделяет средства на сезон. Смены для игроков сокращаем, премии за очки вводим. Но цель ясна — первая пятёрка второй лиги! Не подведите завод, не подведите меня!
Команда переглядывается, кто-то кивает, кто-то хмыкает. Я чувствую, как на плечи ложится груз ответственности. После Ковалёва слово беру я сам, стараясь звучать уверенно:
— Играем 4-3-3. Это значит, четыре защитника, три в полузащите, три в атаке. Всё как и в прошлом сезоне. Высокий прессинг — давим соперника на их половине. Акцент: поперечный пас между крайними полузащитниками, или пас на опорного полузащитника спиной к нашим воротам. Макс, ты — «шестёрка», страхующий опорник, первый пас — твой.
Колобок кивает, но Батя хмурится:
— А не загонимся с этим вашим прессингом?
Я улыбаюсь, стараясь разрядить напряжение:
— Загонимся — будем пить квас от Тёти Зины. Она уже бочку прикатила.
Команда смеётся, напряжение спадает, но Батя всё равно качает головой:
— Иван Петрович, а если этот ваш прессинг не сработает? Мы ж не «Спартак» московский!
— Сработает, Егор, — отвечаю я твёрдо. — Главное — бегать не только ногами, но и головой. А «Спартак» мы ещё обгоним, вот увидишь!
Санька, сидящий сзади, хмыкает с усмешкой:
— Только если они сами не разбегутся от смеха, глядя на нас!
Смех снова прокатывается по залу, но я вижу, что не все разделяют энтузиазм. Тревога за возможный раскол в команде гложет меня, но я не подаю виду. Уверенность в тактике есть, но давление Ковалёва и первые признаки недоверия от некоторых игроков заставляют сердце сжиматься.
На следующий день я стою на поле нашего обновлённого стадиона. Первая официальная тренировка в новом статусе. День выдался по-настоящему весенним: тёплым, солнечным, с лёгким ветерком, который доносит запахи свежей травы. Лучи солнца играют на свежевыкрашенных скамейках, а воздух над полем дрожит от марева. Под ногами мягко пружинит газон, ещё влажный от утренней росы. В центре круга лежит стопка новеньких, пахнущих кожей мячей. Я закрываю глаза на секунду, вбирая в себя этот момент. Тишина вокруг кажется почти священной.
Но вот тишину нарушают голоса. Первыми появляются Колобок и Женя Морозов. Виктор Семёнов, наш капитан, увидев мячи, издаёт звук, средний между мычанием и возгласом восторга.
— Иваныч! Да ты посмотри! Красота-то какая! — Он подбегает к мячам, словно ребёнок, и начинает перебирать их руками, будто не веря своим глазам. — Настоящие! «Динамовские»! Не то что наши старые лохмотья!
Женя, как всегда сдержанный, лишь молча улыбается, но его глаза по-детски загораются. Он проводит пальцами по шву одного из мячей, словно проверяя, не мираж ли это.
— Какие… лёгкие… — шепчет он, и я вижу, как его лицо озаряет редкая, но искренняя улыбка.
Постепенно подтягиваются остальные. Димка Ларин и Олежа Матвеев, увидев новую форму, разложенную на скамейке, ахают хором. Они хватают красные футболки с вышитой белой эмблемой завода и примеряют их поверх своих маек, крутятся друг перед другом, будто на показе мод.
— Как в «Спартаке»! — ликует Олежа, размахивая руками. — Ну, Иваныч, теперь мы точно чемпионы!
— Чемпионы, говоришь? — поддеваю я, скрестив руки на груди. — А ты сперва пробеги три круга без одышки, чемпион.
Ребята смеются, а Димка, застенчиво улыбнувшись, поправляет футболку.
— А что, тренер, я пробегу! — говорит он тихо, но с решимостью. — Теперь всё по-серьёзному.
Появляется Санька Волков. Он не бежит, как остальные, а идёт с характерной для него развязной походкой, руки в карманах тренировочных брюк. Его взгляд лениво скользит по новым воротам, трибунам, мячам.
— Нормуль, — бурчит он, но я замечаю, как он украдкой проводит рукой по новой сетке ворот, будто проверяя её на прочность. — Теперь бы ещё девочек из группы поддержки, как у американцев, и вообще красота.
— Тебе бы, Волков, не девочек, а головой работать на поле, — раздаётся сзади голос Макса Титова. Наш опорник подходит, сурово окидывает взглядом всё хозяйство и кивает мне. — Здорово, тренер. Размах чувствуется. Только вот Санька прав, без баб на трибунах скучновато.
— А тебе, Макс, лишь бы языком молоть, — вмешивается Батя, Егор Сидоров, подходя к нам с ухмылкой. — Ты лучше подумай, как в подкатах не сломать кого. А то вторая лига — это тебе не дворовые разборки.
— Да ладно, Батя, не учи учёного, — отмахивается Макс, но в его голосе сквозит раздражение. Я замечаю, как между ними пробегает искра напряжения.
Последним приходит Иван Соколов. Мой юный я. Он идёт, как обычно, немного ссутулившись, но, увидев поле, выпрямляется. Его глаза, широко распахнутые, смотрят на всё с таким благоговением, что у меня сжимается сердце. Для него это не просто улучшение условий. Это мечта, которая стала реальностью. Я ловлю себя на мысли, что ради этого взгляда готов горы свернуть. Ради того, чтобы он, мой молодой я, прожил другую, счастливую жизнь.
— Ну что, орлы, — обращаюсь я ко всем, собравшимся в круг. Мой голос звучит твёрдо, но внутри всё дрожит от волнения. — Видите? Мечты сбываются. Но это не подарок. Это аванс. Аванс, который мы должны отработать. С сегодняшнего дня мы — не заводская команда, которая играет в свободное от работы время. Мы — футболисты второй лиги чемпионата СССР. Наша работа — тренироваться и побеждать. Наша цель — к концу сезона быть в первой пятёрке турнирной таблицы. Это наш пропуск в первую лигу. Работа предстоит тяжёлая. Кто мы?
— Звёздочка! — гремит дружное, чуть сдавленное от волнения эхо.
— А что «Звездочка» обязана?!
— Побеждать и сиять!
Тренировка начинается. Я вижу, как горят у них глаза. Колобок, обычно неповоротливый, летает на подкатах. Димка Ларин выкладывается в спринтерских рывках, его худощавые ноги мелькают, как спицы в колесе. Даже вечно ёрзающий Санька сосредоточенно отрабатывает удары по воротам, хмуро кивая на мои замечания. Женя Морозов парит в воротах, отбивая один мяч за другим, и в его обычно спокойных глазах читается настоящий боевой огонь. Они бегут, передают, бьют — и смеются. Смеются от настоящей, неподдельной радости. Солнце припекает спины, новые бутсы уверенно впиваются в грунт, а мячи послушно летят туда, куда нужно. В этот момент всё идеально. Мы не просто команда. Мы семья, которой выпал невероятный шанс.
— Лёня, выше локоть при ударе! — кричу я Смирнову, который мощно бьёт по воротам, но мяч уходит чуть выше перекладины. — Ты ж не в хоккей играешь, целься точнее!
— Да понял, тренер! — отзывается он, вытирая пот со лба. — Сейчас засажу, как обычно!
— Вот-вот, засаживай, только не в трибуны! — подначивает его Колобок, и ребята снова смеются, даже Лёня, обычно серьёзный, ухмыляется.
Я хожу вдоль поля, подмечая каждую мелочь. Николай Белов, наш левый защитник, слишком импульсивно бросается в отбор, оставляя зону открытой. Анатолий Гришин, правый защитник, как всегда, фолит, сбивая Олежу Матвеева на подкате.
— Толя, ты что, на мясокомбинат устроился? — кричу я, подходя ближе. — Играй чисто, а то в лиге тебе за такое красную покажут в два счёта!
— Да я аккуратно, Иваныч, — ворчит он, поднимая руки, но в его взгляде читается упрямство. Ещё один, кто не особо горит желанием слушать мои новшества. Надо будет с ним поговорить отдельно.
— Коля, держи фланг, не бросай зону! В лиге за такое сразу накажут голом! — добавляю я, видя, как Белов снова уходит вперёд.
— Да понял я, Иваныч! Просто привыкнуть надо, мы ж раньше так не играли! — отзывается он.
— Привыкай быстрее, Коля. У нас неделя до «Динамо», а они не будут ждать, пока ты привыкнешь, — отрезаю я, чувствуя, как тревога за подготовку сжимает грудь.
Запасные Владислав Егоров, Роман Зайцев и Артем Кузнецов отрабатывают треугольник, потом играют как говорят в нашем времени в «американку».
Тренировка продолжается. Я даю задания на отработку схемы 4-3-3, внедряю элементы высокого прессинга, которые для ребят пока в новинку. Они пыхтят, потеют, но стараются. Даже Макс Титов, который вечно ворчит на мои «заморские штучки», сегодня молча выполняет указания, хотя и бросает на меня косые взгляды.
— Иваныч, а чего это мы всё бегаем, как лошади? — наконец не выдерживает Санька Волков, останавливаясь посреди поля и упирая руки в бока. — Может, лучше удары отработаем? Я ж нападающий, а не марафонец!
— Санька, ты у меня сейчас марафонцем станешь, если ещё раз рот откроешь без команды, — отрезаю я, но смягчаю тон. — Прессинг — это основа. Если не будешь бегать, мяч у тебя отберут в первой же игре. Хочешь на скамейке сидеть?
Он хмыкает, но молчит, возвращаясь к упражнению. Однако я вижу, как Батя, стоящий рядом, подмигивает ему, будто поддерживая. Ещё один тревожный звоночек.